К тому же это не основание для того, чтобы бить стекла в окнах или снимать колеса с мотоцикла... Впрочем, ты уже пообещал, что жизнь моя будет отныне спокойной.Клод отрицательно покачал головой.– Я обещал, что будет положен конец травле. Легкой жизни я тебе не гарантировал. Изменить отношение окружающих к тебе я не в силах...Роми тяжело вздохнула.– Тогда у меня к тебе одна просьба... Нет ли у тебя мелочи для телефона... Я хотела бы позвонить. Телефон в моем доме ведь до сих пор не работает.– На возьми! – сказал он достав из кармана горсть монет. – Я сейчас иду в гараж, а потом... – Он помедлил и вдруг спросил: – Ты хочешь попробовать связаться с матерью?Роми, чувствуя, как замирает у нее сердце, кивнула.– Тогда я подожду.– Зачем? – удивленно спросила она.– На тот случай, если я тебе понадоблюсь. Роми густо покраснела.– Нет, Клод, не надо. Если вендетта, как ты и говорил, прекращена, то с остальным справлюсь я сама.С этими словами она повернулась и зашла в телефонную будку, чтобы позвонить домой.– Папа! – закричала она с облегчением, услышав его голос на другом конце провода. – Это я, Роми! У тебя все в порядке?– Какое там, в порядке? – срывающимся на хрип голосом ответил отец. – Я, уже больше двух недель, жду не дождусь, когда ты соизволишь сообщить о себе хоть что-то. Ты что, совсем обо мне забыла! Мне здесь нужна кое-какая помощь. Когда твоя матушка, наконец приедет?Роми застыла, словно громом пораженная.– Разве... разве она не с тобой?– О чем ты говоришь, дочка! Если бы она появилась здесь, я это как-нибудь да заметил бы! – раздраженно прокричал отец.– Боже, папа, но София должна быть вместе с тобой! – задыхаясь от волнения, произнесла Роми. – Она так сказала... Она звонила мне, передавала от тебя привет...– Разумеется, ее здесь нет. Я все это время ждал и от нее и от тебя вестей, чуть с ума не сошел от волнения. Правда, звонил какой-то американец, спрашивал о ней.Чувство вины захлестнуло Роми. Все это время отец, оказывается, оставался один! Она покинула его, приготовив, на какое-то время еду, закупив продуктов, и обещала, что вскоре вернется. Конечно, есть соседи, но все же...– Боже, папа, как ужасно! Мама сказала, чтобы я не звонила тебе, потому что она хочет вывезти тебя к морю и связываться с вами какое-то время будет бесполезно...– Что толку в твоих извинениях? Я перебираюсь к Джудит, соседке напротив. Я больше не могу со всем управляться сам! – сварливо произнес отец, начал о чем-то говорить дальше, но раздались короткие сигналы, и связь оборвалась.Роми с обреченным видом повесила трубку. Лицо ее стало серым, как пепел. Получалось, что мать, зная о ее привязанности к отцу, и о том, что Роми не оставит его надолго одного, обманула родную дочь, с которой, хотя и спустя много лет, решила наладить отношения. Все, что она сказала ей, было ложью. Все?!Перед глазами у девушки плыли красные круги. Переступив порог телефонной будки, Роми споткнулась и, вероятнее всего, упала бы на землю, если бы ее не подхватили крепкие руки Клода.Словно из тумана выплыло его встревоженное лицо. Его темные волосы сосульками спадали на лоб, и она вдруг поняла, что идет долгожданный дождь.– Ее там нет? – спросил он настойчиво.– Нет! – закричала она в истерике. – Нет! Ты доволен теперь?– Роми, милая Роми, успокойся, – прошептал он нежно.Роми изумленно подняла глаза, и при взгляде на его красивое мужественное лицо ей так неудержимо захотелось броситься в его утешающие объятия, прижаться к его широкой груди, что она в панике отпрянула и побежала прочь.Сквозь слезы и струи дождя она ничего не различала перед собой. Она мчалась по улицам поселка, превратившимся в потоки вспененной воды, вздымая тучи брызг, до самой Старой Кондитерской. При виде ставших в последнее время родными стен она с облегчением вздохнула, как вдруг новая волна ужаса накатила на нее: через весь обновленный фасад дома отвратительной желтой краской была намалевана какая-то надпись по-французски.– О Боже! – простонала она. – Что еще им от меня нужно! Это была капля, переполнившая чашу терпения. Обмякнув, она сползла на землю по стене, совершенно разбитая и отчаявшаяся.– О Господи, – раздался у самого уха голос Клода. И тут же, к ее удивлению и безотчетному восторгу, руки его обвились вокруг ее плеч.На этот раз Роми не пыталась вырваться, а, напротив, прижалась к нему с благодарностью.– Клод! – всхлипнула она, дрожа всем телом не то от холода, не то от нервного потрясения. Руки его сжались крепче.– Пойдем отсюда, – сказал он.– Я хочу знать, что там написано. Переведи мне. Что там написано?! – пронзительно закричала она. – Что?В глазах Клода появилась боль – то, чего Роми могла ожидать от него меньше всего. И ей вдруг стало все равно. Главным было, что этот мужчина, такой близкий и чужой одновременно, жалеет ее и что сейчас она надежно защищена его объятиями.– Там написано: «Убирайся домой, дочь шлюхи!» – процедил он почти сквозь плотно стиснутые зубы.– О нет! – вырвалось у Роми. Ее затрясло. – Дождь... Пойдем в дом, – пробормотала она.– Нет, – сказал Клод, удерживая ее. – Ты пойдешь ко мне домой. В мой замок!– Зачем? – испуганно спросила она. В новом своем качестве, нежный и чуткий, Клод пугал ее не меньше, чем раньше. Пугал и... завораживал. Сейчас он мог вить из нее веревки. Роми попыталась вырваться, но длинные твердые пальцы не отпускали ее. – Клод, пожалуйста!– Я не могу бросить тебя, – сказал он резко. – И я не хочу, чтобы ты оставалась здесь.Роми окаменела.– Ты думаешь, меня может подстерегать какая-то опасность?..– Я не знаю, что тут можно думать, но рисковать тобой я не желаю. Бога ради, пойдем скорее ко мне, пока ты совсем не окоченела. Через эту крышу в час проливается доброе ведро воды, поэтому ты пойдешь ко мне, хочется тебе этого или нет! Понятно?Роми вдруг и в самом деле ощутила себя слишком несчастной и бессильной, чтобы спорить с ним.– В чем ты сейчас нуждаешься, так это в тепле, – сказал Клод нежно.Роми подняла глаза и невольно сжалась. Если его мокрая от дождя рубашка просвечивала насквозь, то, что должно было твориться с материей ее тонкой светлой блузки, прилипшей к груди!– Клод! – жалобно всхлипнула она. – Мне не по себе оттого, что здесь есть кто-то, кто желает причинить мне зло. А потом, как это ни ужасно, я начинаю приходить к заключению, что моя мать, возможно, и в самом деле... лгунья!– Этого-то я и боялся... Того, что рано или поздно ты откроешь для себя эту правду.– Ты как будто догадывался, что она не с отцом, а поэтому ждал меня за дверью телефонной будки?– Я весьма неплохо знаю ее, чтобы понять, что она может обмануть и тебя, – нехотя ответил он.Слезы заструились по щекам, мешаясь с дождем.– Как это больно, – прошептала девушка со слезами в голосе. – Я так верила ей, Клод. Я ведь сказала ей, что не смогу оставить папу надолго. Я накупила продуктов и наготовила ему еды на неделю или около того, а потом должна была приехать мать и остаться с ним, пока я буду находиться здесь. Она и заявила, что находится с ним, когда звонила сюда сразу после приезда. София ведь знала, что он не в состоянии самостоятельно обслуживать себя. Как она могла так жестоко поступить по отношению к нему?!Не выдержав силы отчаяния, Роми разразилась потоком слез и прижалась щекой к его щеке. Клод обнял ее еще крепче. Тела их, казалось, слились воедино.Боже, как я хочу, чтобы он никогда не выпускал меня из своих объятий! – с отчаянием подумала Роми. Пусть вечно он обнимает меня!..Они стояли в полутемном холле замка. Клод поцеловал ее мокрые волосы и прошептал: – Ты заболеешь, милая, если будешь и дальше стоять здесь в этой мокрой одежде. Тебе надо переодеться... Пойдем наверх, там тепло и сухо.От одной мысли о том, что ей придется снимать одежду в одном помещении с ним, Роми бросило в жар.– Ты сам весь мокрый, – смущенно улыбнувшись, прошептала она. – Смотри, мы залили водой весь холл. Ты не боишься, что твои расходы на реконструкцию замка сильно возрастут?– Опять твои шуточки! Ничего, на этот раз не убежишь! – произнес он решительно.– Убегу? Не понимаю...Голос Роми звучал удивительно тихо, и вообще, все вокруг происходило, как в замедленной съемке. Пальцы Клода коснулись влажного воротничка ее блузки, расстегнули одну пуговку, другую... С губ девушки слетел стон желания.– Нам нужно обсушиться, – хрипло промолвил он.Нет, подумала она. Хочу оставаться здесь, с тобой! Но в то же время, как будто вовсе не ее голос ответил:– Да!..Клод вздрогнул. Ему, наверное, было холодно, и, несмотря на это, он хотел разъединить их тела. Жестокий! Руки Роми непроизвольно впились еще крепче в его мокрую рубашку. Она прижалась плотнее к его телу и изумленно расширила глаза, почувствовав прикосновение чего-то твердого к ее животу, – явное свидетельство того, что он возбужден. Как и она, впрочем.– Я не хочу, чтобы ты простудилась, – прошептал он, однако, не двигаясь с места.Тогда согрей меня, сверкнула в ее сознании мысль, но с губ слетело лишь:– Ты тоже не простудись, Клод. Медленно и бесконечно нежно он провел пальцами по влажной коже ее плеч.– Да ты совсем горячая!Да? А ведь и ты тоже, промелькнуло у нее в мозгу. Роми ощущала жар его тела под своими ладонями. Руки ее как бы сами собой поползли вверх, сомкнувшись на его затылке, где кучерявились черные завитки его влажных, дурманяще-ароматных волос.Клод чуть отступил назад и приподнял указательным пальцем ее подбородок. Роми напряглась.– Я поцелую тебя? – прошептал он.– Нет, не надо... – чуть слышно ответила она, на самом деле, мечтая о его поцелуе.– А все-таки я поцелую! – чуть улыбнувшись, сказал он.– Нельзя!– Но почему? – спросил Клод, нежно касаясь горячими губами ее лба. – От тебя пахнет дождем. Совершенно, волшебный, опьяняющий запах!– Сильви! – прошептала Роми, чувствуя, как от одного этого имени рот ее сводит, как от лимона.– Ее же здесь нет, не бойся, – пробормотал он, отыскивая дрожащими от вожделения губами горячие губы Роми.Роми сжалась в комок, боясь, что растает в его объятиях раньше, чем получит ответ на этот главный и, по большому счету, единственный вопрос, который не давал ей покоя.– Нет, Клод, я так не могу... Это... это нечестно, – запинаясь, пробормотала она, пытаясь увернуться от поцелуя.– Ты ничего и никогда не забываешь, – хриплым от волнения голосом ответил Клод. – Сильви, рано или поздно придется жить своей жизнью. Она уже успела завести здесь сразу нескольких приятелей, хотя и скрывает это от меня... Уверен, что в попутчиках у нее не будет отбоя.Только не это! – испуганно подумала Роми. Она никогда не желала того, чтобы ради нее мужчина разбивал жизнь другой женщины.– Я так не могу! – прошептала она жалобно, откинув голову назад. – Не хочу, чтобы ты и она расстались из-за меня! Я изведусь от угрызений совести.– Роми, милая! – пробормотал Клод. – Когда-нибудь она поймет нас. Сильви, не должна вставать между нами!– Но она уже стоит между нами!– Нет! Никогда не стояла, и не будет стоять! Для меня существуешь лишь ты.Слегка наклонившись, Клод нетерпеливыми руками стал расстегивать нижние пуговки ее блузки.– Боже, Роми! – вырвалось у него, когда ее упругие груди открылись его взору. – Как ты прекрасна! Еще прекраснее, чем я воображал себе на протяжении этих недель!– Ты не шутишь? – У Роми мгновенно пересохло в горле от мысли, что не только она неотрывно думала все эти дни о его теле, пытаясь представить, как оно выглядит без одежды. Выходит, и он грезил о том же?Пальцы Клода коснулись ее затвердевших сосков, лаская их, лишая девушку всякой способности к сопротивлению.– И я вовсе никакая не красавица, не смейся надо мной, Клод!.. – прошептала Роми, чувствуя, что еще секунда, и она разрыдается от переполнявших ее противоречивых чувств.– Мне нет нужды притворяться, милая! – Он нетерпеливо сорвал с себя мокрую рубашку и швырнул ее в сторону, затем поймал ее руки и положил их себе на грудь. – Прикоснись ко мне... Почувствуй меня...Губы его яростно и почти жестоко впились в ее уста, и Роми, уже не в состоянии сдерживать себя, ответила на его страсть той же страстью, изо всей силы прижимая к себе его голову, желая лишь того, чтобы он целовал ее еще сильнее, еще жарче, еще неудержимее.– Роми! Ты восхитительна! – выдохнул он хрипло, с трудом оторвавшись от ее рта. – Твои губы сладкие как мед...– Она не сразу поняла, что его пальцы борются с ремешком ее шорт, пытаются расстегнуть молнию.– Нет! – вскрикнула она в страхе, хватаясь за пряжку ремня, но тут же со стоном сдалась, неспособная бороться с охватившим ее огнем.А Клод уже покрывал неистовыми поцелуями ее шею, ключицы, грудь...– Но почему нет, Роми? – прошептал он с мольбой, лаская губами и языком ее соски.Роми в бессилии откинула голову. О, как она мечтала об этих сладких минутах, боясь признаться себе самой, что этот мужчина за последнее время стал ей самым дорогим человеком на свете.– Я снова набрала лишний вес! – всхлипнула она. – Ты... Ты не можешь любить меня... мое тело...Клод снова коснулся горячими губами ее рта.– Я обожаю твое тело... Я люблю тебя...– Это невозможно, – вымолвила она, попытавшись отвернуться от него.Клод заставил ее повернуться обратно.– Мне так нравятся плавные изгибы твоего тела, округлость твоего живота... Ты восхитительна, Роми!.. Терпеть не могу худых женщин, которые выглядят как мальчики-подростки. Ты – настоящая женщина. Твое тело создано для любви, для продолжения рода... Ты пробудила во мне желание с первой же минуты, как я увидел тебя... – Он запнулся, потом срывающимся от волнения голосом продолжил: – Я всеми силами боролся с собой, я пытался сдерживать себя... Меня слишком пугал пример отца и то, что ты – дочь Софии. Вначале я пытался убедить себя в том, что легкий флирт с тобой поможет мне решить вопрос с коттеджами, но оказалось, это не так... Я не мог уйти от тебя, я хотел слышать твой смех, видеть твою улыбку. Я восхищался тем, как ты воюешь с трудностями, не теряя при этом своей женственности, как идут тебе старые линялые джинсы и мужская рубашка. Мне все в тебе нравится, и я хочу тебя, Роми, хочу так сильно, что и выразить не могу!– Я боюсь поверить тебе, Клод, – прошептала она, задыхаясь. – Я уже слышала такие речи и раньше, и была безжалостно обманута. Надо мной подшутили – глупо и подло подшутили...– Я убью любого, кто посмеет причинить тебе хотя бы малейшую боль! – взревел Клод. – Помимо прочего, если хочешь знать, я проникся глубочайшим уважением к тебе. Меня восхищало, как ты трудишься, не покладая рук, как бурно и непосредственно реагируешь на неприятности, сыплющиеся на тебя со всех сторон. Ты приняла на себя долг матери, хотя формально и не обязана была это делать. Мне неудержимо хотелось защитить тебя, взять под свою опеку, быть с тобой двадцать четыре часа в сутки. Я уже никогда не смогу вычеркнуть тебя из своего сердца, выбросить из памяти. Это сильнее меня! Так позволь же мне любить тебя. Скажи «да», и я стану самым счастливым человеком на свете. Верь мне, Роми!– Но я... – Слова застряли у нее в горле. – Я боюсь...– Жизнь – всегда риск! – горячо прошептал Клод. – Но я обещаю, что не причиню тебе ни малейшего вреда! Ты сама видишь, как неудержимо нас влечет друг к другу при каждой встрече, нас, живущих по разные стороны баррикады. Мы должны, просто обязаны прорваться друг к другу, и теперь нам уже ничто не сможет помешать...– Ничто не сможет помешать?.. Клод вздохнул. – Потеряв все, что я любил: отца, родину, – я ожесточился, сердце мое словно бы окаменело. Но, вернувшись сюда, я снова ощутил желание жить. А сверх того я встретил тебя... – Он нежно улыбнулся ей. – Я вел битву, заведомо проигранную после того, как увидел тебя, упавшую из гамака. Меня захлестнула такая волна полузабытой мною нежности, что я с трудом снова взял себя в руки. Но при всякой новой встрече снова и снова терял контроль над собой, не в состоянии бороться с той силой, что неудержимо влекла меня к тебе. Я понимаю, что рискую, говоря тебе все это. Но рискни и ты в свой черед!– Боже, Клод! – задыхаясь, проговорила она. – Неужели ты не шутишь?..– Поцелуй меня, Роми, – потребовал он. – Ради всего святого, поцелуй!Губы Роми сами собой раскрылись, и она припала к его горячим губам, наслаждаясь их вкусом. Поражаясь собственной дерзости, она скользнула рукой по его бедрам, ягодицам.Она уже не сопротивлялась, когда Клод подхватил ее на руки, понес вверх по лестнице в спальню и там уложил на огромную кровать под балдахином.Он страстно целовал ее груди, живот, бедра, бормоча: «Красавица!.. Шелковая!.. Нежная!»Глядя на его лицо, искаженное страстью, на его полураскрытые, ищущие губы, Роми вдруг окончательно поняла, что любит его.– Клод! – простонала она, оплетая руками его мускулистые плечи. – Я больше не выдержу этой сладкой муки!..– Ты моя, Роми, какое счастье! – радостно вскричал он, неистово лаская ее белоснежную кожу, пробуждая огонь сладострастия в самых сокровенных глубинах ее тела.И когда она, задыхаясь, начала вскрикивать от наслаждения, в нетерпении стучать по его спине кулачками, когда с жадностью голодной тигрицы завладела его ртом, его плечами, всем его телом до последней клеточки, когда ощутила, что отчаянно желает утолить охвативший ее тело огонь, она прошептала, заливаясь слезами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15