Но, как и ваша девственность, мой брак не имеет никакого отношения к обсуждаемому вопросу.
Леди Валери засмеялась одобрительно.
– Браво, лорд Смитвик!
Бэб вытер о штаны вспотевшие ладони и скромно улыбнулся.
– Но одежда Себастьяна была в совершенном беспорядке, – продолжала неумолимо леди Валери. – Господи, каких вам еще нужно доказательств?
Спор продолжался, казалось, уже часами. Леди Валери стояла за брак. Бэб беспомощно оглядывался по сторонам. Один, он не мог ничего противопоставить твердой решимости леди Валери, а поддержки в лице Норы не было.
Будь здесь его жена, он бы, может быть, и преуспел, но она присутствовала только при начале разговора. Она осмотрела сначала Мэри, затем Себастьяна с головы до ног. Улыбнувшись печально и как-то безнадежно, она вышла, оставив Бэба сражаться в одиночку, и с тех пор не возвращалась. Странно, подумала Мэри. В ее отсутствие Бэб все больше и больше уступал леди Валери.
И все же он мужественно продолжал сопротивляться.
– Есть еще один выход, который во всех отношениях предпочтительнее этого поспешного и сомнительного союза. Наш кузен Йен выразил готовность…
Мэри изумленно устремила на него взгляд.
– Даже и не поминайте об этом, – заявила она холодно.
Бэб спорил, конечно, не ради нее. Он спорил потому, что отчаянно продолжал цепляться, пусть надежда была крайне слаба, за ее деньги. Они должны были оставаться в семье! Его отношение, его слова объяснили Мэри яснее ясного поведение Йена в коридоре. Мэри было тяжело сознавать, что этот добродушный красавец Бэб вместе с ее кузеном замышлял погубить ее. Еще мучительнее было обнаружить, как низко пал ее кумир – Йен. Хоть и незаконный – но Фэрчайлд!
О да, Мэри чувствовала рядом с собой присутствие деда. Так сильно, как никогда. Он вовсю потешался над ней. Она вспомнила его слова: «Я говорил тебе, ты в отца – он всегда проигрывал более сильному противнику, поддаваясь своим низменным инстинктам».
Мэри подняла взгляд на Себастьяна. Вот он, ее противник. Он прислонился к книжной полке с непринужденным и до отвращения самодовольным видом. А почему бы ему и не быть довольным? Он добился от нее чего хотел, и в этом деле он тоже настоит на своем. В споре о ее будущем.
– Себастьян, – обратилась к нему леди Валери, – ты хочешь поступить с Мэри честно?
После того, как Себастьян открыл дверь, Мэри целый час спорила. Теперь, когда она отступила, устранилась, они говорили так, как будто она – неодушевленный предмет и не в состоянии ничего понимать. Леди Валери вещала таким тоном, словно речь шла о забеременевшей прислуге, которую нужно было срочно пристроить.
И что хуже всего, так рассуждали они все.
Все, кроме Себастьяна. Этот дьявол стоял, ухмыляясь, с ней рядом и великодушно изъявлял готовность спасти ее запятнанную репутацию.
– Конечно, я готов поступить как честный человек.
Когда он открыл дверь ее спальни, туда, казалось, вломился целый ад. В толпе, возглавляемой леди Валери и этой предательницей Джилл, были и прислуга, и гости. Глаза леди Валери торжествующе блестели, походка ее была легкой и стремительной, трудно было придать случившемуся более широкую огласку. Ее планы воплощались в жизнь.
Себастьян подлил масла в огонь, испепеливший доброе имя Мэри. Он даже не потрудился привести себя в порядок.
Но Мэри была не согрешившая прислуга. Она была Фэрчайлд. Женщина, которая не только совершила убийство, когда этого требовали обстоятельства, но и заплатившая годами своей юности за содержание себя и своего брата. Тогда ей на все хватило сил. Пусть она отдала ему свою девственность, но экономка не уступит так легко тяжким трудом завоеванную самостоятельность.
Она попыталась снова вмешаться.
– Я не желаю…
Леди Валери погрозила ей пальцем.
– Ты лучше помолчи, девочка. Мы устраиваем твою судьбу, твое будущее.
– Миледи, я не нуждаюсь в том, чтобы кто-нибудь устраивал мое будущее. – Мэри старалась вести себя благоразумно и говорить вежливо. – Я прекрасно заботилась о себе последние десять лет.
– Ну, ну, дитя мое, – вставил Бэб. – Едва ли можно ожидать, чтобы женщина понимала, что для нее лучше. Возьми хотя бы твое неосмотрительное поведение сегодня.
Это невольное признание вызвало усмешку у леди Валери.
Бэб поспешно добавил:
– Пусть и вполне невинное. Будь послушной девочкой, сиди тихо и предоставь старшим позаботиться о твоем будущем.
– Говорите, что хотите. Я не выйду за него.
Но ее никто не слушал. Бэб и леди Валери снова нос к носу, начали спорить.
Мэри смотрела на Себастьяна. Это все его вина. Теперь ее считали безрассудной и легкомысленной, когда на самом деле она была уравновешенна и серьезна. По крайней мере, она была такой, пока не встретила его.
Придвинувшись ближе к ней, он тихо сказал:
– Не смотри так злобно. – Опустив руку ей на плечо, он погладил то место, где напряженные до предела мышцы никак не могли расслабиться. – Ты же понимаешь – от твоих протестов будет мало толку. Ты выйдешь за меня. Ты слишком благоразумна, чтобы не согласиться.
Благоразумна. Да, она была благоразумна – пока он не дотрагивался до нее, вот как сейчас. Пока гладившая ее мышцы ладонь не заставила ее предательское тело забыть о причиненной им боли. При нем все ее благоразумие летело к черту. Она забыла о том, что где-то в коридорах Фэрчайлд-Мэнор блуждал некто, знавший правду о ее прошлом и требовавший денег за свое молчание. Когда пальцы Себастьяна царапали ей кожу, эта отвратительная комната расплывалась у нее перед глазами, голоса стихали и в низу живота у нее образовывалась тяжесть. Мэри утрачивала свою власть, и на свет появлялась ликующая Джиневра.
Себастьян всегда умел вовремя извлечь на поверхность эту чертовку. Именно поэтому Мэри и не желала стать его женой.
– Подумай только, – тихо убеждал он. – Ты будешь в полной безопасности.
– Я и сейчас в безопасности, – пробормотала она, думая совсем о другом. Почему он не положит руку на другое ее плечо? Какая досада!
Он так и сделал, как будто услышав ее мысли.
– Ну рассуждай же хоть сколько-нибудь логично, Мэри. Даже в наш просвещенный век случается, что мужчины добывают себе в жены богатых наследниц любым путем. Теперь, с твоей репутацией, никто даже не возьмет на себя труд за тобой ухаживать. Если ты выйдешь за меня, ты будешь избавлена от такой опасности.
Он прав, подумала Мэри.
Не хочу, взвыла Джиневра.
Мэри поразилась. Джиневра не хочет стать его женой? Даже испытав это упоение страстью? Спор двух ее личин между собой продолжался.
А между тем, обе его руки сомкнулись у нее под затылком, и он слегка наклонил вперед ее голову, чтобы размять напрягшиеся связки, продолжал и уговоры.
– Я способен многое сделать и для Хэддена. Я могу определить его в Оксфорд, если он пожелает, или отправить его путешествовать по Европе.
– У меня есть деньги, и я потеряю контроль над ними, если выйду за тебя.
– Мне не нужны твои деньги, на этот счет ты можешь быть совершенно спокойна. Я не хочу иметь никакого отношения к деньгам твоего деда.
Конечно, легко пренебрегать деньгами, подумала она, когда их у тебя и так достаточно.
– Когда мы поженимся, можешь делать с ними все, что хочешь, – продолжал он. Мэри фыркнула.
– Легко сказать. – Эти слова она проговорила едва слышно себе под нос. Голова ее склонилась до самой груди, глаза были полузакрыты. Его большие пальцы разминали ей теперь спину.
– Я торжественно отрекаюсь от твоего состояния. Можешь поступать с ним, как тебе будет угодно.
Видимо, он счел это обещание достаточным, потому что сразу же заговорил о другом:
– Но у тебя нет связей, чтобы помочь Хэддену, и тебе неоткуда их взять.
Снова напрягшись, она попыталась поднять голову.
– Ты хочешь сказать – это все из-за моей репутации?
– Тоже, кстати, помеха. – Его пальцы проскользнули под поспешно надетый ею чепчик и теперь растирали ей кожу за ушами. – Но дело больше в том, что ты женщина. Главы колледжей не питают особого уважения к женскому мнению. Но если бы я использовал свое влияние и устроил так, чтобы Хэддена рекомендовал, скажем… Вильям Питт, я уверен, они бы посчитались с этим.
– Хочешь купить меня ценой благополучия моего брата.
Она хотела высмеять его, но в ее словах прозвучала какая-то грустная задумчивость. Во всяком случае, ей так показалось.
Впрочем, наверно, так оно и было. Он перестал массировать ее кожу и опустился на колени у ее ног. Она не хотела смотреть на него – он был олицетворенным искушением.
Но он говорил так мягко, не требуя и не приказывая, по своему обычаю, но нежно уговаривая, совсем как… влюбленный.
– Почему ты не хочешь стать моей женой? Я не могу извиниться за свой поступок, это было бы неискренне. Я совсем не сожалею. Это было слишком изумительное ощущение.
Быть может, голос его и звучал покаянно, но сами слова свидетельствовали о том, что он был верен себе.
– Ну и осел! – она не нашла ничего лучшего, чем повториться.
– Ты мне это так часто говоришь, что боюсь, так оно и есть. Но я был не прав. Я ошибся в твоем характере.
Он погладил ее лицо ладонью и, подняв ей голову, вынудил ее смотреть на себя. На его резкие черты. На взъерошенные ее руками волосы. На широкие плечи и сильное тело. Боже, все в ней еще болело от этой силы. Но она подумала о том, что произошло в ее спальне, и наконец спросила:
– Ты правда считал, что мне известно, где дневник?
Он поморщился. Она это увидела отчетливо.
– Я осел, тупой виноватый осел.
Виноватым он не выглядел. Поэтому она не успокоилась.
– Ты так думал с тех пор, как мы выехали из Шотландии?
– Нет. – Он отрицательно покачал головой. – Нет. Это был только минутный приступ безумия, вызванный памятью старой вражды.
И тем, что он знал, что она убила человека? Но нет, не может быть. Он не женился бы на убийце. Она вздрогнула, вспомнив записку, и снова пришла в отчаяние.
– Тебе холодно? – он потер ей руки выше локтей.
– Нет… я только подумала… если бы мы поженились и ты услышал обо мне что-нибудь ужасное…
– Я бы ничему не поверил. – Он все еще растирал ей руки, словно стараясь согреть ее. – Ты Фэрчайлд, но ты прежде всего Джиневра Мэри, и я узнал о тебе очень многое. В чем бы тебя не обвинили, я всегда буду уверен, что у тебя были достаточные основания для того, чтобы поступить так, а не иначе.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ведь есть еще что-то, о чем мне следует знать?
Она чуть было тут же не сказала ему все. Она уже открыла рот. Слова были готовы сорваться у нее с языка. «Я убила человека».
Но она не смогла. Она должна была, но просто не могла. И она заколебалась вовсе не потому, что боялась за будущее Хэддена или при мысли о том, что скажет леди Валери. Она предвидела, как снисходительное выражение его лица резко сменится выражением ужаса и отвращения. Она не смогла бы вынести его презрения.
Плотно сомкнув губы, она покачала головой.
– Нет? – переспросил он.
Мэри снова отрицательно покачала головой, и ей показалось, что на лице у него промелькнуло легкое разочарование. Но, вероятно, это только показалось.
– Неважно. Даже если бы ты нарушила все заповеди, я бы все равно женился на тебе.
– Ты сам не знаешь, что говоришь. Нет.
– Почему нет?
– Потому что ты Дюран.
Он усмехнулся
– Тебя эта вражда нисколько не беспокоит. Ты даже не знаешь, чем она вызвана.
Мэри снова открыла глаза.
– Так скажи мне.
– Это не имеет отношения к нам. Но ты что-то скрываешь. Ты постоянно уклоняешься от ответа. И это непохоже на ту Мэри, которую я знаю. – Он пристально посмотрел на нее. – Уж не Джиневры ли ты боишься? Я помню, что ей-то как раз не хватает логики.
Мэри подняла глаза и, оглянувшись, увидела, что Бэб и леди Валери наблюдают за разыгрывавшейся у них на виду сценой с откровенным любопытством и интересом. Они даже примолкли. Мэри вновь обвела взглядом комнату и заметила, как прочно внедрилось в этих стенах присутствие деда. Но ни Бэб, ни леди Валери, ни ее собственный дед никогда не понимали и даже не пытались понять ее.
Единственный, кто вознамерился это сделать, был Себастьян, и как унизительно сознавать, насколько он в этом преуспел.
Мэри снова полностью овладела собой, мысль ее работала как никогда ясно. Она знала, что должна делать. Замужество станет одним из первых шагов. Ему вовсе и не нужно знать об убийстве. Она достанет денег и как-нибудь откупится от этого камердинера. Репутация ее все равно погибла, и она постарается быть Себастьяну хорошей женой.
Но часть ее, все та же Джиневра по-прежнему скулила: «Я не хочу, не хочу». Джиневра Фэрчайлд отчаянно искала другого выхода, а зачем? Мэри отлично знала, зачем, хотя и не осмеливалась себе в этом признаться.
Джиневра Мэри Фэрчайлд не могла расстаться с мечтой отдаться когда-нибудь человеку, который бы любил и уважал ее.
А разве не убеждалась она неоднократно, что мечтают только дуры?
И это укрепило ее в принятом решении. Она уверенно кивнула в знак согласия.
– Лорд Уитфилд, я стану вашей женой.
Глава 19.
Йен, шатаясь, ввалился в конюшню.
– Хэдд, приятель, ты где?
Измельченная солома приставала к его начищенным до блеска сапогам. Ему было наплевать. Ему на все было плевать.
– Хэдд… А, вот ты где.
Йен прислонился к одному из стойл, где молодой широкоплечий блондин чистил скребницей жеребца.
– Ты что, не слышишь, как я тебя зову?
Парень выпрямился, и свет ударил ему в лицо.
– Да ты не Хэдд! – обвиняющим тоном сказал ему Йен. – Так и не притворяйся им, и лучше скажи мне, где он.
Как все образцовые английские слуги, парень не стал возражать против такой несправедливости, а спокойно сказал:
– Он вон там, возится в загоне с жеребцом.
Йен застонал. Ему совсем не хотелось выходить на свет, но ему было необходимо поговорить с Хэддом.
Он по-родственному расположился к еще одному незаконному Фэрчайлду, и на прошлой неделе они не раз вместе выпивали. Хэдд никогда не позволил себе ни одного неосторожного замечания по поводу происхождения Йена, а Йен в свою очередь, после нескольких осторожных попыток, уже не старался больше узнать что-нибудь про Хэдда.
Они говорили в основном о лошадях, которых оба обожали. Они иногда говорили и об обществе, которого по обоюдному признанию ни один из них не понимал. Нередко Йену случалось отвечать на вопросы Хэдда о том, каково быть наполовину из морских жителей. Он охотно передал новоявленному родственнику кое-что из запомнившихся ему рассказов матери. Хэдд постоянно интересовался старинными обычаями и легендами. Но Йен точно знал, что Хэдда влечет к нему не пустое любопытство, а чувство дружбы.
Не зря вокруг него голубой ореол. Йен знал, когда люди лгут, и обмануть его было трудно.
Как Йен и опасался, солнце ослепило его, когда он вышел в загон. Но он довольно ухмыльнулся, увидев, как Хэдд пытается оседлать Квика. Йену показалось, что в горячке момента Хэдд не замечает его, но тот, не оборачиваясь, спросил:
– Ну не красавец ли он?
– Еще какой, – отвечал Йен.
Один из лучших их жеребцов! Все, что осталось с той поры, когда дяди мечтали разбогатеть, разводя лошадей. Это вполне могло случиться. Порода для разведения была выбрана отличная. Но процесс этот был длительный и требовал усиленного внимания, на что ни один из дядей не был способен. Возможность возродить состояние Фэрчайлдов была упущена.
А теперь и Йен упустил возможность завладеть состоянием Фэрчайлдов и только по своей вине. По своей собственной вине.
Хэдд подъехал к загородке и приготовился слезть.
– Помоги мне, – попросил он.
Йен ни минуты не колебался. Правда, он был здорово выпивши, но с лошадьми он никогда не ошибался, ни трезвый, ни пьяный. Он перелез через ограду и подошел к жеребцу. Осторожно протянув руки, он дал Квику их обнюхать. Потом уверенно придержал узду, пока Хэдд соскользнул с седла.
Хэдд погладил Квика, выражая ему свою похвалу, а потом обратился к Йену:
– Вроде бы рано еще так напиваться.
Йен, прищурившись, взглянул на солнце, клонившееся к закату.
– Нет, не рано. Самое подходящее время. Пошли со мной в деревню. Там в кабачке мы можем просидеть всю ночь.
Хэдд пристально посмотрел на него.
– Вообще-то у меня есть работа.
Не желая лишиться общества, Йен сказал, не подумав:
– Я могу тебя от нее избавить.
Он тут же понял, что совершил ошибку. Хэдд весь подобрался, губы его вытянулись в ниточку.
– Благодарю вас, милорд, – отозвался он саркастически. – Большинству приходится, знаете ли иногда работать. А некоторым это даже нравится.
Может быть, сказалось то, что Йен действительно здорово перебрал. Может быть, это вылезло наружу его отвращение к самому себе. Но у него невольно вырвалось то, чего вовсе не следовало говорить:
– Но ты же Фэрчайлд, черт возьми! Тебе нет никакой необходимости работать.
Подняв кулак, Хэдд размахнулся. Единственное что спасло Йена от побоев, был мгновенный протест Квика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Леди Валери засмеялась одобрительно.
– Браво, лорд Смитвик!
Бэб вытер о штаны вспотевшие ладони и скромно улыбнулся.
– Но одежда Себастьяна была в совершенном беспорядке, – продолжала неумолимо леди Валери. – Господи, каких вам еще нужно доказательств?
Спор продолжался, казалось, уже часами. Леди Валери стояла за брак. Бэб беспомощно оглядывался по сторонам. Один, он не мог ничего противопоставить твердой решимости леди Валери, а поддержки в лице Норы не было.
Будь здесь его жена, он бы, может быть, и преуспел, но она присутствовала только при начале разговора. Она осмотрела сначала Мэри, затем Себастьяна с головы до ног. Улыбнувшись печально и как-то безнадежно, она вышла, оставив Бэба сражаться в одиночку, и с тех пор не возвращалась. Странно, подумала Мэри. В ее отсутствие Бэб все больше и больше уступал леди Валери.
И все же он мужественно продолжал сопротивляться.
– Есть еще один выход, который во всех отношениях предпочтительнее этого поспешного и сомнительного союза. Наш кузен Йен выразил готовность…
Мэри изумленно устремила на него взгляд.
– Даже и не поминайте об этом, – заявила она холодно.
Бэб спорил, конечно, не ради нее. Он спорил потому, что отчаянно продолжал цепляться, пусть надежда была крайне слаба, за ее деньги. Они должны были оставаться в семье! Его отношение, его слова объяснили Мэри яснее ясного поведение Йена в коридоре. Мэри было тяжело сознавать, что этот добродушный красавец Бэб вместе с ее кузеном замышлял погубить ее. Еще мучительнее было обнаружить, как низко пал ее кумир – Йен. Хоть и незаконный – но Фэрчайлд!
О да, Мэри чувствовала рядом с собой присутствие деда. Так сильно, как никогда. Он вовсю потешался над ней. Она вспомнила его слова: «Я говорил тебе, ты в отца – он всегда проигрывал более сильному противнику, поддаваясь своим низменным инстинктам».
Мэри подняла взгляд на Себастьяна. Вот он, ее противник. Он прислонился к книжной полке с непринужденным и до отвращения самодовольным видом. А почему бы ему и не быть довольным? Он добился от нее чего хотел, и в этом деле он тоже настоит на своем. В споре о ее будущем.
– Себастьян, – обратилась к нему леди Валери, – ты хочешь поступить с Мэри честно?
После того, как Себастьян открыл дверь, Мэри целый час спорила. Теперь, когда она отступила, устранилась, они говорили так, как будто она – неодушевленный предмет и не в состоянии ничего понимать. Леди Валери вещала таким тоном, словно речь шла о забеременевшей прислуге, которую нужно было срочно пристроить.
И что хуже всего, так рассуждали они все.
Все, кроме Себастьяна. Этот дьявол стоял, ухмыляясь, с ней рядом и великодушно изъявлял готовность спасти ее запятнанную репутацию.
– Конечно, я готов поступить как честный человек.
Когда он открыл дверь ее спальни, туда, казалось, вломился целый ад. В толпе, возглавляемой леди Валери и этой предательницей Джилл, были и прислуга, и гости. Глаза леди Валери торжествующе блестели, походка ее была легкой и стремительной, трудно было придать случившемуся более широкую огласку. Ее планы воплощались в жизнь.
Себастьян подлил масла в огонь, испепеливший доброе имя Мэри. Он даже не потрудился привести себя в порядок.
Но Мэри была не согрешившая прислуга. Она была Фэрчайлд. Женщина, которая не только совершила убийство, когда этого требовали обстоятельства, но и заплатившая годами своей юности за содержание себя и своего брата. Тогда ей на все хватило сил. Пусть она отдала ему свою девственность, но экономка не уступит так легко тяжким трудом завоеванную самостоятельность.
Она попыталась снова вмешаться.
– Я не желаю…
Леди Валери погрозила ей пальцем.
– Ты лучше помолчи, девочка. Мы устраиваем твою судьбу, твое будущее.
– Миледи, я не нуждаюсь в том, чтобы кто-нибудь устраивал мое будущее. – Мэри старалась вести себя благоразумно и говорить вежливо. – Я прекрасно заботилась о себе последние десять лет.
– Ну, ну, дитя мое, – вставил Бэб. – Едва ли можно ожидать, чтобы женщина понимала, что для нее лучше. Возьми хотя бы твое неосмотрительное поведение сегодня.
Это невольное признание вызвало усмешку у леди Валери.
Бэб поспешно добавил:
– Пусть и вполне невинное. Будь послушной девочкой, сиди тихо и предоставь старшим позаботиться о твоем будущем.
– Говорите, что хотите. Я не выйду за него.
Но ее никто не слушал. Бэб и леди Валери снова нос к носу, начали спорить.
Мэри смотрела на Себастьяна. Это все его вина. Теперь ее считали безрассудной и легкомысленной, когда на самом деле она была уравновешенна и серьезна. По крайней мере, она была такой, пока не встретила его.
Придвинувшись ближе к ней, он тихо сказал:
– Не смотри так злобно. – Опустив руку ей на плечо, он погладил то место, где напряженные до предела мышцы никак не могли расслабиться. – Ты же понимаешь – от твоих протестов будет мало толку. Ты выйдешь за меня. Ты слишком благоразумна, чтобы не согласиться.
Благоразумна. Да, она была благоразумна – пока он не дотрагивался до нее, вот как сейчас. Пока гладившая ее мышцы ладонь не заставила ее предательское тело забыть о причиненной им боли. При нем все ее благоразумие летело к черту. Она забыла о том, что где-то в коридорах Фэрчайлд-Мэнор блуждал некто, знавший правду о ее прошлом и требовавший денег за свое молчание. Когда пальцы Себастьяна царапали ей кожу, эта отвратительная комната расплывалась у нее перед глазами, голоса стихали и в низу живота у нее образовывалась тяжесть. Мэри утрачивала свою власть, и на свет появлялась ликующая Джиневра.
Себастьян всегда умел вовремя извлечь на поверхность эту чертовку. Именно поэтому Мэри и не желала стать его женой.
– Подумай только, – тихо убеждал он. – Ты будешь в полной безопасности.
– Я и сейчас в безопасности, – пробормотала она, думая совсем о другом. Почему он не положит руку на другое ее плечо? Какая досада!
Он так и сделал, как будто услышав ее мысли.
– Ну рассуждай же хоть сколько-нибудь логично, Мэри. Даже в наш просвещенный век случается, что мужчины добывают себе в жены богатых наследниц любым путем. Теперь, с твоей репутацией, никто даже не возьмет на себя труд за тобой ухаживать. Если ты выйдешь за меня, ты будешь избавлена от такой опасности.
Он прав, подумала Мэри.
Не хочу, взвыла Джиневра.
Мэри поразилась. Джиневра не хочет стать его женой? Даже испытав это упоение страстью? Спор двух ее личин между собой продолжался.
А между тем, обе его руки сомкнулись у нее под затылком, и он слегка наклонил вперед ее голову, чтобы размять напрягшиеся связки, продолжал и уговоры.
– Я способен многое сделать и для Хэддена. Я могу определить его в Оксфорд, если он пожелает, или отправить его путешествовать по Европе.
– У меня есть деньги, и я потеряю контроль над ними, если выйду за тебя.
– Мне не нужны твои деньги, на этот счет ты можешь быть совершенно спокойна. Я не хочу иметь никакого отношения к деньгам твоего деда.
Конечно, легко пренебрегать деньгами, подумала она, когда их у тебя и так достаточно.
– Когда мы поженимся, можешь делать с ними все, что хочешь, – продолжал он. Мэри фыркнула.
– Легко сказать. – Эти слова она проговорила едва слышно себе под нос. Голова ее склонилась до самой груди, глаза были полузакрыты. Его большие пальцы разминали ей теперь спину.
– Я торжественно отрекаюсь от твоего состояния. Можешь поступать с ним, как тебе будет угодно.
Видимо, он счел это обещание достаточным, потому что сразу же заговорил о другом:
– Но у тебя нет связей, чтобы помочь Хэддену, и тебе неоткуда их взять.
Снова напрягшись, она попыталась поднять голову.
– Ты хочешь сказать – это все из-за моей репутации?
– Тоже, кстати, помеха. – Его пальцы проскользнули под поспешно надетый ею чепчик и теперь растирали ей кожу за ушами. – Но дело больше в том, что ты женщина. Главы колледжей не питают особого уважения к женскому мнению. Но если бы я использовал свое влияние и устроил так, чтобы Хэддена рекомендовал, скажем… Вильям Питт, я уверен, они бы посчитались с этим.
– Хочешь купить меня ценой благополучия моего брата.
Она хотела высмеять его, но в ее словах прозвучала какая-то грустная задумчивость. Во всяком случае, ей так показалось.
Впрочем, наверно, так оно и было. Он перестал массировать ее кожу и опустился на колени у ее ног. Она не хотела смотреть на него – он был олицетворенным искушением.
Но он говорил так мягко, не требуя и не приказывая, по своему обычаю, но нежно уговаривая, совсем как… влюбленный.
– Почему ты не хочешь стать моей женой? Я не могу извиниться за свой поступок, это было бы неискренне. Я совсем не сожалею. Это было слишком изумительное ощущение.
Быть может, голос его и звучал покаянно, но сами слова свидетельствовали о том, что он был верен себе.
– Ну и осел! – она не нашла ничего лучшего, чем повториться.
– Ты мне это так часто говоришь, что боюсь, так оно и есть. Но я был не прав. Я ошибся в твоем характере.
Он погладил ее лицо ладонью и, подняв ей голову, вынудил ее смотреть на себя. На его резкие черты. На взъерошенные ее руками волосы. На широкие плечи и сильное тело. Боже, все в ней еще болело от этой силы. Но она подумала о том, что произошло в ее спальне, и наконец спросила:
– Ты правда считал, что мне известно, где дневник?
Он поморщился. Она это увидела отчетливо.
– Я осел, тупой виноватый осел.
Виноватым он не выглядел. Поэтому она не успокоилась.
– Ты так думал с тех пор, как мы выехали из Шотландии?
– Нет. – Он отрицательно покачал головой. – Нет. Это был только минутный приступ безумия, вызванный памятью старой вражды.
И тем, что он знал, что она убила человека? Но нет, не может быть. Он не женился бы на убийце. Она вздрогнула, вспомнив записку, и снова пришла в отчаяние.
– Тебе холодно? – он потер ей руки выше локтей.
– Нет… я только подумала… если бы мы поженились и ты услышал обо мне что-нибудь ужасное…
– Я бы ничему не поверил. – Он все еще растирал ей руки, словно стараясь согреть ее. – Ты Фэрчайлд, но ты прежде всего Джиневра Мэри, и я узнал о тебе очень многое. В чем бы тебя не обвинили, я всегда буду уверен, что у тебя были достаточные основания для того, чтобы поступить так, а не иначе.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ведь есть еще что-то, о чем мне следует знать?
Она чуть было тут же не сказала ему все. Она уже открыла рот. Слова были готовы сорваться у нее с языка. «Я убила человека».
Но она не смогла. Она должна была, но просто не могла. И она заколебалась вовсе не потому, что боялась за будущее Хэддена или при мысли о том, что скажет леди Валери. Она предвидела, как снисходительное выражение его лица резко сменится выражением ужаса и отвращения. Она не смогла бы вынести его презрения.
Плотно сомкнув губы, она покачала головой.
– Нет? – переспросил он.
Мэри снова отрицательно покачала головой, и ей показалось, что на лице у него промелькнуло легкое разочарование. Но, вероятно, это только показалось.
– Неважно. Даже если бы ты нарушила все заповеди, я бы все равно женился на тебе.
– Ты сам не знаешь, что говоришь. Нет.
– Почему нет?
– Потому что ты Дюран.
Он усмехнулся
– Тебя эта вражда нисколько не беспокоит. Ты даже не знаешь, чем она вызвана.
Мэри снова открыла глаза.
– Так скажи мне.
– Это не имеет отношения к нам. Но ты что-то скрываешь. Ты постоянно уклоняешься от ответа. И это непохоже на ту Мэри, которую я знаю. – Он пристально посмотрел на нее. – Уж не Джиневры ли ты боишься? Я помню, что ей-то как раз не хватает логики.
Мэри подняла глаза и, оглянувшись, увидела, что Бэб и леди Валери наблюдают за разыгрывавшейся у них на виду сценой с откровенным любопытством и интересом. Они даже примолкли. Мэри вновь обвела взглядом комнату и заметила, как прочно внедрилось в этих стенах присутствие деда. Но ни Бэб, ни леди Валери, ни ее собственный дед никогда не понимали и даже не пытались понять ее.
Единственный, кто вознамерился это сделать, был Себастьян, и как унизительно сознавать, насколько он в этом преуспел.
Мэри снова полностью овладела собой, мысль ее работала как никогда ясно. Она знала, что должна делать. Замужество станет одним из первых шагов. Ему вовсе и не нужно знать об убийстве. Она достанет денег и как-нибудь откупится от этого камердинера. Репутация ее все равно погибла, и она постарается быть Себастьяну хорошей женой.
Но часть ее, все та же Джиневра по-прежнему скулила: «Я не хочу, не хочу». Джиневра Фэрчайлд отчаянно искала другого выхода, а зачем? Мэри отлично знала, зачем, хотя и не осмеливалась себе в этом признаться.
Джиневра Мэри Фэрчайлд не могла расстаться с мечтой отдаться когда-нибудь человеку, который бы любил и уважал ее.
А разве не убеждалась она неоднократно, что мечтают только дуры?
И это укрепило ее в принятом решении. Она уверенно кивнула в знак согласия.
– Лорд Уитфилд, я стану вашей женой.
Глава 19.
Йен, шатаясь, ввалился в конюшню.
– Хэдд, приятель, ты где?
Измельченная солома приставала к его начищенным до блеска сапогам. Ему было наплевать. Ему на все было плевать.
– Хэдд… А, вот ты где.
Йен прислонился к одному из стойл, где молодой широкоплечий блондин чистил скребницей жеребца.
– Ты что, не слышишь, как я тебя зову?
Парень выпрямился, и свет ударил ему в лицо.
– Да ты не Хэдд! – обвиняющим тоном сказал ему Йен. – Так и не притворяйся им, и лучше скажи мне, где он.
Как все образцовые английские слуги, парень не стал возражать против такой несправедливости, а спокойно сказал:
– Он вон там, возится в загоне с жеребцом.
Йен застонал. Ему совсем не хотелось выходить на свет, но ему было необходимо поговорить с Хэддом.
Он по-родственному расположился к еще одному незаконному Фэрчайлду, и на прошлой неделе они не раз вместе выпивали. Хэдд никогда не позволил себе ни одного неосторожного замечания по поводу происхождения Йена, а Йен в свою очередь, после нескольких осторожных попыток, уже не старался больше узнать что-нибудь про Хэдда.
Они говорили в основном о лошадях, которых оба обожали. Они иногда говорили и об обществе, которого по обоюдному признанию ни один из них не понимал. Нередко Йену случалось отвечать на вопросы Хэдда о том, каково быть наполовину из морских жителей. Он охотно передал новоявленному родственнику кое-что из запомнившихся ему рассказов матери. Хэдд постоянно интересовался старинными обычаями и легендами. Но Йен точно знал, что Хэдда влечет к нему не пустое любопытство, а чувство дружбы.
Не зря вокруг него голубой ореол. Йен знал, когда люди лгут, и обмануть его было трудно.
Как Йен и опасался, солнце ослепило его, когда он вышел в загон. Но он довольно ухмыльнулся, увидев, как Хэдд пытается оседлать Квика. Йену показалось, что в горячке момента Хэдд не замечает его, но тот, не оборачиваясь, спросил:
– Ну не красавец ли он?
– Еще какой, – отвечал Йен.
Один из лучших их жеребцов! Все, что осталось с той поры, когда дяди мечтали разбогатеть, разводя лошадей. Это вполне могло случиться. Порода для разведения была выбрана отличная. Но процесс этот был длительный и требовал усиленного внимания, на что ни один из дядей не был способен. Возможность возродить состояние Фэрчайлдов была упущена.
А теперь и Йен упустил возможность завладеть состоянием Фэрчайлдов и только по своей вине. По своей собственной вине.
Хэдд подъехал к загородке и приготовился слезть.
– Помоги мне, – попросил он.
Йен ни минуты не колебался. Правда, он был здорово выпивши, но с лошадьми он никогда не ошибался, ни трезвый, ни пьяный. Он перелез через ограду и подошел к жеребцу. Осторожно протянув руки, он дал Квику их обнюхать. Потом уверенно придержал узду, пока Хэдд соскользнул с седла.
Хэдд погладил Квика, выражая ему свою похвалу, а потом обратился к Йену:
– Вроде бы рано еще так напиваться.
Йен, прищурившись, взглянул на солнце, клонившееся к закату.
– Нет, не рано. Самое подходящее время. Пошли со мной в деревню. Там в кабачке мы можем просидеть всю ночь.
Хэдд пристально посмотрел на него.
– Вообще-то у меня есть работа.
Не желая лишиться общества, Йен сказал, не подумав:
– Я могу тебя от нее избавить.
Он тут же понял, что совершил ошибку. Хэдд весь подобрался, губы его вытянулись в ниточку.
– Благодарю вас, милорд, – отозвался он саркастически. – Большинству приходится, знаете ли иногда работать. А некоторым это даже нравится.
Может быть, сказалось то, что Йен действительно здорово перебрал. Может быть, это вылезло наружу его отвращение к самому себе. Но у него невольно вырвалось то, чего вовсе не следовало говорить:
– Но ты же Фэрчайлд, черт возьми! Тебе нет никакой необходимости работать.
Подняв кулак, Хэдд размахнулся. Единственное что спасло Йена от побоев, был мгновенный протест Квика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32