А так еще и впереди маячит высокооплачиваемая работа».Брусковицкий подошел к умывальнику, глянул на грязную раковину, открутил кран. В трубах заурчало, кран несколько раз громко фыркнул, и шумная струя ударила в чугунную раковину, ударила так сильно, что раковина завибрировала и тысячи брызг полетели в разные стороны.– Черт подери! – ругнулся Олег Иосифович, уменьшая напор воды. – Будьте вы неладны!А затем припал к крану и принялся жадно лакать холодную, пропахшую хлоркой воду. Он пил так, словно неделю блуждал в жаркой пустыне и вот наконец добрел до оазиса, добрался до влаги. Вода лилась по подбородку, разбивалась о раковину, с подбородка потекла по острому, плохо выбритому кадыку и захолодела на груди. Брусковицкий продолжал пить, кадык судорожно дергался, похожий на мышь, попавшую в мешок: туда-сюда, туда-сюда.Наконец реставратор утолил жажду. Он выпил не меньше литра. Это его немного успокоило.– Фу, – прошептал Олег Иосифович, – даже если бы захотел выпить водки, в меня не вместилось бы сейчас ни грамма.Брусковицкому казалось, что вода стоит уже во рту.Он дернулся. В желудке булькнуло, как в аквариуме.– Да, выпить я больше не смогу ни капли…И Брусковицкий рассмеялся – рассмеялся истерично, нервно и в то же время радостно. Он смог обмануть свой организм, и от этого был счастлив. Правый карман пиджака оттопыривали деньги – плотная увесистая трубка, схваченная резинкой.– Всего лишь половина девятого, – взглянув на часы, констатировал хозяин мастерской."До квартиры тридцать минут ходу, но можно заночевать и здесь, в мастерской. Можно вызвать какую-нибудь девчонку, пусть придет, я ее напою, а потом поимею, устрою себе разрядку, окроплю ее спермой с ног до головы.. "Женщины и деньги – вот две вещи, которые никогда не оставляли Брусковицкого равнодушным. И он даже не мог решить, что ему нравится больше – молоденькие девушки с выбритыми лобками или туго свернутые в трубки пачки денег.– Что же мне нравится больше? И то и другое, – сам себе ответил Олег Иосифович. – Не будь у меня денег, не было бы и девочек. Да, да, надо позвонить…На стене у телефона чернел длинный столбик номеров, записанных фломастером прямо на обоях.– Таня, Ира, Света… Кого? – Олег Иосифович прищурил глаза, затем зажмурился, покрутил пальцем в воздухе и ткнул ногтем в стену.Когда он открыл глаза, то увидел, что его указательный палец застрял точно между двумя номерами.– Черт, вот незадача!А может, рискнуть, тряхнуть стариной и вызвонить сразу двоих – ту, что сверху, и ту, что снизу?Устроить бутерброд, где начинкой будет он, Олег Иосифович? Это мысль!И Брусковицкий, сняв трубку, грязной, в пятнах краски и лака рукой, принялся набирать номер.– Алло, рыбка, – услышав женский голос, проворковал в он трубку, – это я, Олег. Как ты?– … – Хорошо, говоришь? Месячных у тебя нет?– … – Кончились? С чем тебя и поздравляю. Как в песне, помнишь" у меня сегодня менструация, значит, не беременная я!– … – Как это не можешь? Как это занята? Ну, если не можешь, а очень хочется, то все равно можно.– … – Конечно же заплачу! Как всегда, пятьдесят, если останешься со мной до утра.– … – Послушай, послушай, рыбка, а что, если мы еще кого-нибудь пригласим?– … – Нет, нет, не мужчину, за кого ты меня держишь? Я же не садист. Еще одну девочку, а? Ты же у нас блондинка, а мы пригласим брюнетку. Вы вдвоем, я один.– … – Почему это так дороже? Ты же в два раза меньше будешь работать, рыбка.– … – Ладно, ладно, договорились. Шестьдесят, идет?– … – Вот видишь! Деньги хорошие, где еще ты столько заработаешь? Тебе за шестьдесят зеленых экскурсии неделю водить надо, горло надсаживать: посмотрите направо, посмотрите налево.. Зачем тебе это надо? А так сразу, утром, и голосовые связки можешь не напрягать…– … – Ну, подумаешь, не выспишься один раз! Делов-то? Зато денежки заработаешь. Ну, давай!– … – Разумеется, такси за мой счет, ясное дело, как всегда.– … – Через час? Значит, в половине десятого? Хорошо, жду, готовлюсь, надеюсь, верю в тебя, рыбка.Только у меня в мастерской на часы не поглядывай, не люблю. Давай! Жду!Брусковицкий говорил, держа трубку в правой руке, левой почесывал волосатую седую грудь, а на губах его блуждала улыбка. Нажав на рычаг, Олег Иосифович сразу же взялся вызванивать еще одну партнершу. Но здесь случился прокол: Иры Веселовской, которую он хотел бы видеть в своей мастерской, дома не оказалось.Поговорив минуту с ее матерью, Олег Иосифович со злостью шмякнул трубку на рычаг.– Шалава! Шляется где попало, гонорею хочет подцепить или сифилис! Чтоб ты сдохла!И тут же рука Брусковицкого скользнула вниз – через один номер. «Наташа» – было написано на обоях толстым фломастером.«Наташа… Давненько я тебя не имел, давненько…»– Алло!– Алло, Наташа, ты? Что делаешь?– Телевизор смотрю.– Скучаешь? Ну, так приезжай ко мне, поскучаем вместе.Наташе месяц назад исполнилось девятнадцать лет.Это была невысокая, плотная девица с тяжелой грудью и большим ртом. Она одна могла замучить троих молодых мужчин, столько в ней было темперамента и здоровья. А самое главное – ей очень нравился секс, и занималась она им в охотку. А если еще за деньги, то просто чудеса вытворяла… Олег Иосифович даже облизнулся плотоядно.– Давай, подгребай. Только учти, Наталья, ты будешь не одна. Вас будет двое.– А мужчин?– Один я, – пояснил Брусковицкий, по-глупому хихикнув в микрофон трубки.Обо всем договорившись, реставратор потер вспотевшие ладони.– Вот и прекрасно, вот и ладненько. Сейчас оттянемся по полной программе.Он вытащил из портмоне сто двадцать долларов, шесть двадцаток – хоть с Натальей о цене и не говорил, но не давать же ей меньше, чем второй девке. А тугую пачку денег, повертев в руках, решил спрятать. Взял стремянку, подвинул се к стеллажу и, забравшись на предпоследнюю ступеньку, сунул купюры в пыльный кувшин, из которого торчали засохшие кисти. Затем спустился, сложил стремянку и сунул ее под стеллаж, а сто двадцать долларов положил под телефон. Он чувствовал возбуждение, необыкновенный прилив сил."Вот я им покажу класс… Ни минуты спать не буду.Изъезжу их, как утюг пересохшее полотно, измочалю кисок, истерзаю сердечных. Пусть отрабатывают денежки, пусть служба медом не покажется. Я им задам жару и спереди и сзади! Затрахаю, замучаю, как Пол Пот Кампучию!"Он заглянул в бар и лицо его вытянулось."Мать твою… Дожил, Олег Иосифович, у тебя даже девиц напоить нечем! Придется бежать в магазин. Вот незадача, так опростоволоситься. Надеялся, что у меня полный бар, а здесь только виски и джин, и развести-то нечем. Ни «пепси», ни «фанты», минералки и той ни глотка в мастерской. Придется топать на ночь глядя.Можно бы позвонить, чтобы купили, деньги я заплачу…"Но звонить Олег Иосифович не стал. Ничего, не рассыплется, возьмет сумку и сходит в магазин, слава Богу, тот работает до полуночи. Нормально затоварится – так, чтобы осталось не только на следующий раз, но и на отдаленное будущее. Сколько могут выпить две девицы «нетяжелого поведения», Брусковицкий прекрасно представлял. Он любил все делать обстоятельно, и самое главное – ему очень нравилось самому ходить в магазин, покупать спиртное, испытывая собственную стойкость к искушению. Нравилось рассматривать бутылки, вертеть их в руках, составлять в корзину и с гордым видом шествовать к кассе. А затем широким жестом расплачиваться, оставляя сдачу кассирше.Хлопнув в ладоши, Брусковицкий резко повернулся через левое плечо. Его лысина блеснула, седые кудри на затылке разлетелись, как грива старого льва. Он увидел свое отражение в зеркале шкафа.«Да, я действительно похож на льва. А лев почему царь зверей? Потому что ,он самый лучший трахаль, половой гигант».Олег Иосифович надел меховую куртку, взял сумку, спрятал лысину под коричневый берет, лихо сдвинув его на ухо и в этом облачении стал похож на художника или артиста, какими их изображают на карикатурах.В магазине, где он всегда покупал спиртное и продукты, все считали, что Олег Иосифович художник.Объяснять им разницу между реставратором и художником Брусковицкий не спешил. Одна из девчонок, сидевшая на кассе, время от времени забегала в мастерскую Олега Иосифовича, но она была родом из деревни, довольно стеснительная и абсолютно нераскованная. Зато хозяйственная: всегда приносила с собой еду и мыла пол.Брусковицкий, охваченный радостным возбуждением, предвкушая долгую ночь, полную телесных наслаждений, направился к двери. Он снял цепочку, оттянул засов, открыл верхний замок и лишь после этого, погасив в мастерской свет, распахнул тяжелую дверь.Дверь противно взвизгнула, от этого звука холодок пробежал по спине Олега Иосифовича Брусковицкого.– Будь ты неладна! – буркнул он. – Приду и сразу же смажу, налью масла, чтобы открывалась бесшумно, как в сейфе.Он ступил в темноту и тут же подумал: что-то не так! Лампочка должна гореть, ведь когда он провожал своего гостя, свет в подъезде был, а сейчас его окружала кромешная тьма.«Ну, да ладно, Бог с ней», – Олег Иосифович шагнул в темноту.И в тот же миг тяжелый сокрушительный удар обрушился на его голову. Колени Брусковицкого подогнулись, он взмахнул руками, сумка соскользнула с плеча, упала на ступеньку. Туда же должен был упасть и сам реставратор. Но упасть ему не дали – чьи-то сильные руки подхватили Брусковицкого за плечи.– Тяжелый, бля! – прошептал мужской голос прямо в лицо Олегу Иосифовичу.Но реставратор ничего не услышал: он был без сознания. Удар оказался точным и сильным. Мужчина в толстой стеганой куртке заволок Олега Иосифовича в мастерскую и, не давая упасть на пол, включил свет.Две лампы ярко вспыхнули, мужчина осторожно прикрыл дверь, задвинул засов. И только после этого осмотрелся.Мастерская была ужасно захламлена. Он подошел" к умывальнику, поискал глазами какую-нибудь емкость.Нашел большую банку из-под итальянских маслин.Мужчина наполнил ее холодной водой и поставил на край стола, где еще совсем недавно лежали изготовленные руками реставратора подделки. Несколько секунд он медлил, словно прикидывая, с чего бы начать. Затем обшарил карманы Олега Иосифовича, вытащил портмоне, заглянул внутрь, выгреб оттуда деньги. Посмотрел на телефон и увидел торчащие из-под черного аппарата двадцатидолларовые купюры.– Сто двадцать, – пересчитал мужчина с трехдневной щетиной на лице.Затем прищурил глаза, подошел к двери, отодвинул засов и вернулся в мастерскую с двадцатилитровой пластмассовой канистрой, в которой тяжело плескалась жидкость.– Вот и хорошо. Все ладненько, чики-чики, – прошептал он сам себе и перевернул грузное тело хозяина на спину Лицо Олега Иосифовича заливала кровь, он все еще не пришел в сознание. Мужчина взял банку из-под маслин и всю ее вылил на окровавленную голову хозяина мастерской.Брусковицкий с трудом открыл глаза, попытался подняться. Но мужчина поставил ногу в замшевом ботинке на горло Олега Иосифовича и негромко произнес:– Лежи, пень старый, не дергайся, тебе же лучше будет!– Ты… Ты… Ты кто? Кто вы? – глухо, с присвистом спросил Брусковицкий и попытался тряхнуть отяжелевшей головой.Подошва ботинка еще сильнее вдавила острый кадык в шею.– Лежи, я сказал! Где деньги?– Какие? Что?– Деньги где, ублюдок? – нога грабителя приподнялась.– Я… Я не знаю, о чем вы?– Где деньги за картины спрятал, быстро говори, пока жив!– Я не знаю, не знаю… Нет у меня денег…– Ах ты, бля! – и мужчина переместил тяжесть тела на правую ногу.Брусковицкий захрипел, судорожно дернулся, попытался схватить мужчину за ногу, но тот на это движение даже не прореагировал. Он еще сильнее придавил реставратора к грязному полу.– Бля, деньги где?– Не скажу!– Ты что, жить не хочешь?– Не скажу!– Убью – найду!– Там, там… – дрожащий палец Брусковицкого указал на стеллаж, где стояли позеленевшие самовары, старые чугунные утюги и прочая дребедень, которая, как правило, наполняет мастерские художников, искусствоведов и реставраторов.– Там, говоришь?– Да, там, – с трудом выдавил из себя перепуганный Брусковицкий.– Где?– Там, в кувшине… В глиняном кувшине…– В глиняном, говоришь, в кувшине?– Да, вон в том.– Ну что ж, хорошо. Теперь вставай.Брусковицкий приподнялся, упираясь руками. Ладони попали в лужу, но Брусковицкий даже не обратил на это внимание. Он поскользнулся. По лицу текла кровь, берет валялся в стороне, на темени ныла большая кровоточащая шишка, кожа на лысине была рассечена.– Зачем? Зачем вы так? – пролепетал Брусковицкий.Мужчина без тени улыбки глянул на свою жертву и отошел на шаг в сторону. Брусковицкий попытался подняться, но не удержал равновесие и завалился на спину.– Вставай! – мужчина наклонился, схватил Брусковицкого за толстый вязаный шарф и, резко дернув вверх, поставил реставратора на колени.Откуда ни возьмись в его руке оказалась короткая тяжелая дубинка. Еще один сокрушительный удар обрушился на голову Брусковицкого. Тот ойкнул и обмяк. И если бы мужчина в стеганой куртке и кепке, повернутой козырьком назад, не держал Брусковицкого за шарф, тот наверняка ударился бы затылком об пол.– Ладно, полежи, а я гляну, есть там деньги или ты соврал.Мужчина толкнул стол. Тот хоть и был тяжелый, но с места сдвинулся. Еще один толчок, еще одно усилие, и стол оказался у стеллажа. Грабитель взял табуретку за ножку, легко поставил ее на стол, вспрыгнул, забрался к самому верху стеллажа, почти под потолок, посмотрел на пыльные самовары, грязные утюги и увидел кувшин, из которого веером торчали кисти, похожие на растопыренные, усохшие пальцы.Он вывалил на стол содержимое кувшина – свернутые в трубку доллары упали прямо на середину. На этот раз на лице грабителя появилась улыбка. Он взвесил деньги на руке, подбросив их, как подросток подбрасывает украденное в соседском саду яблоко, сунул в карман стеганой куртки и спрыгнул на пол бесшумно, как сильный хищный зверь.– Вот так-то будет лучше.Мужчина взял канистру, отвернул крышку и стал поливать бензином пол в мастерской, большой стол, холсты на подрамниках, рулоны бумаги, свертки полотна, баночки, банки с красками и лаками, а также самого хозяина, без чувств лежащего в луже крови.Когда канистра стала легкой, и из нее вылилось все содержимое, грабитель небрежно забросил ее в угол, понюхал руки.«Класс, даже пальцы не пахнут!»– Ну, вот и все, – тихо сказал он, – пора и честь знать.Он открыл дверь, несколько секунд постоял, словно бы размышляя, не забыл ли чего-нибудь. Затем вытащил из кармана коробок, стал на пороге, зажег спичку, подержал ее в пальцах и швырнул прямо на Брусковицкого. Пламя вспыхнуло мгновенно. Мужчина едва успел выскочить и плотно захлопнуть за собой дверь, обитую оцинкованным железом.Он не спеша спустился вниз по скрипучим ступеням и вышел на улицу. Падал снег, крупный, тяжелый, мокрый.На крыльце дома остались его следы – черные и отчетливые. А наверху, на втором этаже, трещало дерево, корежился в огне металл. Пламя съедало мастерскую, старые, задрапированные холстом кресла, шкафы, стеллажи, столы, два мольберта, подрамники и загрунтованные холсты. Горели картины и рисунки, горели эскизы и копии – все превращалось в пепел, все исчезало в огне.Мужчина прошел к своей машине – неприметному серому «опель-кадету», сел в кабину, вставил ключ в замок зажигания, повернул его и посмотрел на часы.– Пришлось немного повозиться, но дело того стоило, – сказал он сам себе.Машина мягко тронулась с места. В зеркале заднего вида мужчина увидел, как пламя вырвалось из окна второго этажа. Он небрежно сунул сигарету в рот, щелкнул зажигалкой, посмотрел на огонек. Это пламя было ручным и абсолютно не опасным, а вот то, которое бушевало в мастерской Брусковицкого, сорвавшись с цепи, уничтожало все вокруг себя. И уже через пять минут второй этаж, возведенный из дерева над каменным – первым, был охвачен пламенем.Через полчаса автомобиль грабителя, который даже не знал имени и отчества своей жертвы, был уже далеко от пожара. * * * Девятнадцатилетняя Наталья приехала к Олегу Иосифовичу Брусковицкому без пяти десять. Уже по дороге, когда таксист сворачивал в переулок, его лицо стало напряженным, и он резко вывернул руль, прижавшись к обочине. Мимо одна за другой, с ревом и воем сирен, промчались три пожарные машины, пугая редких прохожих сполохами синих мигалок.– Пожар, что ли, где-то? – спросила девушка, закидывая ногу за ногу.Лицо водителя вытянулось:– Да, горит, наверное, где-то что-то.За тремя пожарными машинами пронеслись автомобиль «скорой помощи» и две милицейские машины.Когда Наташа на такси подъехала к повороту, ее лицо мгновенно сделалось белым, как только что выпавший снег.– Е мое! – прошептала девушка и толкнула водителя в плечо. – Давайте, давайте отсюда, поехали в центр!Такси с трудом развернулось в узком переулке и помчалось прочь. Девушка, сидевшая на переднем сиденье, несколько раз испуганно обернулась.
1 2 3 4 5 6