А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Первое — убийство Алевтина Фадеевой, преданной и исполнительной женщины, чьими услугами Березкин пользовался, когда нужно было связаться с очередным покупателем или арендатором объекта, чтобы не светиться самому, — Алексей Игоревич расценил, как очередной удар в тайной войне, которую вел против него неизвестный противник.
Алевтина была полезна, надежна, неболтлива, ее потеря неприятна, но поправима — найти человека на ее место не составит труда, и одна кандидатура уже была у Березкина на примете. Но если эта смерть казалась вполне понятной и объяснимой, то убийство Антонова, коллеги и соперника, такого же, как сам Березкин, заместителя председателя Комитета, чрезвычайно удивило Алексея Игоревича Грешным делом он подозревал, что именно Антонов — его тайный враг, именно он затеял всю эту партизанскую войну. Смерть Антонова никак не укладывалась в эту концепцию, она была непонятна и, как все непонятное, пугала и настораживала.
Антонов был серьезным противником, он гораздо дольше, чем сам Березкин, варился в номенклатурном котле, имел большие связи, но он был предсказуем, Березкин знал его слабости и уязвимые места и мог воспользоваться ими, например, неумеренной страстью Ивана Андреевича к полноватым молодым блондинкам. Теперь же приходилось перестраиваться, высматривать в своем окружении другого врага, причем Березкин постоянно чувствовал этого врага у себя за спиной, ощущал его дыхание, ловил на себе его пристальный угрожающий взгляд…
Конечно, сейчас, после идиотских газетных публикаций, сторонним наблюдателям, да и тем, кто много лет проработал во властных структурах, стоптал не одну пару ботинок в коридорах власти, может показаться, что позиции Березкина пошатнулись, что он не удержится на своем посту. Поэтому так изменилось отношение к нему обслуги, чутко, как барометр, определяющей влиятельность и перспективы руководящих работников.
* * *
Телефон молчал. Березкин посмотрел на часы. Была уже половина первого. Есть не хотелось, но он решил дойти до буфета и взять хотя бы кофе с бутербродом, чтобы вся эта сволочь не думала, что он испугался и отсиживается у себя в кабинете.
Надев решительное и волевое лицо, привычно подняв левую бровь, он прошел приемную, уловив в Ольгиных глазах прежний испуг и неизбежное любопытство, чеканя шаг, преодолел сто пятьдесят метров, отделявшие его кабинет от закрытого «председательского» буфета, сел за стол с мрачным и начальственным видом.
Официантка Лена появилась на третьей минуте. Это само по себе плохо. Слишком долго. Раньше она укладывалась в минуту. Но еще хуже было то, что она положила перед ним меню — выбирай сам.
Раньше она угодливо склонялась, придвигая податливый аппетитный бюст, и интимным полушепотом сообщала, что сегодня особенно хороша паровая осетрина, или грибочки, или судак орли. А сейчас — бросила на стол меню, стоит прямо, как Александрийская колонна, и ждет указаний.
Черт, черт! Никто не чувствует настроений и намерений руководства так, как эта челядь.
Что же творится, что происходит? Неужели все из-за дурацкой статейки, из-за публикации в газете? Да кто у нас обращает внимание на прессу? Вон, генпрокурора в порнофильме показали — и ничего! Компромат мерили чемоданами, взвешивали на грузовых весах!
— Кофе и бутерброд с бужениной! — бросил официантке. — Буженина свежая?
— Нормальная, — кинула, как рубль бомжу, и пожала плечами.
Ну, милочка, ты у меня долго не проработаешь! Вот кончится эта история, рассосется, и я лично позабочусь.., и о вахтерше тоже.., а может, потому и хамят, что знают — не рассосется?
Съел буженину, не почувствовав вкуса, вернулся в кабинет. Проходя через приемную, на всякий случай осведомился, не звонил ли Сам? Ольга испуганно помотала головой. Закрыл дверь, торопливо сбросил напряжение с лица, снова раскрыл папку.
И тут телефон зазвонил.
Алексей Игоревич едва не сорвал трубку в первую же секунду, так извелся от ожидания и неизвестности, но все же взял себя в руки, переждал три звонка, чтобы дать почувствовать свою занятость, два раза глубоко вдохнул и выдохнул, успокаиваясь, и, наконец, снял трубку.
— Березкин слушает.
— Я все знаю, — раздался в трубке незнакомый жаркий женский голос.
— Что? Кто? Кто это говорит? — забормотал Березкин, судорожно пытаясь припомнить, знаком ли ему этот голос. — Что вы знаете?
— Про Ивана Андреевича, — жарко прошелестело в трубке. — Ты думаешь, это сойдет тебе с рук? Ты меня оставил в нищете!
— Да кто это говорит?
— Ты — убийца!
— Что за чушь вы несете! — Березкин хотел бросить трубку, но не мог решиться, он пытался понять, что стоит за этим диким звонком?
Рука, державшая телефонную трубку, дрожала, но он не замечал этого, как не замечал и того, что его лоб покрылся мелкими капельками пота.
— Я знаю, что ты сделал это, — проворковал женский голос, — не сам, конечно, ты все делаешь только чужими руками, но все равно это — ты! И я могу это доказать, у меня есть убедительные улики!
— Кто вы, кто это говорит? — Березкин даже сам не узнавал своего голоса, таким он стал сиплым и растерянным.
— Ты знаешь, кто это говорит. Это Лика.
Ты оставил меня нищей. Иван был для меня всем. — В трубке послышался ненатуральный всхлип. — Смерть любимого человека ничем нельзя возместить, но помочь мне деньгами ты просто обязан!
— Господи, кто это? — повторял Березкин как заведенный. — Какая Лика? Я не знаю никакой Лики! И вообще, что за дикий разговор?
Я ровным счетом ничего не знаю о смерти Антонова!
— Еще как знаешь, — раздалось в трубке, — но в одном ты прав: этот разговор не телефонный. Я с тобой свяжусь. И запомни: если ты не поможешь мне, тебе уже никто не сможет помочь!
В трубке раздался сигнал отбоя. Березкин еще долго сидел за столом, тупо уставившись в яркий календарь на противоположной стене. Что происходит? Кто-то хочет с ним разделаться, но кто?
* * *
Лика проснулась от звонка. Последнее время она часто просыпалась от звонка, но, проснувшись, осознавала, что звонок ей просто приснился. После смерти Ивана Андреевича у нее что-то случилось с нервами. Раньше она даже не думала, что они у нее есть — нервы. Ей казалось, что все, кто на них жалуется, просто хотят выпендриться, привлечь к себе внимание, хотят, чтобы с ними носились, подавали лекарства, смотрели с жалостью и участием. Но теперь, после смерти богатого любовника и связанного с этим скандала, она сама стала вздрагивать, оборачиваться на улице: ей казалось, что кто-то смотрит ей в спину. И начались проблемы со сном. Ночью она долго не могла заснуть, смотрела ночные телевизионные каналы, даже стала читать, чего с ней раньше никогда не случалось. Засыпала только под утро и потом спала до полудня, а то и дольше, и просыпалась от звонка в дверь.
Проснувшись, в первый момент она думала, что пришел Иван Андреевич и нужно открыть ему… Но потом окончательно приходила в себя и вспоминала, что Антонова нет, он убит — и испытывала сложное противоречивое чувство. С одной стороны — освобождение: больше не будет его нездорового дряблого тела, скучных, жадных торопливых объятий, лживых похотливых глаз.
С другой стороны, ей чего-то стало не хватать… Ей хотелось связанного с Антоновым чувства значительности, влияния, почтительных улыбок ресторанной обслуги. Ей стало без Антонова просто скучно. Да и деньги, хоть он и давал ей довольно много, и у нее хватило ума кое-что откладывать, — тем не менее их было явно недостаточно, и скоро это уже станет настоящей проблемой…
Короче, Лика просыпалась и осознавала, что звонок в дверь ей просто приснился, а Антонова уже нет в живых.
Но на этот раз звонок раздался снова, после того, как она уже окончательно проснулась и вспомнила о своей скучной свободе.
Звонок прозвучал еще раз — вежливый, деликатный. Так не звонят участковые милиционеры, находящиеся при исполнении, так не звонят сотрудники энергосбыта или горгаза, исполненные чувства собственной значимости, так не звонят молодые люди до двадцати лет, уверенные в том, что весь мир им что-то должен и не торопится отдавать долги.
Так звонят вежливые соседки, заглянувшие за щепоткой соли или стаканом муки, так звонят работники кабельного телевидения, собирающие квартальную плату, так звонят сотрудники агентств по опросу общественного мнения — короче, так звонят люди, которым от тебя что-то нужно и которые поэтому становятся вежливыми.
Поняв характер звонка. Лика не стала торопиться: если надо — подождут. Она потянулась, встала с кровати, накинула на голое тело легкий домашний халатик, бросила взгляд в зеркало, пару раз прошлась щеткой по пышным, даже со сна красивым волосам, бросила взгляд на часы, весело удивилась тому, что проспала до часу дня, и только потом пошла к двери.
Посмотрев в глазок, увидела на площадке славную девушку, совсем еще девчонку, худенькую и миниатюрную, с чуть раскосыми карими глазами. Хотя девушка ей понравилась и не вызвала подозрений, Лика по привычке спросила сквозь дверь, что нужно.
Девушка вежливым просительным тоном осведомилась, нельзя ли позвонить. Мол, она пришла к родственнице, живущей выше этажом, а той не оказалось дома, и, как назло, мобильник по непонятной причине отключился. Девушка показала в глазок маленький «сименсовский» аппарат, точно такой же, какой лежал в сумочке у самой Лики, и это вызвало почему-то особенное доверие и почти родственную симпатию к незнакомке, а та продолжала вежливо и убедительно говорить, что пробовала звонить в другие двери, но нигде никто не отозвался, и вот только здесь…
Лика повернула ручку дорогого израильского замка и открыла незнакомке дверь.
* * *
Дверь отдела распахнулась, и на пороге появился невысокий длинноволосый парнишка лет восемнадцати.
— Петухова здесь работает? — спросил он неуверенным ломающимся баском.
— Ну я Петухова, — представилась я с насмешливым смирением, — а в чем я провинилась?
— Ни в чем, — парнишка достал из наплечной сумки небольшой аккуратный сверток в красивой подарочной бумаге — доставка подарков! Вот здесь распишитесь, пожалуйста!
Он протянул мне сверток и разграфленный лист с фамилиями и подписями. Я машинально расписалась напротив своей фамилии и спросила:
— А от кого это мне подарок?
— Не имею права, — лаконично ответил курьер и моментально ретировался.
— Сашунчик! — подал голос из угла Кап Капыч. — Не открывай посылку, вдруг там бомба!
— Да Бог с ней! — Я надорвала упаковку. — Все равно нет в жизни счастья.
В пакете оказалась не бомба, а магнитофонная кассета. Я вставила ее в маленький диктофон и нажала кнопку.
— Березкин слушает! — раздался из динамика сухой нервный голос.
* * *
Дослушав запись до конца, я огляделась по сторонам в поисках воды: горло пересохло от волнения. Такого просто не может быть!
Березкин, тот самый Березкин, чья подпись стояла на опубликованных мной документах, виновен в убийстве своего коллеги Антонова!
По крайней мере, его напрямую в этом обвиняет Лика, как я помнила по публикациям, любовница убитого, от которой Антонов вышел за несколько минут до смерти! Это очень многое объясняет! Но одновременно порождает новые вопросы. Например, такой вопрос: зачем мне прислали эту кассету, если Лика, судя по всему, собиралась шантажировать Березкина? Ведь записать разговор, скорее всего, могла именно она… Может быть, Березкин отказался платить, и разозленная женщина решила отомстить убийце своего любовника? А может быть, это вообще подделка?
Ответить на все эти вопросы могла только сама Лика. Я помнила, что Антонов был убит возле дома своей любовницы. Безответный Кап Капыч, не задавая лишних вопросов, влез в компьютерную базу данных, и через десять минут искомый адрес был у меня в руках.
Я не хотела звонить Лике по телефону — разговор предстоял слишком серьезный.
Возле Ликиного подъезда меня ожидала вполне предсказуемая, но тем не менее вполне досадная преграда: дверь была закрыта на кодовый замок. Конечно, только с моим природным легкомыслием можно было ожидать, что любовница такого туза, как Антонов, живет в «хрущевке» с оторванной дверью. Преграда не отбила у меня решимости идти до конца. Я открыла сумочку и рылась в ней, делая вид, что ищу записную книжку, надеясь втереться в доверие к кому-нибудь из жильцов. Однако все получилось еще проще: из подъезда выскочил длинноволосый мальчишка лет шестнадцати, скользнул по мне пустым взглядом — в его глазах я была ровесницей фараона Тутанхамона — и побежал по своим до одурения важным делам.
Я придержала дверь, чтобы не дать ей захлопнуться, и проникла в парадную.
На лестнице я столкнулась с симпатичной молодой девушкой — худощавая, миниатюрная, с немного смуглым лицом и красивыми, слегка раскосыми глазами, она показалась мне смутно знакомой.
Нужная квартира находилась на четвертом этаже. Я подошла к двери и нажала кнопку звонка, лихорадочно придумывая первую фразу: «Простите, Лика, вы меня, может быть, не знаете, но мне в руки попала кассета…», или так: «Лика, прошу вас, если вы хотите разобраться в обстоятельствах смерти Ивана Андреевича Антонова…», нет, это никуда не годится, она просто захлопнет дверь у меня перед носом. Может быть, сказать ей просто: «Лика, мы должны с вами поговорить, и лучше сделать это не на лестничной площадке…»
Однако я уже несколько минут торчу здесь, как знамя на плацу, а дверь мне никто не открывает! В общем, это тоже можно было предвидеть. Приехала без звонка, наудачу. Почему молодая женщина должна в такое время сидеть дома?
Я взглянула на часы. Было без пяти два Она вряд ли работает, но могла уйти в магазин или к парикмахеру, да мало ли куда…
Я хотела уже развернуться и уйти, но вдруг почувствовала сочащийся из-за двери запах газа. Принюхалась и убедилась, что у меня нет обонятельных галлюцинаций: газом несло со страшной силой, и запах все усиливался и усиливался. Растерянно оглядевшись по сторонам, я позвонила в соседнюю квартиру. Звонок гулко раскатился за дверью, и почему-то сам этот звук недвусмысленно дал понять, что в квартире никого нет. Позвонила еще дважды, результат был нулевой. Тогда я подошла к третьей, последней, двери на площадке и нажала на кнопку звонка.
Через полминуты за дверью послышался старческий кашель, и голос, высохший как верблюжья колючка, проскрипел:
— Кто?
— Бабушка! — взволнованно проговорила я. — У вашей соседки из квартиры пахнет газом! Нужно вызвать «аварийку»!
— Кто? — повторила старуха с прежней интонацией.
— Бабушка, откройте мне или сами позвоните! Там что-то случилось, очень сильный запах газа!
— Никому не открываю! — твердо отрезала старуха. — Ходют тут всякие!
— Бабушка! — воскликнула я со слезой в голосе. — Газ же идет! Бабуля! Ты же сама отравишься! Это же не шутки!
— Кто? — проговорила старуха со свежей энергией в голосе, чувствовалось, что она пошла по новому кругу.
Плюнув на нее, понимая, что добиться взаимопонимания со старой каргой мне не под силу, я снова подошла к Ликиной двери.
Запах был такой, — что у меня запершило в горле.
Невольно облокотившись о дверь, я чуть не упала: дверь была не заперта и под легким нажимом приоткрылась. Набрав в грудь воздуха и задержав дыхание, я влетела в квартиру и заметалась в поисках кухни. Газа было столько, что даже глаза у меня заслезились.
Попав на кухню, я бросилась к окну, распахнула его настежь и отдышалась. Только после этого я смогла оглядеться.
На газовой плите были откручены все краны, духовка тоже открыта, а в углу, привалившись спиной к холодильнику, полулежала молодая красивая женщина в расстегнутом домашнем халатике, накинутом на голое тело.
Я закрыла все краны на плите, распахнула все оставшиеся окна и немного переждала, наполовину высунувшись на улицу, пока атмосфера в квартире не стала пригодной для жизни. Только тогда я наконец смогла подойти к телу, лежавшему возле холодильника.
Даже моих более чем скромных познаний в медицине хватило, чтобы понять: Лика (а в том, что это именно она, я не сомневалась) была стопроцентно мертва. Пульс не прощупывался, остекленевшие широко открытые глаза задернуты бессмысленной мертвой поволокой, а когда я вгляделась в ее шею, то увидела, что она перехвачена тонкой ярко-красной бороздкой от проволоки, струны или шелкового шнурка. Кажется, эта полоска называется странгуляционной бороздой, но одно было совершенно ясно: Лику убили, и убили незадолго до моего прихода.
Не совсем понятно было, для чего убийца открыл газ: ведь Лика была уже мертва, он ее задушил. Может быть, он рассчитывал, что газ в квартире взорвется от случайной искры и взрыв уничтожит все следы преступления?
Я могла только гадать о его мотивах.
Квартира окончательно проветрилась, и стало даже холодно. Я закрыла окна и задумалась, что же мне теперь делать. Первым побуждением было вызвать милицию и «скорую помощь», чтобы за дело взялись профессионалы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25