..
"Чтоб тебя, сволочь бородатую, самого комиссары к стенке поставили!" - в сердцах пожелал он.
Мимо по улице прошла, печатая шаг, колонна гвардейцев-корниловцев офицерская выправка, новенькая форма, нашивка на рукаве с мертвой головой и скрещенными костями - Молодая гвардия, участники Ледяного похода...
С этих гвардейских именных частей - вначале полки дроздовцев, корниловцев и марковцев, потом - дивизии, началась в восемнадцатом году Добровольческая армия. Они совершили в феврале восемнадцатого легендарный Ледяной поход[2]. Их называли в Добрармии Молодой гвардией, они считались самыми надежными частями, их бросали на самые трудные участки фронта.
- Ишь, маршируют, - покосился на корниловцев тот же самый вредный солдат, что не позволил Борису купить еды, - гвардия, так её разэтак... Коли ты гвардия, так ты на фронт иди. красных воюй, а то они тут, в покое, сшиваются.
- Ну ты, Митрич, уж на всех зол. Эти-то, видно, только для передышки сюда присланы, раны залечить, а после опять на фронт...
- На фронт, на фронт! Я тебе, Антонов, вот что скажу, мне верный человек говорил, при кухне кашевар, а уж они-то все первые знают: сейчас приказ такой вышел от самых главных енералов: как красных в плен-то возьмут, им нарочно таку форму надевают, с мертвой-то головой. И погоны, и енблему-то эту мертвую так крепко пришивают, чтобы никак уж не отодрать было.
- А для чего ж такое, Митрич? - с уважительным интересом спросил Антонов.
- Дурья ты, Антонов, башка, как тебя от сохи-то взяли, так ты и не поумнел нисколько. Они же в этой форме к своим перебечь не могут, потому как красные таку Молодую гвардию в плен не берут, что корниловцев, что дроздовцев... Сразу расстреливают, к Духонину, говорят, в штаб. Вот пленным и приходится в той форме против своих воевать.
- Ой, Митрич, - недоверчиво пробасил Антонов, - может, я от сохи, да только ты-то тоже не больно учен. Ты погляди-то, как они идут, как выступают какие же это красные? Самые что ни на есть корниловцы. И в личность видать: не наш брат, лапотник. Охвицерье...
- А все равно ты умных людей слушай, - стоял на своем Митрич. - Эти, может, и настоящие корниловцы, а есть и липовые, из красных понаделанные.
Тяжелая дверь захлопнулась за Борисом, и он оказался в душном полумраке. Камера была небольшая, но полностью набита людьми. Пахло потом и рвотой. Борис сделал шаг вперед, наступил на чьи-то ноги, хриплый бас обложил его матом. Окошко было маленькое, к тому же закрыто ставнями, так что ни свет, ни воздух сюда не проникали. Понемногу глаза привыкли к темноте, и призрачные фигуры обрели очертания. Борис прикоснулся к скользкой стене и пошел вдоль нее, ища свободное место. Каменный пол был такой грязный, что шаги звучали глухо. Борис нашел наконец свободное место и осторожно опустился рядом со стариком, одетым в лохмотья. По другую сторону бритый татарин искал в рубашке вшей и почесывался. В дальнем углу кто-то надсадно стонал, видимо, в бреду.
"Гиблое дело, - думал Борис, посасывая ранку на месте выбитого зуба. Этот штабс-капитан, кокаинист ненормальный, теперь не отвяжется. С чего он взял, что я турецкий шпион? И всего-то в Феодосии я несколько дней, а уже в контрразведке сижу".
Он осторожно нащупал в кармане пакетик, что сунул ему Аркадий Петрович. Ого, деньги - деникинские "колокола[3]", - и ещё записка. В полумраке было не прочитать мелкие буквы.
Ладно, будем рассуждать логически. Горецкий не признался Борису, но несомненно его узнал. Не хотел, значит, при всех говорить, что они знакомы и что Борис никакой не турецкий шпион, а честный человек. Но денег дал, а в записке, несомненно, адрес. Деньги нужно использовать для побега, потому что если чертов штабс-капитан, как его... Карнович... так если он к вечеру кокаина нанюхается, то при следующем допросе убить, может, не убьет, а изувечит запросто. Сюда в тюрьму из контрразведки его вели те же два солдата. От двоих не уйти, и денег двоим не предложишь - они бросятся друг на друга. Значит, ежели к вечеру придет за ним один солдат, следовательно, это Горецкий посодействовал, и тогда можно попробовать.
Старик рядом зашевелился и шепотом забормотал молитву. Под его бормотанье Борис забылся тяжелым сном.
Двумя неделями ранее около очень респектабельного, очень закрытого, очень труднодоступного клуба на Риджен-стрит в Лондоне остановился сверкающий лаком и хромом автомобиль. Шофер в кожаной фуражке и очках-консервах выскочил первым и открыл дверцу своему пассажиру - безукоризненно одетому джентльмену невысокого роста, склонному к полноте и излучающему энергию, как шаровая молния. Энергичный джентльмен проскользнул в двери клуба с характерными ужимками человека, скрывающегося от прессы.
В дверях клуба энергичного джентльмена остановил швейцар Дженкинс, столь же респектабельный, как сам клуб, и непоколебимый, как Гибралтарская скала.
- Сэр, вас ждут? - спросил он энергичного джентльмена корректно, но непреклонно.
- Да, меня ждет мистер Солсбери, - ответил энергичный джентльмен без тени обиды или неудовольствия.
В этот миг Дженкинс разглядел и узнал посетителя. Как и полагается настоящему английскому швейцару, Дженкинс отнюдь не показал этого на своем лице, но голос его стал несколько теплее, в нем появились нотки подобострастия - разумеется, если настоящий английский швейцар знает, что это такое.
- О, сэр, - сказал Дженкинс - прощу вас, сэр. Мистер Солсбери давно уже здесь. Вероятно, он уже перешел к портвейну... сэр.
Энергичный джентльмен кивнул, бросил Дженкинсу свой котелок и проследовал в святая святых клуба. Мистера Солсбери он нашел в Георгианском зале, возле камина, в глубоком и массивном резном кресле мореного дуба. Мистер Солсбери действительно маленькими глотками пил портвейн, задумчиво глядя на огонь, и одновременно с этими двумя весьма достойными занятиями умудрялся обсуждать с мистером Лестером из министерства иностранных дел достоинства некоей Джеральдины, причем по их репликам невозможно было определить, является ли упомянутая Джеральдина театральной примадонной или скаковой лошадью.
- У неё такой царственный изгиб шеи... О, сэр Уинстон, как вы поживаете? Еще один портвейн, Типсон!
Типсон, которого секунду назад не было в обозримых окрестностях, материализовался и принял заказ. Тактичный Лестер столь же молниеносно дематериализовался, предоставив мистеру Солсбери и вновь прибывшему энергичному джентльмену обсудить без помех свои дела - ведь всякому понятно, что только очень важные дела могут заставить настоящего джентльмена приехать в клуб не к обеду, а к портвейну.
- Не правда ли, сэр Уинстон, - прервал мистер Солсбери затянувшееся молчание, - не правда ли, здесь неплохой портвейн?
- Да, вы правы, - ответил энергичный джентльмен, со вздохом отставив бокал, - весьма, весьма недурен.
- Позвольте предложить вам сигару.
Мистер Солсбери открыл палисандровый ящичек, и запах прекрасных сигар смешался с запахом благородного портвейна и веселым запахом сосновых поленьев.
- М-да, это прекрасно, - проговорил энергичный джентльмен, пожевывая сигару, - но боюсь, что ближайшие месяцы вы будете лишены этих скромных радостей.
- Россия, сэр?
- Россия, мистер Солсбери. Точнее, юг России, территория, контролируемая генералом Деникиным.
- Что ж, я всегда любил эти места, у меня там надежная агентура, прекрасные контакты...
- Да, безусловно. Имейте в виду, однако, следующие соображения. Наш премьер-министр - либерал, и этим все сказано. Он - марионетка профсоюзных лидеров и под их давлением проводит политику уменьшения нашего присутствия в России и Закавказье. Он пошел даже на сепаратные переговоры с большевиками.
- Миссия Буллита[4]?
- Да, миссия Буллита.
- Но ведь Буллит - американец!
- Совершенно верно. Но инициатором его поездки в Россию был Ллойд Джордж. Франция была категорически против любых переговоров с Советами, и эта позиция представляется мне единственно правильной. Если бы предложения Ллойд Джорджа и Вильсона были приняты, войска Антанты немедленно ушли бы из России, и большевики получили возможность провести тотальную мобилизацию, собрать силы и последовательно подавить все очаги сопротивления на юге и востоке страны. Неудивительно, что Ленин и Троцкий охотно пошли на переговоры с Буллитом. Мартовские переговоры были весьма успешны, и реализация достигнутых договоренностей привела бы к полной утрате наших позиций в регионе... Я использовал все свое влияние, организовал давление со стороны французского руководства. Большую роль сыграло весеннее наступление Колчака, и миссия Буллита была дезавуирована Вы помните, конечно, выступление премьера в Парламенте шестнадцатого апреля...
- Да, сэр Дэвид отказался от участия в организации переговоров с большевиками.
- Естественно.
Мистер Солсбери покачал головой и произнес:
- В такой критический момент истории во главе Британии должен стоять более твердый, более решительный политик, - и он выразительно посмотрел на своего собеседника.
- Вы подводите меня к основной теме нашего сегодняшнего разговора. Как вы справедливо заметили, в критические моменты истории во главе государств и политических движений должны стоять люди энергичные, решительные. По имеющейся у меня информации генерал Деникин не таков. Он - такой же либерал, как наш Ллойд Джордж, марионетка в руках своего окружения. Наиболее подходящей фигурой на пост главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России мне представляется генерал Лукомский, начальник военного управления Особого совещания[5]. Поэтому одной из основных задач вашей поездки будет встреча с представителем Лукомского. Сам генерал не пойдет на открытые контакты с эмиссарами союзных государств через голову Деникина, поэтому вы встретитесь с его доверенным лицом в Крыму. Этот человек вам хорошо знаком, вы сталкивались с ним в шестнадцатом году в Петрограде...
- А, кажется, я догадываюсь, о ком вы говорите.
- Вот и прекрасно. Обратите внимание на то, что ваш знакомый избрал своей резиденцией Феодосию. Крым сейчас - стратегически наиболее важная точка юга России. Крым дает возможность контроля морских путей, близок к Закавказью, оттуда рукой подать до Батума... Обратите внимание на состояние дел в нашей батумской резидентуре. Батум на какое-то время станет важнейшим узлом Закавказья - важный и удобный порт, выход к бакинской нефти... Там чрезвычайно сильна турецкая агентура - турки традиционно считают Батумскую область зоной своего влияния, воспринимают английское присутствие как временное. Учитывая, что в правительстве Ллойд Джорджа вынашивают планы вывода наших войск из Закавказья, важность батумской области для нашей политики в регионе ещё более возрастает. Следует поддерживать аджарских кадетов во главе с Масловым, которые проводят политику сближения с деникинским Особым совещанием. Однако следует учесть, что активные связи батумских кадетов с югом России могут привести к проникновению в Добрармию турецких агентов. Борьба с этой агентурой, её выявление - это ещё одна задача вашей миссии..
- Совершенно верно, сэр Уинстон, - прервал мистер Солсбери затянувшийся монолог своего энергичного собеседника. - Я получил шифрованное сообщение о том, что наш резидент в Батуме получил список засланных турками в Крым агентов. Этот список в ближайшие дни будет доставлен секретным связным в Крым, так что к моему приезду я смогу передать его человеку Лукомского. Это было бы крайне удачно с точки зрения придания генералу Лукомскому ещё большего политического веса...
- Прекрасно, - сэр Уинстон допил портвейн и откинулся на спинку кресла. Кстати, если вы увидите командующего Добровольческой армией генерала Май-Маевского, сообщите ему о том, что Его Величество намерен в ближайшее время пожаловать генералу титул лорда.
- О-о! - мистер Солсбери удивленно поднял брови.
- Ничего удивительного. Май-Маевский - замечательный тактик. Он прекрасно использует возможности современного транспорта - перебрасывая относительно небольшие контингента войск по железной дороге, он вводит их в бой зачастую в один и тот же день на разных участках фронта, тем самым успешно преодолевая сопротивление значительно превосходящих по численности сил противника. Не забывайте, что Добрармии приходится воевать и с красными, и с зелеными, и с Петлюрой...
Сэр Уинстон посмотрел на часы и встал:
- Должен откланяться. Меня ждут в Адмиралтействе. Желаю вам успехов и надеюсь на прекрасные результаты вашей миссии.
Он колобком выкатился из Георгианского зала, и мгновенно на его месте возник мистер Лестер, тактично ожидавший завершения разговора в соседней комнате.
Опустившись в кресло, он с любопытством взглянул на мистера Солсбери.
- Не правда ли, - заговорил он, чувствуя, что молчание затягивается, первый лорд Адмиралтейства - весьма перспективный политик? Если бы консерваторы пришли к власти, сэр Уинстон Черчилль[6] мог бы стать премьером... Хотя англичане не любят аристократов в политике, а сэр Уинстон виконт, в родстве с герцогами Мальборо... И вообще, такой твердый и энергичный человек нужен у власти только в критические моменты истории, в период войн и политических потрясений. В относительно благополучные времена подобные люди могут быть опасны, так что сэр Уинстон может стать премьером лишь в случае новой войны, а этого, даст Бог, не случится...
- Не правда ли, - прервал приятеля мистер Солсбери, не склонный сегодня говорить о политике, - в походке Джеральдины есть та грациозная царственная легкость, которая говорит нам о подлинном аристократизме, о многих поколениях родовитых предков... Я уверен, что на скачках в Аскоте она придет первой.
Глава вторая
Опять фрегат пошел на траверс, Опять, хлебнув большой волны, Дитя предательства и каверз Не узнает своей страны.
Б. Пастернак. "Высокая болезнь"
Борису снилось, что он умирает от тифа. С тех пор, как он с трудом выжил, ему часто снилась болезнь. Опять во сне он ехал в поезде, в набитом вагоне. В его распоряжении оказалась вся верхняя полка, потому что никто не хотел сидеть рядом - боялись заразиться. Задыхаясь от жара, Борис под унылый стук колес терял сознание, потом ненадолго приходил в себя, просил пить, никто не подходил к нему, тогда он опять начинал бредить. Потом поезд остановился в чистом поле, слышались крики, выстрелы, ржание лошадей. Всплыло и загуляло по вагону страшное слово "махновцы". Сунулась наверх страшная рожа в мохнатой шапке с заплывшим глазом, грозила револьвером. Последнее, что помнил Борис, это как его тащили за ноги по вагону и выбросили на подтаявшую мартовскую землю.
Через некоторое время от холода он пришел в себя. Махновцы уже нагрузили подводы награбленным добром и ускакали. Поезд тоже потихоньку тронулся к ближайшей станции. У полотна валялось несколько трупов - мужчина в офицерской форме без сапог, старик, раздетый до белья, ещё какие-то люди, одна женщина...
Борис встал на ноги и, шатаясь, побрел вдоль полотна вслед поезду. В будке путевого обходчика старуха напоила его чаем с малиной и разрешила отлежаться несколько дней. Тифа она не боялась. Борис сам удивлялся, как выжил, видно, не судьба была ему тогда умереть.
Разбудил его скрип открываемой двери. Надзиратель принес ведро воды с кружкой, привешенной на цепочке. Обитатели камеры, как муравьи, поползли на водопой. Борис выпил кружку теплой железистой воды и почувствовал себя лучше. Голова прошла, пока он спал. Дверь снова открылась, впустив немолодого приземистого солдатика.
- А вот который Ордынцев! - весело крикнул он. - Выходи!
Борис поднялся и молча пошел к выходу. По камере пронесся тяжкий вздох.
На улице солнце клонилось к закату. Было жарко и пыльно, каменные дома выпускали накопленный за день зной.
- Куда, дядя, пойдем? - спросил Борис хмуро.
- Известно куда, - охотно отвечал солдат, - в контрразведку, вот куда.
- Тогда веди подольше, - вздохнул Борис, - мне спешить некуда.
Они пошли через пустеющий базар, где солдат разрешил Борису купить у припозднившейся торговки пирог с луком и яйцами, причем Борис, доставая деньги, встал так, чтобы солдат их видел.
- И-и, матушка, ты мне так не говори, что у меня пемадоры дороже! Это у тебя такое сумнение! - втолковывала толстая за-горелая торговка унылой женщине в черном. - Ты-то, матушка, тут недолочко, а мы уж всякого повидавши. И при курултае[7] ихнем, татарском, в Крыму жили, и при Сулькевиче, и при господине Крыме жили, и при красных, прости Господи, привелось... Вот уж когда, матушка, не то что дорого, а и вовсе нечего было на зуб положить! Куда что подевалось ни тебе хлебца даже купить. А как энти-то деникинцы пришли, тут тебе сразу и булки белые появились. А ты говоришь - пемадоры тебе дорогие!
1 2 3 4 5