Ей придется вернуться домой.
Сомертон повел себя хорошо, не позвонив в Береговую охрану или куда там звонят в таких случаях. Однако возвращается, повидав своего новорожденного внука, Тельма, работы у Шелби не будет, значит, и в самом деле пора отправляться домой. Она запланировала три недели, возможно, четыре, а провела вне дома меньше двух. У нее оставалось всего несколько дней в Восточном Вапанекене, всего несколько дней с Куинном.
Она уезжает домой.
Сразу после того, как нашла способ соединить Бренду и Гарри.
Сразу после вечера по сбору средств, который она затем поддержит анонимным денежным взносом, как только снова получит доступ к своим деньгам.
Сразу после того, как в первый и последний раз займется любовью с Куинном Делейни и скажет ему правду. Потом вернется в Филадельфию, сообщит Паркеру, что никогда не выйдет за него, запрется у себя в комнате и будет целый месяц плакать.
Если только не признается Куинну сейчас, сегодня вечером. Шелби искоса глянула на него, обдумывая эту мысль.
Что же ему сказать? Что она, богатая наследница в бегах, решила лечь с ним в постель, желая достойно завершить свое приключение?
Вряд ли.
Рассказать ли Куинну про записку? Про то, что тревожилась, не завсегдатаи ли ее послали, но вскоре поняла нелепость такого предположения?
Поделиться ли своим ощущением, будто в Восточном Вапанекене есть человек, знающий, кто она такая, и, возможно, за первым письмом последует другое, и от нее потребуют огромную сумму за молчание?
Поведать ли о том, что она, кажется, влюбилась в него, вернее, уже любит его и не может заниматься с ним любовью, пока он не узнает правду?
Есть риск, что он выставит ее и никогда больше не пустит на порог… И тогда Шелби никогда не испытает того, о чем так мечтает.
— Шелли? Земля вызывает Шелли; Шелли, прием.
— А, что? Ой, прости. Я задумалась. Ты что-то сказал?
— Я только спросил, все ли в порядке и не хочешь ли ты мне что-то рассказать?
Куинн полагал, что Шелби как раз сейчас решает, рассказать ему о записке или нет. Но едва произнеся эти слова, он понял, что совершил ошибку, ибо она замерла и стиснула ладони на коленях.
Куинн взял ее руки в свои, поднес их к губам.
— Нам, наверное, не нужно говорить, да? — спросил он, глядя в ее выразительные карие глаза, которые будут преследовать его до могилы. Куинн не хотел, чтобы эти глаза снова стали пустыми к безжизненными.
— Вероятно… вероятно, нет, — тихо отозвалась она, и ее дыхание внезапно стало неровным. Скарлетт О’Хара была права. Она обо всем подумает завтра. Но сегодня… когда Шелби совсем не хотела думать.
Куинн обнял ее, осторожно, чтобы не испугать. Он догадывался, что, возможно, эта женщина уже ложилась с кем-то в постель, но с ней никто еще не занимался любовью так, как она того заслуживает.
— Ты уверена? — прошептал он, когда его губы оказались почти у самых губ Шелби, и она закрыла глаза. Если бы она сказала «нет», ему пришлось бы покончить с собой из-за того, что задал такой опасный вопрос.
Шелби прикоснулась ладонью к его щеке, ее губы изогнулись в слабой улыбке. Приглашающее прикосновение. Дрожащая, приглашающая улыбка.
Куинн чувствовал себя мерзавцем, занимаясь любовью с женщиной, которая понятия не имела, кто он такой. В нем жестоко боролись представления об этике, честной игре и нечистой совести. Куинн послал все это к черту.
Оба задрожали, когда их губы встретились, тела соприкоснулись, и он, взяв Шелби на руки, понес ее в спальню.
Заколки выпали из волос, и струящиеся светлые волны веером рассыпались вокруг ее головы, лежащей на цветастом покрывале. Куинн разделся бы, но не мог оставить ее, ибо боялся рисковать. Поэтому он пристроился рядом с Шелби, не выпуская ее из рук, целуя и целуя без конца.
Куинн никогда не пробовал таких сладких губ, не ощущал такого нежного и податливого тела. Такого жаждущего. Такого щедрого. И вместе с тем требующего всего от него. Всего, и даже больше…
Незаметно их одежда исчезла, и теперь они лежали, обнаженные, прижавшись друг к другу, и целовались даже тогда, когда руки исследовали, знакомились, находили.
— Ты такая красивая! — прошептал Куинн, пытаясь совладать со своим дыханием, дать Шелби еще одну возможность сказать ему, что они зашли слишком далеко и она не хочет заходить дальше.
— Люби меня! — Шелби не слишком опытно, но жаждуще потерлась о его бедра. — Пожалуйста!
Не открывая глаз, она слушала свой голос, с мольбой обращавшийся к Куинну, и испытывала унижение, наблюдая за происходящим со стороны, поскольку была убеждена, что за импульсивные поступки приходится расплачиваться. Но та часть ее натуры, которую Шелби открыла в себе совсем недавно, сгорала от желания и приводила более убедительные аргументы: возьми то, что хочешь, возьми сейчас. Возьми все. Ты этого заслуживаешь. Тебе это необходимо.
Она почувствовала его губы на своей шее, на груди. Куинн обхватил губами ее сосок, облизнул его языком.
Таких невообразимых ощущений Шелби никогда еще не испытывала. Куинн прокладывал путь к ее животу и ниже, вызывал тепло и жжение внутри.
Шелби теснее прижала его к себе, провела ладонью по темным как ночь волосам, почувствовала под пальцами выпуклые мышцы его спины. Куинн брал и брал, а она все отдавала, пока его пальцы не нашли самое заветное место и не привели Шелби на грань восторга и тайны, которую ей предстояло познать или умереть.
Куинн знал, что Шелби готова принять его, более чем готова. Ее тихие стоны довели Куинна до того, что он едва не потерял контроль над собой. Однако он поклялся себе, что Шелби узнает всю полноту ощущений, и это удержало его от разрядки.
Куинн сдержался даже тогда, когда она вновь застонала. Затем коленом раздвинул Шелби ноги и наклонился, чтобы поцеловать ее. Потом опустился на нее.
То, что предшествовало этому, померкло в воспоминаниях Куинна, когда весь мир взорвался, рассыпался, вспыхнул огнем и устремился во вселенную с невероятной скоростью. Всё. Любить Шелби — означало всё, всю полноту ощущений.
Куинн глубоко погрузился в нее, и она подалась навстречу ему. Его язык проник к ней в рот, и их языки начали сражение, подражая движениям тел. Куинна душили первобытные эмоции. Он не изведал еще ничего подобного, ибо был переполнен желанием защищать и любить. Куинн понял, что пропал и никуда не денется от этой женщины.
— Люби меня, пожалуйста! — выдохнула у его губ Шелби.
И он откликнулся на эту просьбу. Помоги ему, Боже, помоги, Боже, им обоим! Откликнулся…
Глава 25
Шелби пробралась в свою квартиру незадолго до полуночи. Ее глаза все еще выражали мечтательность, потому что Куинн любил Шелби дважды. Их второе соединение было таким неторопливым и продолжительным и увенчалось таким взрывом…
— Ты мне вот что скажи, — начала свернувшаяся на диване Бренда. — Если у «Снэппла» возникнут большие денежные трудности, как некоторое время назад, ты могла бы купить их? Тебе ведь очень нравится их чай со льдом. У тебя хватит денег?
— Боже мой, не знаю. — Шелби отправилась на кухню за бутылкой чая со льдом, ибо Бренда напомнила ей, что она умирает от жажды. И от голода. По пути в гостиную Шелби взяла еще и пачку шоколадного печенья «Тестикейк». — А сколько денег нужно? Да, ты права, я действительно люблю этот чай. Но было бы очень обидно, если бы у «Тестикейка» начались трудности, потому что кажется, я не смогу прожить без их шоколадного печенья. — Шелби опустилась на диван. — А я-то думала, что много знаю. Бренда, как я вообще существовала двадцать пять лет без «Снэппла» и «Тестикейка»?
— Мне не обойтись без них и десяти минут, и мой вес это доказывает. — Отпивая из своей бутылки, Бренда разглядывала подругу. — Ты можешь купить контрольный пакет акций?
Покраснев, Шелби опустила голову.
— Мне следует взять под контроль собственные деньги, да? Я никогда раньше не думала об этом, потому что всегда кто-то делал это за меня. Да, конечно, хотя бы из чувства самосохранения, я обещаю купить пакеты акций. Ты довольна?
— Ну еще бы, — улыбнулась Бренда. — По твоему расслабленному виду, беспечности и всему прочему… я правильно понимаю, что ты пришла от Куинна, где вы занимались любовью два или три часа?
— Бренда!
Бренда подобрана под себя ноги и натянула на пухлые колени ночную рубашку в розовый и желтый цветочек.
— Что? Мы подруги или как? Ты же прекрасно знаешь, чем я занималась сегодня вечером, верно? Так что давай начистоту. Как это было?
Шелби уронила голову на диванную подушку и закрыла глаза.
— Это было… это было чудесно. Я на такое и не надеялась, я никогда не представляла себе, что такое возможно. — Она подняла голову и посмотрела на ухмылявшуюся Бренду. — Кажется, я люблю его, Бренда. Разве это не чудесно? — Шелби сморгнула внезапные слезы. — И ужасно.
Бренда задумалась.
— Потому что ты не сказала ему правду, да? — Шелби со вздохом кивнула.
— Быть богатой такое испытание.
— Ага, — с сарказмом согласилась Бренда. — Должно быть, ужасно не ходить на работу и ни о чем не беспокоиться. Путешествовать, есть все самое вкусное, покупать, не глядя на ценники. Смерти подобно.
— От этого устаешь, Бренда. — Шелби склонила голову набок и теребила бахрому шелковой подушки, на одной стороне которой были вышиты слова: «Любить в Атлантик-Сити приятнее».
— Полагаю, да, моя радость… лет через пятьдесят или восемьдесят. Но такой срок я бы точно продержалась. Я даже купила бы маме дворец в Испании, или в Катманду, или где-нибудь на Гавайях. Да, на Гавайях. Я никогда не хотела побывать на Гавайях. Испания или Катманду гораздо привлекательнее.
— Ты чокнутая, — усмехнулась Шелби и прижала к себе подушку, все еще чувствуя обнимавшие ее руки Куинна, тепло его последнего поцелуя.
— И у тебя серьезная проблема, да? — Бренда внимательно посмотрела на Шелби. — Ты любишь его? Но если ты не любишь его, все не так страшно. Впрочем, я не представляю тебя в постели с нелюбимым человеком. Не потому, что ты богатая, а потому, что ты настоящая… настоящая леди. Хм, пожалуй, я ответила на свой вопрос. Ты любишь его.
— Я люблю его, — согласилась Шелби. — Бренда, как по-твоему, бывают ли счастливые концы?
— Ха! Посмотри, с кем ты говоришь, моя милая. Я помолвлена с Гарри и его мамой уже двенадцать лет. Мне бы добраться до счастливой середины, не говоря уже о счастливом конце.
Полушутливое замечание подруги Шелби вспомнила наутро и поэтому почти обрадовалась, что Куинн не пришел к Тони завтракать. Сама она позавтракала с Брендой, проводила ее на автобус и пошла домой одна.
Шелби переходила переулок между двумя длинными кварталами, отделявшими ресторан от пансиона, когда рядом с ней с визгом затормозил автомобиль.
Внутри было двое мужчин, ни одного из них Шелби не знала. Пассажир выпрыгнул из машины, подбежал к Шелби, схватил за руку к попытался подтащить к открытой задней дверце седана.
— Пожар! — закричала Шелби, быстро сообразив, что так привлечет больше внимания, чем если просто закричит. Так кричать она научилась во время уик-энда, организованного женским землячеством ее колледжа, когда их учили простым приемам самообороны.
Те уроки вдруг всплыли в памяти. Внуши нападающему, что ты не станешь жертвой. Дай это понять и ему, и себе криком «нет» так громко и убедительно, как можешь.
— Нет! — завопила Шелби. — НЕТ! — Она уцепилась за руку, крепко державшую ее за запястье, и начала отгибать большой палец мужчины, стараясь причинить ему боль.
— Ой! — взвизгнул мужчина, но, отпустив Шелби, тут же схватил ее другой рукой. — Больно!
— Отлично! — воскликнула Шелби, быстро и резко ударив коленом мужчине в промежность.
Она не знала и не хотела знать, удалось бы ей одолеть незнакомца, потому что в этот момент на улице появился Куинн. Корзина с бельем полетела на чей-то газон, и его лицо выразило ярость.
— Садись! Садись! Он бежит! — позвал водитель, и напавший на Шелби мужчина посмотрел в сторону Куинна} сказав нечто странное: — Почти вовремя. — Он прыгнул в машину, и та рванула с места как раз в тот момент, когда к ней подбежал Куинн.
— Номер пенсильванский, замечена только часть, Адам, тридцать восемь с чем-то. Коричневая «тойота»-седан, 1999 года выпуска. Возможно, взята напрокат, — быстро проговорил остановившийся Куинн в основном для себя и, по мнению Шелби, так, как человек, привыкший быстро усваивать подобную информацию.
А потом Шелби оказалась в объятиях Куинна, который спрашивал, все ли с ней в порядке, не пострадала ли она, узнала ли того, кто пытался ее похитить.
— Похи… похитить меня? — Шелби высвободилась, пораженная, и посмотрела ему в лицо. — Так вот что случилось? Кто-то пытался похитить меня? Почему?
Куинн знал один возможный ответ на этот вопрос. Шелби знала тот же самый возможный ответ на этот вопрос.
В этом ответе содержалось множество нулей. Но никто из них не сказал об этом вслух.
— Не знаю, Шелли, — солгал Куинн. — Но сообщу об этом в полицию. Может, в этом районе участились попытки похищения. В газетах я ничего не видел, но иногда полицейские придерживают такие сведения, чтобы не перепугать жителей до полусмерти. Однако я запомнил часть номера, надеюсь это поможет.
— Ду… думаю, да. — Шелби задрожала, и у нее застучали зубы. Ее чуть не похитили, едва не оправдался худший из страхов Паркера! Она сопротивлялась как могла и обещала себе сопротивляться в подобном случае, не сдаваясь, ни разу не произнеся «пожалуйста, не надо», не позволив случиться ничему страшному.
Но Шелби прикоснулась к похитителю. Почувствовала на своем лице его горячее, отдававшее кислым, дыхание. Отгибала его палец. Ударила его. Боже! Неужели она все это проделала? А что было бы, если бы Куинн появился минутой позже?
— Кажется… кажется, мне надо присесть. Куинн обнял ее за талию и повернул к дому, но Шелби воспротивилась.
— Нет, я хочу сесть сейчас же. — Она села на бордюр тротуара и почувствовала ладонь Куинна на своей шее — он нагнул ее голову между колен,
— Дыши медленно, глубоко, моя хорошая. — Вдыхай через нос, выдыхай через рот. И не закрывай глаза, иначе дурнота усилится.
— Боюсь, слишком… слишком поздно для подобного совета. Извини, — услышала Шелби свой лепет, под веками полыхнула одна, потом другая вспышка света, как раз перед тем, как весь мир погрузился во тьму.
Она очнулась на диване в гостиной Бренды, недоумевая, что случилось и как она сюда попала. Подняв глаза и поморщившись, когда желудок снова попытался взбунтоваться, Шелби увидела Куинна. Он стоял над ней с ключами от квартиры в руке. Она дотронулась до кармана юбки, поняла, что он держит ее ключи, и удивилась, почему не испытывает такого волнения при виде Куинна, как во время сражения с напавшим на нее человеком.
И тут же вспомнила: «Садись! Садись! Он бежит! „ «Почти вовремя“.
Эти люди знали Куинна? Узнали его? И что это значило: «Почти вовремя»? Они словно ждали его, а он запаздывал. Но запаздывал к чему? Помочь им похитить ее или притвориться, что спасает?
— Я… я хочу пить, пожалуйста, — попросила Шелби, отводя взгляд от его озабоченного лица. Если это было действительно озабоченное лицо. Откуда ей знать? Честен ли он и правдив, потому что уложил ее в постель? Боже, так говорят все глупые жертвы!..
— Вот, пожалуйста. — Куинн вернулся из кухни со стаканом воды и приподнял голову Шелби, чтобы она могла сделать глоток. — Знаешь, ты пару раз приходила в себя и отключалась, но мне не составило труда отнести тебя домой на руках. Хотя, думаю, я должен пойти и забрать свое белье.
— Твое?.. О! Ах да, теперь я вспоминаю. Ты ходил в прачечную? Тебя не было за завтраком. — Шелби села, опираясь на подушки. — Пойди забери белье, пока это не сделал кто-то другой.
— Я уже позвонил в полицию, Шелли. Поскольку я видел то же, что и ты, мне предложили самому зайти попозже в участок и оставить заявление. Если только ты не захочешь поговорить с полицией. Ты узнала кого-нибудь из них, можешь описать?
Шелби покачала головой и тут же пожалела об этом, потому что голова у нее раскалывалась.
— Я никогда еще не падала в обморок. — Она подняла на Куинна глаза, сожалея, что не знает его, не знает по-настоящему. — Ведь со мной это и произошло, да? Я потеряла сознание?
Куинн улыбнулся ей.
— Ты поникла, как сорванный цветок. Но вела себя, как подобает леди. Даже извинилась перед тем, как внезапно обмякла в моих руках. Эта часть мне, пожалуй, понравилась, — Он наклонился и поцеловал ее в кончик носа. — Мы с моим бельишком сейчас вернемся, хорошо?
— Хорошо. — Шелби слабо улыбнулась. Глядя, как Куинн идет к двери, она увидела стопку почты, которую, должно быть, он положил на стол. Как только Куинн ушел, Шелби встала и взяла почту. Два журнала, счет за телефонные переговоры, счет по кредитной карточке, три письма с явной макулатурой.
Ничего адресованного ей и написанного печатными буквами. Шелби не знала, плохо это или хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29