Некоторые, более опытные, бежали, делая неожиданные зигзаги, спасаясь от прицельных выстрелов. Другие, неопытные и менее сообразительные, просто неслись, подгоняемые страхом, напрямик. Их и настигали пули винтовок и автоматов.
Костон вдруг с некоторым изумлением понял, что он находится под обстрелом. В воздухе с разных сторон что-то посвистывало, и он сначала не знал, что это такое. Но когда собака сбоку от него внезапно задрыгала ногами, словно преследуя во сне зайца, а впереди брызнули фонтанчики земли, он, словно черепаха в панцирь, втиснулся в свой окопчик и замер. Однако его журналистское любопытство заставило его еще раз поднять голову, чтобы посмотреть, что происходит.
На поле начали рваться мины, вздымая кучи земли и пыли, относимой ветром в сторону. Первый из бежавших солдат был уже совсем близко, и Костон хорошо видел его широко открытый рот, безумные глаза, слышал тяжелый стук его ботинок о сухую землю. Он был уже ярдах в десяти и вдруг упал, болтая руками и ногами. Когда он затих, Костон увидел громадную дыру в его черепе.
Бежавший сзади обогнул тело товарища и прибавил ходу, работая ногами, как шатунами. Охваченный ужасом, он перепрыгнул прямо через Костона и исчез где-то сзади. Потом появился еще один, за ним еще и еще – все они в панике бежали за вторую линию обороны. Лежавшие в окопах нервно зашевелились, готовые последовать за бегущими, но раздавшийся рев сержанта пригвоздил их к земле. И сразу же неподалеку раздался выстрел. «Бежать – убьют, не бежать – убьют, – подумал Костон. – Лучше пока не бежать», – решил он.
В течение получаса оставшиеся в живых солдаты Серрюрье совершенно деморализованные бежали назад, и вскоре Костон услышал выстрелы в тылу. Солдат приводили в чувство. Он посмотрел на поле, ожидая увидеть войска Фавеля, но там ничего не изменилось. Только минометный огонь, на время прекратившийся, возобновился с новой силой и был направлен теперь прямо на их позицию. За короткий момент передышки, когда дым битвы ненадолго рассеялся, Костон увидел десятки трупов на поле и услышал отдаленные стоны и крики.
Затем у него уже не было времени ни наблюдать, ни анализировать, так как снаряды стали поливать их позицию железным огнем. Он сжался в своем окопчике, вонзил пальцы в дурно пахнущую землю, которая содрогалась и ходила под ним ходуном. Казалось, этому не будет конца, хотя позже, вспоминая об этом, Костон предположил, что налет продолжался минут пятнадцать. «Господи, – бормотал он, вжимаясь в землю, – дай мне уйти отсюда живым».
Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. Костон был оглушен и лежал некоторое время в своей норе, не решаясь поднять голову. Когда он посмотрел на поле, то ожидал увидеть сквозь дым и пыль первые цепи наступающих отрядов Фавеля, но на поле, усеянном трупами, не было видно ни одной живой души.
Он медленно повернул голову. Железные сараи за их позицией были разрушены, некоторые уничтожены целиком, поверхность земли изрыта воронками. Офицерский джип с оторванными задними колесами ярко горел. Самого капитана поблизости не было. Рядом лежал торс мужчины – без головы, рук и ног. «Наверное, это все, что осталось от сержанта», – подумал Костон. Он потянулся, распрямляя застывшие члены, и решил, что, если уж бежать, то сейчас, лучшего времени для этого не будет.
Из соседнего окопчика появился человек, лицо его было серым от пыли и страха. Глаза были широко раскрыты и застыли. Он приподнялся на руках, встал и, загребая землю заплетающимися ногами, начал отходить в сторону. Из-под земли вдруг показалась голова сержанта, он что-то крикнул солдату, но тот не обратил на это никакого внимания. Сержант поднял винтовку и выстрелил. Человек, нелепо дернувшись, упал.
Костон опять прижался к земле. Он не мог не восхищаться сержантом – выносливым, профессиональным воякой, который и помыслить не мог о возможности отступления перед лицом противника. Но сейчас он для него был чрезвычайно неудобен.
Костон посмотрел вокруг и, увидев еще целый ряд высунувшихся из-под земли голов, удивился тому, что немало солдат пережили артналет. Он слышал о том, что хорошо окопавшиеся войска могут успешно перенести артиллерийский обстрел, но теперь он это знал по собственному опыту.
На поле по-прежнему ничто не предвещало наступления пехоты. Даже огонь из стрелкового оружия прекратился.
Сержант вылез из своей норы и пошел вдоль цепи, подсчитывая потери. Внезапно где-то сбоку, в совершенно неожиданной точке и в ужасной близости забил пулемет. Веер пуль пронесся над позицией, и сержант, крутанувшись, как волчок, упал и исчез из вида. Костон, свернувшись калачиком в своем окопчике, определил, что огонь шел слева и чуть сзади. Это означало, что их обошли сбоку.
Он услышал топот ног, крики и понял, что лежавшие рядом с ним солдаты побежали. Он был убежден, что они поступили опрометчиво, и, кроме того, ему надоело быть бойцом армии Серрюрье, так что он решил остаться на месте. Чем дальше его временные товарищи убегут от него, тем лучше, а он будет лежать, притворившись мертвым.
Пулеметный огонь прекратился, но он еще минут пятнадцать не решался поднять голову. Когда же поднял, то первое, что увидел, была длинная цепь людей, двигавшихся по полю со стороны домов, – Фавель пошел вперед.
Костон вылез из своей норы и быстро пополз к остаткам лачуг, каждую секунду ожидая получить пулю в спину. К счастью, после бомбежки осталось много воронок, и он мог передвигаться от одной к другой, почти не обнаруживая себя.
Наконец, он добрался до одной из лачуг и посмотрел назад. Люди Фавеля уже почти перешли поле и, как полагал Костон, будут стрелять по всему, что движется. Надо было найти укрытие получше. Слева послышались звуки боя, кто-то еще пытался сопротивляться. Он начал двигаться вправо, перебегая от одной лачуги к другой и постоянно отходя назад. По дороге он сорвал с себя гимнастерку и вытер лицо. Он надеялся, что вид белого человека заставит возможного стрелка прежде, чем нажать спусковой крючок, заколебаться. Следов армии Серрюрье не было видно, и все указывало на то, что Фавелю удалось проделать в ней дыру и что, по-видимому, некому будет его остановить.
Ему в голову пришла идея зайти в одну лачугу. Ведь убегать не имело никакого смысла. В конце концов, не собирался же он воссоединиться с солдатами Серрюрье. Лучше всего спрятаться, а затем выйти уже внутри расположения отрядов Фавеля.
Дверь была не закрыта. Он толкнул ее, она заскрипела, и он вошел внутрь. Лачуга была покинута. Она состояла всего из двух комнат, и ему не составляло никакого труда убедиться в том, что в ней никого нет. Он огляделся и увидел рукомойник, рядом висело облупленное и загаженное мухами зеркало. По одну сторону было прикреплено густо раскрашенное изображение Мадонны, по другую – штампованный портрет Серрюрье.
Он быстро сорвал Серрюрье со стены и забросил его под кровать. Если кто-то зайдет сюда, пусть не задает ненужных вопросов. Затем он налил теплой воды в таз и начал умывать лицо, в то же время чутко прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. Через пять минут он с отчаянием увидел, что по-прежнему слегка похож на светлого негра. Обувной крем был водоотталкивающим и не желал сходить с лица, сколько он не тер его. Многие из жителей Сан-Фернандеса были даже светлее его и обладали европейскими чертами лица.
Тогда он расстегнул рубашку и посмотрел на свою грудь. Двумя днями раньше он досадовал на свою белизну, на то, что не успел загореть, но сейчас он был этому только рад. Он снял рубашку и приготовился ждать.
Звук автомобиля снаружи заставил его встрепенуться. Он решил, что тот, кто здесь ездит на автомашине, будет достаточно цивилизован для того, чтобы не стрелять в него немедленно. Он вышел в переднюю комнату и выглянул в окно. За рулем «лендровера», проезжавшего мимо, сидел белый.
– Эй, послушайте, – он бросился к двери, – остановитесь!
Человек, ведший «лендровер», оглянулся назад и резко затормозил. Костон подбежал к машине.
– Кто вы такой, черт возьми? – спросил человек, с удивлением оглядывая Костона.
– Слава Богу! – воскликнул Костон. – Вы говорите по-английски. Меня зовут Костон, я что-то вроде военного корреспондента.
Человек смотрел на него недоверчиво.
– Вы как-то быстро освоились с обстановкой, – сказал он. – Война началась только вчера, а вы уже выглядите так, словно вы не корреспондент, а нигер какой-нибудь.
– Да нет, со мной все в порядке, – заверил его Костон.
Человек поднял лежавший на сиденье рядом с ним автомат и сказал:
– Я думаю, Фавелю стоит приглядеться к вам получше. Садитесь.
– Как раз он-то мне и нужен, – сказал Костон, влезая в «лендровер» и опасливо косясь на автомат. – Вы его друг?
– Можно и так сказать. Меня зовут Мэннинг.
II
– Слишком жарко, – недовольным тоном заявила миссис Вормингтон.
Джули была с ней согласна, но промолчала, – выражать согласие с миссис Вормингтон по какому бы то ни было поводу было выше ее сил. Она лишь поерзала на своем сидении, испытывая раздражение от прилипшей к телу блузки и продолжая смотреть через ветровое стекло вперед. Там уже больше получаса было одно и то же – маленькая повозка, доверху набитая предметами домашнего обихода, которую толкали перед собой старик и мальчик. Они шли прямо посреди дороги и упрямо не хотели посторониться.
– Мотор скоро перегреется, если так дело будет идти и дальше, – сказал Росторн, в который раз переключая рычаг со второй передачи на первую.
– Нам нельзя останавливаться, – забеспокоилась Джули.
– Остановиться может оказаться труднее, чем двигаться, – заметил Росторн. – Вы не видели, что творится сзади?
Джули повернулась и посмотрела через заднее стекло. Машина в это время находилась на крутом подъеме. Сзади, насколько хватало глаз, тянулась длинная линия беженцев. Она видела подобную картину в кино, но никогда не думала, что ей придется увидеть ее в действительности. Это был исход народа, понуро уходившего от нависших над ним превратностей войны и тащившего с собой столько необходимого для жизни скарба, сколько можно было увезти на самых невероятных колесных сооружениях. Тут были детские коляски, в которых ехали не дети, а одежда, часы, картины, прочие предметы быта; тележки, которые тащили либо люди, либо ослы; обшарпанные автомобили Бог весть каких марок и годов выпуска, автобусы, грузовики и приличные автомобили более зажиточных горожан.
Но прежде всего там были люди: мужчины и женщины, старики и молодежь, здоровые и больные. Эти люди не смеялись, не разговаривали между собой, а уныло шли, как стадо, с потухшими глазами, опустив свои серые лица, и единственное, что выдавало их тревогу, это постоянное нервное оглядывание назад.
Росторн нажал на клаксон, делая еще одну попытку обойти упрямого старика.
– Проклятый тип, – пробормотал он. – Ну хоть бы немного сдвинулся в сторону.
Эвменидес сказал:
– Дорога – сбоку канава. Боится, упадет.
– Да, это верно, тележка его сильно перегружена, а сбоку глубокий кювет.
– Сколько нам еще ехать? – спросила Джули.
– При такой скорости часа два, – сказал Росторн, резко тормозя, чтоб не врезаться в старика.
Так они и ехали с рывками и остановками. Пешие беженцы двигались даже быстрее, чем люди на колесах, и Росторн подумывал о том, чтобы оставить машину. Но он сразу же отмел эту мысль. Продукты, воду, одеяла – все то, что им было необходимо на предстоящей неделе, пришлось бы тащить на себе.
Он сказал:
– По крайней мере, в одном отношении эта война полезна – она заставила людей покинуть Сен-Пьер.
– Но ведь не все же уйдут, – возразила Джули. – А что будет с солдатами?
– Фавелю крупно не повезет, – заметил Росторн. – Представляете, они захватывают город, и тут же его войска уничтожаются ураганом. Я много читал по военной истории, но другого такого случая что-то не припоминаю.
– Но ураган разобьет и Серрюрье, – сказала Джули.
– Видимо, да, – протянул Росторн. – Интересно, кто будет здесь собирать черепки. – Он сделал паузу. – Мне нравится Уайетт, но я надеюсь, что он все-таки ошибается в отношении урагана. Это вполне возможно. Он ведь слишком полагается на свою интуицию. Мне хотелось бы, чтобы у Фавеля сохранилась возможность бороться.
– Я тоже надеюсь, что он ошибается, – сказала Джули угрюмо. – Он ведь остался там, словно в ловушке.
Росторн бросил взгляд на нее, прикусил губу и погрузился в молчание. Время ползло медленно, наподобие их машины. Минут через пять их обогнала группа молодых людей. Они были бедно одеты, но выглядели крепкими и бодрыми. Один держал в руке пачку денег, которые на ходу пересчитывал, другой вертел на пальце сверкающее ожерелье.
– Сейчас нам очень бы пригодился ваш револьвер, Эвменидес. По-моему, они мародеры. Пока они забирают деньги и драгоценности, но вскоре проголодаются и будут рыскать в поисках пищи.
Эвменидес пожал плечами.
– Поздно. Костон взял. Я смотрел.
Наконец, в поле их зрения показался небольшой мыс. Росторн сказал:
– Ну вот, скоро мы съедем с дороги. Посмотрите, где бы удобнее это сделать. Лучше всего, если будет какое-нибудь ответвление от дороги.
Они продолжали медленно двигаться, и через некоторое время Эвменидес сказал:
– Поворачивайте здесь.
Росторн вытянул шею, глядя вперед.
– Да, кажется, это подходит. Интересно, куда она ведет.
– Давайте попробуем, – сказала Джули. – На нее вроде никто не сворачивает.
Росторн повернул руль, и они оказались на пустынном проселке. По нему можно было двигаться быстрее. Росторн включил вторую скорость, и они, подпрыгивая на ухабах, проехали несколько сот метров и уперлись в большой карьер.
– Черт! – выругался Росторн. – Это тупик.
– Ну что ж, – сказала Джули. – По крайней мере прежде, чем возвращаться, мы можем вылезти и размять ноги. И, пожалуй, нужно поесть.
Хлеб зачерствел, масло растаяло, вода была теплой, да и жара не способствовала аппетиту, но они все же заставили себя подкрепиться, сидя в тени одного из прикарьерных сараев, и заодно обсудили дальнейшие планы. Миссис Вормингтон сказала:
– А почему бы нам не остаться здесь? Здесь так тихо.
– Боюсь, что это невозможно. Отсюда видно море, это к югу. Уайетт сказал, что ураган придет с юга.
Миссис Вормингтон шумно выдохнула.
– По-моему, этот молодой человек – паникер. Я не думаю, что будет какой-то там ураган. Когда мы ехали, я посмотрела на базу. Все корабли на месте. Командующий Брукс не боится урагана, так почему его должны бояться мы?
– Мы не должны рассчитывать на то, что он не может ошибаться, – тихо заметила Джули. – Она обратилась к Росторну. – Надо выехать обратно на дорогу и попытаться еще раз.
– Не знаю, удастся ли нам это, – сказал Росторн. – Дорога так загружена, что мы просто не сможем вклиниться в поток. Никто из-за нас не будет останавливаться. – Он посмотрел на карьер. – Надо перебраться на другую его сторону.
Миссис Вормингтон хмыкнула.
– Я и не подумаю лезть по этому косорогу. Я остаюсь здесь.
Росторн расхохотался.
– Да нам вовсе и не нужно никуда лезть. Карьер мы просто обойдем. Вон там я вижу более пологое место. – Он пожевал черствый бутерброд. – Уайетт говорил, что надо оказаться на северном склоне хребта. Вот мы это и сделаем.
Эвменидес спросил:
– Мы оставим машину?
– Придется. Возьмем все, что нам нужно, и остановимся вон за теми домиками. Если нам повезет, нас никто не увидит.
Они закончили свою короткую трапезу и начали собираться. Джули взглянула на скисшую миссис Вормингтон и сказала, стараясь быть ироничной:
– Эй, нам ведь не надо мыть посуду.
Но миссис Вормингтон не реагировала. Она сидела в тени с широко открытым ртом, и Джули не без злорадства подумала, что прогулка пойдет ей на пользу, во всяком случае для сбрасывания лишнего веса можно не прибегать к диете.
Росторн повел машину обратно по проселку и нашел укромное место.
– Давайте разгрузимся здесь. Здесь нас никто не увидит. А то не дай Бог, какие-нибудь молодчики, вроде тех, засекут нас. – Он взглянул вверх, на вершину холма. – Нам не так далеко идти, по-моему, этот хребет не больше, чем двести метров высотой.
Он опять заехал в карьер и оставил в нем машину.
– Что ж, надо так надо, – сказала миссис Вормингтон, – хотя я лично думаю, все это какая-то ерунда. – Она повернулась к Эвменидесу. – А вы что стоите. Берите что-нибудь.
Джули насмешливо взглянула на миссис Вормингтон.
– Вам тоже придется кое-что нести.
Та посмотрела на заросший кустарником склон и с сомнением покачала головой.
– Я не смогу. У меня больное сердце, знаете ли.
Джули подумала, что сердце у миссис Вормингтон столь же здоровое, как у быка, и столь же бесчувственное.
– Одеяла не тяжелые, – сказала она. – Вы можете взять часть из них. – Она бросила миссис Вормингтон стопку одеял. Та, не ожидая этого, выпустила из рук сумочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Костон вдруг с некоторым изумлением понял, что он находится под обстрелом. В воздухе с разных сторон что-то посвистывало, и он сначала не знал, что это такое. Но когда собака сбоку от него внезапно задрыгала ногами, словно преследуя во сне зайца, а впереди брызнули фонтанчики земли, он, словно черепаха в панцирь, втиснулся в свой окопчик и замер. Однако его журналистское любопытство заставило его еще раз поднять голову, чтобы посмотреть, что происходит.
На поле начали рваться мины, вздымая кучи земли и пыли, относимой ветром в сторону. Первый из бежавших солдат был уже совсем близко, и Костон хорошо видел его широко открытый рот, безумные глаза, слышал тяжелый стук его ботинок о сухую землю. Он был уже ярдах в десяти и вдруг упал, болтая руками и ногами. Когда он затих, Костон увидел громадную дыру в его черепе.
Бежавший сзади обогнул тело товарища и прибавил ходу, работая ногами, как шатунами. Охваченный ужасом, он перепрыгнул прямо через Костона и исчез где-то сзади. Потом появился еще один, за ним еще и еще – все они в панике бежали за вторую линию обороны. Лежавшие в окопах нервно зашевелились, готовые последовать за бегущими, но раздавшийся рев сержанта пригвоздил их к земле. И сразу же неподалеку раздался выстрел. «Бежать – убьют, не бежать – убьют, – подумал Костон. – Лучше пока не бежать», – решил он.
В течение получаса оставшиеся в живых солдаты Серрюрье совершенно деморализованные бежали назад, и вскоре Костон услышал выстрелы в тылу. Солдат приводили в чувство. Он посмотрел на поле, ожидая увидеть войска Фавеля, но там ничего не изменилось. Только минометный огонь, на время прекратившийся, возобновился с новой силой и был направлен теперь прямо на их позицию. За короткий момент передышки, когда дым битвы ненадолго рассеялся, Костон увидел десятки трупов на поле и услышал отдаленные стоны и крики.
Затем у него уже не было времени ни наблюдать, ни анализировать, так как снаряды стали поливать их позицию железным огнем. Он сжался в своем окопчике, вонзил пальцы в дурно пахнущую землю, которая содрогалась и ходила под ним ходуном. Казалось, этому не будет конца, хотя позже, вспоминая об этом, Костон предположил, что налет продолжался минут пятнадцать. «Господи, – бормотал он, вжимаясь в землю, – дай мне уйти отсюда живым».
Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. Костон был оглушен и лежал некоторое время в своей норе, не решаясь поднять голову. Когда он посмотрел на поле, то ожидал увидеть сквозь дым и пыль первые цепи наступающих отрядов Фавеля, но на поле, усеянном трупами, не было видно ни одной живой души.
Он медленно повернул голову. Железные сараи за их позицией были разрушены, некоторые уничтожены целиком, поверхность земли изрыта воронками. Офицерский джип с оторванными задними колесами ярко горел. Самого капитана поблизости не было. Рядом лежал торс мужчины – без головы, рук и ног. «Наверное, это все, что осталось от сержанта», – подумал Костон. Он потянулся, распрямляя застывшие члены, и решил, что, если уж бежать, то сейчас, лучшего времени для этого не будет.
Из соседнего окопчика появился человек, лицо его было серым от пыли и страха. Глаза были широко раскрыты и застыли. Он приподнялся на руках, встал и, загребая землю заплетающимися ногами, начал отходить в сторону. Из-под земли вдруг показалась голова сержанта, он что-то крикнул солдату, но тот не обратил на это никакого внимания. Сержант поднял винтовку и выстрелил. Человек, нелепо дернувшись, упал.
Костон опять прижался к земле. Он не мог не восхищаться сержантом – выносливым, профессиональным воякой, который и помыслить не мог о возможности отступления перед лицом противника. Но сейчас он для него был чрезвычайно неудобен.
Костон посмотрел вокруг и, увидев еще целый ряд высунувшихся из-под земли голов, удивился тому, что немало солдат пережили артналет. Он слышал о том, что хорошо окопавшиеся войска могут успешно перенести артиллерийский обстрел, но теперь он это знал по собственному опыту.
На поле по-прежнему ничто не предвещало наступления пехоты. Даже огонь из стрелкового оружия прекратился.
Сержант вылез из своей норы и пошел вдоль цепи, подсчитывая потери. Внезапно где-то сбоку, в совершенно неожиданной точке и в ужасной близости забил пулемет. Веер пуль пронесся над позицией, и сержант, крутанувшись, как волчок, упал и исчез из вида. Костон, свернувшись калачиком в своем окопчике, определил, что огонь шел слева и чуть сзади. Это означало, что их обошли сбоку.
Он услышал топот ног, крики и понял, что лежавшие рядом с ним солдаты побежали. Он был убежден, что они поступили опрометчиво, и, кроме того, ему надоело быть бойцом армии Серрюрье, так что он решил остаться на месте. Чем дальше его временные товарищи убегут от него, тем лучше, а он будет лежать, притворившись мертвым.
Пулеметный огонь прекратился, но он еще минут пятнадцать не решался поднять голову. Когда же поднял, то первое, что увидел, была длинная цепь людей, двигавшихся по полю со стороны домов, – Фавель пошел вперед.
Костон вылез из своей норы и быстро пополз к остаткам лачуг, каждую секунду ожидая получить пулю в спину. К счастью, после бомбежки осталось много воронок, и он мог передвигаться от одной к другой, почти не обнаруживая себя.
Наконец, он добрался до одной из лачуг и посмотрел назад. Люди Фавеля уже почти перешли поле и, как полагал Костон, будут стрелять по всему, что движется. Надо было найти укрытие получше. Слева послышались звуки боя, кто-то еще пытался сопротивляться. Он начал двигаться вправо, перебегая от одной лачуги к другой и постоянно отходя назад. По дороге он сорвал с себя гимнастерку и вытер лицо. Он надеялся, что вид белого человека заставит возможного стрелка прежде, чем нажать спусковой крючок, заколебаться. Следов армии Серрюрье не было видно, и все указывало на то, что Фавелю удалось проделать в ней дыру и что, по-видимому, некому будет его остановить.
Ему в голову пришла идея зайти в одну лачугу. Ведь убегать не имело никакого смысла. В конце концов, не собирался же он воссоединиться с солдатами Серрюрье. Лучше всего спрятаться, а затем выйти уже внутри расположения отрядов Фавеля.
Дверь была не закрыта. Он толкнул ее, она заскрипела, и он вошел внутрь. Лачуга была покинута. Она состояла всего из двух комнат, и ему не составляло никакого труда убедиться в том, что в ней никого нет. Он огляделся и увидел рукомойник, рядом висело облупленное и загаженное мухами зеркало. По одну сторону было прикреплено густо раскрашенное изображение Мадонны, по другую – штампованный портрет Серрюрье.
Он быстро сорвал Серрюрье со стены и забросил его под кровать. Если кто-то зайдет сюда, пусть не задает ненужных вопросов. Затем он налил теплой воды в таз и начал умывать лицо, в то же время чутко прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. Через пять минут он с отчаянием увидел, что по-прежнему слегка похож на светлого негра. Обувной крем был водоотталкивающим и не желал сходить с лица, сколько он не тер его. Многие из жителей Сан-Фернандеса были даже светлее его и обладали европейскими чертами лица.
Тогда он расстегнул рубашку и посмотрел на свою грудь. Двумя днями раньше он досадовал на свою белизну, на то, что не успел загореть, но сейчас он был этому только рад. Он снял рубашку и приготовился ждать.
Звук автомобиля снаружи заставил его встрепенуться. Он решил, что тот, кто здесь ездит на автомашине, будет достаточно цивилизован для того, чтобы не стрелять в него немедленно. Он вышел в переднюю комнату и выглянул в окно. За рулем «лендровера», проезжавшего мимо, сидел белый.
– Эй, послушайте, – он бросился к двери, – остановитесь!
Человек, ведший «лендровер», оглянулся назад и резко затормозил. Костон подбежал к машине.
– Кто вы такой, черт возьми? – спросил человек, с удивлением оглядывая Костона.
– Слава Богу! – воскликнул Костон. – Вы говорите по-английски. Меня зовут Костон, я что-то вроде военного корреспондента.
Человек смотрел на него недоверчиво.
– Вы как-то быстро освоились с обстановкой, – сказал он. – Война началась только вчера, а вы уже выглядите так, словно вы не корреспондент, а нигер какой-нибудь.
– Да нет, со мной все в порядке, – заверил его Костон.
Человек поднял лежавший на сиденье рядом с ним автомат и сказал:
– Я думаю, Фавелю стоит приглядеться к вам получше. Садитесь.
– Как раз он-то мне и нужен, – сказал Костон, влезая в «лендровер» и опасливо косясь на автомат. – Вы его друг?
– Можно и так сказать. Меня зовут Мэннинг.
II
– Слишком жарко, – недовольным тоном заявила миссис Вормингтон.
Джули была с ней согласна, но промолчала, – выражать согласие с миссис Вормингтон по какому бы то ни было поводу было выше ее сил. Она лишь поерзала на своем сидении, испытывая раздражение от прилипшей к телу блузки и продолжая смотреть через ветровое стекло вперед. Там уже больше получаса было одно и то же – маленькая повозка, доверху набитая предметами домашнего обихода, которую толкали перед собой старик и мальчик. Они шли прямо посреди дороги и упрямо не хотели посторониться.
– Мотор скоро перегреется, если так дело будет идти и дальше, – сказал Росторн, в который раз переключая рычаг со второй передачи на первую.
– Нам нельзя останавливаться, – забеспокоилась Джули.
– Остановиться может оказаться труднее, чем двигаться, – заметил Росторн. – Вы не видели, что творится сзади?
Джули повернулась и посмотрела через заднее стекло. Машина в это время находилась на крутом подъеме. Сзади, насколько хватало глаз, тянулась длинная линия беженцев. Она видела подобную картину в кино, но никогда не думала, что ей придется увидеть ее в действительности. Это был исход народа, понуро уходившего от нависших над ним превратностей войны и тащившего с собой столько необходимого для жизни скарба, сколько можно было увезти на самых невероятных колесных сооружениях. Тут были детские коляски, в которых ехали не дети, а одежда, часы, картины, прочие предметы быта; тележки, которые тащили либо люди, либо ослы; обшарпанные автомобили Бог весть каких марок и годов выпуска, автобусы, грузовики и приличные автомобили более зажиточных горожан.
Но прежде всего там были люди: мужчины и женщины, старики и молодежь, здоровые и больные. Эти люди не смеялись, не разговаривали между собой, а уныло шли, как стадо, с потухшими глазами, опустив свои серые лица, и единственное, что выдавало их тревогу, это постоянное нервное оглядывание назад.
Росторн нажал на клаксон, делая еще одну попытку обойти упрямого старика.
– Проклятый тип, – пробормотал он. – Ну хоть бы немного сдвинулся в сторону.
Эвменидес сказал:
– Дорога – сбоку канава. Боится, упадет.
– Да, это верно, тележка его сильно перегружена, а сбоку глубокий кювет.
– Сколько нам еще ехать? – спросила Джули.
– При такой скорости часа два, – сказал Росторн, резко тормозя, чтоб не врезаться в старика.
Так они и ехали с рывками и остановками. Пешие беженцы двигались даже быстрее, чем люди на колесах, и Росторн подумывал о том, чтобы оставить машину. Но он сразу же отмел эту мысль. Продукты, воду, одеяла – все то, что им было необходимо на предстоящей неделе, пришлось бы тащить на себе.
Он сказал:
– По крайней мере, в одном отношении эта война полезна – она заставила людей покинуть Сен-Пьер.
– Но ведь не все же уйдут, – возразила Джули. – А что будет с солдатами?
– Фавелю крупно не повезет, – заметил Росторн. – Представляете, они захватывают город, и тут же его войска уничтожаются ураганом. Я много читал по военной истории, но другого такого случая что-то не припоминаю.
– Но ураган разобьет и Серрюрье, – сказала Джули.
– Видимо, да, – протянул Росторн. – Интересно, кто будет здесь собирать черепки. – Он сделал паузу. – Мне нравится Уайетт, но я надеюсь, что он все-таки ошибается в отношении урагана. Это вполне возможно. Он ведь слишком полагается на свою интуицию. Мне хотелось бы, чтобы у Фавеля сохранилась возможность бороться.
– Я тоже надеюсь, что он ошибается, – сказала Джули угрюмо. – Он ведь остался там, словно в ловушке.
Росторн бросил взгляд на нее, прикусил губу и погрузился в молчание. Время ползло медленно, наподобие их машины. Минут через пять их обогнала группа молодых людей. Они были бедно одеты, но выглядели крепкими и бодрыми. Один держал в руке пачку денег, которые на ходу пересчитывал, другой вертел на пальце сверкающее ожерелье.
– Сейчас нам очень бы пригодился ваш револьвер, Эвменидес. По-моему, они мародеры. Пока они забирают деньги и драгоценности, но вскоре проголодаются и будут рыскать в поисках пищи.
Эвменидес пожал плечами.
– Поздно. Костон взял. Я смотрел.
Наконец, в поле их зрения показался небольшой мыс. Росторн сказал:
– Ну вот, скоро мы съедем с дороги. Посмотрите, где бы удобнее это сделать. Лучше всего, если будет какое-нибудь ответвление от дороги.
Они продолжали медленно двигаться, и через некоторое время Эвменидес сказал:
– Поворачивайте здесь.
Росторн вытянул шею, глядя вперед.
– Да, кажется, это подходит. Интересно, куда она ведет.
– Давайте попробуем, – сказала Джули. – На нее вроде никто не сворачивает.
Росторн повернул руль, и они оказались на пустынном проселке. По нему можно было двигаться быстрее. Росторн включил вторую скорость, и они, подпрыгивая на ухабах, проехали несколько сот метров и уперлись в большой карьер.
– Черт! – выругался Росторн. – Это тупик.
– Ну что ж, – сказала Джули. – По крайней мере прежде, чем возвращаться, мы можем вылезти и размять ноги. И, пожалуй, нужно поесть.
Хлеб зачерствел, масло растаяло, вода была теплой, да и жара не способствовала аппетиту, но они все же заставили себя подкрепиться, сидя в тени одного из прикарьерных сараев, и заодно обсудили дальнейшие планы. Миссис Вормингтон сказала:
– А почему бы нам не остаться здесь? Здесь так тихо.
– Боюсь, что это невозможно. Отсюда видно море, это к югу. Уайетт сказал, что ураган придет с юга.
Миссис Вормингтон шумно выдохнула.
– По-моему, этот молодой человек – паникер. Я не думаю, что будет какой-то там ураган. Когда мы ехали, я посмотрела на базу. Все корабли на месте. Командующий Брукс не боится урагана, так почему его должны бояться мы?
– Мы не должны рассчитывать на то, что он не может ошибаться, – тихо заметила Джули. – Она обратилась к Росторну. – Надо выехать обратно на дорогу и попытаться еще раз.
– Не знаю, удастся ли нам это, – сказал Росторн. – Дорога так загружена, что мы просто не сможем вклиниться в поток. Никто из-за нас не будет останавливаться. – Он посмотрел на карьер. – Надо перебраться на другую его сторону.
Миссис Вормингтон хмыкнула.
– Я и не подумаю лезть по этому косорогу. Я остаюсь здесь.
Росторн расхохотался.
– Да нам вовсе и не нужно никуда лезть. Карьер мы просто обойдем. Вон там я вижу более пологое место. – Он пожевал черствый бутерброд. – Уайетт говорил, что надо оказаться на северном склоне хребта. Вот мы это и сделаем.
Эвменидес спросил:
– Мы оставим машину?
– Придется. Возьмем все, что нам нужно, и остановимся вон за теми домиками. Если нам повезет, нас никто не увидит.
Они закончили свою короткую трапезу и начали собираться. Джули взглянула на скисшую миссис Вормингтон и сказала, стараясь быть ироничной:
– Эй, нам ведь не надо мыть посуду.
Но миссис Вормингтон не реагировала. Она сидела в тени с широко открытым ртом, и Джули не без злорадства подумала, что прогулка пойдет ей на пользу, во всяком случае для сбрасывания лишнего веса можно не прибегать к диете.
Росторн повел машину обратно по проселку и нашел укромное место.
– Давайте разгрузимся здесь. Здесь нас никто не увидит. А то не дай Бог, какие-нибудь молодчики, вроде тех, засекут нас. – Он взглянул вверх, на вершину холма. – Нам не так далеко идти, по-моему, этот хребет не больше, чем двести метров высотой.
Он опять заехал в карьер и оставил в нем машину.
– Что ж, надо так надо, – сказала миссис Вормингтон, – хотя я лично думаю, все это какая-то ерунда. – Она повернулась к Эвменидесу. – А вы что стоите. Берите что-нибудь.
Джули насмешливо взглянула на миссис Вормингтон.
– Вам тоже придется кое-что нести.
Та посмотрела на заросший кустарником склон и с сомнением покачала головой.
– Я не смогу. У меня больное сердце, знаете ли.
Джули подумала, что сердце у миссис Вормингтон столь же здоровое, как у быка, и столь же бесчувственное.
– Одеяла не тяжелые, – сказала она. – Вы можете взять часть из них. – Она бросила миссис Вормингтон стопку одеял. Та, не ожидая этого, выпустила из рук сумочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29