А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Вероятно, вышло какое-нибудь недоразумение, – сказал он. – Когда же мистрис Фарнеби могла вам что-нибудь сделать, вы только что вернулись в Лондон?
– Извините, сэр, мы вернулись раньше, чем думали. У мистрис Ормонд было дело в Лондоне, и она отпустила мисс Регину у подъезда почти два часа тому назад.
– Ну?
– Ну, сэр, не успела я снять шляпу и шаль, как мистрис Фарнеби прислала за мной.
– Вы разложили свои вещи? – спросила она. Я ответила, что еще не успела этого сделать.
– Не трудитесь раскладываться, сказала она, вы не находитесь более в услужении мисс Регины. Вот ваше жалованье. Я прибавила вам жалованье за месяц, вместо обычного предупреждения.
Я только бедная девушка, но я рассердилась и заговорила так же прямо, как и она.
– Я могу знать, – сказала я, – за что мне так невежливо отказывают. Я не в состоянии повторить, что она ответила. У меня кровь кипит, когда я думаю об этом, – сказала Феба с мелодраматическим жаром. – Нас кто-то выдал, сударь. Кто-то донес мистрис Фарнеби о вашем тайном свидании с мисс Региной в саду и о деньгах, которые вы мне дали. Мне кажется, мистрис Ормонд виновата во всем: помните никто не знал, где она, когда я думала, что она толкует с кухаркой в доме. Верного я вам ничего не могу сказать. Я знаю только, что со мной говорили, как с самой низкой женщиной. Мистрис Фарнеби отказывает мне даже в рекомендации. Она даже сказала, что пошлет за полицией, если я не оставлю дом через полчаса. Как я могу найти другое место без рекомендации? Я погибшая девушка – вот что я такое – и все через вас! – И она разразилась рыданиями.
Чтобы прекратить эту сцену, Амелиус попробовал ее утешить совереном.
– Почему вы не поговорите с мисс Региной? – спросил он. – Вы знаете, что она вам поможет!
– Она сделала все, что могла. Я не имею ничего против мисс Регины: она добрая барышня. Она вошла в комнату, просила, умоляла и приняла всю вину на себя. Мистрис Фарнеби не хотела ничего слышать.
– Я здесь хозяйка! – сказала она, тебе лучше уйти в свою комнату! А, мистер Амелиус, уверяю вас, что она не ко мне одной относится враждебно, но и к вам, и никогда не позволит вам жениться на своей племяннице. Попомните мое слово, сударь, вот причина ее гнусного поведения со мной. Моя совесть чиста, слава Богу. Я служила истинной любви и не стыжусь этого. Однако скоро и на моей улице будет праздник! Я ничего более как бедная служанка, выгнанная без рекомендации. Погодите, вы увидите, что я скоро поквитаюсь с мистрис Фарнеби. Я знаю кое-что и ничего более не скажу. Она проклянет день, – воскликнула Феба, опять впадая в мелодраму, – в который выгнала меня из дома, как воровку.
– Тише, тише! – сказал Амелиус резко. – Вы не должны так говорить.
Феба получила деньги и могла действовать открыто. Она поднялась со стула. Дерзость, обыкновенно неразлучная с чувством обиды в ее классе, выразилась в ответе Амелиусу. – Я говорю, как думаю. У меня есть характер. Я не позволю топтать себя в грязь. Мистрис Фарнеби узнает это очень скоро.
– Феба, Феба, вы говорите, как язычница! Если мистрис Фарнеби поступила с вами с незаслуженной строгостью, покажите ей пример умеренности. Вы христианка и должны прощать обиды.
Феба расхохоталась.
– Ха, ха, ха! Благодарю вас и за проповедь и за соверен. Вы, право, очень добры! – Она вдруг перешла от иронии к злобе. Меня никогда еще не называли язычницей! Вы могли бы, по крайней мере, отплатить мне вежливостью за все, что я для вас сделала. Прощайте!
Она подняла вздернутый носик и с достоинством вышла из комнаты.
Это очень заняло Амелиуса на минуту. Он, смеясь, подошел к окну, когда услышал, как парадная дверь захлопнулась, чтобы последний раз взглянуть на Фебу в роли оскорбленной христианки. Улыбка его мгновенно исчезла, он изменился в лице и отшатнулся от окна.
Мужчина ждал Фебу на улице. В ту минуту, как Амелиус посмотрел в окно, она взяла его под руку. Он оглянулся на дом, когда они отошли. Амелиус тотчас же узнал в товарище (и любовнике) Фебы бродягу ирландца, прозванного Жерви, лицо которого он в последний раз видел в Тадморе. Он был один из агентов Общины в соседнем городе, его прогнали за дурное поведение, но потом опять приняли по просьбе одной почтенной личности, поверившей его обещаниям исправиться. Амелиус подозревал, что этот-то господин и был шпион, услужливо донесший на него и Меллисент, но молчал, не находя никаких улик для подтверждения своего подозрения. Появление Жерви в Лондоне можно было объяснить только вторичным изгнанием из службы Общины за какую-нибудь серьезную провинность, заставившую его сбежать в Англию. Феба не могла выбрать себе более дурного знакомства. При ее теперешнем мстительном настроении он был очень опасным товарищем и советником. Это не на шутку испугало Амелиуса, и он решился последовать за ним, чтобы узнать, где живет Жерви. К несчастью, он пришел к такому решению только по прошествии двух или трех минут. Было уже слишком поздно, когда он выбежал на улицу, они исчезли. По дороге к мистеру Фарнеби он решил рассказать все Регине. Тетка поступила неблагоразумно, отказав горничной в рекомендации. Ей следовало помириться с Фебой, пока не было слишком поздно.
Глава XVII
Мистрис Фарнеби стояла в дверях своей комнаты и смотрела на племянницу с презрительным любопытством.
– Ну, вы, кажется, достаточно наговорились с женихом. Что тебе нужно?
– Амелиусу необходимо поговорить с вами, тетя!
– Скажи, чтоб он не беспокоился. Он может примирить твоего дядю с мыслью о свадьбе, но не примирит меня.
– Не об этом, тетя, а о Фебе.
– Уж не хочет ли он заставить меня опять взять Фебу?
В эту минуту Амелиус вошел в залу и сам ответил на вопрос:
– Я хочу вас предостеречь!
Мистрис Фарнеби угрюмо улыбнулась. – Это интересно! – ответила она. – Ты мне не нужна! – прибавила она, обращаясь к племяннице.
– Так вы согласны ждать Регину десять лет, – продолжала мистрис Фарнеби, оставшись с Амелиусом. – Я ошиблась в вас. Вы бедное слабое создание. Ну что же об этой дуре, Фебе?
Амелиус откровенно рассказал ей все, что произошло между ним и прогнанной горничной, не забыв предостеречь насчет товарища Фебы.
– Этот человек способен на все, – сказал он. – На вашем месте я бы не доводил ее до крайности. – Мистрис Фарнеби презрительно осмотрела его с головы до ног. – У вас прежде был характер мужчины, – сказала она. Общество Регины превратило вас в мокрую тряпку. Хотите знать мое мнение о Фебе и ее любовнике? – Она остановилась и щелкнула пальцами. – Вот что я думаю о них. Теперь идите к Регине. Я могу вам сказать одно – она никогда не будет вашей женой.
Амелиус взглянул на нее с удивлением.
– Ваше обращение очень странно, – сказал он, – после всего, что вы сказали мне в последний раз, когда я был в этой комнате. Вы ожидаете от меня помощи для исполнения самого горячего желания в вашей жизни, и делаете все, чтобы помешать исполнению самого горячего желания в моей жизни. Ведь всякому терпению бывает предел. Если я откажусь помочь вам?
Мистрис Фарнеби посмотрела на него с удивительным хладнокровием.
– Вы не посмеете этого сделать! – отвечала она.
– Не посмею? – воскликнул Амелиус.
– Разве вы принимаете меня за дуру? – продолжала мистрис Фарнеби. – Вы думаете, что я не знаю вас лучше, чем вы сами себя знаете. – Она близко пододвинулась к нему и заговорила тихим, нежным голосом. – Если мне выпадет счастье, – продолжала она, – и вы действительно встретите мою бедную девочку, будете знать, что это она, – неужели, как бы я дурно ни поступила с вами, вы не скажете мне ничего? Разве такое сердце бьется у меня под рукой? Это ли христианское учение, преподанное вам в Тадморе? Полноте, глупый вы мальчик! Идите к Регине и скажите, что вы пробовали испугать меня, но вам не удалось.
На другой день была суббота. Объявления о лекции появились в газетах. Руфус сознался, что позволил себе занять полстраницы в двух недельных журналах. «Читатели», объяснил он, имеют дурную привычку пропускать скромные объявления. Надо, чтобы объявление бросилось им в глаза, когда они развернут газету, иначе они его не заметят.
Мистрис Фарнеби была в числе публики, заметившей объявление. Она удостоила Амелиуса визитом.
– Я назвала вас вчера мокрой тряпкой (это были первые ее слова при входе в комнату), я говорила, как дура. Вы славный малый, я уважаю ваше мужество и приеду на лекцию. Не обращайте внимание на Регину и Фарнеби. Мелкая душонка Регины, вероятно, возмущена. Не надейтесь видеть мою племянницу в числе слушателей. Фарнеби глуп по обыкновению. Он делает вид, что поступок ваш приводит его в ужас и говорит о разрыве, но в душе сгорает от любопытства узнать, как вы выпутаетесь. Уверяю вас, он прокрадется в зал и встанет где-нибудь позади, чтобы его никто не видел. Я поеду с ним, а когда вы взойдете на кафедру, подниму платок, вот так. Это будет значить, что он приехал. Проберите его хорошенько, Амелиус, проберите его хорошенько! Где ваш друг, Руфус? Только что ушел? Мне нравится этот американец. Передайте ему мой поклон и скажите, чтобы он зашел ко мне. – Она исчезла так же быстро, как и вошла. Амелиус посмотрел ей вслед с изумлением. Мистрис Фарнеби была непохожа на себя. Мистрис Фарнеби была в веселом расположении духа.
Мнение Регины о лекции пришло по почте.
Половина слов в письме были подчеркнуты.
Почти все фразы начинались восклицаниями. Регина была смущена, удивлена, испугана. Что еще Амелиус выдумает? Зачем он обманул ее? Он разрушил все хорошее впечатление, произведенное его очаровательными письмами на отца и на нее. Он не имеет понятия об отвращении и омерзении, которое все порядочные люди почувствуют к его ужасному социализму. Неужели у нее не будет больше счастливой минуты? И Амелиус будет причиной? И т. д. и т. д.
Потом следовал протест мистера Фарнеби, выраженный им самим. Он не снимал перчаток во время визита, говорил с пафосом и торжественностью во имя предков Амелиуса, сожалел о древнем роде, «превращающемся в прах в безмолвной могиле». Он не хотел ничего решать, не подумав хорошенько, но чувства его дочери были поруганы, и он боялся, что будет принужден отказать Амелиусу. Амелиус очень добродушно предложил ему даровой билет, попросил его послушать лекцию и решить, есть ли в ней что-нибудь дурное.
Мистер Фарнеби отвернулся от билета, как будто самый вид его был неприличен.
– Грустно! Грустно! – вот его прощальные слова джентльмену-социалисту.
В воскресенье (единственный день в Лондоне, в который уличная музыка не мешает работать мозгу). Амелиус составил лекцию. В понедельник, по обыкновению, отправился к Регине.
Ему сказали, что она выехала с мистрис Ормонд. Амелиус написал ей в мягких, нежных выражениях, прося как он просил ее дядю, не осуждать лекции, не прослушав ее. Он умолял ее вспомнить, что они обещали быть вечно верными друг другу, не взирая на социализм.
Ответ он получил через посланного. Тон его был серьезен. Убеждения Регины не позволяли ей присутствовать на лекции социалиста. Она выражала надежду, что Амелиус серьезно говорит о вечной верности.
На следующей странице строгость немного смягчалась припиской. Регина будет ждать Амелиуса на другой день после его злополучного появления перед публикой.
Лекция была назначена во вторник вечером.
Руфус лично поместился в кассе для продажи билетов, имея в виду интересы Амелиуса. «Даже полушиллинги прилипают иногда к пальцам при переходе от публики в денежный ящик», заметил он. Полушиллинги быстро прибывали, следовательно, объявления имели успех. Отдельные места расходились очень медленно. Членов организации, имевших бесплатный вход, явилось множество, и они заняли лучшие места. Около восьми часов (час назначенный для начала лекции) требование на места в шесть пенсов все еще продолжалось. Руфус узнал в толпе опоздавших Фебу, сопровождаемую мужчиной в одежде джентльмена, но с видом мошенника. За ними шла толстая дама, которая горячо пожала руку Руфуса и сказала: «Позвольте мне представить вам мистера Фарнеби». Рот и подбородок мистера Фарнеби были закутаны шарфом, шляпа была надвинута на глаза. Руфус заметил, что он как будто стыдится самого себя.
Высокая, грязная, дикая с виду старуха, отвратительно одетая, протянула полушиллинг кассиру, в то время как оба господина пожимали друг другу руки, нечего говорить, что пример подал Руфус. Старуха пристально посмотрела на глаза и бакенбарды мистера Фарнеби (единственная видимая часть его лица) при свете газовой лампы в коридоре. Она тотчас же отступила назад, хотя получила билет, подождала пока мистер Фарнеби заплатил за себя и жену и последовала за ними в зал.
Почему же нет? Воззвание относилось к несчастной старухе, так как она принадлежала к бедному и недовольному классу. Шестнадцать лет тому назад Джон Фарнеби отдал свою дочь на руки этой женщины и с тех пор не видел ни той, ни другой.
Войдя в зал, мистер Фарнеби без труда нашел себе скрытное, незаметное местечко, которое искал. Дешевые места были расположены, по обыкновению, очень далеко от кафедры. Галерея, находившаяся на этом конце зала, бросала тень на задние скамьи и проход к ним. В этом-то мраке и поместился мистер Фарнеби, он встал со своей благоверной супругой в углу, образуемом двумя сходившимися стенами здания. Незаметно пробираясь за ними в толпе, старуха остановилась у задней скамьи. Она пристально взглянула на разряженного молодого человека, занимавшего крайнее место и открыто ухаживавшего за хорошенькой девушкой, сидевшей рядом с ним, и шепнула ему на ухо: Жерви, подвинься немного для тетки Соулер!
Мужчина вздрогнул и оглянулся.
– Вы здесь! – воскликнул он с проклятием.
Прежде чем он смог ответить, Феба прошептала с другой стороны: «Какая противная старуха! Где ты с ней познакомился?» В ту же минуту мистрис Соулер повторила просьбу повелительным тоном.
– Слышишь, Жерви, слышишь? Подвинься!
У Жерви были, очевидно, свои причины относиться с уважением к желаниям мистрис Соулер. Наговорив кучу извинений, он попросил соседей сделать ему одолжение сдвинуться немного и ухитрился таким образом очистить маленькое местечко на самом краю скамьи.
Феба подвинулась неохотно и опять зашептала.
– Как она смеет называть тебя Жерви? Она похожа на нищенку. Скажи ей, что твое имя Жервей.
Ответ заставил ее прикусить язык.
– Молчи, у меня есть причины обращаться с ней вежливо. Ты тоже будь повежливее.
Он обратился к мистрис Соулер, покоряясь обстоятельствам. Под его красивой наружностью и свободными манерами скрывались бездушная подлость и непроницаемая хитрость. Это был совершенный тип умного убийцы, умеющего избегать преследований полиции. Если бы он мог совершить преступление безнаказанно, он убил бы без угрызений совести отвратительную старуху, которая сидела рядом с ним. Она столько знала из его прошлой жизни, что могла бы отправить его на пожизненную каторгу. Ввиду таких обстоятельств он обратился к ней с напускным снисхождением и добродушием. Я вас, кажется, десять лет не видел мистрис Соулер? Что вы поделывали в это время?
Женщина нахмурилась, отвечая ему:
– Разве ты не видишь? Голодала! – Она с жадностью взглянула на его блестящие часы и цепочку. – У тебя, кажется, есть деньги? Ты составил себе состояние в Америке?
Он пожал ей руку.
– Тише, – прошептал он. – Мы поговорим об этом после лекции. – Он бросил украдкой взгляд на Фебу. Мистрис Соулер заметила его. Девушка отдала свою трудовую копейку за его часы и одежду.
Она молча злилась на дерзость, с которой он велел ей молчать, и сидела надувшись, подняв вздернутый носик кверху. Жервей попробовал незаметно втянуть ее в разговор со старухой.
– Эта молодая особа, – сказал он, – знает мистера Гольденхарта и уверена, что он провалится, мы пришли посмотреть на потеху. Я не одобряю социализма, я, как говорит моя любимая газета, стою за церковь и престол. Одним словом, придерживаюсь консервативной политики.
– Ваша политика заключается в кармане девушки, – проворчала мистрис Соулер, – на сколько времени еще хватит ее денег? Жерви сделал вид будто не слышит ее слов.
– А что вас привело сюда? – продолжал он самым заискивающим тоном. – Вы читали объявление в газетах? – Мистрис Соулер отвечала так громко, что голос ее покрыл шум толпы. – Я зашла в трактир выпить водки и увидела газету. Я принадлежу к числу недовольных бедняков, ненавижу богатых и готова отдать последний пенс, чтобы услышать, как их отделают.
– Слушайте, слушайте! – сказал мужчина, похожий с виду на башмачника.
– Я надеюсь, что он отлично отделает аристократа, – прибавил один из соседей башмачника, грум без места.
– Меня тошнит от аристократов, – закричала женщина с багровым лицом и смятой шляпкой, – они поглощают все деньги, как они смеют строить дворцы и разводить парки, когда у моего мужа нет работы, а дети умирают с голода?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39