В моей машине сзади было только одно сиденье, второму пассажиру приходилось прыгать задницей на стальном багажном ящике.
- Уже менялись - без толку.
Вот так всегда - чего-нибудь да не хватает человеку. Выспался - так жрать просит. Наелся - зрелищ ему подавай. Сплошная диалектика.
Высадил я их. А метров через пятьдесят дорога опять хорошей стала. Пилипюк притормозил, чтобы ребят дождаться. Улыбается, хитрый хохол.
- Проучим салажат, Лексей Митрич?
- Обязательно проучим, - согласился я. - Это наш долг. Как старших товарищей.
- Швыдче, хлопчики, швыдче! - заорал Пилипюк. - Мабудь, не старшина полковник вас дожидается!
Хлопчики наддали; как кони забухали берцами по бетону. Поравнялись с машиной, изготовились в нее заброситься на малом ходу. Не вышло - Пилипюк газанул - только нас и видели.
- Это они тебя с лестницы столкнули?
- Кто знает? Из той железяки не видать ни хрена.
В Зоне я прошелся с начальником по территории, заглянул в бараки, на будущий завод, в пищеблок.
Всем остался много доволен. Заключенных, как я и рекомендовал, рассортировали. Рецидивисты с малолетками и бытовиками не общались, опыт свой не передавали, к образу жизни и психологии своей не приобщали. Завод уже под крышей обосновался, шло формирование цехов и бригад. Новые бараки были почти готовы к заселению, в старых начальник собирался устроить склады материалов и готовой продукции.
- На обратном пути я вам продовольствие заброшу, в кредит.
- Этим не отделаетесь, полковник. Мы вам списочек подготовили...
- На двести позиций, небось?
- Что вы! Скромнее. На сто восемьдесят.
- Как обстановка?
- Пока спокойно. Ну, в первом бараке затаились, конечно, злобные. Но не выступают. Я так думаю, с воли знака ждут. А основной контингент, в общем, ваши условия принял. К тому же сами понимают, что в нормальном труде и отдыхе время быстрее идет.
- Отказники есть?
- Один голодает.
- Пошли посмотрим.
В "злобном" бараке лежал на койке здоровенный бугай. С круглой небритой мордой. Над ней - плакатик: "Провожу голодовку в знак протеста против произвола администрации колонии".
Мы подошли поближе.
- Давно постишься? - участливо спросил я.
- Семь дней, начальник. - Голос его был слаб и жалок.
- Какие претензии?
- Я в законе. Мне работать западло что в Зоне, что на воле.
- Ну, на воле - дело твое, а здесь только мой Закон действует. Все другие я отменил. Так что не надейся весь срок в койке проваляться.
- И ты не надейся. Сколько я без пищи протяну? - Он приподнялся на локтях, изобразил на лице муку. - Ты, начальник, всем справедливостью грозишься, а я?
- А что ты? Не хочешь жить - не надо. Это справедливо - не мешать тебе в твоем решении. Ты же знаешь мой принцип.
- Кто не работает...
- Нет, другой. Чем вас меньше, тем нам лучше. Надоели вы всем. Так что давай помирай скорее. - И обратился к начальнику колонии: - Он жрет как сивый мерин. Вы его изолируйте надежно, чтобы кореша не подкармливали, так он через три дня на лесоповале три нормы давать будет. Чтоб поскорее вес набрать.
С тем мы и вышли из барака.
- Он этот спектакль, я полагаю, затеял, потому что скоро его черед на пересмотр дела. Ему вышка грозит. По вашему, полковник, Закону.
- Пожизненных много набегает?
- Хватает. Но если дело пойдет, как задумано, их содержание вполне рентабельным будет. Правда, некоторые пожизненные требуют замены наказания расстрелом.
Я пожал плечами:
- Расстреляйте.
- Вот в чем и вопрос. Нет у меня расстрельной команды. И взять негде.
- Как негде? Мы же вам направили сколько-то киллеров. Используйте их по назначению. Им-то какая разница, кого рас стреливать?
Начальник даже не улыбнулся.
Подобрав на обратной дороге наших хлопчиков, - они прекрасно отоспались на краю канавы, под рябиновым кустом - мы снова возглавили колонну и двинулись к главной цели.
В одном, еще живом, совхозе закупили хороший картофель.
Пилипюк каждый мешок развязал, все руками пощупал, глазом своим хохляцким хитрым оценил, проверил. Но мог бы и не проверять - поставщик (производитель) был кровно заинтересован в расширении долгосрочного с нами сотрудничества без посредников и потому картошечку отбирал для продажи как для себя. И заплатил я хорошую цену, наличными, чтобы, понятно, еще больше привязать к себе партнера. Когда мы распахнули дверцы одного из пикапов, набитого деньгами, директор совхоза, люди которого уже год не получали зарплату, едва не заплакал от радости. Добрая весть мгновенно разлетелась по дворам центральной усадьбы, и к картофелехранилищам ринулся сельский житель. Под его одобрительную реакцию директор с зоотехником забросили в кузов отборного кабанчика. Бесплатно. И мешок отборных же семечек. По лицу Пилипюка я понял, что "це дюже гарно" - какие ж вечерние посиделки в Замке без семечек.
В следующем хозяйстве - в колхозе (они покрепче совхозов устояли) мы взяли зерно, мясо, овощи. У попутных фермеров загрузились флягами с медом и парниковыми огурчиками. Чем опять же порадовали хозяев - поди-ка свези их на рынок. За место заплати, этому дай, рэкетменам отстегни - без штанов вернешься.
Завернули на птицефабрику, отоварились мясом отечественной птицы и яйцом диетическим I категории. Директор птицефабрики сказал, что его производство зависит от нашего потребления.
Отрадно.
Мы продолжили свой рейд по сельским окрестностям. Заночевали в небольшом придорожном селе. С утра сделали закупки. Собрали сельчан в заброшенном клубе, разъяснили свою политику. После торжественноинформационной части состоялся импровизированный концерт силами нашего отряда.
Всем понравилось. Когда поют солдаты, спокойно дети спят.
К вечеру следующего дня в бывшем колхозе-миллионере, не отказавшемся от коллективных принципов хозяйствования и даже от прежнего имени - вождя мирового пролетариата, устроили расширенное заседание, в котором приняли участие руководители хозяйств и фермерских ассоциаций тех, кого мы подхватывали на своем пути.
Я в работе заседания участия не принимал. Все эти вопросы о договорах, поставках, ценах, о строительстве на паритетных началах пунктов переработки продукции - не моя сфера. Каждый, повторяю, должен заниматься своим делом.
На окраине леса, под липками, где местные мужики традиционно собирались в те времена, когда ежемесячно получали зарплату, я провел инструктаж на тему: "Что такое современный рэкет и меры эффективной борьбы с ним".
Собрались в основном фермеры и механизаторы хозяйств, уже попавших под контроль местной мафии.
- Условно говоря, ребята, я делю рэкет на государственный, чиновничий и частный. От борьбы с чиновниками я вас освобождаю, беру ее на себя. С вашей стороны участие здесь минимальное - сообщить мне о конкретном факте вымогательства.
- Это как? - потребовал разъяснений один вредный дед.
- Это так. Положим, вашему хозяйству нужно заключить договор на поставку удобрений или там элитных семян - вам виднее. За все эти дела, за оформление и продвижение документов чиновник требует взятку. Вы сообщаете мне: такого-то числа, такой-то, за такую-то сумму. Вот и все. Неужели не сможете?
- А дальше?
- А дальше еще проще. Вы отказываетесь от своей заявки. Мои специалисты подсчитывают, какой убыток понесет ваше хозяйство в результате отказа от этой сделки, по итогам года. Вот эта сумма и будет инкриминирована чиновнику. Либо он выплачивает ее вам из своего кармана, либо (я не такой уж жестокий человек, как обо мне слагают легенды) поступает в распоряжение вашего хозяйства для использования на неквалифицированных работах, например на очистке скотных дворов от навоза. До тех пор, пока не компенсирует совхозу нанесенные по его вине убытки.
- А не пошлет ли он вас?
- Понял. Не хотите попробовать?
Рассмеялись, покосились на моих ребят, куривших возле машин.
- Теперь о бандюках. Посмотреть на вас - мужики вы здоровые. Но нерешительные. Это почему? Это потому, что бандюки в стае, а вы порознь. Ваньку грабят, а соседи ждут. Ждут, стало быть, своей очереди. Когда их грабить начнут.
Вредный дед открыл было рот, но понял, что сказать ему сейчас нечего.
- Скооперируйтесь, ребята, создайте свою группу самообороны. И не врите, что у вас нет оружия. Если я сейчас дам команду провести по вашим домам обыск на этот предмет...
Опять рассмеялись, опять переглянулись.
- Вы только не думайте, что я хочу переложить на вас свои обязанности. Нет, борьба с преступностью - дело милиции. Но без помощи общественности она не обречена на успех. Преступников много. Они очень плохие. И поэтому нам надо поскорее от них избавиться. - Я сделал паузу. - Вижу по вашим лицам, что вы со мной согласны.
- Я еще своего согласия не выражал, - отмежевался дед, - у меня сроду лицо такое. Я вот... - Не договорил, в бок получил от соседа.
- Значит, сценарий, ребята, предлагаю такой. При первом же наезде на одного из вас даете крутой отпор. Ждете ответных репрессий. С этого момента придется быть готовыми к действиям. Бдительность и внимание. Потому что репрессии не обязательно будут в виде попытки физической расправы. Поджог, угон скота, похищение ребенка и подобное. Причем в силу того что жертва одна, карателей будет не много. Всем миром расправляетесь с ними. Как угодно: вилами, ружьями, кулаками. Но очень доходчиво.
- Ага, - поймал меня дед, - а посля ты пришлешь своих орлов и они нам всем ввалят за самоуправство.
- Обещаю, что за эти действия, в какой бы форме они ни выражались, вы не будете привлекаться к ответственности. Потому что таких сволочей, которые силой присваивают себе результаты чужого труда, заработанное потом и кровью, я ненавижу и считаю, что их надо ликвидировать как класс! - Уроки истории опять получаются, на эксплуататоров Серый замахивается.
Тут дед не выдержал, вскочил и замахал руками.
- Ты чему нас учишь? Мы двоих-пятерых отметелим, а они посля всей кодлой навалятся.
- Молодец, дедуля, правильно понял.
Дед разом задрал худую бороденку, довольный, что такого ловкого Серого разоблачил.
- Именно это и нужно. Вы поймите, сколько надо людей, времени, сил, чтобы обычными оперативными мерами раскрыть эти банды? Да и всех ведь не соберешь, половина уйдет, рассосется. И в другом месте опять возьмется за свое подлое дело.
Дед растерялся. Видно, нить потерял. Я помог ему на рельсы встать.
- В этот момент, когда они соберутся в кодлу, мы их накроем...
- И что?
- А вот что. Которые живы останутся - рассортируем. Кого, по делам их, под расстрел, а кого в тюрьму, на тяжелые работы, за честный хлеб.
- И как же ты нагрянешь? - все пытал дотошный дед. - Как угадаешь?
- Каждая бригада самообороны получит рацию. Мой человек в городе будет сидеть на связи круглосуточно, примет ваш сигнал.
- Не, - пропел дед. Он, видно, тут в авторитете был. - Дело новое, опасное. Сперва разок попробовать надо.
- Попробуем. Как мужики?
Трудно им было принимать решение. Да ведь иного выхода нет.
- Надо выступать, - сказал один.
- Боязно, - честно признался другой.
- Боязно, - согласился третий. - Но это попервости. Пока рукава не закатаешь.
- Вон Сане Курочкину теперь не боязно, как дом спалили. И Чуркину тоже. Ему поросят потравили, голов сорок как косой снесло. Так он теперь им же и платит. - Это четвертый мужик сказал, гневом наливаясь.
- Хватит терпеть, мужики, - подытожил пятый. - Белые придут - грабют, красные, понимаешь, тоже...
- Ты на красных-то не дави, - поправил дед. - При них не было такого. Ладно, подписываемся, мужики. Вступаем, полковник, в твой колхоз. Когда нам рацию дашь?
- Я пришлю вам своего человека. Он возьмет над вами руководство, обучение. - Честно говоря, я подумал сейчас об участковом Хлопчике. Поможет организовать первый отпор. Для примера. И ружья ваши зарегистрирует. Закон теперь мой. А свой Закон нарушать никому не позволю. Ради вас же. Вопросы еще есть?
- Вопросы посля будут, - мудро заключил нашу беседу дед.
Тяжело груженные, выбрались на шоссе, взяли курс на воинскую часть. Шли опять тем же порядком. Переговаривались между собой и с городом. Там, по сообщениям, пока ничего угрожающего не наблюдалось.
Пилипюк был очень доволен результатами "набега" на деревни и села. Его хозяйственная душа не терпела отсутствия запаса, будь то патроны или шматок сала.
- Теперь куда бежим, Лексей Митрич? За каким делом? Що робить будем?
- Сволочь одну возьмем. Предателя.
- На хрена брать-то?
- Судить будем.
Тут он меня удивил: дернул очень знакомо плечом и фыркнул очень знакомо:
- Вот еще!
Ну, Лялька! Всех научила.
- А земеля мой, Сливко, мабуть, опять песни играет?
Я обернулся. Точно, поет Сливко - больно ему по душе танком командовать. А ребята сзади опять конспиративно дремлют. Или дрыхнут.
Я развернул карту, прикинул:
- Километров через десять поворот направо, там указатель должен быть, поселок Мирный.
- И далеко еще, от поворота?
- Пять верст всего. По дому соскучился?
- Де ж той дом? Далеко. - И опять начал мечтать, как жинку с хлопцами призовет. Чуть за мечтами поворот не проскочил.
Почти сразу от поворота начался Поселок, мы прошли его насквозь и в чистом поле увидели военный городок, добрались до железных ворот КПП.
- Ребята, - сказал я назад, - одно место надо освободить для задержанного.
- Я не сплю, товарищ полковник, - отозвались с закрытыми глазами.
- Я тоже, товарищи сержанты, - в тон им ответил.
Стали напротив КПП. Подождали Майора. Он подъехал с двумя ребятами на своем "уазике". Пошел с ними к проходной. Что-то сказал дневальному за мутным окошком. Было видно, как тот, переспросив, взялся за телефон.
Мы, покуривая, терпеливо ждали. А что спешить? Главное дело сделали. Сейчас этого хмыря заберем и домой поедем. К нашим любимым рыжим котам и красивым девушкам. По пути, конечно, бой будет. Но мы победим. Никто не сомневается. А хмырю будет полезно на себе испытать, каково под оружием, которым он сам бандюков снабжал. Нет, а правда - что он, не знал, против кого это оружие повернется? Что он себе думал: бандитская сволочь, получив оружие, кинется воевать в Гренаду, чтоб "землю крестьянам отдать"? Ни чести, ни совести. Ни жалости. Что ж - око за око. А может, еще и покруче.
Наконец появился капитан. Выслушал какую-то Майорову байку и пошел с ним к нашей машине. Двое ребят - сзади.
- Получите, полковник, - брезгливо сказал Майор. - Расписки можете не давать. - И они сели в свою машину, чтобы вернуться к БМП.
- Устраивайся, - я кивнул капитану на железный ящик.
- Зачем?
- Сейчас узнаешь, - это оставшийся с нами боец.
- Вы как разговаривате со старшим по званию? - вскипел капитан, похоже особой реакцией на опасность не обладающий.- Товарищ полковник, вы...
- Ну-ну, не зарывайся, капитан. Какой я тебе товарищ!
- Лапку давай, - сказал боец и пристегнул капитана к стальной ручке.
В этот момент Пилипюк вдруг вылетел из машины. Я даже попрощаться с ним не успел, а он уже (при его-то весе) оказался далеко в стороне от колонны, где сбил с ног и прижал к земле какого-то постороннего гражданина.
Гражданин взвыл, как сирена танкера в тумане. Пилипюк рывком поставил его на ноги и, заломив руку почти до затылка, потащил к нам, пиная коленом в зад.
- Що це таке, старшина?
Пилипюк молча протянул мне портативную рацию.
- Связник Ванин, не иначе, - тяжело дыша, доложил. - Що ты ему успел вякнуть? Раздавлю як гниду! - Ударил того лбом в капот - аж зазвенело.
- Ничего не успел! - взвыл связник.
- Брешешь, чертово семя! Ты кому брешешь? - Пилипюк опять оттянул его голову за волосы и опять - лбом в железо. Но перестарался.
Мне даже жалко стало. Машину.
- Нехай, - немного сконфузился парубок. - Я его хлопцам в кузов кину. Очухается - они его поспрошают.
- К тебе шел-то, - подмигнул я капитану.
Он со страхом на лице провожал взглядом Пилипюка, который "одной левой" за шиворот волок связника по бетону. У заднего борта ближайшего грузовика подхватил его другой рукой за штаны и без раскачки бросил в кузов. Что-то коротко сказал сидящим там бойцам, вернулся в машину.
- Поехали, Лексей Митрич?
- Трогай, хлопче. - Я сделал пол-оборота к капитану. - Ну чего молчишь-то? Адвоката ждешь? Или священника?
Нормальная круглая рязанская морда, немного бледная, со следами давних юношеских прыщей на щеках, но без всяких отличительных признаков предательства. Без каиновых печатей. Без отметины, стало быть, на продажном лбу.
- А что говорить? Вам все известно.
- Это точно. Но ты детали расскажи. Только на суровое детство не ссылайся.
- Ну, вышли на меня люди... Предложили дело... Согласился...
- А чего ж на тебя вышли? Чем ты такой особенный?
Признался:
- Двое малых детей. Жена без работы. Старуха-мать, больная, без пенсии. Жалованье не платят, уже три месяца.
- А другие офицеры - бездетные? У них-то проблем нет?
- Почему нет? - даже обиделся. - У всех есть.
- Ну да, - я немного подумал. - У них еще что-то, кроме детей и проблем, есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43