Она не разочаровала его.
— Куинн, здесь же повсюду оборочки! — воскликнула Шелби, обходя маленькую гостиную-кухню. — И кружевные салфеточки… и… и все эти цветы на диване. А это что? — спросила она, взяв лежавший на кухонной стойке розовый предмет, тоже весь в рюшах и кружевах, под которым оказался неиспользуемый тостер.
— Чехол для тостера, — пояснил Куинн. — Миссис Бричта сама его смастерила. Поскольку она здесь убирает, я боюсь выбросить его, чтобы не обидеть ее. В ванной комнате есть еще один такой, на рулоне туалетной бумаги. К его верху приклеена пластмассовая уточка. Просто очаровательно.
Шелби села на диван — пурпурные цветы на розовом фоне — и рассмеялась:
— О, Куинн! Да как ты работаешь в такой обстановке?
— Это нелегко. А теперь подожди здесь, я сейчас управлюсь.
Шелби прошлась по комнате, трогая салфеточки, внимательно рассмотрела фотографии большеглазых детей на стенах. А потом увидела стол у окна, занавешенного шторами с рюшами. На столе стоял портативный компьютер… и лежало несколько больших коричневых папок, весьма официального вида.
Решив, что это заметки Куинна для его книги, Шелби взглянула на закрытую дверь спальни, потом снова посмотрела на папки.
Что в этом плохого? Он же не о государственной тайне пишет. Кроме того, она может узнать из его записей что-нибудь про Восточный Вапанекен, поскольку Куинн, видимо, здорово умеет раскапывать сведения про маленькие городки.
Шелби уже потянулась к верхней папке, когда Куинн открыл дверь спальни.
Три секунды спустя она оказалась в его объятиях. Целуя Шелби, он уводил ее от стола, в сторону дивана.
Шелби растерялась от этого натиска. Осознание происходящего потрясло ее, пронзило насквозь, отчего ноги уже не держали ее. Когда Куинн опустил Шелби на диван, она обвила руками его талию и поцеловала.
Шелби целовала Куинна крепко и долго, потому что умерла бы, если бы не смогла этого сделать — узнать вкус его губ, его тело, прижавшееся к ее телу.
То, что началось, как самый надежный из известных Куинну отвлекающих маневров, превратилось в совершенно определенную угрозу, и он понятия не имел, как предотвратить ее. Шелби замерла в его руках, горячая и жаждущая, и Куинн желал ее с доселе неведомой ему силой.
Он прильнул к губам Шелби, его язык, дразня ее, искал и нашел вход, их тела соединились так, словно были созданы для этого. Куинн нащупал ее грудь, и у него перехватило дыхание.
— Думаю, теперь ты уже не хочешь гулять?
Она кивнула, сокрушаясь о том, что ее глаза наполняются дурацкими слезами.
— Нет, ведь уже поздно. И… завтра мне надо на работу. Так что я, пожалуй, пойду…
— Конечно, — отозвался Куинн, провожая ее к двери. — Не забудь постучать в свою квартиру.
Шелби грустно улыбнулась и, подавив слезы, посмотрела на Куинна, в его затуманенные страстью серые глаза.
— Да, я так и сделаю. Что ж, спасибо тебе, Куинн. Я действительно прекрасно провела…
— О черт! — Он привлек ее к себе и последний раз поцеловал, прижимая крепче и держа так, пока она не начала расслабляться в его руках. — Увидимся завтра? — спросил Куинн, зарывшись лицом в ее волосы.
— Завтра. Да, это было бы великолепно, — промолвила Шелби и выскользнула в открытую дверь, оставив его с тяжестью на душе.
Он закрыл дверь, убедившись, что она благополучно вошла в свою квартиру, потом прошел к столу и взял верхнюю папку. На ней стояла надпись: «Тейт Шелби. Степень секретности: нетипичные заметки телохранителя».
Положив эту папку и все остальные в свой дипломат, Куинн запер его и сунул под диван.
Он был близок к провалу. Очень близок.
Куинн пошел на кухню, вытащил из холодильника бутылку пива и, обойдя диван, опустился в огромное коричневое кресло, на подлокотниках и подголовнике которого лежало по салфеточке. Взял пульт, думая посмотреть телевизор, но тут же положил его.
Он побудет наедине со своей совестью.
А ночь обещала быть длинной…
Глава 20
Шелби прошла за Брендой в гостиную, видя, что Куинн стоял в дверях, пока ее подруга не ответила на стук.
— Бренда, извини, что я вернулась так быстро. Я не хотела, но… — Шелби огляделась. — А где Гарри?
— Не знаю, и мне все равно. — Бренда рухнула в кресло и сложила руки на животе. Этим вечером на ней было платье в крестьянском стиле — в белый и синий цветочек, и сейчас оно вздыбилось вокруг нее, как шляпка огромного гриба. — Чтоб глаза мои его больше не видели!
Шелби посмотрела в сторону двери, в сторону квартиры Куинна. Подумала о своей собственной проблеме, которая скорое озадачивала, чем пугала ее, а потом устремила взгляд на подругу. Бренда вздернула дрожащий подбородок и сморгнула слезы.
— Бренда, что случилось? — Шелби опустилась на колени возле кресла.
— Ничего. Все. Это… из-за мамы. Сегодня вечером мама сказала Гарри, что она записалась в круиз, который приходится на тот уик-энд, когда состоится наша свадьба. По ее словам, она внесла деньги месяц назад, еще до того, как мы назначили дату. Теперь их уже нельзя вернуть. И этот… этот здоровый, глупый, тупой недоумок купился на это. Он действительно купился на эту идиотскую историю. — Бренда откинула голову на спинку кресла. — Даже не верится, Шелли. Она гнет свою линию, а Гарри по-прежнему не замечает этого.
Шелби растерялась. Что сказать женщине, помолвленной и брошенной почти у алтаря? А ведь это происходило уже полдюжины раз за последние двенадцать лет?
— По-моему, я видела в холодильнике прохладительные напитки. — Шелби встала и пошла в кухню.
Она вскоре вернулась, решив, что сегодня вечером стаканы не понадобятся.
— Вот, черешневая. Выпей, Бренда, и я тоже выпью. По-моему, мы обе заслужили это. За мужчин… пусть они все отправляются прямиком в ад!
Бренда подняла голову, и у нее под подбородком образовался второй, хоть и очень привлекательный.
— Ты тоже? И что же это? А с виду вы напоминали голубков. Может, тут в воздухе что-то не так? Что случилось?
— Что случилось? — Шелби села на ковер и оперлась спиной о диван. — Не знаю, Бренда. Честное слово, не знаю. Он появился откуда ни возьмись, поцеловал меня… чуть не съел… а затем отшвырнул. Он даже извинился, Бренда, и худшего оскорбления я еще не испытывала, а потом поцеловал снова и пообещал, что мы увидимся завтра. — Шелби подняла бутылку и сделала большой глоток. — Очень в этом сомневаюсь.
— Ничего себе… — Бренда тоже опустилась на пол и прислонилась к креслу. И она сделала большой глоток. — Он не… ну, то есть… он не того, нет?
Шелби посмотрела на. уровень вина в бутылке и решила, что не может напиться.
— Чего не того, Бренда?
— Ну, ты понимаешь… того…
— О нет, Бренда, он не занимался со мной любовью, если ты об этом. «Тем хуже», — добавила про себя Шелби, снова поднося ко рту бутылку.
Бренда усмехнулась:
— Хорошо целуется, да? Шелби кивнула:
— У меня до сих пор все внутри дрожит.
— Но он сдержался. Повел себя как джентльмен.
— Не уверена, что это так. Представляешь, мы целуемся, а в следующую секунду я слышу: «Вот ваша шляпка, вы, кажется, торопитесь». Что во мне не так, Бренда? Паркер не хочет ложиться со мной в постель. Куинн только что не выкинул меня. Проклятие, Бренда, я хочу еще вина!
— Дело не в тебе, — крикнула ей вдогонку Бренда, — а в мужчинах. Дело всегда в них. Поверь мне. Гарри сделал меня специалисткой. Я тоже выпью еще черешневой. О черт, телефон! И знаешь, кто это? Это Гарри, попытается извиниться и сообщить, что его мама не хотела нас обидеть. — Она с трудом поднялась. — Ну, сейчас я ему выдам, ..
Шелби вбежала в гостиную и положила руку на телефон, помешав Бренде.
— Нет. — Она покачала головой. — Не отвечай, Бренда. Пусть включится автоответчик. Пусть он сегодня помучается. Гарри заслужил это.
— Но… но это же Гарри, — растерянно промолвила Бренда. — Он всегда звонит первым после наших ссор. И я всегда отвечаю. А потом, черт побери, я его прощаю, дурака. Вот… вот что мы делаем, Шелли.
— Но не сегодня, — сурово отрезала Шелби. — Не веди себя предсказуемо, поступи неожиданно. Может, это заставит его понять, что ты для него важнее, чем круиз матери.
Вот, заработал автоответчик. Как включить звук, чтобы мы слышали?
Бренда повернула регулятор громкости и снова опустилась в кресло, обхватив руками колени и пристально глядя на аппарат.
— … поэтому, пожалуйста, оставьте сообщение после гудка, — говорил ее голос.
— Бренда? — прозвучал голос Гарри, такой громкий, что Шелби чуть привернула регулятор. — Бренда, девочка, я знаю, что ты там. Давай, малышка, возьми трубку. — Последовала пауза: Гарри ждал, Шелби же держала руку на телефоне и предостерегающе смотрела на Бренду. — Я знаю, что ты рассердилась, малышка, и я не виню тебя. Она показала мне билеты. Они действительно на тот самый уик-энд. И мама едет от церкви, поэтому если заберет свои деньги, то это отразится на всех остальных… что-то в этом роде, Она сожалеет, правда. Даже плакала. Честно, малыш, ей так плохо из-за…
Бренда наклонилась и выключила звук.
— Ей плохо? Похоже, это мне сейчас станет плохо. — Она снова откинулась в кресле и закрыла глаза. — Все та же старая песня, Шелли. Она будет продолжать в том же духе, пока не загнется, а я пойду к алтарю, держась за проклятый ходунок. Черт, спляшу ли я когда-нибудь на могиле этой старухи?!
— Но все же есть человек, который любит тебя, пусть даже его мать дьявольское отродье. — Шелби сделала основательный глоток из новой бутылки.
— Ты о чем? У тебя же есть Паркер, нет? Он хочет на тебе жениться.
— Хочет ли, Бренда? На самом ли деле? Как мне выяснить?
— Ну… не знаю. Может, когда вы занимаетесь любовью? Шелби поперхнулась вином.
— Занимаемся… занимаемся любовью? Бренда, мы никогда не занимались любовью. То есть сегодня вечером с Куинном я… оказалась ближе к этому, чем за два года с Паркером.
Бренда взглянула на горлышко своей бутылки.
— Это… угнетает. Шелби усмехнулась.
— Да, не правда ли? Хочешь еще вина? Я хочу. У меня звенит в ушах. Кажется, я продолжу.
— Похоже на план действий. — Бренда с трудом поднялась. — Принесу чего-нибудь закусить. Какой смысл напиваться без закуски? Поэтому я и ношу эти дурацкие платья. Они скрывают мое пристрастие к закускам.
Они взяли четыре бутылки спиртного, миску сухих крендельков, обсыпанных солью картофельные чипсы и непочатую коробку сырных крекеров.
Вернувшись в гостиную, Бренда включила телевизор. Шел какой-то старый фильм, и она приглушила звук.
— Наверняка какая-нибудь ерунда. — Бренда указала на экран. — То, что нам сейчас нужно.
— Как сказал бы мой дядя Альфред — а он говорит это по любому поводу и без всякого повода, — выпью за это!
— А ты ничего, Шелли, знаешь? — Бренда смотрела на новую подругу слегка затуманенным взором. — Ты могла бы быть настоящим дерьмом, а вот нет. Ты клевая девчонка. Ох, вот опять звонит. И так будет всю ночь.
— Не отвечай, — предупредила Шелби, когда Бренда сделала движение в сторону телефона.
— Не буду. Только включу громкость. А, вот он…
— Бренда? Возьми трубку, Бренда. Ну, будет, я же знаю, что ты дома.
Бренда хмыкнула.
— Голос у него обиженный. Что ж, хорошо. Мне пора уже перестать дергаться из-за него по каждому поводу. Пусть помучается.
— Бренда? Если ты не возьмешь трубку, я больше не позвоню. Я не шучу, малышка. Не позвоню. Эти ссоры не могут продолжаться, малышка, из-за тебя я меж двух огней — между тобой и мамой. Мне нелегко, ты же знаешь, Бренда. Черт побери, Бренда, возьми трубку! А, к черту… Щелк.
— Отлично. — Бренда выискивала в миске свои любимые подгорелые чипсы. — Теперь он злится на меня за то, что я посмела рассердиться на него. Это так по-мужски. Хорошо, что ты не позволила мне ответить ему, Шелли. Это очень поучительно, верно? Мы правы — мы, женщины, — но не виноваты в том, что мы правы. — Она тряхнула головой. — Ты понимаешь меня, или я уже очень пьяна?
— Какая разница, — отозвалась Шелби, погруженная в размышления.
— Да, ты права. Fly ладно, я отключу звонок. Конечно, Шелли, он должен какое-то время повариться в собственном соку. Может, без его массажа и его… ну, в общем, может, если я не буду всегда так чертовски доступна, у Гарри просветлеет в мозгах. Кроме того, это старая песня, мы пели ее уже миллион раз. Ну ладно, выкладывай, Шелли, что еще тебя беспокоит? Я знаю, дело не только в поцелуях Куинна, от которых у тебя внутри все дрожит.
— Беспокоит меня? Все, Бренда, меня беспокоит. Я ходила в ту же школу, что и моя мать, получила такой же диплом. Вступила в те же клубы, занималась той же благотворительностью. Работать после колледжа я не пошла, потому что Тейты не работают. Я просто продолжала делать то, что мне говорили. Пойди туда, сядь здесь, подпиши этот чек, обручись с Паркером, потому что…
— Потому что ты любишь его? — с готовностью подсказала Бренда.
Шелби покачала головой:
— Нет, едва ли. Скорее, я обручилась потому, что мне подошло время выходить замуж. К двадцати пяти годам моя мама была уже замужем. Сомертона сна родила в двадцать шесть. Мама поступила так, как ей говорили. Вышла замуж, родила младенца мужского пола и главного наследника. Четыре года спустя, в разгар одного из пьяных приступов нежности, какие случались у папы с мамой, они зачали меня. И родили, чтобы вырастить, как маму. В точности так был запрограммирован — да, запрограммирован — Сомертон: вырасти таким же, как отец. Ну а Сомертон нарушил традицию, и наверное, мне тоже надо так поступить!
— А как Сомертон нарушил традицию? — поинтересовалась Бренда, радуясь возможности отвлечься, уже готовая снять трубку, если Гарри осмелится позвонить в последний раз.
Но Шелби не слушала ее.
— Такая чертовски послушная. Послушная маленькая Шелби, это я. Не делай этого, не делай того. Всех слушай, оправдывай их ожидания, связанные с Тейтами. И вот теперь я должна выйти замуж, потому что мне пора. Боже, Бренда, какой ужас!
— Как он нарушил традицию? — снова спросила Бренда, полагая, что это важно. Раздался почти беззвучный щелчок автоответчика, и завертелась кассета. Бренда проигнорировала это. «Заговори себя до умопомрачения, мальчик, — подумала она. — Может, ты наконец хоть что-нибудь поймешь».
Шелби посмотрела на уровень жидкости в своей уже третьей бутылке и ловко понизила его еще на два дюйма. Дядя Альфред был прав: затуманенные мозги — счастливые мозги, по крайней мере пока не протрезвеют утром, чего дядя Альфред не позволял своим мозгам уже несколько десятилетий.
— Понимаешь, к этому времени он мог бы уже найти меня.
— Кто? Твой брат?
— Нет, Бренда, не Сомертон. Паркер. Он уже нашел бы меня, если только не рад, что я уехала, и надеется разорвать помолвку. Только Паркер не сделает этого. Объединяется слишком много денег, чтобы он на это пошел. Паркер практичный. — Шелби рыгнула, чего не делала никогда в жизни. — Паршивец. Практичный паршивец Паркер подцепил… что-нибудь на «п». Аллитерация. Я всегда любила аллитер… аллитер-асссыы.
— Уф, кто-то у нас нагрузился. — Бренда вырвала у Шелби уже пустую бутылку. — А сейчас, пока ты не отключилась, скажи мне про Сомертона, Шелли. Как он нарушил традицию?
— Сомертон?
Мозг Шелли оставил презренный предмет в виде Паркера Уэстбрука Третьего и вернулся к Куинну Делейни и к тому, что он поцеловал ее, а потом выставил из своей квартиры. Как раз в тот момент, когда она хотела послать все к черту и отправиться с ним в постель. Он понял это? Как Куинн это почувствовал? И выставил потому, что не хотел ее… или потому, что хотел слишком сильно?
Шелби улыбнулась глупо-сентиментальной улыбкой, решив остановиться на последнем объяснении, поскольку оно делало ее счастливой. Она заслужила счастье, черт побери! Возможно, личное счастье и не значилось в Расписании Жизни Тейтов, но Шелби считала, что все равно заслуживает немного счастья. Да, потому что таким образом все казалось намного лучше. Легче. Как Принцессе, которая забралась ей на колени и теперь довольно мурлыкала. Принцесса понимала. Пора быть счастливой.
— Ты меня любишь, Принцесса, правда, золотко?
— Да, Принцесса любит тебя. А теперь вернемся к Сомертону. — Бренда старалась, чтобы Шелби сохранила ясность мысли, пока она не получит от нее необходимые ответы. — Это, возможно, имеет значение. Если он нарушил традицию, не случится ничего страшного, если и ты поступишь так же. Поэтому давай рассказывай. Что он сделал?
Голова Шелби откинулась на диванные подушки, а ноги сползли под кофейный столик.
— Он поселил в доме Джереми. Показал всем язык и поселил Джереми — ба-бах! — прямо в старом фамильном особняке. Папочка, наверное, до сих пор ворочается в гробу. В фамильном склепе, понимаешь. Лежит там, вместе с петуниями. Порядочный папа лежит с петуниями. Прискорбно.
— Ясно, — пробормотала Бренда, все еще ничего не понимая, хотя и не была настолько пьяна, как Шелби, абсолютно не умевшая пить или не имевшая опыта в этом деле. — А кто такой Джереми?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Куинн, здесь же повсюду оборочки! — воскликнула Шелби, обходя маленькую гостиную-кухню. — И кружевные салфеточки… и… и все эти цветы на диване. А это что? — спросила она, взяв лежавший на кухонной стойке розовый предмет, тоже весь в рюшах и кружевах, под которым оказался неиспользуемый тостер.
— Чехол для тостера, — пояснил Куинн. — Миссис Бричта сама его смастерила. Поскольку она здесь убирает, я боюсь выбросить его, чтобы не обидеть ее. В ванной комнате есть еще один такой, на рулоне туалетной бумаги. К его верху приклеена пластмассовая уточка. Просто очаровательно.
Шелби села на диван — пурпурные цветы на розовом фоне — и рассмеялась:
— О, Куинн! Да как ты работаешь в такой обстановке?
— Это нелегко. А теперь подожди здесь, я сейчас управлюсь.
Шелби прошлась по комнате, трогая салфеточки, внимательно рассмотрела фотографии большеглазых детей на стенах. А потом увидела стол у окна, занавешенного шторами с рюшами. На столе стоял портативный компьютер… и лежало несколько больших коричневых папок, весьма официального вида.
Решив, что это заметки Куинна для его книги, Шелби взглянула на закрытую дверь спальни, потом снова посмотрела на папки.
Что в этом плохого? Он же не о государственной тайне пишет. Кроме того, она может узнать из его записей что-нибудь про Восточный Вапанекен, поскольку Куинн, видимо, здорово умеет раскапывать сведения про маленькие городки.
Шелби уже потянулась к верхней папке, когда Куинн открыл дверь спальни.
Три секунды спустя она оказалась в его объятиях. Целуя Шелби, он уводил ее от стола, в сторону дивана.
Шелби растерялась от этого натиска. Осознание происходящего потрясло ее, пронзило насквозь, отчего ноги уже не держали ее. Когда Куинн опустил Шелби на диван, она обвила руками его талию и поцеловала.
Шелби целовала Куинна крепко и долго, потому что умерла бы, если бы не смогла этого сделать — узнать вкус его губ, его тело, прижавшееся к ее телу.
То, что началось, как самый надежный из известных Куинну отвлекающих маневров, превратилось в совершенно определенную угрозу, и он понятия не имел, как предотвратить ее. Шелби замерла в его руках, горячая и жаждущая, и Куинн желал ее с доселе неведомой ему силой.
Он прильнул к губам Шелби, его язык, дразня ее, искал и нашел вход, их тела соединились так, словно были созданы для этого. Куинн нащупал ее грудь, и у него перехватило дыхание.
— Думаю, теперь ты уже не хочешь гулять?
Она кивнула, сокрушаясь о том, что ее глаза наполняются дурацкими слезами.
— Нет, ведь уже поздно. И… завтра мне надо на работу. Так что я, пожалуй, пойду…
— Конечно, — отозвался Куинн, провожая ее к двери. — Не забудь постучать в свою квартиру.
Шелби грустно улыбнулась и, подавив слезы, посмотрела на Куинна, в его затуманенные страстью серые глаза.
— Да, я так и сделаю. Что ж, спасибо тебе, Куинн. Я действительно прекрасно провела…
— О черт! — Он привлек ее к себе и последний раз поцеловал, прижимая крепче и держа так, пока она не начала расслабляться в его руках. — Увидимся завтра? — спросил Куинн, зарывшись лицом в ее волосы.
— Завтра. Да, это было бы великолепно, — промолвила Шелби и выскользнула в открытую дверь, оставив его с тяжестью на душе.
Он закрыл дверь, убедившись, что она благополучно вошла в свою квартиру, потом прошел к столу и взял верхнюю папку. На ней стояла надпись: «Тейт Шелби. Степень секретности: нетипичные заметки телохранителя».
Положив эту папку и все остальные в свой дипломат, Куинн запер его и сунул под диван.
Он был близок к провалу. Очень близок.
Куинн пошел на кухню, вытащил из холодильника бутылку пива и, обойдя диван, опустился в огромное коричневое кресло, на подлокотниках и подголовнике которого лежало по салфеточке. Взял пульт, думая посмотреть телевизор, но тут же положил его.
Он побудет наедине со своей совестью.
А ночь обещала быть длинной…
Глава 20
Шелби прошла за Брендой в гостиную, видя, что Куинн стоял в дверях, пока ее подруга не ответила на стук.
— Бренда, извини, что я вернулась так быстро. Я не хотела, но… — Шелби огляделась. — А где Гарри?
— Не знаю, и мне все равно. — Бренда рухнула в кресло и сложила руки на животе. Этим вечером на ней было платье в крестьянском стиле — в белый и синий цветочек, и сейчас оно вздыбилось вокруг нее, как шляпка огромного гриба. — Чтоб глаза мои его больше не видели!
Шелби посмотрела в сторону двери, в сторону квартиры Куинна. Подумала о своей собственной проблеме, которая скорое озадачивала, чем пугала ее, а потом устремила взгляд на подругу. Бренда вздернула дрожащий подбородок и сморгнула слезы.
— Бренда, что случилось? — Шелби опустилась на колени возле кресла.
— Ничего. Все. Это… из-за мамы. Сегодня вечером мама сказала Гарри, что она записалась в круиз, который приходится на тот уик-энд, когда состоится наша свадьба. По ее словам, она внесла деньги месяц назад, еще до того, как мы назначили дату. Теперь их уже нельзя вернуть. И этот… этот здоровый, глупый, тупой недоумок купился на это. Он действительно купился на эту идиотскую историю. — Бренда откинула голову на спинку кресла. — Даже не верится, Шелли. Она гнет свою линию, а Гарри по-прежнему не замечает этого.
Шелби растерялась. Что сказать женщине, помолвленной и брошенной почти у алтаря? А ведь это происходило уже полдюжины раз за последние двенадцать лет?
— По-моему, я видела в холодильнике прохладительные напитки. — Шелби встала и пошла в кухню.
Она вскоре вернулась, решив, что сегодня вечером стаканы не понадобятся.
— Вот, черешневая. Выпей, Бренда, и я тоже выпью. По-моему, мы обе заслужили это. За мужчин… пусть они все отправляются прямиком в ад!
Бренда подняла голову, и у нее под подбородком образовался второй, хоть и очень привлекательный.
— Ты тоже? И что же это? А с виду вы напоминали голубков. Может, тут в воздухе что-то не так? Что случилось?
— Что случилось? — Шелби села на ковер и оперлась спиной о диван. — Не знаю, Бренда. Честное слово, не знаю. Он появился откуда ни возьмись, поцеловал меня… чуть не съел… а затем отшвырнул. Он даже извинился, Бренда, и худшего оскорбления я еще не испытывала, а потом поцеловал снова и пообещал, что мы увидимся завтра. — Шелби подняла бутылку и сделала большой глоток. — Очень в этом сомневаюсь.
— Ничего себе… — Бренда тоже опустилась на пол и прислонилась к креслу. И она сделала большой глоток. — Он не… ну, то есть… он не того, нет?
Шелби посмотрела на. уровень вина в бутылке и решила, что не может напиться.
— Чего не того, Бренда?
— Ну, ты понимаешь… того…
— О нет, Бренда, он не занимался со мной любовью, если ты об этом. «Тем хуже», — добавила про себя Шелби, снова поднося ко рту бутылку.
Бренда усмехнулась:
— Хорошо целуется, да? Шелби кивнула:
— У меня до сих пор все внутри дрожит.
— Но он сдержался. Повел себя как джентльмен.
— Не уверена, что это так. Представляешь, мы целуемся, а в следующую секунду я слышу: «Вот ваша шляпка, вы, кажется, торопитесь». Что во мне не так, Бренда? Паркер не хочет ложиться со мной в постель. Куинн только что не выкинул меня. Проклятие, Бренда, я хочу еще вина!
— Дело не в тебе, — крикнула ей вдогонку Бренда, — а в мужчинах. Дело всегда в них. Поверь мне. Гарри сделал меня специалисткой. Я тоже выпью еще черешневой. О черт, телефон! И знаешь, кто это? Это Гарри, попытается извиниться и сообщить, что его мама не хотела нас обидеть. — Она с трудом поднялась. — Ну, сейчас я ему выдам, ..
Шелби вбежала в гостиную и положила руку на телефон, помешав Бренде.
— Нет. — Она покачала головой. — Не отвечай, Бренда. Пусть включится автоответчик. Пусть он сегодня помучается. Гарри заслужил это.
— Но… но это же Гарри, — растерянно промолвила Бренда. — Он всегда звонит первым после наших ссор. И я всегда отвечаю. А потом, черт побери, я его прощаю, дурака. Вот… вот что мы делаем, Шелли.
— Но не сегодня, — сурово отрезала Шелби. — Не веди себя предсказуемо, поступи неожиданно. Может, это заставит его понять, что ты для него важнее, чем круиз матери.
Вот, заработал автоответчик. Как включить звук, чтобы мы слышали?
Бренда повернула регулятор громкости и снова опустилась в кресло, обхватив руками колени и пристально глядя на аппарат.
— … поэтому, пожалуйста, оставьте сообщение после гудка, — говорил ее голос.
— Бренда? — прозвучал голос Гарри, такой громкий, что Шелби чуть привернула регулятор. — Бренда, девочка, я знаю, что ты там. Давай, малышка, возьми трубку. — Последовала пауза: Гарри ждал, Шелби же держала руку на телефоне и предостерегающе смотрела на Бренду. — Я знаю, что ты рассердилась, малышка, и я не виню тебя. Она показала мне билеты. Они действительно на тот самый уик-энд. И мама едет от церкви, поэтому если заберет свои деньги, то это отразится на всех остальных… что-то в этом роде, Она сожалеет, правда. Даже плакала. Честно, малыш, ей так плохо из-за…
Бренда наклонилась и выключила звук.
— Ей плохо? Похоже, это мне сейчас станет плохо. — Она снова откинулась в кресле и закрыла глаза. — Все та же старая песня, Шелли. Она будет продолжать в том же духе, пока не загнется, а я пойду к алтарю, держась за проклятый ходунок. Черт, спляшу ли я когда-нибудь на могиле этой старухи?!
— Но все же есть человек, который любит тебя, пусть даже его мать дьявольское отродье. — Шелби сделала основательный глоток из новой бутылки.
— Ты о чем? У тебя же есть Паркер, нет? Он хочет на тебе жениться.
— Хочет ли, Бренда? На самом ли деле? Как мне выяснить?
— Ну… не знаю. Может, когда вы занимаетесь любовью? Шелби поперхнулась вином.
— Занимаемся… занимаемся любовью? Бренда, мы никогда не занимались любовью. То есть сегодня вечером с Куинном я… оказалась ближе к этому, чем за два года с Паркером.
Бренда взглянула на горлышко своей бутылки.
— Это… угнетает. Шелби усмехнулась.
— Да, не правда ли? Хочешь еще вина? Я хочу. У меня звенит в ушах. Кажется, я продолжу.
— Похоже на план действий. — Бренда с трудом поднялась. — Принесу чего-нибудь закусить. Какой смысл напиваться без закуски? Поэтому я и ношу эти дурацкие платья. Они скрывают мое пристрастие к закускам.
Они взяли четыре бутылки спиртного, миску сухих крендельков, обсыпанных солью картофельные чипсы и непочатую коробку сырных крекеров.
Вернувшись в гостиную, Бренда включила телевизор. Шел какой-то старый фильм, и она приглушила звук.
— Наверняка какая-нибудь ерунда. — Бренда указала на экран. — То, что нам сейчас нужно.
— Как сказал бы мой дядя Альфред — а он говорит это по любому поводу и без всякого повода, — выпью за это!
— А ты ничего, Шелли, знаешь? — Бренда смотрела на новую подругу слегка затуманенным взором. — Ты могла бы быть настоящим дерьмом, а вот нет. Ты клевая девчонка. Ох, вот опять звонит. И так будет всю ночь.
— Не отвечай, — предупредила Шелби, когда Бренда сделала движение в сторону телефона.
— Не буду. Только включу громкость. А, вот он…
— Бренда? Возьми трубку, Бренда. Ну, будет, я же знаю, что ты дома.
Бренда хмыкнула.
— Голос у него обиженный. Что ж, хорошо. Мне пора уже перестать дергаться из-за него по каждому поводу. Пусть помучается.
— Бренда? Если ты не возьмешь трубку, я больше не позвоню. Я не шучу, малышка. Не позвоню. Эти ссоры не могут продолжаться, малышка, из-за тебя я меж двух огней — между тобой и мамой. Мне нелегко, ты же знаешь, Бренда. Черт побери, Бренда, возьми трубку! А, к черту… Щелк.
— Отлично. — Бренда выискивала в миске свои любимые подгорелые чипсы. — Теперь он злится на меня за то, что я посмела рассердиться на него. Это так по-мужски. Хорошо, что ты не позволила мне ответить ему, Шелли. Это очень поучительно, верно? Мы правы — мы, женщины, — но не виноваты в том, что мы правы. — Она тряхнула головой. — Ты понимаешь меня, или я уже очень пьяна?
— Какая разница, — отозвалась Шелби, погруженная в размышления.
— Да, ты права. Fly ладно, я отключу звонок. Конечно, Шелли, он должен какое-то время повариться в собственном соку. Может, без его массажа и его… ну, в общем, может, если я не буду всегда так чертовски доступна, у Гарри просветлеет в мозгах. Кроме того, это старая песня, мы пели ее уже миллион раз. Ну ладно, выкладывай, Шелли, что еще тебя беспокоит? Я знаю, дело не только в поцелуях Куинна, от которых у тебя внутри все дрожит.
— Беспокоит меня? Все, Бренда, меня беспокоит. Я ходила в ту же школу, что и моя мать, получила такой же диплом. Вступила в те же клубы, занималась той же благотворительностью. Работать после колледжа я не пошла, потому что Тейты не работают. Я просто продолжала делать то, что мне говорили. Пойди туда, сядь здесь, подпиши этот чек, обручись с Паркером, потому что…
— Потому что ты любишь его? — с готовностью подсказала Бренда.
Шелби покачала головой:
— Нет, едва ли. Скорее, я обручилась потому, что мне подошло время выходить замуж. К двадцати пяти годам моя мама была уже замужем. Сомертона сна родила в двадцать шесть. Мама поступила так, как ей говорили. Вышла замуж, родила младенца мужского пола и главного наследника. Четыре года спустя, в разгар одного из пьяных приступов нежности, какие случались у папы с мамой, они зачали меня. И родили, чтобы вырастить, как маму. В точности так был запрограммирован — да, запрограммирован — Сомертон: вырасти таким же, как отец. Ну а Сомертон нарушил традицию, и наверное, мне тоже надо так поступить!
— А как Сомертон нарушил традицию? — поинтересовалась Бренда, радуясь возможности отвлечься, уже готовая снять трубку, если Гарри осмелится позвонить в последний раз.
Но Шелби не слушала ее.
— Такая чертовски послушная. Послушная маленькая Шелби, это я. Не делай этого, не делай того. Всех слушай, оправдывай их ожидания, связанные с Тейтами. И вот теперь я должна выйти замуж, потому что мне пора. Боже, Бренда, какой ужас!
— Как он нарушил традицию? — снова спросила Бренда, полагая, что это важно. Раздался почти беззвучный щелчок автоответчика, и завертелась кассета. Бренда проигнорировала это. «Заговори себя до умопомрачения, мальчик, — подумала она. — Может, ты наконец хоть что-нибудь поймешь».
Шелби посмотрела на уровень жидкости в своей уже третьей бутылке и ловко понизила его еще на два дюйма. Дядя Альфред был прав: затуманенные мозги — счастливые мозги, по крайней мере пока не протрезвеют утром, чего дядя Альфред не позволял своим мозгам уже несколько десятилетий.
— Понимаешь, к этому времени он мог бы уже найти меня.
— Кто? Твой брат?
— Нет, Бренда, не Сомертон. Паркер. Он уже нашел бы меня, если только не рад, что я уехала, и надеется разорвать помолвку. Только Паркер не сделает этого. Объединяется слишком много денег, чтобы он на это пошел. Паркер практичный. — Шелби рыгнула, чего не делала никогда в жизни. — Паршивец. Практичный паршивец Паркер подцепил… что-нибудь на «п». Аллитерация. Я всегда любила аллитер… аллитер-асссыы.
— Уф, кто-то у нас нагрузился. — Бренда вырвала у Шелби уже пустую бутылку. — А сейчас, пока ты не отключилась, скажи мне про Сомертона, Шелли. Как он нарушил традицию?
— Сомертон?
Мозг Шелли оставил презренный предмет в виде Паркера Уэстбрука Третьего и вернулся к Куинну Делейни и к тому, что он поцеловал ее, а потом выставил из своей квартиры. Как раз в тот момент, когда она хотела послать все к черту и отправиться с ним в постель. Он понял это? Как Куинн это почувствовал? И выставил потому, что не хотел ее… или потому, что хотел слишком сильно?
Шелби улыбнулась глупо-сентиментальной улыбкой, решив остановиться на последнем объяснении, поскольку оно делало ее счастливой. Она заслужила счастье, черт побери! Возможно, личное счастье и не значилось в Расписании Жизни Тейтов, но Шелби считала, что все равно заслуживает немного счастья. Да, потому что таким образом все казалось намного лучше. Легче. Как Принцессе, которая забралась ей на колени и теперь довольно мурлыкала. Принцесса понимала. Пора быть счастливой.
— Ты меня любишь, Принцесса, правда, золотко?
— Да, Принцесса любит тебя. А теперь вернемся к Сомертону. — Бренда старалась, чтобы Шелби сохранила ясность мысли, пока она не получит от нее необходимые ответы. — Это, возможно, имеет значение. Если он нарушил традицию, не случится ничего страшного, если и ты поступишь так же. Поэтому давай рассказывай. Что он сделал?
Голова Шелби откинулась на диванные подушки, а ноги сползли под кофейный столик.
— Он поселил в доме Джереми. Показал всем язык и поселил Джереми — ба-бах! — прямо в старом фамильном особняке. Папочка, наверное, до сих пор ворочается в гробу. В фамильном склепе, понимаешь. Лежит там, вместе с петуниями. Порядочный папа лежит с петуниями. Прискорбно.
— Ясно, — пробормотала Бренда, все еще ничего не понимая, хотя и не была настолько пьяна, как Шелби, абсолютно не умевшая пить или не имевшая опыта в этом деле. — А кто такой Джереми?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29