– Тебе туда надо было? – спросил таксист.– Нет, нет, – соврала Наталья, – я передумала, примета плохая, – она тут же одернула юбку, спрятав под ткань свои соблазнительные округлые колени.Им встретилось еще одно такси, сворачивавшее в переулок. В салоне, на заднем сиденье, тоже сидела девушка.– Туда, что ли? – спросил у нее водитель.– Да, туда. А что там, собственно, такое?– Пожар, вроде, – поморщившись, произнес таксист, сбрасывая газ и переключая скорость. – Горит что-то, наверное, чей-то дом.– Дом? – переспросила девушка.– Да. Вон пламя как рвется в небо!– Красиво как, – сказала блондинка, мечтательно глядя на свое отражение в зеркальце.Ей очень нужны были деньги, и она уже придумала, на что их истратить. Глава 2 Апрельский вечер выдался на удивление теплым, как в середине мая. Голубоватые сумерки окутывали город, прозрачные, дымчатые. Где-то в глубине двора, возле мусорных контейнеров, слышались исступленные вопли котов.Даже лужи за день подсохли, а асфальт выглядел серым. Молодая трава казалась мягкой, как шерсть молодого пушистого животного. Вся природа была охвачена радостным возбуждением. Форточки в квартирах держали открытыми, из многих окон доносились звуки музыки, смех, веселые голоса. Весь город жил в предчувствии радостных весенних перемен.В глубине двора, за кустами, на краю детской площадки, в небольшой беседке сидели двое мужчин. Перед ними на скамейке, выкрашенной голубой краской, лежала развернутая газета, а на газете стояли черная, со строгой этикеткой бутылка дорогого французского коньяка и два пластмассовых стаканчика, блестела фольга с разломанными плитками шоколада, а также пачка сигарет и зажигалка – вот и все атрибуты встречи.Еще рядом с пожилым мужчиной в расстегнутом длинном пальто и в серой шляпе прямо на лавке, справа от него, покоился старый портфель, тощий и обшарпанный, как дряхлый, облезлый, но породистый пес. Портфель был изрядно потрепан судьбой и, судя по всему, был не намного младше своего хозяина.Пожилой мужчина взял бутылку и наполнил стаканчики коньяком.– Давненько мы с тобой не виделись, давненько вот так, непринужденно, не сиживали вместе. Ты извини меня, что встречаю запросто, без цветов и не очень торжественно.– Да перестаньте, Федор Филиппович, – сказал второй собеседник, помоложе, лет сорока. Его глаза сузились, а на губах появилась улыбка. – Какая разница где и как, важен знак, важно внимание.– Нет, ты мне голову не дури, все должно проходить чинно и красиво. Кстати, как малыш? Ты что-то молчишь, ничего не рассказываешь.– Не спрашиваете, вот и молчу.– А самому сказать гордость мешает?– Угадали, не люблю хвалиться.– Ну так как?– Нормально. Ест, пьет, писает, какает.– Грудь берет?– А куда же он денется, конечно, берет.– Ну, тогда все нормально. Наверное, ты и думать не думал, что в сорок лет станешь молодым отцом?– Честно говоря, не думал, но хотел, – признался мужчина.– Ну, давай выпьем за твою жену, за Ирину.– Жаль, она сейчас вас не слышит.– Ты же ей передашь?– Да, Федор Филиппович.Мужчины подняли небольшие пластиковые стаканчики, чокнулись. Счастливый отец сделал только один символический глоток, смакуя ароматный терпкий коньяк. А вот тот, что постарше, выпил до дна, поставил стаканчик на газету, разломал и без того маленький квадратик шоколада пополам – по диагонали, сунул в рот, пожевал и ухмыльнулся:– Собачья у нас с тобой работа, не можем даже посидеть по-человечески. Все от кого-то прячемся, все опасаемся кого-то…– Что поделаешь, Федор Филиппович, какая есть, сами выбирали…– Никто из нас ее не выбирал.– Можно подумать, вас силой тянули.– А тебя?– Честно говоря, получилось так, что жизнь сама нас с вами свела.– Вот и я говорю, не мы ее', а она нас выбрала.– Словно о женщине говорите, Федор Филиппович.– Да уж, да, – беззлобно пробурчал пожилой, – тут ничего не попишешь, супротив не попрешь, по-другому себя вести не будешь.– Моя Ирина, небось, тоже считает, что это она меня выбрала. Но я знаю точно, что сам ее высмотрел.– Ну, и как назвали первенца?– Можно подумать, что вы, Федор Филиппович, не догадываетесь. Можно подумать, что вы не знаете.– А Ирина не против?– Нет, не против, этот вопрос был решен с самого начала. Так что она была «за», обеими руками.По двору, за кустами вдоль дома, сновали люди, въезжали и выезжали машины, у подъездов слышался смех, подростки гонялись за девчонками, играла на лавочках пара магнитофонов, одна девчонка танцевала.Мужчины смотрели вокруг, и на душе у них было спокойно.Взгляд сорокалетнего упал на развернутую газету.Он небрежно ребром ладони сдвинул шоколад в сторону и посмотрел на портрет известного банкира.– Помните его?– Да, да… Видишь, улыбается, интервью дает… Я с твоего разрешения закурю, – сказал пожилой, вытряхнул сигарету из пачки, щелкнул зажигалкой, затянулся.На утомленном, морщинистом, бледном лице было написано блаженство, он прикрыл глаза от удовольствия.– Хорошо, не правда ли?– Да, хорошо. Так бы сидел и сидел.– Надеюсь, слышал, что прошлой ночью совсем рядом от этого спокойного двора застрелили замминистра внешней торговли?– Да, слышал. И в новостях сюжет показали. Естественно, убийцу не нашли?– Пока не нашли, – покачал головой пожилой, – и думаю, не найдут. Заказное убийство, по всему видно.Работал профессионал, не оставил никаких следов.– Плохо быть чиновником, связанным с деньгами.– Он так не думал, – вставил пожилой.– Был бы он каким-нибудь слесарем, жил бы да радовался. Курил бы сейчас на балконе, смотрел на улицу, слушал, как орут коты, вдыхал бы весенний воздух.– Это точно.– Зацепки какие-нибудь есть?– Никаких, – покачал головой пожилой и, сдвинув шляпу на затылок, горько усмехнулся. – Я же говорю, профессионал работал и, скорее всего, не один.– А что прокуратура, что следственные органы?– Ищут, копают… Связи, встречи… Занимаются его делами с таким рвением, с каким он, наверное, сам никогда ими не занимался. Откапывают такое, о чем бедолага уже и думать забыл.– Он теперь ни о чем не думает, поэтому и забыть не может ничего.– Не цепляйся к словам.– Ищут, значит… Ничего не найдут, – сказал тот, что помоложе.– Поживем – увидим, – не так категорично заявил пожилой и потер виски ладонями. – А вот мы с тобой стареем. Когда рождается ребенок, сразу замечаешь, что ты уже не тот, верно?– Да, на себе ощущаю.– И небось приходят в голову всякие невеселые мысли?– А то как же.– Наверное, думаешь: бросить бы все дела, работу, уехать куда-нибудь, зажить простой жизнью?– Нет, не думаю, – сказал тот, что помоложе, и посмотрел на бутылку. – Давайте налью вам, Федор Филиппович.– Себе налей тоже.– При всех моих недостатках, имею и одно достоинство.– Какое же?– Не злоупотребляю.Мимо беседки прошли две женщины, оглянулись, недовольно покачали головами:– Сидят тут всякие алкаши, а рядом дети ходят, смотрят, чему только во дворе не научатся.– Да уж, управы на них нет.– И в лифте всегда нагажено.– Вроде бы мужчины спокойные.– Спокойные, пока не напьются, – фыркнула женщина в шелковом платке и покосилась на пьющих в беседке.А те продолжали разговаривать как ни в чем ни бывало, словно и не слышали ее слов, пили коньяк и закусывали шоколадом.Но недолго они радовались. Район, в котором прошлой ночью произошло убийство, находился под пристальным вниманием сотрудников правоохранительных органов. Вот и в этот тихий, уютный московский дворик вошли три дюжих, крепких омоновца – верзила-капитан и два сержанта, таких же здоровенных и широкоплечих, как командир, разве только ростом пониже.Они по-хозяйски огляделись. Один из сержантов, с русыми усами, заметил в беседке в глубине двора двух мужчин с зажженными сигаретами. В сумерках огоньки были заметны особенно хорошо.– Капитан, – сказал сержант, обращаясь к командиру, – глянь-ка туда. Два каких-то урода сидят. Пойдем, глянем, что за фрукты, документы проверим.Капитан пожал плечами. Он был на сто процентов уверен, что масштабные поиски, в том числе и тщательный осмотр дворов, абсолютно ничего не дают. Но приказ есть приказ – осматривать район, всех подозрительных задерживать, проверять документы.«Не скажешь же ребятам, что все зря», – мысленно вздохнул капитан, а вслух сказал:– Проверим.Он передернул плечами и тут же недовольно подумал: «Ну что у меня за дурацкая привычка дергать плечами, пора с ней кончать».Рацию с короткой антенной офицер сунул в нагрудный карман, поправил наручники на ремне и неторопливо, вразвалку, чувствуя себя полным хозяином всей этой территории, направился к беседке.Мужчина помоложе в кожаной куртке и в черном берете, немного сдвинутом на левое ухо, увидел троих омоновцев в камуфляже. Другой бы на его месте в лучшем случае распознал их по силуэтам, а он даже смог рассмотреть лица, смазанные голубыми сумерками. Он поднес к губам стаканчик с коньяком, сделал два глотка и затянулся, держа сигарету между пальцами левой руки.А пожилой продолжал говорить радостно и возбужденно.– Эх, уехать бы куда-нибудь – отдохнуть! Такая была тяжелая зима, дух перевести хочется. А тебе?– Да я в общем-то и не устал, – рассеянно отвечал его собеседник.– А как спит малыш?– Спит нормально. Наестся и спит. Ирина меня даже иногда к нему не подпускает.– Ну, это все женщины так, не переживай, – сказал пожилой, улыбаясь чему-то своему.Омоновцы подошли к беседке с трех сторон.– Что, граждане, распиваем спиртные напитки? – не представившись, грубовато, одновременно нагло и властно сказал сержант, облокотился на перила и окинул взглядом натюрморт на газете.Федор Филиппович от этого голоса вздрогнул и, немного смутившись, огляделся по сторонам. Его машина с шофером стояла в соседнем дворе.– А что, разве нельзя? – немного раздраженно спросил он, пытаясь рассмотреть знаки отличия на камуфляже омоновцев.Это ему не удалось. Он полез в карман и вытащил очки. Вообще-то Федор Филиппович выглядел смешно: расстегнутое пальто, сдвинутая на затылок серая шляпа, седые волосы, немного покрасневшее от коньяка лицо, блестящие глаза, погасшая сигарета в руке.– Да, нельзя. Предъявите документы!– Слушайте, ребята… – Федор Филиппович поднялся, отставил стаканчик, принялся застегивать на все пуговицы свое серое пальто, будто приводил в порядок военную форму.– Какие мы тебе ребята! – гаркнул на Федора Филипповича сержант. – Ща прокатимся в отделение, там ты у нас по-другому запоешь.– Да вы.., вы что себе позволяете?Второй мужчина смотрел на все происходящее, словно был зрителем, а не участником событий. Лишь иногда на его губах появлялась тень улыбки, но тут же исчезала, и лицо вновь становилось абсолютно бесстрастным. Только зрачки двигались, наблюдая за каждым телодвижением омоновцев и перепуганного, как казалось милиционерам, а на самом деле лишь растерявшегося Федора Филипповича. Давненько старику не приходилось попадать в подобные переплеты…– Коньяк распиваете, папаша, сигареты буржуйские курите, а тут дети, женщины, пенсионеры… – злобно прошипел сержант, который мог позволить себе лишь дешевые сигареты и отечественную водку.– Так точно, коньяк пьем, – вмешался наконец мужчина в кожаной куртке и, прикоснувшись пальцем к берету, сдвинул его чуть набок.Этот жест был похож на отдачу воинской чести, а с другой стороны, мужчина как бы покрутил пальцем у виска, показывая, что у сержанта не все в порядке не только с головой, но и со знанием устава.И хотя эти домыслы к протоколу пришить было невозможно, сержант среагировал моментально:– А ты че расселся? Тебя не касается, что ли? Ну-ка, встать! Ща завалим на пол, наручники наденем, повыступай у меня! Ну, пройдем по-хорошему или как?– Никуда я не пойду, и никуда вы меня, не потащите.Такое омоновцам приходилось выслушивать часто, но впервые в подобном заявлении звучала не бравада, а трезвый расчет,.– Да, он никуда не пойдет, – сказал Федор Филиппович, с надеждой глядя на своего друга, словно тот мог подсказать выход из дурацкой ситуации.Командир омоновцев, которому все эти препирательства уже изрядно надоели, напустил на себя сугубо официальный вид:– А ну-ка, давайте, граждане, поднимайтесь, расселись тут, как на свадьбе! Быстро! Быстро!– На каких основаниях вы нас задерживаете? – Федор Филиппович наконец-то смог в сумерках рассмотреть знаки отличия на погонах офицера и шевроны на рукавах.– Для выяснения личности. А там посмотрим, что с вами, голубчиками, делать. В отделении с вами никто церемониться не станет. Скажите спасибо, что мы сейчас добрые, а то лежали бы вы мордой вниз, руки на затылок, и пыль бы нюхали.Но почему-то капитан не спешил приводить свою угрозу в исполнение. Может быть, причиной тому был взгляд мужчины в черном берете и в кожаной куртке.Что-то в его глазах было такое, что настораживало и не позволяло омоновцам развернуться во всю ширь, применить все свои навыки на двух гражданах-правонарушителях. Чувствовалось во взгляде превосходство – и моральное, и физическое, хоть силачом этот мужчина и не выглядел.Когда глаза их встретились, капитана ОМОНа словно током ударило. Лицо его скривилось: не понравился ему взгляд, не понравилось превосходство. А еще больше не понравился страх, который зарождался в его омоновской душе. Это чувство надо было подавить, и немедленно.Он шагнул в беседку, буквально грудью навалясь на мужчину в берете:– Руки за голову! Встань! Повернись!Мужчина выполнил приказания, а сержант принялся быстро и сноровисто его обыскивать. Но ничего подозрительного ни в карманах куртки, ни где-либо в другом месте найти не удалось.Федор Филиппович не выдержал:– Капитан… – каким-то странным, чуть одеревеневшим голосом буркнул он, – ты бы полегче.– А что ты мне тыкаешь, – рявкнул омоновец, – хрыч старый, алкаш! В отделение захотел, в клетку к кавказцам, к наркоте и пидарам? Так и быть, устрою. – И капитан, выдернув из нагрудного кармана рацию, стал вызывать машину.Лицо пожилого мужчины исказила злая улыбка.– Погоди, капитан, погоди, зачем зря бензин жечь?Может, мы все-таки договоримся?Рука капитана замерла. У этих неплохо упакованных мужиков могли быть при себе деньги, а ему полтинник баксов не помешал бы. Капитан переминался с ноги на ногу, ожидая продолжения. И действительно, пожилой мужчина полез в карман и вытащил старое потертое портмоне."Полтинника вообще-то маловато будет, – прикидывал про себя капитан, – полтинником ты, старый хрыч, не отделаешься. Как-никак, ты меня оскорбил.Предложи ты сразу деньги, мы бы тихо мирно ушли, а вы бы тихо мирно продолжали лакать свой дорогой коньяк. А теперь мы так дешево не купимся. Мои ребята злые на вас. Пусть тоже свое получат. Значит, так: полтинник мне, полтинник им – с их сержантскими погонами, хватит".Он ухмыльнулся. Два сержанта, понимая, к чему идет дело, тоже заулыбались, хотя для порядка посматривали на задержанных зло.Пожилой мужчина рылся в недрах своего бумажника, словно искал нужную купюру.– Ну, чего копаешься? – поторопил его сержант, готовый от нетерпения выдернуть портмоне из его рук.– Ага, вот, – каким-то спокойным голосом сказал задержанный, вытаскивая пятьдесят долларов, но портмоне прятать не спешил.Капитан между тем спокойно ждал, что станет делать дальше этот старикан в старомодной серой шляпе, сдвинутой на затылок. Предложить деньги должен был, конечно, он сам, иначе происшедшее квалифицировалось бы как вымогание взятки, а так – дача взятки. Об этом знал и владелец старого портмоне: он просто держал купюру, зажав ее между большим и указательным пальцами.– Ну, поторопитесь! – буркнул капитан, сузив глаза и сдвинув к переносице черные брови.«Чего он ждет? – подумал Федор Филиппович. – Неужели мало пятидесяти?»– Так-так, – наконец сказал омоновец, поняв, что пауза затягивается, и не в его пользу, – пятьдесят, значит? Это мало.– Мало для кого? – как бы удивился пожилой мужчина. – Для меня это солидные деньги.– Сказано: мало. Мало для того, чтобы мы вас отпустили.– А сколько еще надо? – невинным голосом поинтересовался Федор Филиппович и посмотрел на своего друга.– Не портил бы ты ребят, Федор Филиппович, пятьдесят, видите ли, им мало за вечер, за одну ходку!Представляешь, если в каждом дворе они по столько срубят, это какой же у них оклад выйдет! Да и налога с этих денег они не заплатят. Видать, побольше, чем у тебя, наберется?– Да уж, побольше, – произнес пожилой.Капитан чуть заметно кивнул.Рука сержанта потянулась к деньгам и вырвала купюру из пальцев Федора Филипповича.– Ребята, ребята, что вы так резко, вам долларов еще никто не предлагал…– Предложишь, еще не столько предложишь!Омоновцы начинали звереть, постепенно заводясь и наполняясь злостью.– А ты что стоишь как истукан! – рявкнул капитан на мужчину в берете. – Старик за себя заплатил, а ты?– Никакой он не старик, ребята, просто выглядит так. Работа у него нервная, много волнуется, вот и седым от волнения стал. Да и такие, как вы, седины ему добавляют.
1 2 3 4 5 6