А секундой позже упадет бан. Его утянет вниз веревка, он рухнет во двор, чтобы встретиться с Черной Розой спустя мгновение после Дорона. Да, так говорило пророчество.Лист вытянул бечеву. Он был в трех шагах от Пенге Афры. Бан икнул, упал на колени, взглянул в лицо Листу.— Господин, ваша милость, это не я… Прости… Смилостивься…Дорон уже был готов ударить его. Пенге Афра сжался, прикрыл лицо руками.Крики за дверью, топот, первые удары в дубовые доски. Рев.— Это не я. Я… — начал Пенге Афра, а поднятая для удара карогга Дорона застыла на полувзмахе. Дорон смотрел на ползающего у его ног мужчину, собственным глазам не веря. Сейчас, когда он увидел его лицо вблизи, когда хотел причинить ему боль и вгляделся в него внимательнее, узнал. Человек у его ног не был Пенге Афрой, владыкой и хозяином Лесистых Гор. * * * — Кто ты?— Я… заменяю его милость. Я — двойник, господин, прости меня, не убивай…— Где Пенге Афра?— Не знаю, — прохрипел мужчина. — Не знаю!— Когда он выехал?Первый удар в дверь, пока еще легкий, проверяющий силу запора.— Вчера, вчера вечером.— Куда?— Не знаю, преподобный Пенге Афра возвращается, когда хочет, и тогда…— Что тогда делают с тобой?— Куда-то увозят, не знаю, голова у меня в мешке. Кругом лес, дом строго охраняется…Удар. Дверь затрещала, но выдержала напор. Следующий удар разнесет ее в щепы. Нет! Выдержала ради него, Дорона, словно хотела дать ему еще немного времени. Он повернулся к двойнику бана, когда заметил, как через перила балкона перелезает один из стражей.Дорон подскочил к окну, столкнул солдата, тот с криком рухнул на брусчатку. И тут дверь не выдержала. Солдаты ввалились в комнату. В руках у них были палки и веревка. Они собирались не убивать его, а поймать. Надо было бежать. Но внизу тоже ждали солдаты. И растягивали сеть.Раздумывать было некогда. Он сунул кароггу в ножны за спиной. Поднялся на узкие, высотой в сажень перила балкона. Покачнулся, но сумел удержать равновесие.— Стоять! Иначе прыгну! — крикнул он приближающимся солдатам. Секундная передышка. Достаточная, чтобы подпрыгнуть, ухватиться руками за деревянный гонт крыши. Он тут же подтянулся и встал на скользкую крутую поверхность.Около головы просвистела стрела. Ее, видимо, выпустил какой-то парень, снизу тут же донеслись яростные крики и ругань. Он все еще был неприкасаемым.На четвереньках вскарабкался на конек крыши. От стены дома до края вала было, вероятно, саженей шесть. Он прыгнул.Долетел до зубцов стены. Тут же встал, стаскивая со спины кароггу. Но охранников было слишком много. Он колебался всего несколько мгновений — по одну сторону вала дома и площадь, по другую обрыв и река. Вода.Он снял кошель, сбросил шлем, снимать кафтан уже было некогда. Еще успел увидеть, как преследователи растягивают сеть, и прыгнул.Воздух свистел в ушах, весь мир вертелся, какая-то удивительная легкость овладела телом. Он летел, крутясь в пустом пространстве без спасительной опоры Земли Родительницы, без поддержки ее жизненной силы, пронизывающей тело. За краткие мгновения полета он почувствовал могущество Воздуха — чуждое, быть может, враждебное, но иное, непонятное… Силу огромную, хоть и спящую…А потом — удар и холод воды. И снова это удивительное ошеломление, хотя теперь-то он полностью его понимал, потому что не раз купался в озерах и реках. В краткой вспышке яркости понял, что чуждость воды — ощущение того же рода, что и чуждость воздуха, хоть у этих стихий нет ничего общего.Но так продолжалось какое-то время. Он с большим трудом выбрался на поверхность. Доплыл до берега, когда от Горчема двинулись первые, нагруженные солдатами лодки. Но здесь уже начиналась пуща, через которую Дорон мог дойти до своего укрытия. В лесу ни один солдат не сможет схватить Листа, Брата Деревьев. * * * Огонь весело потрескивал, они сидели хмурые и задумчивые. Магвер впервые видел Листа взволнованным. Дорон то и дело вскакивал, не в силах найти себе места. И поминутно отхлебывал водку из бурдюка, который держал в руке.Не получилось! Проклятый бан, проклятая ночь, проклятая река! Он все обдумал, все взвесил — должен был исполнить пророчество, не изменив ни слова. Но — не получилось!Но это же не его вина. Бан выехал. Покинул крепость без телохранителей, все они остались в Горчеме. Кто же охранял правителя? Почему его отъезд прошел в такой тайне? Неужто Пенге Афра так сильно опасался мести Дорона, что предпочел бежать? А может, бан задумал что-то, может, у смерти Листа и этого отъезда есть нечто общее? Если убийцы входят в группу тайной стражи владыки, то где Пенге Афра держит их ежедневно, кто их обучает, откуда берут людей для этого подразделения?Вопросы, все время новые вопросы. Он так хорошо сумел все объяснить Магверу, развеять его сомнения. Почему сейчас он так же легко не находит ответа, он, чей разум все схватывал на лету?Он был утомлен, удивлен и зол.Но знал, что все равно доберется до Пенге Афры. Ведь он придумал и другой способ, кроме падения в пропасть. Теперь пригодится Магвер.Юноша тоже не мог уснуть. Лежал неподвижно, глядя на ворочающегося с боку на бок Листа. С любопытством выслушал рассказ о происшедшем в Горчеме, но не приключения Дорона так возбудили его. Гораздо большим потрясением оказалось известие, что Пенге Афра, тайно покидая Дабору, оставляет в замке двойника. Сначала Магвер не мог понять, что так сильно занимает его в этом факте.Потом, когда вместе с Листом он хлебнул немного водки, в голове возникло какое-то беспокоящее предчувствие. Но он не мог до конца понять, в чем тут дело, так же как порой человек не может вспомнить какое-то нужное слово — название или имя, — хотя уверен, что знает его, просто оно затерялось где-то в памяти.Магвер продолжал пить водку вместе с Листом. И хоть движения его стали неуверенными, хоть в прикрытых глазах мир, казалось, кружится в дьявольском танце, мысли его обострялись. Водка словно срывала с его памяти очередные покровы, облегчая доступ к сути засевшей в мозгу тайны. Он чувствовал это с каждым глотком так же явно, как и тепло, разливающееся по желудку. Наконец самогон кончился, и Магвер оказался на грани сна и яви, не пьяный, не трезвый, полный незнания, но близкий к пониманию.А когда закрыл глаза, ощутил легкое головокружение. Тогда он поднял веки и предчувствия исчезли. Снова пришлось собирать их, нанизывать, словно стеклянные бусинки на травинку. Наконец он уснул. Ему снился вельможа в лектике. Теперь Магвер уже знал, кого напомнил ему тот случайно встреченный на улице человек. Это был Острый. 13. КАЗНЬ Человеческие головы, казалось, образовали ковер, покрывающий всю площадь. Мужчины, женщины, сидевшие на плечах у взрослых дети. По боковым улочкам непрерывно вливались новые зрители, уплотняя уже стоявших на площади.С утра небо затянули тучи, но ветер разогнал их, прорезав в сером покрывале щели с рваными краями. Сквозь них пробивались к Родительнице солнечные лучи, яркими снопами соединяя Землю и Небо.Крыши окружающих площадь домов заполнили люди, десятки голов выглядывали из окон, ребятишки усеяли все ближайшие деревья. В середине площади, словно остров на водном просторе, возвышался квадратный помост из толстых бревен, к которому вела длинная лестница, на ступенях которой стояли две перекрещивающиеся балки.Четыре ряда солдат окружали эшафот, их строй протянулся вдоль ведущего к краю плаца проходу, разделяющему толпу на две части. По этому проходу пройдут осужденные.На помосте уже ожидали палачи. Высокие, плечистые, каждый с выдавленным левым глазом и остро заточенными зубами. Они разожгли на середине помоста небольшой костерок и то и дело подбрасывали туда какие-то порошки. Дым узкой, но удивительно спокойной при такой ветреной погоде струйкой уходил вверх, то и дело меняя цвет — черный, зеленый, красный, белый, снова черный.Было ясно, что палачи — мастера своего дела. Они быстро расставили приспособления и инструменты. Деревянные гвозди для вбивания в тело и каменные молоты. Зубодерные клещи и щипцы для вытягивания языков, ложки для выскребания глаз. Горшочки с ядами, усиливающими боль, порошками, изменяющими форму тела, сиропами страха. И множество других приспособлений и аксессуаров — известных в Даборе и таких, которых здесь еще ни разу не видели.За каждым движением палачей следили тысячи глаз. То и дело над толпой вздымался гул нетерпения, отвращения, ярости… Личность Шепчущего крупнела в рассказах, его деяния разрастались, мудрость увеличивалась. Страшно так вот стоять и ожидать его смерти. Его убьют здесь вместе со слугами — лучшими среди лучших. «О Черная Роза, как же ты жестока, призывая их к себе! О Земля, ведь ты знаешь о радости, надежде и ожидании, которые давали эти люди твоим детям, так за что же ты караешь их, за что наказываешь всех нас?» И шум этот, усиливаемый напряжением и ожиданием, нарастал в людях, заставляя невольно стискивать зубы, сжимать кулаки.Магвер с Дороном сидели на самой нижней ветви раскидистого клена, растущего на Рынке Судей. Отсюда хорошо просматривался и помост, и весь плац. Они видели прибывающие толпы, готовящихся к работе палачей, солдат охраны. И они же одними из первых услышали долетающие со стороны Горчема всхлипы свистулек и дробь барабанов. Волы тянули воз с арестантами. На полунагих телах осужденных были видны следы перенесенных ими мучений. Однако двое были изуродованы сильнее других, видимо, палачи хотели выбить из них какие-то показания. Остальных били и истязали из принципа, а работали над ними, вероятно, палаческие подручные. Истинное искусство должно проявиться лишь здесь, на плацу.Телегу окружали солдаты, вооруженные кароггами. Обычно осужденных привозили городовые, но на сей раз воевода счел дело очень серьезным. Солдаты шли гордо, так, словно тем самым противостояли ненавистной толпе. Толпе, как никогда возбужденной видом осужденных. И хоть именно любопытство и жажда зрелищ пригнали на площадь так много даборцев, многие из них сжимали кулаки и ругались про себя, видя измученных помощников Острого.Магвер узнал Ваграна. Значит, остальные погибли или ушли от людей бана еще там, в лесу. Все это в сотни раз лучше, чем то, что ожидает осужденных. Острого на телеге не было. Его приведут позже, когда народ насытится запахом крови, криками и мучениями истязаемых. Только тогда начнется настоящее зрелище, а палачи смогут похвастаться своим искусством. Покажут, сколь силен человек, сколько боли способен выдержать, какая маленькая частица тела необходима, чтобы он жил. Уже скоро…Ветер нес тучи, закрывал и отворял небесные окна, лучи света то падали на землю, то снова скрывались, срезанные серой тенью.На помост затащили первого осужденного, распяли его. Потом вспороли живот и запихали внутрь пук соломы, предварительно намоченной в каком-то отваре.Сначала он извивался и кричал, потом потерял сознание, но его быстро привели в себя. Больше он уже рта не раскрывал. Глядел пустым взглядом, словно вообще ничего не чувствовал. Ему снова зашили живот, скрепив края разреза тремя колючими затычками. На минуту прервали работу, чтобы люди могли как следует разглядеть смертника. Он был молод, хорош собой, широкоплеч, с сильными ногами. Вероятно, нравился женщинам. Один из палачей поднял вверх факел. Огонь был какой-то странный — не развеваемое ветром пламя, а желтый шар, охватывающий головку. Палач подошел к кресту из балок, прижал факел к голове жертвы, что-то шепнул, резко отскочил.Мужчина крикнул. Распятое на кресте тело напружинилось в ужасающей судороге и вдруг вспыхнуло, будто сигнальный факел. Огонь, казалось, исходил из его чрева. Горело быстро, все обуглилось, но ни один, даже самый маленький язычок пламени не перепрыгнул на дерево креста. Ветер быстро разогнал пепел и вонь горелого мяса.Закричала какая-то женщина.Взяли следующего. Его просто затащили на помост, так он был слаб и измучен пытками.— Не-е-ет! — закричала женщина. — Это мой сын!Стоявшие рядом люди пытались ее успокоить, потому что городовые уже двинулись со своих мест.— Смерть! Смерть! — раздались крики. Шепот прошел по толпе, но быстро угас, когда городовые подбежали и забили палками нескольких крикунов.Стоящий в окружении телохранителей бан дал знак ускорить церемонию. Палачи резвее взялись за работу. С третьего осужденного содрали кожу, вылущив его, словно улитку из раковины. Растянутый на кресте, он висел бессильно — чудовищно красное тело, мышцы, пульсирующие в болезненных судорогах, белизна голого черепа, поразительно большие глаза, лишенные век, зубы, не прикрытые губами. Он выглядел как клубец, вылезший из болота, чтобы пожирать детей. Но эта картина была в сотни раз страшнее, потому что на месте чудовища все только что, минуту назад, видели человека. Неизвестно, сколько времени он еще протянул бы в таком состоянии, если б ему не размозжили голову огромным молотом.Толпа взвыла, из тысяч глоток вырвался крик. Но хороший слухач уловил бы в этом звуке нечто большее, чем нарастающее любопытство и возбуждение. В голоса ворвался новый ритм. Угроза, гнев и отчаяние.В распоротый живот четвертого запустили крысу, пятого четвертовали. Доски помоста уже стали скользкими от крови, палачи были утомлены работой. Но самое главное еще ожидало их впереди. Вот убьют тех двух, что остались на телеге, а потом возьмутся за Острого.Шестого они долго овевали дымом из своего костра. Потом отступили. Толпа умолкла. Мужчина стоял, онемев, глядя то на собравшихся зрителей, то на своих палачей, не понимая, что происходит. Палачи тоже стояли неподвижно, внимательно наблюдая за его лицом. Вначале люди, особенно те, что стояли дальше, ничего не заметили. Но вдруг стон ужаса прошел по ближним рядам.Лицо осужденного начало изменяться. Рот увеличиваться, словно его разрезали невидимым ножом. Начали выпадать зубы.Но в сотни раз страшнее были глаза — вырастающие, будто надуваемый рыбий пузырь. Увеличивались радужницы и зрачки, помутнели белки, а глазные яблоки распухали, вылезали из глазниц, словно живые существа. Отвисли под собственной тяжестью — два пузыря, заслоняющие нос, лоб, все лицо.Чей-то отчаянный вздох пролетел над толпой. Такой магии давно не видывали в Даборе. Что же приготовили ольтомарские палачи Острому? Плач детей слился с воем ошалевшей женщины, рыданиями, то и дело вздымающимися в толпе криками.Огромные, как буханки, глазницы лопнули, разбрызгивая кровь и белую жижу далеко за кордон неподвижных солдат. Толпа подалась, отхлынула от помоста. Ругались стискиваемые и сдавливаемые люди. Упала какая-то женщина и теперь, не в состоянии подняться под натиском людей, дико кричала. Пошли в дело палки стражников, толпа, отодвигаясь от городовых в одном месте, сильнее напирала на ряды солдат в другом.Но вот заиграли трубы. Подручные стянули с эшафота тела убитых, ведрами воды смывали кровь с досок. Палачи отодвинулись в сторону, на помосте остался командир гарнизона городовых. Сопровождающие его барабанщики ударили в барабан.— По приговору Преподобного Пенге Афры, владыки Горчема, властелина Лесистых Гор, Слуги Трех Птиц, с соизволения Черной Владычицы, Великой Матери Города Ос, приговаривается к смерти бунтовщик по имени Острый.Толпа зашумела. Пенге Афра редко в своих приказах упоминал Гнездо, признавая тем самым, что хоть он и властвует над всем живущим в Лесистых Горах, однако сам должен подчиняться хозяйкам Внешнего Круга. Что Круг Мха служит чужим, а не своим. Сейчас он это сказал, как бы желая посмеяться над людьми, пришедшими на Рынок Судей. О да, проклятая Гвардия, детоубийцы, паршивцы, они только с виду похожи на людей. Будь они прокляты! Гул снова взвился над площадью, но быстро утих, угашенный трембитами. На Рынок ввезли Острого.Руки у него были связаны. Он стоял, но каждый рывок телеги чуть не переворачивал его. На голову ему натянули мешок — то ли из-за страха перед чарами, то ли ради большего позора. Ведь человек должен перед смертью попрощаться с миром и позволить миру попрощаться с собой. А разве можно прощаться, когда лицо закрыто? Волы медленно тянули телегу сквозь вдруг притихшую, замершую в ожидании толпу.Магвер сильнее наклонился вперед, вглядываясь в Острого.Далекое пение рогов и трембит понеслось по улицам Даборы, изломалось в узких улочках, добралось сюда, на площадь, жалобное, тягучее. Звук, который доносил ветер, неожиданно оборвался.Повисла такая тишина, что стал слышен скрип колес телеги. Волы остановились у помоста.— Острый! Я помню! — Сильный голос прозвучал с угла площади. Туда сразу же бросилось несколько городовых, но в плотной толпе схватить смельчака им не удалось.Мужчина на возу вздрогнул. Пошевелил головой, словно хотел взглянуть туда, откуда долетел голос. Это дружеское восклицание как бы придало ему мужества.Люди поняли.— Острый! Я помню! — подхватил кто-то, потом еще несколько голосов прокричали эти слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27