Следующие два явления обратной эволюции, характерные для антиэволюции вообще. Первое — взаимное истребление людей. Дело в том, что с крушением ограничений и запретов, привнесённых цивилизацией, стали действовать социобиологические законы, в том числе — закон соотношения пространства, занимаемого людьми, и числа людей в этом пространстве. Обнаружилось, что в пространстве Корабля число людей во много раз превысило социобиологическую норму. И взаимное истребление было формой восстановления этой нормы. Сначала одни группы людей нападали на другие и убивали их. Потом людей стали мучить, прежде чем убить. Потом возникло ритуальное людоедство, которое превратилось во всеобщее символическое людоедство — наиболее сильное выражение отношения к врагу как к побеждённому врагу.
Второе явление — эволюция неравенства. Неравенство людей не есть просто фактическое положение. Оно есть социальное отношение между людьми. Через несколько столетий на Корабле сложилось имущественное неравенство, затем — отношение господства и подчинения внутри групп людей. Развилось порабощение одних людей другими. Стало обычным делом убийство подчинённых, а затем — их съедение как наиболее сильное выражение чувства превосходства над своими собратьями...
Короче говоря, обратная эволюция низвела людей с высот цивилизации к самым истокам человеческой предыстории.
...Когда Корабль наконец-то долетел до нужной планеты и открылись выходы из него, наружу выползли немногочисленные человекоподобные твари и разбежались в разные стороны...
Соотечественники
Ушли старички, мечтающие о другой планете. Зато вернулись его соотечественники. Они уходили похмеляться — вчера вечером они основательно «перебрали» на каком-то официальном приёме. Здесь, на Западе, считается признаком хорошего тона поить советских представителей водкой. И те стараются поддержать мировую репутацию Советского Союза как величайшей пьянствующей державы. Разговор бывших соотечественников принял более светское направление.
— Бабы здесь барахло, — сказал Басок, бесцеремонно разглядывая проходящих мимо женщин.
— Собаки не лучше, — поддакнул Тенорок, показав язык малюсенькой собачке.
— Собак не трожь! — строго сказал Басок. — Тут закон горой стоит за собак.
— Недавно тут на одного принца собака залаяла, — хихикает Тенорок. — Принц испугался. Стал трястись. Хозяину пришлось миллион уплатить, поскольку собака причинила принцу профессиональную травму: с того от тряски стала сваливаться корона.
— Вот эта тварь сейчас тебя тяпнет за язык, тогда и ты получишь профессиональную травму! — хохочет Басок.
Он слушает и не знает, смеяться ему или плакать. В самом деле, что будет, если немецкая собачонка укусит советского агента за язык? Страшно подумать! Вот тогда-то Советский Союз и оккупирует Западную Европу: повод будет подходящий.
— А бардак здесь, надо признать, из ряда вон выходящий, — хихикает Тенорок.
— Это хорошо, — рокочет Басок. — Если тут будет порядок, нам работать над немцами будет труднее.
А эти ребятки не такие уж и дураки, думает Немец. И ему вдруг мучительно захотелось, чтобы тут прекратился «бардак» и наступил «порядок». Зачем? А просто так, назло этим самоуверенным соотечественникам. А в самом деле, что нужно для того, чтобы в Западной Германии навести «порядок»? Покончить с чувством вины за прошлое, создать свою мощную армию и восстановить подлинную демократию, т.е. дать возможность большинству отстаивать свои интересы и защищаться от претензий меньшинства. Иначе говоря, немцам нужна чистая совесть, независимость и здоровье.
Память
Они летели над степью, растянувшейся на десятки километров. Ведущий, командир эскадрильи, пел «За вечный мир, в последний бой летит стальная эскадрилья». Они, ведомые, подпевали каждый для себя. Для некоторых экипажей этот бой действительно был последним, в том числе для самого командира эскадрильи. Перед тем как дать команду «По машинам!», командир, двадцатитрехлетний весёлый парень, уже ставший майором и Героем Советского Союза, сказал, сверкнув ослепительно белыми зубами: «Украсим Родину трупами врагов!» И он был сбит первым. Но он не украсил Родину даже своим собственным трупом: его машина взорвалась в воздухе, и он испарился.
Приближалась весна. Начал таять снег. На полях обнажились трупы солдат, убитых во время зимнего наступления и занесённых снегом. Трупы так и оставили под снегом до весны. И вот они обнажились. Точки на снегу такого страшного цвета, для которого в живописи нет названия. Тысячи и тысячи точек. Километр за километром. Эскадрилья снизилась до бреющего полёта: посмотреть, свои это или враги. Но различить своих и врагов не удалось: трупы всегда нейтральны.
Как будет выглядеть поле битвы в будущей войне, подумал он. И будут ли вообще трупы? Труп человека есть продолжение его существования. Могила человека есть часть его жизни, есть её продолжение. Общество без трупов и могил — ужаснее ничего не придумаешь.
В тот полет ему вдруг стало страшно. Но не оттого, что его могли сбить. А оттого, что он вместе с самолётом взорвётся в воздухе, как их командир, или от удара о землю, как его ведомый, и от него ничего не останется. Буквально ничего. Все куда-то испарится. Новые сапоги и новый широкий офицерский ремень, которым он очень дорожил. Ордена. И фотография девочки, в которую он был влюблён в школе. Не останется абсолютно ничего. Как будто его не было совсем. Страшна не смерть сама по себе, думал он, а сознание того, что будет так, как будто тебя совсем не было. Человек биологически и исторически сформировался так, что могилы предков стали частью его жизни. То, что людей убивают и будут убивать, это нормально. Ненормально то, что не остаётся могил предков. Каких только лозунгов тут нет! И ни одного — о праве человека на могилу.
Они
Мысли его снова переключаются на демонстрацию. Западный массовый человек, думает он, глядя на пёструю толпу демонстрантов, похожую скорее на карнавал, чем на политическую демонстрацию, есть существо очень странное. Он изобретает великолепные электрические бритвы и после этого начинает отращивать бороду. Изобретает замечательные одежды, а облачается в бесформенные балахоны или обнажается совсем. Изобретает умопомрачительные кушанья и начинает голодать во имя здоровья. Развивает технику мгновенного уничтожения миллионов людей и начинает ожесточённую борьбу за её запрещение.
Вот группа молодых людей несёт лозунг «Мы предпочитаем сдаться русским без сопротивления, чем исчезнуть от взрыва русской атомной бомбы».
Вы предпочитаете, думает он. А подумали ли вы о том, что предпочитают сами «русские»?
Предпочтение
Во время войны с Германией им в качестве военных трофеев попадались немецкие пистолеты. Ах, какие это были замечательные пистолеты! Стрелять из них было большим удовольствием. Правда, стрелять в тире. И ухаживать за ними надо было очень тщательно, чтобы они не отказали. Из своих же, отечественных пистолетов стрелять было не очень-то приятно. Как бабахнет, так, того гляди, руку из плеча вырвет или сам из руки выскочит. И попасть из него, допустим, в кошку или собаку с пяти шагов было немыслимо. И даже в человека из двух выстрелов один промажешь, а другим вместо головы, в которую метишь, попадёшь в часть тела, прямо ей противоположную. Зато за отечественными пистолетами можно было совсем не ухаживать. Плюхнешься с ним в грязь, он всё равно не откажет в случае надобности. Им гвозди можно было заколачивать, а он всё равно работал. Плохо работал, но всё-таки работал. И они, идя на свидания с девчонками, украшали себя изящными немецкими «вальтерами», а идя в бой, брали с собою грубые, но безотказные советские «ТТ». Им тогда было невдомёк, что тем самым они были участниками столкновения двух социальных систем, двух тенденций исторического развития. Им тогда было невдомёк, что, когда дело касалось жизни и смерти, они предпочитали грубую надёжность своей системы.
У русских, думает он, есть свои принципы предпочтения. И в будущей войне русские вряд ли будут способны брать в плен. В особенности без сопротивления.
Мы
— Если начнётся война, — говорит Басок, скользя взглядом по роскошным витринам магазинов, — тут будет где порезвиться.
— Да, — соглашается Тенорок. — Ювелирные магазины и банки можно будет голыми руками и безнаказанно очистить.
А Немец вспомнил случай из первых дней войны, когда к ним в часть заехали два грузовика, нагруженные мешками с деньгами, сбросили мешки и помчались дальше. Они равнодушно перешагнули через эти мешки с миллионами ненужных (как тогда казалось) денег и побрели вслед за умчавшимися машинами. Праздные разговоры, ребята, думает он. Если начнётся война и вы будете топать по бриллиантам, вы даже не наклонитесь их поднять хотя бы из любопытства.
— Недавно, — хихикает Тенорок, — в Москве загорелся поезд метро. Началась паника. Но нашлись мужественные люди, которые начали грабить впавших в панику пассажиров. О чем это говорит? А о том, что человечество не погибнет в будущей войне. Найдутся предприимчивые смельчаки, которые в считанные минуты разворуют все богатства. Это и послужит потом основой для восстановления разрушенной войной экономики.
— Обрати внимание, — говорит Басок, насмеявшись досыта, — среди демонстрантов ни одного иностранного рабочего. А ведь их тут больше четырех миллионов! Почему бы это?
— А очень просто, — говорит Тенорок. — Им работать надо. Им некогда заниматься такой ерундой. Да и ни к чему. Они тут на положении рабов. А рабам не до политики. Политика тут есть дело плебеев.
Немцу надоело слушать болтовню обнаглевших «землячков». Переходя в другое место, он на мгновение почувствовал на себе чужой внимательный взгляд. Лишь на ничтожную долю секунды. Но этой доли секунды было достаточно, чтобы решить: следят! Он пошёл в отель, купил в баре сигареты и вернулся на прежнее место. Ничего подозрительного заметить не удалось. Значит, показалось? Вряд ли. Здешняя контрразведка имеет свои недостатки. Но если уж она решила тебя «проявить», она это сделает хорошо. И от неё тогда не так-то просто отделаться. Если даже показалось, всё равно надо бежать отсюда. Бежать от своей тревоги хотя бы.
Бежать, подумал он. А что это тебе даст? Сможешь Ты жить иначе? Нет, друг, не сможешь. Эта бессмысленная работа стала смыслом твоей жизни. Ни на что Другое ты уже не способен. Ты сможешь расстаться с такой жизнью, только расставшись с жизнью.
Кнопка
Группа демонстрантов несёт плакат, на котором изображена кнопка, скрюченный палец поджигателя войны, пытающийся нажать кнопку, и меч борца за мир, отсекающий палец. При виде этого плаката Немец вспомнил о кнопке пожарной тревоги в отеле. Рядом с кнопкой, на блестящей металлической цепочке, прикреплён молоточек из нержавеющей стали — стекло разбить, если нужно нажать кнопку. Недавно в каком-то городе дотла сгорел отель со всеми обитателями. Сохранились лишь такие молоточки и кнопки пожарной тревоги. Причём никто не догадался воспользоваться этими молоточками и нажать кнопки. По всей вероятности, так будет и в случае новой мировой войны. Все будет уничтожено. Сохранится лишь автоматическая система управления средствами обороны и нападения. Нажать роковую кнопку просто позабудут. Или не решатся.
Если
Хвост колонны пацифистов скрылся из виду. А что, если в самом деле войну сумеют предотвратить? Что тогда будет? Вот тогда-то она и начнётся. Именно тогда, когда люди решат, что они предотвратили войну, она и начнётся. Решите этот парадокс, и вы поймёте, что прав был сын царя и царь Экклезиаст: все есть суета, суета суёт, всяческая суета и томление духа.
Эх, если бы он был сейчас в России, то напился бы с тоски и ради оптимизма. А тут, на Западе, даже напиться не хочется. Да тут и не с кем напиваться. Тут берегут здоровье. И деньги, конечно. Русскому человеку есть с кем воевать на Западе, но не с кем выпивать — вот самая надёжная гарантия того, что Советский Союз не завоюет мировое господство. Если даже русские и покорят Западную Европу, они
всё равно оставят её — она не годится для русского пьянства.
Ах, почему не сбылось предсказание его земляков и он не стал ни столяром, ни сапожником, ни портным?!
Тревога
Вернувшись в отель, тут же начал писать отчёт для Москвы. Писал стремительно, хотелось поскорее отделаться от этого пустякового для него задания и исчезнуть отсюда.
«Пацифистское движение на Западе, — писал он, — является разношёрстным по социальному составу и по целям его участников, и было бы грубейшей ошибкой рассматривать его как некую новую форму классовой борьбы».
— Несмотря на то что пацифистское движение на Западе является разношёрстным по социальному составу и целям его участников, — скажет потом Главный Идеолог на Пленуме ЦК КПСС в своём докладе «О классовой борьбе в современных условиях в странах капитала», — оно есть новая форма классовой борьбы на Западе.
«Нам сейчас важно не увеличение числа людей, исповедующих марксизм, — пишет Немец, — а усиление любых явлений в западном обществе, разъедающих его изнутри. Людей, считающих себя марксистами, в мире больше чем достаточно. Но признание марксизма само по себе ещё не делает этих людей нашими союзниками. Среди марксистов на Западе наших врагов не меньше, чем среди антимарксистов».
— Число людей, принимающих марксизм-ленинизм на Западе, неуклонно растёт, — скажет потом Главный Идеолог. — Это свидетельствует о том, что...
«Ни в коем случае не следует придавать пацифистскому движению и другим массовым движениям такого рода марксистский и просоветский характер, — пишет Немец. — Надо использовать их, не обнаруживая открыто нашей заинтересованности в них и не навязывая им наших лозунгов».
— В широких народных массах Запада, — скажет Главный Идеолог, — растёт и крепнет солидарность с Советским Союзом...
«В настоящее время на Западе все большее влияние приобретают идеи далёкие от коммунизма и даже враждебные ему, — пишет Немец. — Нашей главной опорой на Западе теперь должны становиться массы людей без определённой классовой принадлежности».
— Нашей главной опорой на Западе по-прежнему остаются рабочий класс и трудовое крестьянство, — скажет Главный Идеолог...
Вот в таком духе в Москве «перерабатывают» все мысли агента. Тот доклад, который сделает Главный Идеолог, могли бы сочинить начинающие студенты факультета марксизма-ленинизма, не имеющие ни малейшего представления о реальной сегодняшней ситуации на Западе.
Закончив писать отчёт, он позвонил по телефону, где его звонка ждал связной, назвал условленное имя, услышал в ответ условленное «Вы ошиблись номером» и затем пошёл в условленное место около университета. По дороге ему опять показалось, что за ним следят. Сделал несколько проверочных манёвров, но слежки не обнаружил. Тревога, однако, не исчезла. Зачем ему, асу шпионажа, поручили это примитивное и совершенно бессмысленное задание? Неужели только из-за того, что какому-то высокопоставленному болвану в Москве захотелось сделать вклад в марксистскую теорию, надо было ценнейшего агента подвести под угрозу разоблачения?! А впрочем, так ли уж ты ценен как шпион?
Около университета затерялся в толпе молодёжи и передал связному приготовленный пакет. Через десять минут пакет будет в посольстве, а через полчаса его содержание станет известно в Москве. К чему такая спешка? Тут официальных советских журналистов было больше десятка. Зачем ещё потребовалось мнение тайного агента?
Одиночество
Соотечественники вернулись в отель поздно ночью. По шуму в соседнем номере можно догадаться, что они продолжают пить. Захотелось присоединиться к ним. Сказать, кто он. Упиться до слез дружбы, поцелуев и взаимных оскорблений. Но соотечественники вряд ли примут его в свою компанию. Они решат, что это — провокация. Да и о чём ему говорить с этими людьми, с которыми его роднит теперь лишь только русский язык?
Не спится. Столько лет прошло, а до сих пор не может поверить в реальность того, что это он и что он в чужой и нелюбимой стране. На него накатилось ощущение одиночества. Чтобы понять, что такое одиночество, надо прожить целую жизнь, причём не на необитаемом острове и не в камере одиночного заключения, а на свободе и среди людей. Одинокие люди внешне ничем не отличаются от прочих. Как правило, они тянут жизнь до естественного конца и погибают не от одиночества, а от других общечеловеческих болезней. Состояние одиночества есть результат не внешних обстоятельств, а внутренней эволюции человека в течение многих лет. Одиночество неизлечимо. Одинокие люди обречены. Они не могут объединиться и преодолеть некий барьер, обрекающий их на одиночество. Множество одиноких людей может жить рядом, иметь сходную судьбу и участвовать в одном общем деле, оставаясь одинокими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23