А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Будучи слишком бедна, чтоб содержать малютку на свой счет, я отдала ее одной доброй леди, которая ее усыновила.
Феба не могла более сдерживаться. Прежде чем Жервей успел открыть рот, она обратилась к мистрис Соулер с вопросом:
– А знаете вы, где теперь находится эта леди?
– Нет, не знаю.
– Вы знаете, где найти ребенка?
Мистрис Соулер взялась за, грог.
– Я знаю об этом не больше вашего. Намерены вы задавать еще вопросы, мисс?
Сильное возбуждение до того ослепляло Фебу, что она не заметила очевидной перемены к худшему в расположении духа старой женщины. Она опрометчиво продолжала:
– Никогда не видали вы леди с тех пор, как отдали ей девочку?
Мистрис Соулер опустила вдруг свой стакан в ту мину, ту, как подносила его к губам?.. Жервей остановился пораженный и не зажег второй сигары.
– Девочку? – медленно повторила старуха, устремив подозрительный и удивленный взор на Фебу. – Ее? – Она обратилась к Жервею. – Разве я сказала, что это была девочка? Разве вы меня спрашивали о том?
– И не думал, – отвечал Жервей.
– Неужели я сказала это, не будучи о том спрошена?
Жервей оставил Фебу на произвол старой, неумолимой женщины, перед которой она себя выдала. Этим единственным путем мог он выпытать что-либо от девушки.
– Нет, вы не говорили этого, – отвечал он.
Мистрис Соулер снова обратилась к Фебе.
– Откуда же вы знаете, что это была девочка?
Феба дрожала и ничего не говорила. Она сидела, опустив голову и сложив руки на коленях.
– Могу я спросить вас, – продолжала Соулер с необычайной вежливостью, – сколько вам лет, мисс? Вы настолько молоды и красивы, что для вас не может быть неудобств отвечать на подобный вопрос.
Опытность Жервея изменила ему. Он не успел предостеречь Фебу от расставленной ей западни.
– Двадцать четыре, – отвечала она.
– А ребенок был мне отдан шестнадцать лет тому назад, – сказала мистрис Соулер. – Вычтя шестнадцать из двадцати четырех получишь восемь. Я еще более прежнего удивлена тем, что вам известно, мисс, что это была девочка. Это не может быть ваш ребенок.
Феба вскочила в припадке сильнейшего гнева.
– Слышишь ты это? – обратилась она к Жервею. – Как осмелился ты привести меня сюда, чтобы слушать оскорбления от старой пьяной негодяйки?
Мистрис Соулер тоже быстро поднялась. Старуха схватила свой пустой стакан, чтобы бросить им в Фебу. В тот же момент Жервей удержал ее за руку, вывел из комнаты и затворил за ней дверь.
На площадке стояла скамья. Одной рукой он усадил на нее старуху, другой вынул из кармана кошелек, данный ему Фебой.
– Вот вам фунт в уплату вашего долга, – сказал он. – Ступайте мирно домой, а завтра вечером подождите меня у дверей этого дома.
Мистрис Соулер раскрыла было рот для протеста, но быстро закрыла его опять при виде золота. Она схватила деньги и сделалась податливой и любезной.
– Сведите меня вниз, мой дорогой, и посадите в кеб, – сказала она. – Я боюсь ночного воздуха.
– Еще одно слово прежде, чем я посажу вас в кеб. Что сделали вы с ребенком?
Мистрис Соулер отвратительно оскалила зубы и прошептала:
– Продала его Маль-Давису за несколько пенсов.
– Кто был, этот Давис?
– Разносчик.
– И вы действительно ничего не знаете ни о нем, ни о ребенке?
– Разве я тогда нуждалась бы в вашей помощи? – спросила она. Они, может быть, оба давно исчезли с лица земли, я ничего о том не знаю.
Жервей усадил ее немедленно в кеб. «Теперь примемся за другую», – сказал он про себя, и поспешил в отдельную комнату.
Глава XX
Иному показалось бы нелегкой задачей успокоить Фебу при настоящих обстоятельствах. Но Жервей имел громадное преимущество: в нем не было ни малейшего чувства к девушке, и в его распоряжении находился большой запас самоуверенности и лести. Менее чем в пять минут слезы Фебы были осушены и возлюбленный сидел подле нее, обвив своей рукой ее талию, как человек которого любят и простили.
– Теперь, мой ангел, – сказал он (Феба с наслаждением вздохнула, до этой минуты он никогда еще не называл ее ангелом), – расскажи мне все по секрету. Ты только сообщи мне факты, и я сумею вперед защитить тебя от мистрис Соулер. Ты сделала необычайное открытие. Придвинься ко мне ближе, дорогая. Как это случилось?
– Это я подслушала из кухни, – отвечала Феба.
– А слышал это кто-нибудь другой? – спросил Жервей.
– Нет. Вся прислуга была в комнате экономки, смотрела индийские редкости, присланные ей ее сыном из Канады. Я оставила свою птицу на кухонном столе и, вспомнив о кошке, побежала убрать клетку в более безопасное место. Одно из огромных окон в потолке было открыто, и я услышала голоса в задней комнате, в которой живет мистрис Фарнеби.
– Чьи услышала ты голоса?
– Мистрис Фарнеби и мистера Гольденхарта.
– Мистрис Фарнеби! – воскликнул он с удивлением. – Уверена ли ты в том?
– Еще бы! Или ты полагаешь, что я не знаю голоса этой ужасной женщины. Она говорила необычные вещи, спрашивала, есть ли что-нибудь неприличное в том, чтоб показать голую ногу. Голос, отвечавший ей, был голос мистера Гольденхарта. Тебе также любопытно было бы послушать дальше, если б ты был на моем месте, не правда ли? Я открыла второе окно, чтоб ничего не пропустить из того, что будет говориться. И что же я услышала, как бы ты думал?
– Ты говоришь о мистрис Фарнеби?
– Да. Я услышала ее слова: «Посмотрите на мою правую ногу, в ней ничего нет особенного». После минутного молчания она прибавила: «Теперь посмотрите на левую ногу». Слыхано ли такое нахальство замужней женщины в отношении молодого человека?
– Продолжай, продолжай. Что он сказал?
– Ничего. Он, как видно, смотрел на ногу.
– На левую ногу.
– Да. Левой ногой ей нечего было хвастаться, могу сказать. По ее собственному признанию у нее был какой-то недостаток между третьим и четвертым пальцем. Что это был за недостаток, я не знаю, я слышала только, как она говорила: «Бедная девочка родилась с таким же недостатком, и этот признак служил мне орудием против мошенников, которых я нанимала для ее розысков». Да! Она сказала так. Я слышала отлично. И потом она называла ее «бедной потерянной дочерью», которая, может быть, жива и теперь, а не знает, кто ее мать. Весьма естественно, что когда эта старая пьяница заговорила о ребенке, отданном ей на воспитание мистером Фарнеби, я припомнила все это. Что это милый, как ты странно смотришь? Что с тобой?
– Я только очень заинтересовался, больше ничего. Но тут есть нечто для меня непонятное. Какое до всего этого дело мистеру Гольденхарту?
– Разве я не сказала тебе?
– Нет.
– Хорошо, так я скажу теперь. Мистрис Фарнеби не только бессердечная тварь, которая лишает бедную девушку места и отказывает ей в рекомендации, она к тому же сумасшедшая. Это показывание голой ноги должно было служить мистеру Гольденхарту указанием в случае, если он встретит когда-либо ее дочь во время своих прогулок и путешествий, по этому недостатку он должен был убедиться, что это действительно она…
– Так! Я понимаю. Но почему же именно мистер Гольденхарт?
– Потому что она видела во сне, что мистер Гольденхарт нашел ее пропавшую дочь, и потому что из ста снов бывает один в руку. Слыхал ли ты когда-нибудь о подобном безумии? Насколько я поняла, она и до сих пор плачет о ней. И эта женщина выгнала меня на улицу! Представь себе это! Я сохранила бы ее тайну – к тому же это не мое дело, если б она не поступила со мной так бесчеловечно. Я хочу отплатить ей, полагаю, что слышанное мной на кухне поможет мне обличить ее. Не знаю еще как, но еще довольно времени впереди. Ты, надеюсь, сохранишь тайну, милый. Скоро между нами секретов не будет, все будет общее, когда мы будем мужем и женой. Что ты меня не слушаешь? Что с тобой?
Жервей вдруг поднял глаза. Его вкрадчивая манера вдруг исчезла, он заговорил грубо и нетерпеливо.
– Мне нужно знать кое-что. Есть у мистрис Фарнеби свои собственные деньги?
Феба совсем растерялась от перемены, происшедшей в ее любовнике.
– Ты говоришь таким тоном, точно сердишься на меня, – заметила она.
Жервей снова вернулся к своему заискивающему тону, хотя с некоторым затруднением.
– Дорогая моя, я люблю тебя! Как могу я на тебя сердиться? Ты заставила меня задуматься, поразила своим рассказом, вот и все. Но известно ли тебе, имеет ли мистрис Фарнеби свои собственные деньги?
На этот раз Феба отвечала: «Я слышала от мисс Регины, что отец мистрис Фарнеби был богатый человек».
– Как его звали?
– Рональд.
– Знаешь ты, когда он умер.
– Нет.
Жервей снова задумался и в волнении забарабанил пальцами по столу. Минуты две спустя у него родилась мысль. «Это я узнаю по могильному памятнику»! – воскликнул он как бы про себя и прежде чем Феба успела выразить свое удивление, он спросил ее, не знает ли она, где похоронен мистер Рональд.
– Да, я слышала об этом, – отвечала девушка. – На Хайтгетском кладбище. Но зачем тебе это знать?
Жервей посмотрел на часы.
– Уже поздно. Я провожу тебя домой.
– Но я хотела бы знать…
– Надень шляпку и подожди, пока мы выйдем на улицу.
Жервей заплатил по счету, не забыв притом и официанта. Он был щедр и вежлив, но, очевидно, не очень спешил дать Фебе обещанное объяснение. Они вышли из трактира. Жервей несколько минут шел молча, совершенно погрузившись в свои размышления. Терпение Фебы лопнуло.
– Я рассказала тебе все, – сказала она с упреком, – по-моему нечестно после этого скрывать от меня что-нибудь.
Он тотчас же очнулся.
– Дорогая моя, ты совершенно меня не понимаешь!
Он, по обыкновению, не затруднялся ответом, но сейчас ответил довольно рассеянно. В эту самую минуту он только решился рассказать Фебе часть затеваемого им дела. Ему было бы несравненно приятнее иметь сообщницей одну мистрис Соулер, но он знал Фебу слишком хорошо, чтобы подвергнуть себя подобному риску. Если б он отказался удовлетворить ее любопытство, она не задумалась бы следить за ним тайно и легко могла бы сказать или написать своей барышне что-нибудь такое, что привело бы к самым ужасным последствиям. Необходимо было настолько познакомить ее с делом, чтобы собственные выгоды заставили ее молчать.
– У меня нет ни малейшего желания, – продолжал он, – скрывать от тебя что-нибудь. Ты будешь знать все, что знаю я. – Предоставив себе таким образом право лгать, когда сочтет это за нужное, он улыбнулся и ждал расспросов.
Феба повторила вопрос, который задала в трактире:
– Зачем нужно Жервею знать, где похоронен мистер Рональд?
– Памятник мистера Рональда, моя милая, сообщит мне в каком году, месяце, какого числа он умер, – заметил он. – Узнав год, месяц, число, я отправлюсь в одно место, около собора Святого Павла, называемое Doctor's Commons, заплачу там шиллинг, и мне позволят взглянуть на завещание мистера Рональда.
– Какая же тебе польза от этого?
– Странный вопрос, Феба! В нашем положении нельзя бросать даже шиллинга, но на мой шиллинг я узнаю многое. Я узнаю, какой капитал мистер Рональд оставил своей дочери и может ли муж мистрис Фарнеби распоряжаться им.
– Так? – спросила Феба, еще нисколько не заинтересованная, – а потом?
Жервей осмотрелся кругом. Они находились на многолюдной площади. Он молчал, пока не повернули на более пустынную улицу.
– Никто не должен слышать того, что я тебе скажу. Здесь, милая, мы никого не встретим, и я могу говорить без опасений. Я обещаю тебе две хорошие вещи: ты расплатишься с мистрис Фарнеби, и у нас будет достаточно денег, чтобы сыграть свадьбу, когда тебе вздумается.
Феба заинтересовалась его словами и потребовала полного объяснения.
– Ты заставишь мистера Фарнеби дать тебе денег? – спросила она.
– Я не буду связываться с мистером Фарнеби, если он не имеет права распоряжаться деньгами жены. То, что ты слышала в кухне, совершенно изменило мои планы. Постой, ты поймешь сейчас, что я хочу. Как ты думаешь, сколько мне даст мистрис Фарнеби, если я найду пропавшую дочь?
Феба вдруг остановилась и в изумлении посмотрела на низкого негодяя, искушавшего ее.
– Но никто не знает, где эта дочь, – возразила она.
– Мы оба знаем, что у нее недостаток на левой ноге, – ответил Жервей, – и знаем где именно. В таком случае можно добыть денег без всякого риска. Я могу изложить это дело в письме, даже не называя себя? Ведь мистрис Фарнеби наверно даст денег, если я для доказательства, что знаю дочь ее, назову ей этот недостаток и, таким образом, докажу ей, что на меня можно положиться?
Феба все еще не хотела или не могла понять.
– Но что ты сделаешь, – спросила она, – если мистрис Фарнеби захочет видеть дочь?
В голосе девушки слышался не то страх, не то подозрение. Жервей стал действовать осторожнее. Он отлично знал как поступить, если случится то, что говорила Феба. Ничего не могло быть проще. Надо было только назначить мистрис Фарнеби свидание в какой-нибудь день и обратиться в бегство, оставив письмо, в котором объяснялось бы, что он ошибся, а денег, по бедности, возвратить не может. До сих пор он говорил правду, но последнее он не намерен был теперь же открыть ей. Феба была тщеславна, мстительна и глупа, но она не способна была хладнокровно дать согласие на низкий поступок. Жервей взглянул на нее и увидел, что нужно прибегнуть ко лжи.
– В этом-то все затруднение, – сказал он, – я не знаю, как тут поступить? Не можешь ли ты мне посоветовать что-нибудь?
Феба вздрогнула и отступила на шаг.
– Посоветовать тебе! – воскликнула она. – Мне даже страшно подумать об этом. Если она поверит тебе, а потом откроет, что ты обманул и обокрал ее, она может сойти с ума.
Жервей ответил с негодованием.
– Разве можно представлять себе такие ужасы? Если ты считаешь меня способным на такую жестокость, иди сейчас же к мистрис Фарнеби и предупреди ее.
– Как ты смеешь говорить мне это? – возразила Феба горячо. – Ты знаешь, что я умру скорее, чем сделаю тебе какое-нибудь зло. Сейчас же проси у меня прощение, или я уйду от тебя!
Жервей очень смиренно попросил прощения. Он достиг своей цели: он мог теперь отложить дальнейшие объяснения, не возбуждая в Фебе никакого недоверия.
– Оставим это, – сказал он, – после обдумаем дело хорошенько, а теперь будем говорить о более приятных предметах. Поцелуй меня, моя дорогая, никто не увидит.
Таким образом, он помирился со своей любовницей и добился полной свободы действий, в которой так нуждался. Если Феба вздумает его расспрашивать, он может теперь ответить ей:
– Дело представило трудности, которых я сначала не предвидел, и я от него отказался.
Ближайшая дорога в квартиру Фебы шла через улицу, на которой находилось Hampden Institution. Проходя по противоположному тротуару, они увидели, что боковая дверь отперта. Два господина вышли из нее. Третий закричал изнутри:
– Мистер Гольденхарт, вы забыли в приемной список полученных денег. – На что он мне, – ответил Амелиус, – денег получено так мало, что и вспомнить неприятно. – На моей родине, – произнес третий голос, – если бы он прочел такую лекцию, как вчера, я заплатил бы ему триста долларов золотом (шестьдесят фунтов на английские деньги) и получил бы сам большую прибыль. Англичане не любят более умственных развлечений. Прощайте.
Жервей поспешил удалиться с Фебой, когда два господина стали переходить через улицу. Он не забыл происшествий в Тадморе и не хотел возобновлять знакомства с Амелиусом.
Глава XXI
Руфус и его друг молча дошли до большой площади. Тут они остановились, потому что должны были разойтись в разные стороны.
– Я дам вам маленький совет, друг мой, – сказал уроженец Новой Англии. – Я замечаю, что ваш барометр указывает на сильный упадок вашей нравственной атмосферы. Пойдемте ко мне, вам нужно подкрепиться водкой.
– Нет, благодарю, мой дорогой, – грустно отвечал Амелиус. – На меня напала тоска, это правда. Видите ли, я ожидал, что эта лекция улучшит мое положение. Я совершенно равнодушен к деньгам, но женитьба моя зависит от увеличения моего дохода, первая попытка потерпела такое фиаско. Я не знаю на что решиться, когда думаю о будущем, и это тяжело ложится мне на сердце. Нет, водка мне не поможет. Мне нужен моцион и свежий воздух, к которому я привык в Тадморе. У меня голова болит после вчерашних прений. Продолжительная прогулка меня вылечит.
Руфус хотел сопровождать его. Амелиус покачал головой.
– Сделали ли вы в вашей жизни хоть милю пешком, если была возможность ехать? – спросил он добродушно. – Я намереваюсь походить часа четыре или пять. Мне пришлось бы отвозить вас домой в кебе. Благодарю, мой друг, за ваше братское участие. Я буду завтракать с вами завтра в вашей гостинице. Спокойной ночи.
Странное предчувствие овладело добрым американцем. Он крепко сжал руку Амелиуса и сказал очень серьезно:
– Не по душе мне это шатание ночью, право, не по душе! Доставьте мне удовольствие, отправляйтесь прямо домой. – Амелиус засмеялся и высвободил у него свою руку.
– Я не усну, если лягу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39