Это не пройдет, сказал Сотрудник. Тогда никто не
останется на свободе.
Вот какие это были времена! Трудно поверить, что они вообще когда-то
были. Но уцелевшие очевидцы говорят, что в этом есть доля правды.
А на тот свет провожали Шизофреника только двое -- Болтун и Мазила.
Даже Неврастеник не пришел. Сказал, что как раз в это время выступает
оппонентом у какого-то кретина. На самом деле струсил. Я бы поставил на
могилу надгробие, сказал Мазила. Не жалко. Но ведь сопрут, бляди. И не
жалко, что сопрут. Изуродуют и выкинут. Пускай сопрут, сказал Болтун. Пускай
изуродуют. Все равно надо что-то поставить. Мне сейчас некогда, старик,
сказал Мазила. Да откровенно говоря, и не до этого. У меня своих дел по
горло. Это верно, сказал Болтун. Это не твое дело. Твое дело -- надгробие
Хряка. Ничего не скажешь, задача благородная. И, главное, эффектная. Не
сердись, сказал Мазила. Пока. Я спешу. Болтун пошел в контору договориться о
металлической дощечке за полсотни, на которой будут написаны имя и годы
короткой и безвестной жизни замечательного гражданина Ибанска. Вот как
изменились времена!
БЕЗОБРАЗНЫЙ ГИМН
После того, как Шизофреник выдумал Ибанск, последнему потребовался свой
собственный гимн. Объявили закрытый конкурс по пригласительным билетам и
пропускам. А пока назначили временно исполняющим обязанности гимна
стихотворение лауреата всех премий Литератора, вошедшее в золотой фонд
ибанской поэзии:
Светлое
послезавтра
сообща
куя,
Зря
грядущее
скрозь время
призму,
Мы не признаем
и не желаем
ни..., т.е. ничего,
Акромя
изма!
Начхать нам
на Америку
и Европу!
Мы и сами
не лыком
шиты!
Перегоним
и покажем им
голую..., т.е. задницу,
Мол, завидуйте,
паразиты!
А осмелится кто
нас пугать,
Тому мы
мигом
поставим
клизму!
Мы обязательно
будем,
растуды
вашу мать,
Жить
при изме!
Гимн очень понравился Заведующему, которого за это наградили Большим
Членом за военные заслуги и стали считать автором гимна. Участников конкурса
мобилизовали, так как Заведующий решил следующее внеочередное переиздание
своего переполненного собрания сочинений выпустить по просьбе трудящихся в
стихах и привлечь для этой цели самых талантливых поэтов эпохи. Молодому
поэту Распашонке, любимцу молодежи и Органов, за это дали сначала по шее, а
потом дачу.
Музыки гимн не имеет. Исполняется молча, стоя руки по швам до тех пор,
пока не поступит распоряжение посадить всех.
ЧАС ПЕРВЫЙ
Весь день Мать пахала бесплодную землю. Под вечер распрягла клячу,
залезла на печку и родила очередного сына. Прибрав за собой, она дала сыну
черный хлеб в тряпочке и пошла кормить скотину. А сын кричал. И никто не
понимал, почему, так как все было в порядке. Ишь, крикун какой, сказал Отец.
Ну чего кричишь, дурень! Этим же все равно ничего не добьешься. И сын умолк,
как будто понял все сразу и с самого начала. Так на свет появился Крикун.
Когда Крикун окончил начальную школу, родители стали решать его судьбу.
Пусть сапожником будет, сказал Отец. У него руки золотые. Пусть учится на
портного, сказала Мать. Он такой сообразительный. Его надо учить дальше,
уговаривал школьный учитель. Пятьдесят лет учу детей, а такого не видывал.
Такие рождаются раз в сто лет. Он может стать гордостью нации. Отец и Мать
не знали, что такое нация, хотя определение нации Хозяином уже долбили во
всем Ибанске, и спорить не стали. Пусть учится дальше, сказал Отец.
Как-нибудь выкрутимся. Выкрутимся, заплакала Мать. Да и что ему тут с голоду
околевать. Собрали кое-какое рванье. Продали дедовские воскресные сапоги,
давно не стрелявшее отцовское ружье и чудом уцелевшее материнское
обручальное кольцо. Надели на шею Крикуна медный крестик и отправили в город
к Дяде. Дядя поставил на кухне коммунальной квартиры в сыром подвале ящик,
нагрузил его картошкой на зиму, бросил сверху рваное грязное одеяло и
выругался матом. Живи, коли так, сказал он. И ушел пропивать задаток.
Долго ругались соседи. Но народ добр, когда у него нет ничего. К вечеру
кто-то покормил мальчика. Кто-то сказал, живи, раз такое дело. Ладно, сказал
Крикун. И сжался в комочек под рваным несогревающим одеялом. И в голове его
само собой сложилось такое:
Холод залез под кожу.
Есть без конца хочу.
Дай же мне крылья, боже.
К маме я улечу.
Дай, мама, хлеба, скажу я.
Укрой чем-нибудь с головой.
Дай, руку твою подержу я.
Как хорошо с тобой.
Оставь меня тут навеки.
И в мир чужой не гони.
Пусть лучше, как вы -- человеки,
В навозном тепле буду гнить.
Но скажет мама, мой мальчик,
Тепла здесь нет и не жди.
Здесь нет никому удачи,
Не поздно пока -- уйди.
Но скажет мама, родимый,
Взгляни -- тут пусто кругом.
Пусть лучше сгинем одни мы.
Беги, пока цел, бегом.
Он думал, что это стихи. Но это была беспросветная проза. Ибанская
жизнь для стихов еще не годилась. Стихи были ложь.
Как пролетело время! Давно ни за что погиб Отец. Давно умерла
изможденная даровой работой Мать. Давно разбрелись по свету и приткнулись к
чужой жизни братья и сестры. Давно изменила и ушла в лучшую жизнь жена.
Отреклась дочь. Исчезли друзья. Предали сообщники. От призраков бытия не
осталось ничего. Что это, спросил себя Крикун. Я же был добр, смел,
трудолюбив, бескорыстен, честен. Что это? Жизнь, ответил он себе.
Обыкновенная заурядная жизнь. Это история мимоходом и невзначай прошла через
мою душу.
НОВЫЕ ВРЕМЕНА
А времена изменились, несомненно, к лучшему, сказал Супруга на
новоселье у Сотрудника, обнажив сорокалетние жирные ляжки с фиолетовыми
жилами и заграничными штучками, которым пока еще нет приличного названия в
ибанском языке. Мы многого добились. Вот я только что из Англии, например.
Читала лекцию о будущем развитии сортиров в ибанском обществе. Успех
колоссальный. Читала почти без переводчика. Так меня послали, а не
Троглодита. И не Секретаря. И даже не Академика. Я завтра еду в Италию,
сказал Мыслитель, закинув одну вельветовую штанину на другую и поглаживая
волосатой лапой с грязными ногтями облезлую лысину. Руководителем группы
матерей-одиночек. Симпозиум по проблемам зачатия без отцов и без
презервативов. Полностью с вами согласен, рыгнул Сотрудник. Историю вспять
не повернешь. Не позволим! Не те времена. Сослуживец угодливо захихикал,
помог Сотруднику добраться до туалета, отделанного под мрамор, и расстегнул
ему ширинку. Из ширинки вылез старый член с довоенным стажем и похлопал
Сослуживца по плечу. Маладэц, сказал он добродушно и сплюнул Сослуживцу в
рожу. И они решили вместе написать книгу о борьбе идей нашего века.
СТРАНИЧКА ГЕРОИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Когда Хозяин, сдох, как и жил, противоестественной смертью (он, по
слухам, подавился своей собственной цитатой), член Хозяина набальзамировали
и положили в Пантеоне величайших граждан Ибанска. Но лафа была слишком
кратковременной. Не успел он растолкать соседей и занять подобающее ему
центральное место, как на трибуну вылез Хряк и" спотыкаясь на всех гласных,
согласных и шипящих, прочитал знаменитый разоблачительный доклад. Член
пришлось изъять из Пантеона и временно зарыть снаружи как какого-нибудь
рядового руководителя государства. Могилу завалили цементной плитой, так как
член имел тенденцию напоминать о себе. На плите написали: видный деятель
какого-то движения начала века. Забегаловку переименовали в Павильон.
Художник намалевал на стене новую картину, более отвечающую духу времени. Он
изобразил трех здоровенных полуголых баб с загорелыми рожами и пятками и
одного здоровенного полуголого механизатора. Механизатор (так стали называть
трактористов, конюхов и счетоводов) держал недозревшее яблоко и не знал,
какой из баб его отдать. А бабы хихикали от удовольствия, физиономия
механизатора выражала нечто аналогичное тому, что выражала физиономия Хряка
в Америке, когда ему не успели подсунуть следующую страницу речи, а когда
подсунули, оказалось, что не ту. Если бы это была поллитровка, думал
Механизатор, я бы ее мигом разлил поровну на этих трех потаскух. А тут --
задачка, скажу я вам. Без кибернетики не обойдешься. Под картиной на
мраморной плите высекли стих Литератора:
Ты, подружка, меньше вони,
Ни гу-гу и ни ку-ку!
Мы Америку догоним
По мясу и молоку.
Внизу мелкими буквами высекли примечание: в слове мясу ударение на
втором слоге. Зарождающиеся ибанские интеллектуалы облюбовали Павильон для
своих попоек и основопотрясающих бесед и стали называть его Тремя грациями,
поскольку были образованными и критически настроенными.
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ИБАНСКА
Дайте мне любые исходные предпосылки, говорил тогда Шизофреник, и я
выведу из них любое общественное устройство. Какое хотите. На заказ. Из
допущения свободы и равенства выведу отеческий террор и привилегии. Из
допущения насилия выведу разгул свирепой демократии. Содержание предпосылок
не играет роли. Для построения любого общества достаточно иметь некоторое
множество индивидов и предоставить их самим себе. Задать им какую-нибудь
цель, и пусть творят, что заблагорассудится. Содержание цели тоже
безразлично. Пусть хотя бы даже ваш сверхгениальный изм. Цель есть лишь
организующая форма истории. Проделайте достаточно большое число
экспериментов в одинаковых условиях и получите все логически мыслимые
варианты. Никакой исторической необходимости того или иного варианта нет.
Строго научно можно говорить лишь о степени вероятности возможных вариантов,
что не имеет никакой прогностической ценности в случае индивидуальных
событий. Историческая необходимость есть лишь идеологическое извращение
прошлого с намерением оправдать настоящее и обеспечить какие-то гарантии на
будущее.
Сидевший напротив Шизофреника Мальчик, который недавно дал согласие
быть осведомителем Органов, перестал что-либо понимать в его пьяной
трепотне, махнул на нее рукой и решил просто сообщить, что Шизофреник
отвергает основополагающие принципы изма. Идея, сказал Супруга, только тогда
становится материальной силой, когда она овладевает массами. Это -- азбучная
истина.
Азбучная чепуха, сказал Шизофреник. Индивидам вообще наплевать на идеи.
Достаточно того, что они не возражают, когда кто-то приписывает им эти идеи.
После этого Шизофреник допил водку и выдумал Ибанск. Просто так. Шутки
ради. Смешно, сказал он в заключение. Стоит выдумать какую-нибудь ерунду,
как ей тут же придают вид исторической закономерности. Это еще полбеды,
сказал Учитель. Берегись, люди, как правило, становятся жертвами своих
собственных измышлений. Однажды, это дело было вскоре после войны, решили мы
с приятелем...
ЧАС ВТОРОЙ
Как-то в школе устроили осмотр. У Крикуна обнаружили на шее медный
крестик, а в рубашке вшей. Крестик выбросили, а рубашку поручили постирать
одному из членов родительского совета. При стирке рубашка развалилась.
Собрался педагогический совет и постановил выдать Крикуну ордер на покупку
рубашки. Смотри, сказали ему, помни о том, какую заботу о тебе проявляет
государство, и учись как следует. А его уговаривать учиться не надо было.
Учился он так, что родители примерных учеников стали испытывать тревогу.
Когда научная комиссия, выяснявшая профессиональные перспективы учеников,
зачислила Крикуна в ткачи, (он быстрее всех продевал нитку через дырочки),
родители несколько успокоились. Но науку эту отменили.
Крикун был хорошим товарищем. Его любили даже отличники, так как он не
мешал им быть отличниками и сам не стремился к этому, а взрослые
позаботились о том, чтобы он им не стал. Только однажды учитель математики
взбунтовался и заявил, что такие головы появляются раз в сто лет одна на
миллион. Но учитель был под подозрением, которое, разумеется, подтвердилось.
И Крикуну за это снизили отметки.
Его некому было защищать, и он научился драться. За ним некому было
смотреть, и он перепробовал все кружки. У него не было дома, и он проводил
время в чужих домах. И видел все. Как-то раз его пригласил к себе домой
сосед по парте, -- красивый воспитанный мальчик, к которому на "вы"
обращался даже сам директор школы, а Наставник молодежи лично провожал до
дому, чтобы оградить от хулиганов. Крикун был ошеломлен большим числом
комнат в квартире Соседа и обилием непонятных красивых вещей. У нас в
деревне, сказал он, одна изба и горенка. А народу! Одних ребят штук шесть.
Остальные разъехались. Старики не в счет. Весело жили! Когда хлеба хватало,
конечно. Красивая мама Соседа угостила Крикуна пирожным. Что это, спросил
Крикун. Пирожное, сказала мама. Неужели ты никогда еще не пробовал пирожное?
Попробуй! Крикун попробовал, и кусок застрял в горле. Не нравится, спросила
мама. Нет, сказал Крикун. Моя мама с рассвета до ночи работает, как вол, а
нам даже хлеба досыта поесть не дают. Это провокация, сказал папа Соседа. Я
бы хотел дружить с тобой, сказал Сосед. Но папа запретил. А как же
равенство, спросил Крикун. Мы против уравниловки, сказал Сосед и пересел на
другую парту. Место рядом с Крикуном осталось свободным. После уроков его
позвали к директору. Перед директором на столе лежал финский нож. Вот он,
бандит, сказал Наставник Молодежи. Этот нож нашли в кармане его пальто. Он
связан с бандитской шайкой. Это не мой нож, у меня нет пальто, хотел сказать
Крикун, но промолчал. Он понял, что говорить бесполезно. И его исключили из
школы. И потребовали направить в колонию малолетних преступников. Но вскоре
арестовали папу Соседа и заодно Наставника Молодежи. Ученикам объяснили, что
они оказались врагами народа и что это они подстроили исключение Крикуна из
школы. Но Крикун не поверил никому. Много лет спустя он встретил Соседа в
солидном чине. У нас, как Вам должно быть известно, сказал Сосед, не ожидая
вопроса, дети за родителей не отвечают. Допустим, сказал Крикун. Но родители
должны испытывать ответственность за детей, если хотят, чтобы было кому за
них отомстить.
СТРАНИЧКА ГЕРОИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
От природы Хозяин был средне-посредственный человек. Из среды
сверстников он ничем не выделялся, если не считать повышенной склонности к
ябедничеству. И говорил он как обычный средне-безграмотный крупный
государственный деятель. Но когда перед ним открылась перспектива стать
вождем, он заметил одну очень важную в карьере вождя закономерность. Народ
любит, когда вождь выделяется не умом и красотой, а каким-нибудь заметным
недостатком. Например, хром, горбат, косноязычен, лыс и т.п. Народ не любит
умников и красавцев. Народ любит убогеньких. Когда убогенький вождь вдруг
изречет, что дважды два -- четыре, народ приходит в неистовый восторг.
Глядите, глядите, ликует народ. Наш-то! Дурак дураком, а чешет что твой
академик. Вот и не смотри, что урод! И Хозяин решил приобрести недостаток,
достойный вождя -- вождя всех времен и всех народов. Какой? Ответ
напрашивался сам собой: акцент. Ученые собрались на специальное тайное
совещание и стали думать, какой акцент привить Хозяину, чтобы он после этого
стал ни на кого не похож. И решили: акцент павиана. На сей раз Хозяин
проявил выдающиеся способности. За пару лет он научился говорить с таким
блестящим павианьим акцентом, что его речь любой ибанец даже спросонья может
отличить от всех прочих звуков на свете. Чтобы окончательно проверить силу
воздействия своего акцента на народные массы, Хозяин отправился в павианий
питомник. Павианы-самцы приняли Хозяина за самку-павианиху и хором его
изнасиловали. После этого Хозяин стал слегка заикаться, ходить пятки и
коленки врозь и трясти левой рукой. Это еще более усилило эффект. Теперь
пора, решил он. И собрал заседание. Ымэетса прыдлажэниэ, сказал он онемевшим
от изумления соратникам. Тыпер я не просто рукавадытэл. Тыпэр я вож-ж-ж-д!
Конкуренты заикнулись было, но противопоставить ничего не могли. Тыпер всэх
убырат, сказал вождь. И их всех убрали. Ученых тоже. Чтобы не разгласили
тайну.
ГЕОГРАФИЯ ИБАНСКА
Где расположен Ибанск? Чтобы на этот вопрос дать научно обоснованный
ответ, нужны те самые сумасшедшие идеи, о которых тоскуют самые передовые и
вслед за ними самые глупые физики нашего сверхнаучного века.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48