В детстве Чериз бегала за ним, как собачонка. Тогда она ему нравилась; но со временем пути их разошлись. Те времена давно позади; теперь у каждого из них – своя жизнь и свои проблемы.– Что ж, Чериз, здравствуй. Как поживаешь?– Отлично, – как-то не слишком уверенно ответила она. – Нет, правда замечательно! Знаешь, я обрела веру!«Что-то новенькое», – цинично подумал Ник.– Э-э... и как тебе?– О, это изменило всю мою жизнь!– Рад за тебя.Сам Ник не был религиозен и редко задумывался о подобных материях; но если Чериз нашла себе увлечение по душе, почему бы за нее не порадоваться? Она всегда следовала за модой. Раз Чериз заговорила о боге, значит, христианство сейчас в ходу.– Спасибо. Я каждый день благодарю за это Иисуса!– А как дети? – поинтересовался он, глядя в окно, где угасал серенький денек.– Э-э... нормально. Уже совсем большие! – Она театрально вздохнула. – Боюсь, над этой троицей господу еще придется потрудиться.Ник терпеливо ждал. Они не общались пятнадцать лет. Не для того Чериз его разыскивала, чтобы рассказывать об обретенной вере.Наступило напряженное молчание: наконец, глубоко вздохнув, Чериз заговорила:– Я... я звоню, чтобы рассказать о Марле.– О несчастном случае я знаю, – ответил Ник. – Ко мне приезжал Алекс.– А-а...Эта новость обескуражила ее. Но Чериз быстро соображала: мгновение спустя она снова ринулась в бой.– Да, все мы благодарим Иисуса, что она осталась жива! А вот подруге ее не повезло, – продолжала она. – Ты знал Памелу? Может быть, видел?– Нет, никогда.– Вот как...В голосе Чериз прозвучало едва заметное разочарование. Или, быть может, неодобрение. Ник невольно подумал о том, что связывало эту погибшую женщину с его свояченицей. Впрочем, Марла заставляла задуматься не только об этом.– Послушай, Ник. Я позвонила, потому что мы одна семья и, думаю, ты меня поймешь. Вы с Марлой когда-то были близки, а с тобой мы всегда ладили. Я люблю Марлу как сестру, то есть у меня нет сестры, но все равно...и Монтгомери, конечно, тоже ее любит, – добавила она, словно в последний момент вспомнив о брате. – Я... мы хотим ее навестить. Но Алекс не позволяет. Твердит, что она в тяжелом состоянии и не может принимать никого, кроме ближайших родственников.«Вот оно как!» Ник взглянул на старинные часы, висящие над кухонным шкафом.– Разве она уже вышла из комы?– Нет, но я просто хочу посидеть с ней рядом, почитать вслух Библию. Знаешь, ведь Библия исцеляет.– Сколько я помню, Марла не слишком религиозна.– Неважно, – быстро возразила Чериз. – Иисус слышит все наши молитвы, все до единой!Ник предпочел промолчать.– Ладно, неважно, – продолжала Чериз, набирая скорость, словно несущийся по рельсам электровоз. – Я все время молюсь за нее, и за Памелу, и за того беднягу-водителя – ты слышал, наверно, он весь обожжен, говорят, что он не выживет. – Она перевела дух и затараторила дальше: – Ну вот, я просто хочу посидеть с ней рядом, подержать за руку, сказать, что люблю ее, и напомнить, что Иисус тоже ее любит.– Может быть, стоит подождать, пока ей станет получше?В трубке послышался протяжный страдальческий вздох, и вслед за ним – молчание. Ник словно видел, как вертятся шестеренки в голове у Чериз. Она из тех, что никогда не сдаются. Выбрав себе цель, вцепляется в нее, как собака в кость, – и всегда добивается своего. Трое мужей, когда-то завзятых холостяков, – это ли не доказательство ее способности настаивать на своем?– Послушай, Ник, ты, наверно, поедешь навестить Марлу. Ведь вы с ней не виделись ну очень давно.Намек, даже не особенно тонкий. Ник крепче сжал трубку и тряхнул головой. Он не желал пускаться в плавание по опасным водам воспоминаний.– Я не сомневаюсь, что ты хочешь ее навестить, – заметила Чериз, и Ник почти почувствовал; как дрожат провода от тайных подтекстов и невысказанных обвинений.– Может быть.Ник откинулся на спинку дивана. На побитом временем кресле свернулся Крутой: поймав взгляд Ника, он немедленно спрыгнул и заполз под кофейный столик, чтобы взглянуть на хозяина снизу вверх через стекло, покрытое кругами от вчерашней выпивки.– Так вот, когда будешь говорить с Алексом, пожалуйста, скажи ему, что я хочу ее увидеть! Постарайся его убедить! Все-таки мы – одна семья. Что бы там ни произошло между нашими отцами, все же мы родные. Одна кровь.– Это верно, – ответил Ник.– Так ты поговоришь с Алексом?– Ладно.– Вот и отлично. Спасибо тебе. Знаешь, пути господни неисповедимы.– Да, слыхал, – уже не сдерживая иронию, отозвался Ник, коротко распрощался и повесил трубку.Он взял со стола грязный стакан и отнес в раковину. Крутой потрусил за ним.– Я вернусь, – еще раз пообещал Ник и, вскинув сумку на плечо, двинулся к черному ходу.Проверив, что у пса есть еда, питье и подстилка в углу веранды, он запер дверь и спустился к машине. Крутой захромал следом, но Ник покачал головой.– В другой раз, приятель.Он почесал собаку за ушами. Одно ухо было разорвано: должно быть, этой отметиной наградил Крутого тот же, кто оторвал ему пол-лапы, искусал до полусмерти и бросил на дороге, по которой случилось проезжать Нику. «Видимо, подрался с енотом или с другой собакой», – сказал ветеринар. Крутой потерял лапу, сохранил ухо и обрел новый дом. Двое потрепанных жизнью одиночек прекрасно друг с другом поладили.– Береги себя, – сказал собаке Ник, сел в машину и завел мотор. На горизонте клубились низкие тучи. Очень под стать его настроению.Вспомнилась Чериз и ее новообретенная вера. Пожалуй, ему самому не помешала бы сейчас надежда на помощь всевышнего. В зеркале заднего вида Ник поймал отражение Крутого: пестрый пес сидел на крыльце и смотрел ему вслед. Сейчас Ник чувствовал, что покидает свою единственную настоящую семью. – Черт! – выругался Ник сквозь зубы и прибавил скорость.Проселок выведет его на шоссе, а шоссе – на федеральную дорогу. И вперед, на юг. В Сан-Франциско. К Марле.
Голоса. Несколько приглушенных голосов. Кажется, уже ей знакомых. Очень хотелось спать, в мозгу тяжело ворочались неповоротливые мысли, но Марла упрямо боролась с забытьем и заставляла себя бодрствовать.– Да, обещал приехать. Но мне пришлось с ним повозиться! – говорил Алекс.«Кто? Кто обещал приехать?»Алекс рассмеялся каким-то натужным смешком.– Как выглядит? Хреново. Этакое дитя природы: выцветшие джинсы, потертая куртка, всклокоченные волосы. Не брился, наверно, с неделю. Он как раз ловил рыбу или крабов – не знаю уж, кого; только шлялся по морю на лодке, в которой – по крайней мере, с виду – дыр не меньше, чем в решете.– Но он все-таки приедет, – вернула сына к теме разговора Юджиния.Значит, свекровь тоже здесь.– Сказал, что приедет. А что будет – кто знает? На него никогда нельзя было положиться.– Ты был у него дома?– Заезжал, но его там не оказалось. Я поймал его в гавани – если эту дыру можно назвать гаванью.Снова натянутый смешок.– Зачем же ты его позвал? – поинтересовалась Сисси. Так Марла узнала, что здесь и ее дочь. – Зачем, если ты его терпеть не можешь?– Терпеть не могу? Что ты, милая! Просто не одобряю.– Тогда какая тебе разница, где он живет и что делает? «Хороший вопрос»подумалось Марле.Глубокий, сладкий, соблазнительный сон уже тянул ее к себе под крылышко... но что-то ее насторожило. Должно быть, напряженное молчание, которым отец и бабушка встретили вопрос девочки.– Почему вы так не любите о нем говорить? – спросила наконец Сисси. – Как будто его имя – это слово из трех букв или что-нибудь в этом роде.– Оно в самом деле из трех букв, – усмехнулся Алекс.– А твое – из пяти, – пробормотала Сисси себе под мое, недостаточно громко.– Здесь и говорить не о чем, – глубоко вздохнув, иступила Юджиния. – Просто... видишь ли, не во всех семьях братья ладят друг с другом.– Как дедушка и его брат?– Да, как Сэмюэл и Фентон, – сухо ответила Юджиния. – И их дети. Чериз и Монтгомери, или Монти, как он сам себя называет.– Почему они больше не наша семья?– Потому что сами не захотели принадлежать к семье.Сисси недоверчиво хмыкнула, затем сказала:– А дядя Монти звонил на днях. Спрашивал папу.– И я с ним поговорил, – вставил Алекс.В голосе его при упоминании о кузене послышались странные нотки – то ли сердитые, то ли тревожные – Марла не поняла. Впрочем, она пока очень многого не понимала... не помнила. Выслушивание чужих разговоров, размышление над ними и упорные попытки пошевелиться отнимали все силы; она почувствовала, что снова уплывает в страну сна.– Так что же Ник?Да, они говорят о Нике, брате, который не окончил колледж или что-то в этом роде, но, боже, отчего такая тяжесть в голове, откуда эта глухая стена, не пропускающая ни одного воспоминания?– А дядя Ник тоже не хочет быть с нами одной семьей? – донесся откуда-то издалека голос Сисси. Как видно, девочка так легко не сдавалась.– Милая моя, ты не поймешь. – заговорила Юджиния.– А ты попробуй объяснить.Молчание. Марла представила, как Алекс с Юджинией обмениваются взглядами, молчаливо решая, какая доля семейных «скелетов в шкафу» подлежит огласке.– Хорошо, Сисси, – мягко заговорила Юджиния. – Я объясню, зачем мы пригласили дядю Ника. Во времена тяжелых испытаний – таких, как это несчастье с твоей мамой, – родные должны собираться вместе и поддерживать друг друга. Знаешь, как в старые времена, когда переселенцам в прериях угрожала какая-нибудь опасность, они собирались вместе, окружали кольцом свои фургоны и дружно защищались?– А кто опасность?– Опасность – это не «кто», а «что», – поправила бабушка. – Можно подумать, в школах отменили родной язык.– Хорошо, – вздохнула девочка. – Что за опасность? Кто враг? О чем ты вообще говоришь? Ерунда какая-то! Я хочу одного: чтобы мама очнулась и стала такой, как раньше. И... и чтобы она выглядела так, как прежде. – Голос ее задрожал. – Вы посмотрите на нее, она же на себя не похожа!Сисси шмыгнула носом. У Марлы сжалось сердце: если бы она могла сказать дочери хоть что-нибудь в утешение! Но язык ей не повинуется и она так устала.– Бабушка, я ничего не понимаю! Мне кажется... такое впечатление, как будто вы с папой чего-то боитесь. Или кого-то.Алекс понял, что пора вмешаться.– Милая, мы просто беспокоимся о маме. Вот и все. Но с ней все будет хорошо. Я говорил с доктором Робертсоном, он сказал, что надо подождать.До сих пор, что бы ни говорил Алекс, Марла слышала в его голосе жесткие, повелительные нотки; но теперь, обращаясь к дочери, он говорил удивительно мягко и ласково.– И никаких врагов у нас нет. Бабушка просто привела сравнение. Послушай, внизу, кажется, стоит автомат с газированной водой. Сбегай купи себе колы или чего-нибудь еще.Марла почувствовала симпатию к незнакомцу, называющему себя ее мужем. Но Сисси, как видно, не поддавалась на ласковый тон.– Я же вижу, вы что-то от меня скрываете! Это из-за той погибшей женщины, правда? Этой Пэм, которая умерла, и теперь маму могут обвинить в убийстве? Поэтому здесь все время крутятся полицейские?Тревога на миг прояснила рассудок Марлы. «Обвинить в убийстве? Господи, это еще что значит?»– Не в убийстве. В преступной неосторожности, – пояснил Алекс.Девочка, видимо, была не удовлетворена его ответом, н он продолжил:– Милая, детектив Патерно просто хочет выяснить, что произошло. Это был несчастный случай. Памелу никто не убивал – она погибла по трагической случайности. Маме становится лучше. Она выздоровеет, вернется домой, полицейские ее расспросят, и, думаю, на этом все и кончится.– Если ничего такого страшного не случилось, зачем же ехать за дядей Ником?– Ты опять о нем? – рявкнул Алекс, но тут же взял себя в руки. – Ладно, а теперь... – Металлическое звяканье – ключи или монеты. – Сбегай-ка вниз, в кафетерий, и принеси нам с бабушкой по банке газированной воды. «Слайс», или «Спрайт», или что у них там есть. И себе возьми.Снова звон мелочи.Марла ожидала новых возражений, но на этот раз Сисси не стала упрямиться. Что-то недовольно проворчав, она поплелась к двери.Марла ощутила глухой гул в голове – предвестник терзающей боли. Сердце билось как сумасшедшее. По шее стекали капли пота: казалось, температура в комнате повысилась градусов на двадцать.«Кто такая Пэм? Что, если я стала причиной ее смерти? Если бы вспомнить. Если бы задать вопросы и получить ответы. Если бы знать!»– Мне неприятно об этом говорить, – заговорила Юджиния, – все-таки Ник мой сын, но я спрашиваю себя, стоило ли приглашать его сюда?– Подожди секунду. Это же была твоя идея.– Знаю, знаю, – с досадой ответила Юджиния. – Я была так расстроена несчастьем и всем этим, но, ты же знаешь, между ним и Марлой кое-что было.«Что это значит? Что между нами было?» Еще один вопрос, на который у нее нет ответа.Забытье властно овладевало Марлой, и вся сила воли понадобилась ей, чтобы не провалиться в мягкую пустоту и дослушать разговор до конца. – Это было пятнадцать лет назад, – напомнил матери Алекс.– Но он после этого так и не оправился.– Глупости. У него было много женщин. Казалось, Алекс сдерживается из последних сил, словно этот разговор задевает его больное место.– И ни одна не задерживалась дольше нескольких месяцев. А с Марлой они...– Помню, – ледяным голосом ответил Алекс.Марла понимала, что должна бы встревожиться, но сейчас даже на это у нее не было сил.– Что ж, выбора у нас не было, верно? Я сказал, что она звала его по имени и что ему лучше приехать.Марла не помнила, чтобы ей удалось произнести хоть слово. А как изнемогала она от желания заговорить! Задать тысячу вопросов о дочери, о маленьком сыне, о своей жизни. Почему у нее ничего не выходит? В отчаянии Марла стиснула пальцы.– Ты видела? – быстро спросил Алекс.– Что?– Она шевельнулась. Посмотри на руку. «Да! Да! Поняли теперь? Я вас слышу!»– Позови доктора, – взволнованно приказал Алекс. – Наконец-то! Может быть, она наконец-то приходит в себя!Марла подумала о том, что этот незнакомец, этот бестелесный голос, овеянный запахом дорогих сигарет, кажется, ее любит.– Думаешь, она нас слышала? – спросила Юджиния. В голосе ее явственно прозвучал страх.– М-может быть.Наступило напряженное молчание. Мать и сын обменивались предостерегающими взглядами, быть может, что-то беззвучно шептали друг другу или просто прикладывали палец к губам.Марла медленно расслабила пальцы. У кровати послышались тяжелые шаги.– Марла! – нежно позвал Алекс. – Милая, ты меня слышишь? Если слышишь, дай мне знать. Шевельни рукой. Боже, как же мне тебя не хватало!Как искренне звучит его голос. Она хочет верить, так хочет верить, что он действительно ее любит! Алекс взял се руку в свою.– Милая, если ты меня слышишь, сожми мои пальцы. Ну, давай. Попробуй.Марла пыталась изо всех сил, но случайный успех не повторялся – пальцы лежали вяло и неподвижно, словно каждый из них весил тысячу тонн.– Кажется... кажется, я что-то почувствовал, – прошептал Алекс.– Хорошо. Может быть, она в самом деле приходит в себя. – Голос Юджинии приблизился. – Марла! Дорогая, ты нас слышишь? Кивни или открой глаза.Но Марла не могла ни кивнуть, ни открыть глаз: силы ее истощились, и сознание стремительно уходило от нее.– Милая...С тяжелым вздохом Алекс выпустил ее руку.– Все бесполезно.– Вовсе нет, – спокойно ответила Юджиния. – Надо запастись терпением. Рано или поздно она очнется.– А если нет? – резко отозвался Алекс.– Тогда придется смириться. Всем нам. Да, это будет ужасно, но нам придется преодолеть горе и жить дальше. Но ни к чему кликать беду. Она шевельнула рукой, ты почувствовал пожатие – это хороший знак. Ей действительно становится все лучше.– Да, наверно... – с явным сомнением в голосе проворчал Алекс.
Больница «Бейвью» – одна из лучших в городе, по крайней мере, так слышал Ник. Но, проходя по длинным коридорам, где в мягком успокаивающем полусвете смотрели со стен копии знаменитых полотен, провожая взглядом докторов и сестер, спешащих по своим делам, он чувствовал, как по коже пробирается неприятный холодок. Ник ненавидел больницы. Всякие. Запахи антисептиков, дезинфектантов и лекарств щипали ноздри. «Успокаивающая» музыка скребла по нервам. Улыбки пациентов, посетителей и врачей казались невыносимо фальшивыми.«Чему они радуются? – спрашивал он себя. – Что хорошего можно найти в таком месте?»Однако он здесь. Нравится ему это или нет. И должен исполнить свой, черти бы его взяли, родственный долг.Ник поднялся на лифте на пятый этаж и без труда нашел палату 505. Дверь была приоткрыта. Из скрытых динамиков приглушенно звучала инструментальная версия старой битловской песни. Коридор был удивительно пуст: ни персонала, ни других пациентов. Впрочем, местная администрация вполне могла выделить для миссис Кейхилл целое крыло. Почему бы и нет? Ведь Алекс здесь – свой человек. Зря, что ли, покойный Сэмюэл Кейхилл отваливал больнице щедрые куски через свой благотворительный фонд? Теперь Алекс может хоть все здание снять для себя, если пожелает. С него станется.Ник отворил дверь в затемненную палату. На единственной кровати лежала пациентка – очевидно, Марла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Голоса. Несколько приглушенных голосов. Кажется, уже ей знакомых. Очень хотелось спать, в мозгу тяжело ворочались неповоротливые мысли, но Марла упрямо боролась с забытьем и заставляла себя бодрствовать.– Да, обещал приехать. Но мне пришлось с ним повозиться! – говорил Алекс.«Кто? Кто обещал приехать?»Алекс рассмеялся каким-то натужным смешком.– Как выглядит? Хреново. Этакое дитя природы: выцветшие джинсы, потертая куртка, всклокоченные волосы. Не брился, наверно, с неделю. Он как раз ловил рыбу или крабов – не знаю уж, кого; только шлялся по морю на лодке, в которой – по крайней мере, с виду – дыр не меньше, чем в решете.– Но он все-таки приедет, – вернула сына к теме разговора Юджиния.Значит, свекровь тоже здесь.– Сказал, что приедет. А что будет – кто знает? На него никогда нельзя было положиться.– Ты был у него дома?– Заезжал, но его там не оказалось. Я поймал его в гавани – если эту дыру можно назвать гаванью.Снова натянутый смешок.– Зачем же ты его позвал? – поинтересовалась Сисси. Так Марла узнала, что здесь и ее дочь. – Зачем, если ты его терпеть не можешь?– Терпеть не могу? Что ты, милая! Просто не одобряю.– Тогда какая тебе разница, где он живет и что делает? «Хороший вопрос»подумалось Марле.Глубокий, сладкий, соблазнительный сон уже тянул ее к себе под крылышко... но что-то ее насторожило. Должно быть, напряженное молчание, которым отец и бабушка встретили вопрос девочки.– Почему вы так не любите о нем говорить? – спросила наконец Сисси. – Как будто его имя – это слово из трех букв или что-нибудь в этом роде.– Оно в самом деле из трех букв, – усмехнулся Алекс.– А твое – из пяти, – пробормотала Сисси себе под мое, недостаточно громко.– Здесь и говорить не о чем, – глубоко вздохнув, иступила Юджиния. – Просто... видишь ли, не во всех семьях братья ладят друг с другом.– Как дедушка и его брат?– Да, как Сэмюэл и Фентон, – сухо ответила Юджиния. – И их дети. Чериз и Монтгомери, или Монти, как он сам себя называет.– Почему они больше не наша семья?– Потому что сами не захотели принадлежать к семье.Сисси недоверчиво хмыкнула, затем сказала:– А дядя Монти звонил на днях. Спрашивал папу.– И я с ним поговорил, – вставил Алекс.В голосе его при упоминании о кузене послышались странные нотки – то ли сердитые, то ли тревожные – Марла не поняла. Впрочем, она пока очень многого не понимала... не помнила. Выслушивание чужих разговоров, размышление над ними и упорные попытки пошевелиться отнимали все силы; она почувствовала, что снова уплывает в страну сна.– Так что же Ник?Да, они говорят о Нике, брате, который не окончил колледж или что-то в этом роде, но, боже, отчего такая тяжесть в голове, откуда эта глухая стена, не пропускающая ни одного воспоминания?– А дядя Ник тоже не хочет быть с нами одной семьей? – донесся откуда-то издалека голос Сисси. Как видно, девочка так легко не сдавалась.– Милая моя, ты не поймешь. – заговорила Юджиния.– А ты попробуй объяснить.Молчание. Марла представила, как Алекс с Юджинией обмениваются взглядами, молчаливо решая, какая доля семейных «скелетов в шкафу» подлежит огласке.– Хорошо, Сисси, – мягко заговорила Юджиния. – Я объясню, зачем мы пригласили дядю Ника. Во времена тяжелых испытаний – таких, как это несчастье с твоей мамой, – родные должны собираться вместе и поддерживать друг друга. Знаешь, как в старые времена, когда переселенцам в прериях угрожала какая-нибудь опасность, они собирались вместе, окружали кольцом свои фургоны и дружно защищались?– А кто опасность?– Опасность – это не «кто», а «что», – поправила бабушка. – Можно подумать, в школах отменили родной язык.– Хорошо, – вздохнула девочка. – Что за опасность? Кто враг? О чем ты вообще говоришь? Ерунда какая-то! Я хочу одного: чтобы мама очнулась и стала такой, как раньше. И... и чтобы она выглядела так, как прежде. – Голос ее задрожал. – Вы посмотрите на нее, она же на себя не похожа!Сисси шмыгнула носом. У Марлы сжалось сердце: если бы она могла сказать дочери хоть что-нибудь в утешение! Но язык ей не повинуется и она так устала.– Бабушка, я ничего не понимаю! Мне кажется... такое впечатление, как будто вы с папой чего-то боитесь. Или кого-то.Алекс понял, что пора вмешаться.– Милая, мы просто беспокоимся о маме. Вот и все. Но с ней все будет хорошо. Я говорил с доктором Робертсоном, он сказал, что надо подождать.До сих пор, что бы ни говорил Алекс, Марла слышала в его голосе жесткие, повелительные нотки; но теперь, обращаясь к дочери, он говорил удивительно мягко и ласково.– И никаких врагов у нас нет. Бабушка просто привела сравнение. Послушай, внизу, кажется, стоит автомат с газированной водой. Сбегай купи себе колы или чего-нибудь еще.Марла почувствовала симпатию к незнакомцу, называющему себя ее мужем. Но Сисси, как видно, не поддавалась на ласковый тон.– Я же вижу, вы что-то от меня скрываете! Это из-за той погибшей женщины, правда? Этой Пэм, которая умерла, и теперь маму могут обвинить в убийстве? Поэтому здесь все время крутятся полицейские?Тревога на миг прояснила рассудок Марлы. «Обвинить в убийстве? Господи, это еще что значит?»– Не в убийстве. В преступной неосторожности, – пояснил Алекс.Девочка, видимо, была не удовлетворена его ответом, н он продолжил:– Милая, детектив Патерно просто хочет выяснить, что произошло. Это был несчастный случай. Памелу никто не убивал – она погибла по трагической случайности. Маме становится лучше. Она выздоровеет, вернется домой, полицейские ее расспросят, и, думаю, на этом все и кончится.– Если ничего такого страшного не случилось, зачем же ехать за дядей Ником?– Ты опять о нем? – рявкнул Алекс, но тут же взял себя в руки. – Ладно, а теперь... – Металлическое звяканье – ключи или монеты. – Сбегай-ка вниз, в кафетерий, и принеси нам с бабушкой по банке газированной воды. «Слайс», или «Спрайт», или что у них там есть. И себе возьми.Снова звон мелочи.Марла ожидала новых возражений, но на этот раз Сисси не стала упрямиться. Что-то недовольно проворчав, она поплелась к двери.Марла ощутила глухой гул в голове – предвестник терзающей боли. Сердце билось как сумасшедшее. По шее стекали капли пота: казалось, температура в комнате повысилась градусов на двадцать.«Кто такая Пэм? Что, если я стала причиной ее смерти? Если бы вспомнить. Если бы задать вопросы и получить ответы. Если бы знать!»– Мне неприятно об этом говорить, – заговорила Юджиния, – все-таки Ник мой сын, но я спрашиваю себя, стоило ли приглашать его сюда?– Подожди секунду. Это же была твоя идея.– Знаю, знаю, – с досадой ответила Юджиния. – Я была так расстроена несчастьем и всем этим, но, ты же знаешь, между ним и Марлой кое-что было.«Что это значит? Что между нами было?» Еще один вопрос, на который у нее нет ответа.Забытье властно овладевало Марлой, и вся сила воли понадобилась ей, чтобы не провалиться в мягкую пустоту и дослушать разговор до конца. – Это было пятнадцать лет назад, – напомнил матери Алекс.– Но он после этого так и не оправился.– Глупости. У него было много женщин. Казалось, Алекс сдерживается из последних сил, словно этот разговор задевает его больное место.– И ни одна не задерживалась дольше нескольких месяцев. А с Марлой они...– Помню, – ледяным голосом ответил Алекс.Марла понимала, что должна бы встревожиться, но сейчас даже на это у нее не было сил.– Что ж, выбора у нас не было, верно? Я сказал, что она звала его по имени и что ему лучше приехать.Марла не помнила, чтобы ей удалось произнести хоть слово. А как изнемогала она от желания заговорить! Задать тысячу вопросов о дочери, о маленьком сыне, о своей жизни. Почему у нее ничего не выходит? В отчаянии Марла стиснула пальцы.– Ты видела? – быстро спросил Алекс.– Что?– Она шевельнулась. Посмотри на руку. «Да! Да! Поняли теперь? Я вас слышу!»– Позови доктора, – взволнованно приказал Алекс. – Наконец-то! Может быть, она наконец-то приходит в себя!Марла подумала о том, что этот незнакомец, этот бестелесный голос, овеянный запахом дорогих сигарет, кажется, ее любит.– Думаешь, она нас слышала? – спросила Юджиния. В голосе ее явственно прозвучал страх.– М-может быть.Наступило напряженное молчание. Мать и сын обменивались предостерегающими взглядами, быть может, что-то беззвучно шептали друг другу или просто прикладывали палец к губам.Марла медленно расслабила пальцы. У кровати послышались тяжелые шаги.– Марла! – нежно позвал Алекс. – Милая, ты меня слышишь? Если слышишь, дай мне знать. Шевельни рукой. Боже, как же мне тебя не хватало!Как искренне звучит его голос. Она хочет верить, так хочет верить, что он действительно ее любит! Алекс взял се руку в свою.– Милая, если ты меня слышишь, сожми мои пальцы. Ну, давай. Попробуй.Марла пыталась изо всех сил, но случайный успех не повторялся – пальцы лежали вяло и неподвижно, словно каждый из них весил тысячу тонн.– Кажется... кажется, я что-то почувствовал, – прошептал Алекс.– Хорошо. Может быть, она в самом деле приходит в себя. – Голос Юджинии приблизился. – Марла! Дорогая, ты нас слышишь? Кивни или открой глаза.Но Марла не могла ни кивнуть, ни открыть глаз: силы ее истощились, и сознание стремительно уходило от нее.– Милая...С тяжелым вздохом Алекс выпустил ее руку.– Все бесполезно.– Вовсе нет, – спокойно ответила Юджиния. – Надо запастись терпением. Рано или поздно она очнется.– А если нет? – резко отозвался Алекс.– Тогда придется смириться. Всем нам. Да, это будет ужасно, но нам придется преодолеть горе и жить дальше. Но ни к чему кликать беду. Она шевельнула рукой, ты почувствовал пожатие – это хороший знак. Ей действительно становится все лучше.– Да, наверно... – с явным сомнением в голосе проворчал Алекс.
Больница «Бейвью» – одна из лучших в городе, по крайней мере, так слышал Ник. Но, проходя по длинным коридорам, где в мягком успокаивающем полусвете смотрели со стен копии знаменитых полотен, провожая взглядом докторов и сестер, спешащих по своим делам, он чувствовал, как по коже пробирается неприятный холодок. Ник ненавидел больницы. Всякие. Запахи антисептиков, дезинфектантов и лекарств щипали ноздри. «Успокаивающая» музыка скребла по нервам. Улыбки пациентов, посетителей и врачей казались невыносимо фальшивыми.«Чему они радуются? – спрашивал он себя. – Что хорошего можно найти в таком месте?»Однако он здесь. Нравится ему это или нет. И должен исполнить свой, черти бы его взяли, родственный долг.Ник поднялся на лифте на пятый этаж и без труда нашел палату 505. Дверь была приоткрыта. Из скрытых динамиков приглушенно звучала инструментальная версия старой битловской песни. Коридор был удивительно пуст: ни персонала, ни других пациентов. Впрочем, местная администрация вполне могла выделить для миссис Кейхилл целое крыло. Почему бы и нет? Ведь Алекс здесь – свой человек. Зря, что ли, покойный Сэмюэл Кейхилл отваливал больнице щедрые куски через свой благотворительный фонд? Теперь Алекс может хоть все здание снять для себя, если пожелает. С него станется.Ник отворил дверь в затемненную палату. На единственной кровати лежала пациентка – очевидно, Марла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41