Она закончила в тишине и полном затворничестве новую работу под названием «Петух в вине». Сюжет был таков: все наоборот — петух с кроваво-красным гребнем сидит за столиком в кафе, а мужчина и женщина, разрезанные на кусочки, но улыбающиеся, лежат на тарелке, рядом соусник с майонезом, кудрявый свежий салат, розовые креветки, вазочка с белым жасмином.
Она работала больше месяца, устала и наконец приняла решение поехать одна, не дожидаясь приглашения и билета. Не хотелось зависимости. Ее провожал Гриша. Обещал никому не сообщать ее адрес и телефон.
— Не боишься, птичка? — спросил Гриша.
Он выпил слегка там же, в аэропорту, когда они ждали посадки. В ресторане он продиктовал ей названия улиц, даже дал какой-то телефон.
— Мне ничего не нужно. Твои знакомые — общие знакомые. Я сама. — Она нежно взглянула на него.
— Почему ты ни разу не оставила меня на ночь? Я для тебя слишком толст? Почему? Ты глупая, Ева, все не тех выбираешь.
— Наверное, Гришенька.
— Квартиру надежно заперла? Решетки на окна поставила?
— Поставила. — Она не сказала ему, что для надежности спрятала все свои работы у Глеба Борисовича. — Вот только цветы пришлось поручить соседу.
— Могла бы и мне оставить ключи.
— Зачем? Не представляю, как бы ты ухаживал за моими бегониями… У тебя и так много дел.
— Дела бы подождали, тем более что твоя мастерская представляет для меня больший интерес… Но ты же ненормальная, думаешь, пять тысяч долларов — это такие большие деньги? Ты проживешь их очень быстро.
Постарайся снять квартиру где-нибудь на окраине. Дешевле будет. В крайнем случае, как кончатся деньги — позвони, я тебе вышлю или передам через знакомых. В этом ты можешь быть уверена. Да, вот чуть не забыл: если тебя захочет найти Майкл, ему тоже нельзя будет сообщить твой адрес?
— Смотри по обстоятельствам, Гриша, мне трудно сейчас что-либо предугадать. Ведь я и Вадиму ничего не сказала. Я хочу от всех и всего оторваться. Улететь.
— Ты ведешь себя, как влюбленная женщина. Очень странно. Я был уверен, что ты поедешь туда со своим адвокатом. — Он посмотрел на часы.
* * *
Париж встретил Еву хмурыми тучами и теплым дождем. В куртке, джинсах и легком свитере, с небольшой дорожной сумкой в руке, она стояла в аэропорту перед телефонной кабиной и не знала, с какой стороны к ней подойти. Номер она выучила наизусть. Искушение было столь велико, что она с огромным трудом заставила себя отойти от телефона и пошла по оживленной узкой улочке куда глаза глядят. Она впитывала в себя запахи, звуки и те непередаваемые ощущения, какие дает сознание того, что ты находишься в незнакомом тебе месте.
Она двинулась наугад по бульварам в поисках хотя бы временного жилья. Не зная ни одного слова на французском, она могла бы спросить кого-нибудь из прохожих на английском и наверняка отыскала бы гостиницу намного быстрее. Но ей не хотелось ни с кем разговаривать. Чувствуя необычайную легкость во всем теле, она пошла по Парижу, как по музею, рассматривая красивые здания, большие, утопающие в зелени площади, пока не вышла к Северному вокзалу. Миновав площадь Клиши, она попала на авеню Батиньоль и долго плутала, пока не оказалась в тупике Бово, в самом верху предместья Сент-Оноре, на углу авеню Гош. Для этого ей пришлось, изнывая от усталости, набрести на парк Монсо, окруженный со всех сторон решеткой с золочеными пиками, напротив которой выстроились в ряд роскошные особняки. На дверях первой же гостиницы висела табличка «Мест нет» на французском и английском языках. Здесь же, на мраморной доске, была надпись: «Комнаты на сутки, неделю или месяц. Водопровод, центральное отопление». Ева толкнула тяжелую застекленную дверь и оказалась в мрачном холле, где за конторкой сидела девушка с круглыми очками на носу и что-то записывала.
— Мне нужна комната, — сказала Ева по-английски и замерла в ожидании ответа. Она, как и все русские, не верила тому, что писалось на дверях гостиниц. К тому же она так устала и проголодалась, что у нее просто не было сил продолжать поиски приличной гостиницы.
Девушка оторвала взгляд от конторской книги и внимательно осмотрела посетительницу.
— Очень маленькая комната на втором этаже вас устроит? — Она говорила по-английски немного лучше Евы. — Три тысячи франков в месяц.
Ева сочла цену вполне приемлемой и согласилась, заплатив вперед за неделю. Девушка, ее звали Клотильда, провела Еву на второй этаж и показала комнату. Достаточно просторная, с широкой кроватью, шкафом, письменным столом и двумя креслами. Рядом с комнатой находилась маленькая, выложенная голубым кафелем ванная. Из разговора с Клотильдой Ева поняла, что за отдельную плату здесь можно поесть утром и вечером. Она попросила записать на листочке адрес и телефон гостиницы и поставить в комнату телефонный аппарат.
— Ужин через полчаса, — сказала Клотильда и, ободряюще улыбнувшись, закрыла за собой дверь.
Вот и все. Теперь она совершенно одна. Что ее ждет в этом сказочном и немного нереальном городе? Она подошла к окну. Перед ней открывался вид на небольшую узкую улочку, почти скрытую пышно разросшимися каштанами. Вдоль улочки стояли прижатые к друг другу небольшие, красного кирпича дома с витринами и яркими полотняными козырьками от солнца. Людей почти не было видно, хотя дождь и прекратился. Ева открыла окно и глубоко вдохнула. Париж пах мокрым асфальтом, кофе и свежеиспеченным хлебом: должно быть, внизу находилась кухня, где готовилась пища для постояльцев.
Ева достала из сумки блокнот, ручку с черными чернилами и набросала все, увиденное ею в тупике Бово.
После ванны, накинув на плечи зеленый купальный халат — собственность гостиницы, — Ева вернулась на успевший полюбиться ей за это короткое время подоконник, достала сигарету и закурила. И только теперь поняла, как же проголодалась. Через четверть часа в дверь постучали, вошла Клотильда с подносом. Жареный цыпленок, салат, булочки, масло, крохотная баночка с джемом и кофе в кувшинчике.
* * *
После ужина она провалилась в сон.
Ей снился аэропорт Руасси и великое множество телефонных будок, дождь синего цвета, пузырящиеся лужи, какие-то незнакомые люди… Сон оборвался — это стучали в дверь.
Ева моментально проснулась. Она вновь увидела улыбающуюся Клотильду. Та принесла новый ярко-зеленый телефон. «Ну что смотришь, позвони Бернару», — оставшись одна, сказала себе Ева и взяла трубку. Она представила, какое у него будет удивленное лицо в тот момент, когда он услышит ее голос. А что, если трубку возьмет его жена? А ничего, собственно. Ева назовет свое имя и попросит Бернара. Она набрала номер и замерла. Трубку взяли не сразу.
Но потом Ева услышала чистую русскую речь.
Голос был женский.
Ева представилась.
— Отлично. Он ждет вашего звонка уже больше месяца. Сейчас я передам ему трубку.
Она услышала голос Бернара. Он не скрывал своей радости:
— Где вы остановились? Вы можете сказать?
Ева взяла листочек и продиктовала адрес и телефон.
— Я рад, Ева, как я рад! Если вы не устали, я сейчас приеду за вами. Но на это уйдет некоторое время.
— Я не устала, Бернар, я только что поспала. Приезжайте.
Вот и все, вот и кончилось ее одиночество. Сейчас приедет Бернар и увезет ее отсюда. Куда? Зачем?
Она принялась лихорадочно собираться.
Вытряхнула из сумки все свои вещи и остановила выбор на черном платье, в котором была последний раз с Вадимом в «бистро». Но потом вдруг подумала: а что, если Бернар собирается отвезти ее к себе домой, а не в ресторан или бар? Она быстро переоделась и, когда постучали в дверь, была уже в джинсах и свитере.
Она едва успела подкрасить ресницы и губы, расчесать свои длинные волосы и решила не закалывать их.
Она сказала по-русски: «Да!», и дверь отворилась. В комнату вошел Бернар. Он был в вельветовой куртке и джинсах и показался Еве намного моложе, чем там, в Москве. Похоже, он и сам не знал, как ему себя вести. Он подошел и быстро схватил ее за руку, но потом как-то неловко приобнял и коснулся губами ее виска.
Она закрыла глаза и стала ждать продолжения, но он сразу же отпустил ее и сел в кресло.
— Почему? — всплеснул он руками. — Почему ты не позвонила мне? Почему не выкупила билет? Я ничего не понимаю.
— Я работала, во-первых, а во-вторых, хотелось побыть одной.
— Я не понимаю, но скажу, что я нашел для тебя здесь работу. Я за этим и звонил. Это хорошие деньги, думаю, вы согласитесь…
Ева, сначала не обратив внимание на его слова, заметила, что он обращается к ней то на «ты», то на «вы», и решила снять эту проблему, обратившись к Бернару на «ты».
— Ты нашел мне работу? Но зачем? Что я могу здесь делать? — Она продолжала верить в то, что Бернар ничего не знает о ее занятиях живописью.
— Потом. Это потом. Сейчас мы поедем на остров Сен-Луи, в ресторан. Джинсы? — Он улыбнулся. — Это все?
Ева достала платье и пошла в ванную — одеваться. Что это за остров — Сен-Луи? От волнения она дрожала и никак не могла попасть в рукава. Наконец она надела платье, расправила тонкую ткань на груди и бедрах, отметив про себя, что сильно похудела за последние дни, подправила макияж и подняла волосы, заколов почти на макушке. «Лучше бы он не приходил, столько волнений, столько всего непонятного…»
Она заперла комнату и отдала ключи Клотильде, которая читала у себя за конторкой. Она что-то спросила по-французски, Ева не поняла, Бернар быстро перевел:
— Она спросила, будешь ли ты ночевать здесь?
— Да-да, — поспешила ответить по-английски Ева и отвернулась, чтобы не встречаться взглядом с девушкой. Она даже не хотела видеть выражение лица Бернара, настолько неловко себя почувствовала.
Возле гостиницы стоял большой белый автомобиль. Бернар помог ей сесть, обошел машину, сел на свое место и вдруг повернул к Еве лицо. Его черные волосы блестели от бликов уличных фонарей, голубые глаза смотрели как-то жалобно. Почему?
— Я хотел тебя видеть, звонил Фибиху, я ждал, я очень ждал… — Он привлек ее к себе и поцеловал в губы. Он целовал ее долго и нежно, а она вспомнила его появление у себя в квартире, их застолье, разговоры и подумала, что, если бы он так поцеловал ее там, в Москве, она могла бы жить в Париже уже больше месяца.
* * *
По дороге Ева призналась Бернару, что она не голодна и ее вполне устроит какой-нибудь бар или кафе, где они могли бы спокойно поговорить и обсудить дальнейшие планы. Она сказала, что намерена в Париже работать. Но, произнося последнее слово, поняла, что проговорилась и сейчас он спросит, чем именно она намерена заниматься. Но Бернар, похоже, не обратил внимания на ее слова.
— А кто та женщина, которая взяла трубку? — спросила Ева, чтобы перевести разговор на другую тему.
— Моя жена, Натали. Тебя удивило, что она говорит по-русски? Она русская.
Ева вздрогнула, как если бы ей плеснули в лицо кислотой. Потом она долго смотрела в окно, воспринимая Париж теперь уже по-другому. Она не радовалась ни теплой, напоенной ароматами цветов ночи, ни присутствию рядом с ней мужчины, о котором так много думала.
Даже сигарета, которую он ей предложил, показалась горькой.
В маленьком баре они взяли по коктейлю, и Бернар спросил, что случилось и почему она загрустила.
— Я никак не могу привыкнуть к мысли, что я уже не в Москве. Мне почему-то страшно.
— Это пройдет. У меня тоже так было в Москве, я проснулся, и оказалось, что я не дома.
Я всегда буду рядом, ты всегда сможешь рассчитывать на меня.
Она горько усмехнулась. В баре было немного посетителей, в основном молодые парочки, забредшие сюда, чтобы выпить, посидеть, а потом вновь отправиться гулять по ночным парижским улицам. На столиках горели оранжевые светильники, спокойный усатый бармен не спеша смешивал напитки и улыбался вновь вошедшим. Ева заметила, что, когда они только вошли сюда, он в знак приветствия помахал рукой и Бернару.
Около полуночи Ева запросилась домой. Она так и сказала: домой.
— Ты никуда не поедешь. Ты будешь жить у меня.
— Я не могу. А как же жена?
— Мы разделили дом, она живет на второй половине. У нее сейчас наверняка гости. Кроме того, она хочет познакомиться с тобой. Она безумно любит русских.
Ева ждала, что вот сейчас Бернар расскажет ей о своей жене — как они познакомились, как случилось, что она, русская, оказалась в Париже, но он молчал, смотрел на Еву и прерывал это молчаливое рассматривание лишь для того, чтобы заказать еще выпивку.
Когда они вышли из бара, он сказал:
— Не могу еще поверить, что ты здесь. Мне снится сон?
Как бы и ей хотелось, чтобы это был сон!
Во сне позволено все. Во сне она бы непременно уступила ему и поехала с ним хоть куда, даже к нему домой, она бы позволила ему целовать себя до утра, она бы многое спросила у него и рассказала бы сама. Но это был не сон, они шли по улицам обнявшись, и Ева ничего не понимала. Зачем ему было приглашать ее, если он живет с женой? Он воспринимает ее как русскую путешественницу, искательницу приключений или любви?
И все же это был сон. Они вернулись в машину, и Бернар вновь поцеловал Еву.
— Мы не должны этого делать, — сказала она и отвернулась к окну.
— Почему? Я же так ждал тебя, я постоянно думал о тебе.
— Я не знаю. Я не могу. Не спрашивай меня.
Ты же сам все понимаешь.
— Разве ты приехала не ко мне? — И вновь эти глаза, которые просят если не любви, то хотя бы нежности.
— Нет. Я приехала не к тебе. Отвези меня в гостиницу.
Они быстро мчались по пустынным ночным улицам, проехали по мосту через реку. «Должно быть. Сена».
Вдруг он резко затормозил, вылез из машины, обошел ее и открыл дверцу. Ева поняла, что должна выйти. Ей стало не по себе.
— Ни к тебе, ни ко мне, — сказал он, взяв ее за руку, и повел за собой через дорогу. Они вошли в ярко освещенный подъезд дома, где консьержка поздоровалась с Бернаром, поднялись на третий этаж, прошли долгий гулкий коридор, пока не остановились напротив какой-то двери. Бернар достал ключи и отпер замок. — Ни к тебе, ни ко мне, — повторил он и закрыл за собой дверь.
И тут случилось то, чего она больше всего боялась. Он набросился на нее и стал страстно покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи, грудь. Платье, словно вторая кожа, медленно сползло вниз, обнажая ее тело.
— Я… Я ждал тебя… — Он вел себя так, будто всю жизнь ждал этой минуты. Подхватив Еву, Бернар отнес ее куда-то в глубь квартиры. — Я знаю, ты приехала ко мне. Я не должен был уезжать, не должен был оставлять тебя одну в Москве… Я звонил… — Он уложил ее на постель и принялся судорожно раздеваться. — Я звонил, а трубку взял мужчина… Он находился в твоей комнате… Ты была там?
Она уже лежала на спине и не могла пошевелиться. Бернар, продолжая ласкать ее, раздвинул ей колени.
— Ты была там? Ты не хотела взять трубку?
— Нет! — крикнула она, но он ей зажал рот своими губами. Она почувствовала на бедрах его горячие руки, и все смешалось в ее сознании. Она слышала только стук деревянной спинки кровати о стену и вздохи мягкого, словно наполненного воздухом, матраца. Бернар был сильным мужчиной, он, не давая ей времени опомниться, то опрокидывал ее на спину, то поднимал на своих руках и подбрасывал вверх, то захватывал сзади и проникал в нее, что-то бормоча по-французски и целуя ее спину и затылок.
Бернар угомонился только под утро. Они уснули обнявшись. Еве показалось, что она спала одну минуту, между тем, когда она открыла глаза, был уже полдень. Солнце заливало комнату. Она увидела белый потолок и спускавшийся почти к самой постели прозрачный, как мыльный пузырь, светильник. Бернар, не открывая глаз, обхватил ее обеими руками и сказал:
— Не отпущу. — И она услышала где-то совсем рядом биение его сердца. — Буду держать тебя вот так всегда, чтобы ты не уехала.
— Где мы? — спросила Ева, пытаясь высвободиться, но он крепко сжимал ее. — Не у тебя и не у меня?
— Это квартира Пейрара. Он в Лозанне.
Спи.
* * *
Пока он ходил вниз за молоком, Ева лежала в постели. Мысли ее сбились, она не могла думать ни о ком, кроме мужчины, который сейчас войдет в комнату. Ей не хотелось уходить, как уходила она рано утром от Вадима. Но какая-то сила все же заставила ее подняться и прикрыться простыней. Тут же распахнулась дверь, и в комнату почти влетел Бернар.
В руках он держал пакет.
— Я уж думал, что ты сбежала. Я так спешил… — Он присел на постель и поцеловал ее. — Ты ешь кукурузные хлопья? С горячим молоком?
Она пожала плечами: разве теперь это имело значение?
Он умчался, должно быть, на кухню, потому что она услышала звон посуды, шум льющейся из крана воды и пение.
Ева, стараясь двигаться бесшумно, осторожно проскользнула в ванную и встала под душ.
Под прохладными струями воды она постепенно приходила в себя. В зеркале, почти во весь рост, она увидела себя, обнаженную, и подивилась своему отражению. Еве показалось, что на нее смотрит неизвестная ей женщина. Что-то такое читалось в ее взгляде, что хотелось спросить эту женщину:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Она работала больше месяца, устала и наконец приняла решение поехать одна, не дожидаясь приглашения и билета. Не хотелось зависимости. Ее провожал Гриша. Обещал никому не сообщать ее адрес и телефон.
— Не боишься, птичка? — спросил Гриша.
Он выпил слегка там же, в аэропорту, когда они ждали посадки. В ресторане он продиктовал ей названия улиц, даже дал какой-то телефон.
— Мне ничего не нужно. Твои знакомые — общие знакомые. Я сама. — Она нежно взглянула на него.
— Почему ты ни разу не оставила меня на ночь? Я для тебя слишком толст? Почему? Ты глупая, Ева, все не тех выбираешь.
— Наверное, Гришенька.
— Квартиру надежно заперла? Решетки на окна поставила?
— Поставила. — Она не сказала ему, что для надежности спрятала все свои работы у Глеба Борисовича. — Вот только цветы пришлось поручить соседу.
— Могла бы и мне оставить ключи.
— Зачем? Не представляю, как бы ты ухаживал за моими бегониями… У тебя и так много дел.
— Дела бы подождали, тем более что твоя мастерская представляет для меня больший интерес… Но ты же ненормальная, думаешь, пять тысяч долларов — это такие большие деньги? Ты проживешь их очень быстро.
Постарайся снять квартиру где-нибудь на окраине. Дешевле будет. В крайнем случае, как кончатся деньги — позвони, я тебе вышлю или передам через знакомых. В этом ты можешь быть уверена. Да, вот чуть не забыл: если тебя захочет найти Майкл, ему тоже нельзя будет сообщить твой адрес?
— Смотри по обстоятельствам, Гриша, мне трудно сейчас что-либо предугадать. Ведь я и Вадиму ничего не сказала. Я хочу от всех и всего оторваться. Улететь.
— Ты ведешь себя, как влюбленная женщина. Очень странно. Я был уверен, что ты поедешь туда со своим адвокатом. — Он посмотрел на часы.
* * *
Париж встретил Еву хмурыми тучами и теплым дождем. В куртке, джинсах и легком свитере, с небольшой дорожной сумкой в руке, она стояла в аэропорту перед телефонной кабиной и не знала, с какой стороны к ней подойти. Номер она выучила наизусть. Искушение было столь велико, что она с огромным трудом заставила себя отойти от телефона и пошла по оживленной узкой улочке куда глаза глядят. Она впитывала в себя запахи, звуки и те непередаваемые ощущения, какие дает сознание того, что ты находишься в незнакомом тебе месте.
Она двинулась наугад по бульварам в поисках хотя бы временного жилья. Не зная ни одного слова на французском, она могла бы спросить кого-нибудь из прохожих на английском и наверняка отыскала бы гостиницу намного быстрее. Но ей не хотелось ни с кем разговаривать. Чувствуя необычайную легкость во всем теле, она пошла по Парижу, как по музею, рассматривая красивые здания, большие, утопающие в зелени площади, пока не вышла к Северному вокзалу. Миновав площадь Клиши, она попала на авеню Батиньоль и долго плутала, пока не оказалась в тупике Бово, в самом верху предместья Сент-Оноре, на углу авеню Гош. Для этого ей пришлось, изнывая от усталости, набрести на парк Монсо, окруженный со всех сторон решеткой с золочеными пиками, напротив которой выстроились в ряд роскошные особняки. На дверях первой же гостиницы висела табличка «Мест нет» на французском и английском языках. Здесь же, на мраморной доске, была надпись: «Комнаты на сутки, неделю или месяц. Водопровод, центральное отопление». Ева толкнула тяжелую застекленную дверь и оказалась в мрачном холле, где за конторкой сидела девушка с круглыми очками на носу и что-то записывала.
— Мне нужна комната, — сказала Ева по-английски и замерла в ожидании ответа. Она, как и все русские, не верила тому, что писалось на дверях гостиниц. К тому же она так устала и проголодалась, что у нее просто не было сил продолжать поиски приличной гостиницы.
Девушка оторвала взгляд от конторской книги и внимательно осмотрела посетительницу.
— Очень маленькая комната на втором этаже вас устроит? — Она говорила по-английски немного лучше Евы. — Три тысячи франков в месяц.
Ева сочла цену вполне приемлемой и согласилась, заплатив вперед за неделю. Девушка, ее звали Клотильда, провела Еву на второй этаж и показала комнату. Достаточно просторная, с широкой кроватью, шкафом, письменным столом и двумя креслами. Рядом с комнатой находилась маленькая, выложенная голубым кафелем ванная. Из разговора с Клотильдой Ева поняла, что за отдельную плату здесь можно поесть утром и вечером. Она попросила записать на листочке адрес и телефон гостиницы и поставить в комнату телефонный аппарат.
— Ужин через полчаса, — сказала Клотильда и, ободряюще улыбнувшись, закрыла за собой дверь.
Вот и все. Теперь она совершенно одна. Что ее ждет в этом сказочном и немного нереальном городе? Она подошла к окну. Перед ней открывался вид на небольшую узкую улочку, почти скрытую пышно разросшимися каштанами. Вдоль улочки стояли прижатые к друг другу небольшие, красного кирпича дома с витринами и яркими полотняными козырьками от солнца. Людей почти не было видно, хотя дождь и прекратился. Ева открыла окно и глубоко вдохнула. Париж пах мокрым асфальтом, кофе и свежеиспеченным хлебом: должно быть, внизу находилась кухня, где готовилась пища для постояльцев.
Ева достала из сумки блокнот, ручку с черными чернилами и набросала все, увиденное ею в тупике Бово.
После ванны, накинув на плечи зеленый купальный халат — собственность гостиницы, — Ева вернулась на успевший полюбиться ей за это короткое время подоконник, достала сигарету и закурила. И только теперь поняла, как же проголодалась. Через четверть часа в дверь постучали, вошла Клотильда с подносом. Жареный цыпленок, салат, булочки, масло, крохотная баночка с джемом и кофе в кувшинчике.
* * *
После ужина она провалилась в сон.
Ей снился аэропорт Руасси и великое множество телефонных будок, дождь синего цвета, пузырящиеся лужи, какие-то незнакомые люди… Сон оборвался — это стучали в дверь.
Ева моментально проснулась. Она вновь увидела улыбающуюся Клотильду. Та принесла новый ярко-зеленый телефон. «Ну что смотришь, позвони Бернару», — оставшись одна, сказала себе Ева и взяла трубку. Она представила, какое у него будет удивленное лицо в тот момент, когда он услышит ее голос. А что, если трубку возьмет его жена? А ничего, собственно. Ева назовет свое имя и попросит Бернара. Она набрала номер и замерла. Трубку взяли не сразу.
Но потом Ева услышала чистую русскую речь.
Голос был женский.
Ева представилась.
— Отлично. Он ждет вашего звонка уже больше месяца. Сейчас я передам ему трубку.
Она услышала голос Бернара. Он не скрывал своей радости:
— Где вы остановились? Вы можете сказать?
Ева взяла листочек и продиктовала адрес и телефон.
— Я рад, Ева, как я рад! Если вы не устали, я сейчас приеду за вами. Но на это уйдет некоторое время.
— Я не устала, Бернар, я только что поспала. Приезжайте.
Вот и все, вот и кончилось ее одиночество. Сейчас приедет Бернар и увезет ее отсюда. Куда? Зачем?
Она принялась лихорадочно собираться.
Вытряхнула из сумки все свои вещи и остановила выбор на черном платье, в котором была последний раз с Вадимом в «бистро». Но потом вдруг подумала: а что, если Бернар собирается отвезти ее к себе домой, а не в ресторан или бар? Она быстро переоделась и, когда постучали в дверь, была уже в джинсах и свитере.
Она едва успела подкрасить ресницы и губы, расчесать свои длинные волосы и решила не закалывать их.
Она сказала по-русски: «Да!», и дверь отворилась. В комнату вошел Бернар. Он был в вельветовой куртке и джинсах и показался Еве намного моложе, чем там, в Москве. Похоже, он и сам не знал, как ему себя вести. Он подошел и быстро схватил ее за руку, но потом как-то неловко приобнял и коснулся губами ее виска.
Она закрыла глаза и стала ждать продолжения, но он сразу же отпустил ее и сел в кресло.
— Почему? — всплеснул он руками. — Почему ты не позвонила мне? Почему не выкупила билет? Я ничего не понимаю.
— Я работала, во-первых, а во-вторых, хотелось побыть одной.
— Я не понимаю, но скажу, что я нашел для тебя здесь работу. Я за этим и звонил. Это хорошие деньги, думаю, вы согласитесь…
Ева, сначала не обратив внимание на его слова, заметила, что он обращается к ней то на «ты», то на «вы», и решила снять эту проблему, обратившись к Бернару на «ты».
— Ты нашел мне работу? Но зачем? Что я могу здесь делать? — Она продолжала верить в то, что Бернар ничего не знает о ее занятиях живописью.
— Потом. Это потом. Сейчас мы поедем на остров Сен-Луи, в ресторан. Джинсы? — Он улыбнулся. — Это все?
Ева достала платье и пошла в ванную — одеваться. Что это за остров — Сен-Луи? От волнения она дрожала и никак не могла попасть в рукава. Наконец она надела платье, расправила тонкую ткань на груди и бедрах, отметив про себя, что сильно похудела за последние дни, подправила макияж и подняла волосы, заколов почти на макушке. «Лучше бы он не приходил, столько волнений, столько всего непонятного…»
Она заперла комнату и отдала ключи Клотильде, которая читала у себя за конторкой. Она что-то спросила по-французски, Ева не поняла, Бернар быстро перевел:
— Она спросила, будешь ли ты ночевать здесь?
— Да-да, — поспешила ответить по-английски Ева и отвернулась, чтобы не встречаться взглядом с девушкой. Она даже не хотела видеть выражение лица Бернара, настолько неловко себя почувствовала.
Возле гостиницы стоял большой белый автомобиль. Бернар помог ей сесть, обошел машину, сел на свое место и вдруг повернул к Еве лицо. Его черные волосы блестели от бликов уличных фонарей, голубые глаза смотрели как-то жалобно. Почему?
— Я хотел тебя видеть, звонил Фибиху, я ждал, я очень ждал… — Он привлек ее к себе и поцеловал в губы. Он целовал ее долго и нежно, а она вспомнила его появление у себя в квартире, их застолье, разговоры и подумала, что, если бы он так поцеловал ее там, в Москве, она могла бы жить в Париже уже больше месяца.
* * *
По дороге Ева призналась Бернару, что она не голодна и ее вполне устроит какой-нибудь бар или кафе, где они могли бы спокойно поговорить и обсудить дальнейшие планы. Она сказала, что намерена в Париже работать. Но, произнося последнее слово, поняла, что проговорилась и сейчас он спросит, чем именно она намерена заниматься. Но Бернар, похоже, не обратил внимания на ее слова.
— А кто та женщина, которая взяла трубку? — спросила Ева, чтобы перевести разговор на другую тему.
— Моя жена, Натали. Тебя удивило, что она говорит по-русски? Она русская.
Ева вздрогнула, как если бы ей плеснули в лицо кислотой. Потом она долго смотрела в окно, воспринимая Париж теперь уже по-другому. Она не радовалась ни теплой, напоенной ароматами цветов ночи, ни присутствию рядом с ней мужчины, о котором так много думала.
Даже сигарета, которую он ей предложил, показалась горькой.
В маленьком баре они взяли по коктейлю, и Бернар спросил, что случилось и почему она загрустила.
— Я никак не могу привыкнуть к мысли, что я уже не в Москве. Мне почему-то страшно.
— Это пройдет. У меня тоже так было в Москве, я проснулся, и оказалось, что я не дома.
Я всегда буду рядом, ты всегда сможешь рассчитывать на меня.
Она горько усмехнулась. В баре было немного посетителей, в основном молодые парочки, забредшие сюда, чтобы выпить, посидеть, а потом вновь отправиться гулять по ночным парижским улицам. На столиках горели оранжевые светильники, спокойный усатый бармен не спеша смешивал напитки и улыбался вновь вошедшим. Ева заметила, что, когда они только вошли сюда, он в знак приветствия помахал рукой и Бернару.
Около полуночи Ева запросилась домой. Она так и сказала: домой.
— Ты никуда не поедешь. Ты будешь жить у меня.
— Я не могу. А как же жена?
— Мы разделили дом, она живет на второй половине. У нее сейчас наверняка гости. Кроме того, она хочет познакомиться с тобой. Она безумно любит русских.
Ева ждала, что вот сейчас Бернар расскажет ей о своей жене — как они познакомились, как случилось, что она, русская, оказалась в Париже, но он молчал, смотрел на Еву и прерывал это молчаливое рассматривание лишь для того, чтобы заказать еще выпивку.
Когда они вышли из бара, он сказал:
— Не могу еще поверить, что ты здесь. Мне снится сон?
Как бы и ей хотелось, чтобы это был сон!
Во сне позволено все. Во сне она бы непременно уступила ему и поехала с ним хоть куда, даже к нему домой, она бы позволила ему целовать себя до утра, она бы многое спросила у него и рассказала бы сама. Но это был не сон, они шли по улицам обнявшись, и Ева ничего не понимала. Зачем ему было приглашать ее, если он живет с женой? Он воспринимает ее как русскую путешественницу, искательницу приключений или любви?
И все же это был сон. Они вернулись в машину, и Бернар вновь поцеловал Еву.
— Мы не должны этого делать, — сказала она и отвернулась к окну.
— Почему? Я же так ждал тебя, я постоянно думал о тебе.
— Я не знаю. Я не могу. Не спрашивай меня.
Ты же сам все понимаешь.
— Разве ты приехала не ко мне? — И вновь эти глаза, которые просят если не любви, то хотя бы нежности.
— Нет. Я приехала не к тебе. Отвези меня в гостиницу.
Они быстро мчались по пустынным ночным улицам, проехали по мосту через реку. «Должно быть. Сена».
Вдруг он резко затормозил, вылез из машины, обошел ее и открыл дверцу. Ева поняла, что должна выйти. Ей стало не по себе.
— Ни к тебе, ни ко мне, — сказал он, взяв ее за руку, и повел за собой через дорогу. Они вошли в ярко освещенный подъезд дома, где консьержка поздоровалась с Бернаром, поднялись на третий этаж, прошли долгий гулкий коридор, пока не остановились напротив какой-то двери. Бернар достал ключи и отпер замок. — Ни к тебе, ни ко мне, — повторил он и закрыл за собой дверь.
И тут случилось то, чего она больше всего боялась. Он набросился на нее и стал страстно покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи, грудь. Платье, словно вторая кожа, медленно сползло вниз, обнажая ее тело.
— Я… Я ждал тебя… — Он вел себя так, будто всю жизнь ждал этой минуты. Подхватив Еву, Бернар отнес ее куда-то в глубь квартиры. — Я знаю, ты приехала ко мне. Я не должен был уезжать, не должен был оставлять тебя одну в Москве… Я звонил… — Он уложил ее на постель и принялся судорожно раздеваться. — Я звонил, а трубку взял мужчина… Он находился в твоей комнате… Ты была там?
Она уже лежала на спине и не могла пошевелиться. Бернар, продолжая ласкать ее, раздвинул ей колени.
— Ты была там? Ты не хотела взять трубку?
— Нет! — крикнула она, но он ей зажал рот своими губами. Она почувствовала на бедрах его горячие руки, и все смешалось в ее сознании. Она слышала только стук деревянной спинки кровати о стену и вздохи мягкого, словно наполненного воздухом, матраца. Бернар был сильным мужчиной, он, не давая ей времени опомниться, то опрокидывал ее на спину, то поднимал на своих руках и подбрасывал вверх, то захватывал сзади и проникал в нее, что-то бормоча по-французски и целуя ее спину и затылок.
Бернар угомонился только под утро. Они уснули обнявшись. Еве показалось, что она спала одну минуту, между тем, когда она открыла глаза, был уже полдень. Солнце заливало комнату. Она увидела белый потолок и спускавшийся почти к самой постели прозрачный, как мыльный пузырь, светильник. Бернар, не открывая глаз, обхватил ее обеими руками и сказал:
— Не отпущу. — И она услышала где-то совсем рядом биение его сердца. — Буду держать тебя вот так всегда, чтобы ты не уехала.
— Где мы? — спросила Ева, пытаясь высвободиться, но он крепко сжимал ее. — Не у тебя и не у меня?
— Это квартира Пейрара. Он в Лозанне.
Спи.
* * *
Пока он ходил вниз за молоком, Ева лежала в постели. Мысли ее сбились, она не могла думать ни о ком, кроме мужчины, который сейчас войдет в комнату. Ей не хотелось уходить, как уходила она рано утром от Вадима. Но какая-то сила все же заставила ее подняться и прикрыться простыней. Тут же распахнулась дверь, и в комнату почти влетел Бернар.
В руках он держал пакет.
— Я уж думал, что ты сбежала. Я так спешил… — Он присел на постель и поцеловал ее. — Ты ешь кукурузные хлопья? С горячим молоком?
Она пожала плечами: разве теперь это имело значение?
Он умчался, должно быть, на кухню, потому что она услышала звон посуды, шум льющейся из крана воды и пение.
Ева, стараясь двигаться бесшумно, осторожно проскользнула в ванную и встала под душ.
Под прохладными струями воды она постепенно приходила в себя. В зеркале, почти во весь рост, она увидела себя, обнаженную, и подивилась своему отражению. Еве показалось, что на нее смотрит неизвестная ей женщина. Что-то такое читалось в ее взгляде, что хотелось спросить эту женщину:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16