Сидя на заднем сиденье длинного лимузина, Саманта то и дело одергивала и поправляла свою короткую юбку. Наконец Майк не выдержал, взял ее руку и осторожно поцеловал пальцы, одновременно умоляя взглядом, чтобы она прекратила ерзать и суетиться. Мужчина, сопровождающий их, сидел напротив и молча переводил глаза с Саманты на Майка.
— Мы едем к твоему деду, — проговорил Майк. — Нет никаких причин для волнения. И кроме всего прочего, дорогая, я же буду с тобой.
Саманта ничего не ответила, но немедленно вырвала свою руку. Она нервничала вовсе не по поводу встречи со стариком, который утверждал, что является ее родственником. Она нервничала потому, что не знала, что будет делать, когда покинет Нью-Йорк. Утром еще не очень твердо стоящий на ногах после вчерашних событий Майк спросил, собралась ли она и заказала ли авиабилет. Теперь настал ее черед врать, и она заявила — да. «Авиабилет — куда?» — подумала она. Никто и ничто не ждет ее ни в Луисвилле, ни тем более в Санта-Фе. Можно поехать в Сан-Франциско. А можно отправиться путешествовать, мир посмотреть. В конце концов, она получила свободу делать все, что ей заблагорассудится. Но сама идея путешествовать в одиночку вовсе не вызывала в ней особого восторга.
Теперь же, сидя на плюшевом с кожей сиденье роскошного лимузина, она размышляла над тем, куда же ее забросит судьба. Майк так охотился за старым гангстером, приславшим за ними этот лимузин. После сегодняшней встречи он наконец получит то, что хочет, и у нее больше не будет причин, чтобы оставаться в Нью-Йорке.
Сегодня утром у них как-то не сложился разговор. Майк спустился в кухню, судя по всему, с намерением изложить явно вымышленное объяснение по поводу своей разбитой головы.
— Если то, что ты собираешься мне рассказывать, ложь, то лучше вовсе ничего не говори, — предупредила Саманта. Она видела, как он мучается, пытаясь сформулировать оправдание, но в конечном счете он так ничего и не сказал по поводу своей раны. А вместо этого спросил, может ли она сварить кофе. Она решительно отрезала, что не может, а ради него даже и пробовать не намерена. Он ее так разозлил, что она ушла в сад и ради успокоения души провела там все утро, дергая сорняки.
После завтрака, который Майк заказал, а Саманта отказалась с ним разделить, она пошла приводить себя в порядок перед поездкой к Бэррету. В половине второго зазвонил телефон. После короткого разговора Майк сообщил ей, что машина заедет за ними без опозданий.
— Чего ты так на меня сердишься? — спросил он наконец.
— Ты за мной шпионил. По-моему, этого вполне достаточно.
Вместо того чтобы покаяться, он заявил:
— Есть такие вещи, о которых тебе не нужно знать.
Этот ответ вывел ее из себя еще больше, и она решила раз и навсегда не разговаривать с ним, однако тут перед домом остановился прибывший длинный лимузин, и все пошло кувырком. Майк взял ее за руку и сделал попытку надеть на ее палец обручальное кольцо, но она инстинктивно отдернула руку.
— Если ты выдаешь себя за мою невесту, то у тебя должно быть кольцо. Как, по-твоему, это подойдет?
Он держал в руке роскошное обручальное кольцо с бриллиантом нежно-желтого цвета. Камушек тянул на все пять каратов. Не было нужды объяснять даже Саманте, что это так называемый канареечный бриллиант. Теряя дар речи, она смогла лишь произнести:
— Это что, настоящий?
— Принадлежал еще моей бабушке и, насколько я понимаю, не поддельный.
Пока она разглядывала кольцо, Майк попытался надеть его ей на палец, однако оно застряло на суставе. Когда позвонили в дверь, Саманта хотела высвободить палец, но к ее ужасу Майк засунул его себе в рот и начал облизывать. Глаза Саманты широко раскрылись Она еще никогда не испытывала ничего подобного. И пока горячий язык энергично ласкал ее палец, она, как завороженная, наблюдала за губами Майка. Казалось, это длится целую вечность. Наконец он медленно вынул мокрый палец из своего рта и свободно надел на него кольцо.
— Вот теперь лучше, не так ли?
— Да, — произнесла она хриплым голосом. Пытаясь взять себя в руки, она откашлялась. — Спасибо тебе..
— В любое время, где угодно готов облизать любую часть твоего тела, — отозвался он, взял ее за руку и повел к ожидающей их машине…
Теперь они уже подъезжали к дому Бэррета, и Саманта с трепетом взглянула в окно автомобиля. То, что она увидела, в ее понимании был не дом, а настоящий дворец. Высоченная кирпичная стена, широкие ворота… За ними — парк и дорога, уходящая куда-то вдаль… Казалось, они ехали по имению несколько часов, прежде чем добрались до самого дома — здания неимоверных размеров.
Повсюду, куда ни кинешь взгляд, стояли мускулистые «мальчики» в тесных костюмах. Все они были в наушниках, шнур от которых уходил к рациям, запрятанным где-то в дурно сидящих пиджаках. Вокруг дома кругами ходили двое людей с поджарыми собаками на поводке. Взгляд у животных был явно голодный. Когда Саманта вышла из машины, она подумала, что именно так, должно быть, охраняется президент Соединенных Штатов, однако, если судить по фотографиям, телохранителей у него поменьше.
Остановившись на мгновение, Майк осмотрелся вокруг, пытаясь запечатлеть в памяти каждый камешек, каждое дерево и, что самое главное, каждое лицо, увиденное здесь. Он, наверное, был первым и единственным человеком «другого» мира, увидевшим все это с тех пор, как много лет назад Бэррет переехал сюда. Майку предстояло описать эти впечатления в своей книге.
Чтобы потянуть время, Майк нагнулся, делая вид, что завязывает шнурок на ботинке. На первый взгляд, все здесь было в идеальном состоянии, однако, если присмотреться, можно было разглядеть следы небрежности: нечищенные сточные канавы, треснувшее окно, где не заменили стекло, цветочные клумбы, за которыми недостаточно следили. Может, Док просто наплевательски относится к подобным мелочам? С другой стороны, содержать таких масштабов усадьбу, видимо, требовало огромных затрат.
— Двигайся, — внезапно сказал до сих пор молчавший громила, который их сопровождал, и подтолкнул Майка. Тому пришлось собрать всю силу воли, чтобы не отреагировать на столь фамильярное отношение. Он последовал за Самантой в дом.
Войдя, Саманта с удивлением стала рассматривать обстановку. Предназначенные для роскошной жизни комнаты были огромны. Они ломились от антиквариата, на стенах висели картины. В стенных нишах стояли фарфоровые вазы и статуэтки.
В то время как Саманта размечталась, представляя себя хозяйкой этого дома, в бальном платье и изумрудах, Майк глядел на интерьер с пренебрежением, как на нищенский подвал папы Карло. Он успел заметить, что антиквариат и фарфор в основном были подделкой, а картины — дешевыми копиями. А на обоях были заметны более светлые пятна там, наверное, когда-то тоже висели картины.
Кроме всего прочего, не было видно слуг, только «мальчики» с наушниками. Незаметно Майк провел пальцем по столу — пыль. В это время охранник поторопил их, и они последовали за ним в гостиную.
Она была большой и светлой, с окнами, выходящими на океан. Саманта тут же направилась к одному из них, чтобы полюбоваться видом, а Майк остался посередине комнаты, разглядывая обстановку. В углу в инвалидном кресле сидел старик, биографию которого он изучал последние несколько лет. Майк сразу узнал этого человека, хотя, как известно, его портретов не существовало. Бэррет всегда относился к фотографиям с патологической ненавистью.
На первый взгляд Бэррет выглядел, как любой другой мужчина в весьма преклонном возрасте: высохший, скрюченный, с посеревшей кожей. Вот только глаза… В его глазах по-прежнему можно было увидеть силу и ум, что позволили этому человеку пройти путь от никому не известного обитателя нью-йоркских трущоб до короля преступного мира этого города. И хотя кожа вокруг глаз была старой и морщинистой, в них угадывался прежний Бэррет.
Теперь же эти глаза разглядывали Майка. Бэррет вначале окинул взором Саманту, но тут же потерял к ней интерес, будто она не имела для него существенного значения. А вот Майка он рассматривал внимательно, с ног до головы, будто прикидывая его физическую силу и пытаясь вникнуть, что творится у него в мыслях. Майка помимо его воли просто передернуло. Казалось, его подвергли какому-то сверхъестественному осмотру и изучили насквозь, включая и душу.
— Присядьте, — прошептал старик. Его голос был так же слаб, как и его жалкое тело. Майк подумал, что Бэррета приводит в ярость собственная физическая немощь.
Саманта вздрогнула от неожиданно услышанного голоса. Она не подозревала, что кто-то еще присутствует в комнате. Обернувшись, увидела небольшого, сухого старика, сидящего в инвалидном кресле. И тотчас прониклась жалостью к этому человеку, думая, насколько ему должно быть одиноко в этом огромном доме. Есть ли у него друзья и близкие? Она улыбнулась ему.
Он ответил ей тем, что можно очень условно назвать улыбкой. И она подумала: «Боже правый, он застенчив». Подойдя к старику, Саманта подала ему руку, он долго поворачивал ее в своей сухой, мягкой ладони, будто изучая юную кожу.
Затем он отпустил руку Саманты и жестом снова пригласил ее и Майка присесть. Саманта хотела сесть на стул, но Майк посадил ее рядом с собой на диване. Состроив ему незаметно от Бэррета гримасу, она села на краешек дивана, а Майк расположился, широко опершись на спинку.
— Вы приехали узнать о Макси? — спросил Бэррет.
Саманта раньше не особенно интересовалась этой встречей. Ее мысли были заняты тем, как бы избавиться от Майка и поскорее убраться из Нью-Йорка. Но сейчас она была заинтригована.
— Моя бабушка покинула семью, когда мне был всего год и я… мы подумали, что, возможно… — Она опустила глаза.
Приведя в действие электродвигатель своего инвалидного кресла, Бэррет подъехал ближе к ней и вновь взял ее руку.
— И вы хотите узнать, ушла ли Макси из дома, чтобы быть со мной?
— На самом деле… — Саманта запнулась, но, взглянув на Бэррета, уже уверенно сказала: — Да, именно так.
Он тепло улыбнулся ей и сжал ее ладонь:
— Никогда в жизни я не был столь польщен.
Бэррет поднял руку и, взяв Саманту за подбородок, повернул ее голову так, что солнечные лучи заиграли в ее волосах и на щеке.
Обычно Саманту раздражало прикосновение чужих рук, но сейчас она думала только о том, что этот человек может оказаться ее единственным оставшимся в живых родственником и что ей некуда податься, если она покинет дом Майка.
Бэррет опустил руку.
— Ты похожа на нее. Очень похожа.
— Мне говорили. — Она склонилась к нему и накрыла своей ладонью его руку. — Вы знаете, что случилось с моей бабушкой?
Он отрицательно покачал головой.
— Она исчезла из моей жизни 12 мая 1928 года. С тех пор я ее не видел.
Саманта тяжело выдохнула все накопившееся напряжение Внезапно она почувствовала, будто понесла очередную утрату. Хоть она и сказала Майку, что ей безразлична бабушка, которая предала семью, про себя Саманта знала: если бы старая женщина по имени Гертруда Эллиот, или Макси, вошла сейчас в дверь, она бросилась бы ей на шею.
— Я до конца никогда не верила… — начала Саманта, спотыкаясь на каждом слове, и умолкла, не зная, что сказать дальше. Не могла же она спросить: да, между прочим, а не было ли случайно у вас с моей бабушкой в то время романчика, и не появился ли в результате на свет мальчик, который потом стал моим отцом?
— Давайте пройдем сюда, — предложил Бэррет и двинулся вперед в своем кресле, указывая путь. — Мы выпьем чаю, и я расскажу все, что знаю.
— Да, пожалуйста. — Саманта быстро вскочила и направилась за ним.
Майк, о котором она почти совсем забыла, взял ее под руку. При этом он как-то странно посмотрел на нее, как будто хотел о чем-то предупредить, но у нее не было ни времени, ни желания попытаться разобраться в том, что же беспокоило его.
Они последовали за стариком в красивую комнату в белых и желтых тонах, с большим овальным окном, выходящим на пляж и океан. Саманта залюбовалась красотой пейзажа, старательно не желая замечать четверых охранников, двое из которых прохаживались взад и вперед по пляжу с собаками на поводке.
Круглый стол, возле которого стояло только два стула, был сервирован симпатичным чайником и парой чашек с блюдцами. На большом блюде красовались маленькие пирожные далеко не первой свежести.
— Ты не похозяйничаешь? — спросил Бэррет Саманту, чем доставил ей искреннее удовольствие. Сам же он отказался от еды и тихо сидел, наблюдая за Самантой и Майком.
— Если тебя соответствующим образом одеть и сделать другую прическу, ты была бы вылитая Макси, — прошептал он. — Даже движения у вас одинаковые. Скажи, дорогая, ты поешь?
— Иногда, — скромно призналась Саманта.
Все трое какое-то время молчали. Майк сидел, выпрямившись на стуле с таким видом, будто он католический священник на порнографическом съезде. Казалось, по какой-то причине он не одобрял все, что говорила и делала Саманта. Не может же его дурацкая ревность распространяться и на этого душечку старика? А вдруг может?
— Хочешь, я расскажу тебе об одной ночи? — обратился к ней Бэррет.
— Пожалуйста, если можно, — сказала Саманта, отпив чаю и откусив пирожное. — Конечно, если вы сами желаете и если не очень устали.
Майк под столом предостерегающе наступил ей на ногу, но она проигнорировала его. Да, ради этого рассказа они и приехали. Но она вовсе не собирается утомлять девяностолетнего старика ради того, чтобы Майк затем написал о нем грязную книжонку.
— Это доставит мне большое удовольствие, — улыбнулся старик. Здесь, при солнечном свете, он выглядел еще более дряхлым, чем в гостиной, и у Саманты появилось желание уложить его на диванчик для дневного сна.
Бэррет глубоко вздохнул и начал свой рассказ.
— Наверное, это устаревшее название, и сегодня оно как-то не вписывается в современную жизнь, но я был гангстером. Я занимался продажей виски и пива в то время, когда государство объявило, что продажа спиртного и даже его употребление является незаконным. Так как постоянно возникали определенные «проблемы», то у нас, продавцов алкоголя, была крайне дурная репутация. — Он остановился на мгновение, чтобы вновь одарить Саманту улыбкой.
— Я не стану извиняться за то, что тогда делал. Я был молод и, как мне казалось, не видел иного выхода. Знаю только, что это было время Великой Депрессии, и, когда другие выстраивались в очереди за миской бесплатной похлебки, я зарабатывал по пятьдесят кусков в год. А зарабатывать деньги особенно важно для влюбленного человека, каким я тогда был.
Бэррет остановился ненадолго, как бы припоминая.
— Макси была очень красивой. Не кричаще красивой, а спокойной, элегантной красотой. Мужики просто падали и складывались штабелями. Такая же, как ты, — улыбнулся с гордостью Бэррет, что заставило Саманту покраснеть.
— Одним словом, Макси и я были без ума друг от друга. Сотни раз я предлагал ей выйти за меня замуж, но она говорила, что мы сможем пожениться, когда я начну честную жизнь. Я бы и не прочь, но слишком уж много я зарабатывал и просто не мог себе представить, что осяду где-то в захолустье и буду продавать страховые полисы. Но настала эта субботняя ночь, изменившая столько судеб. Ночь двенадцатого мая 1928 года.
Он передохнул и продолжал:
— Когда я возвращаюсь к событиям того времени, я все думаю, почему же у меня не было никакого предчувствия? Чутье покинуло меня. Я как никогда раньше наслаждался жизнью. Моя правая рука, Джо, человек, с которым мы дружили с детства, привез в тот день самую большую за все время выручку. И я купил Макси сережки. Бриллианты и жемчуг. Вообще-то она не любила броские безделушки, но эти сережки были действительно прелестны. Я пошел в клуб к Джубели — туда, где пела Макси, — весь из себя окрыленный. Направился прямо к ней и подарил серьги. Я думал, она будет счастлива, но ошибся. Она села на стул и начала плакать. Я не мог понять, что с ней случилось, и мне потребовалось долгое время, чтобы вытянуть из нее объяснение.
Голос Бэррета стал тише, будто то, о чем он говорил, было очень трудно вымолвить вслух.
— Она сказала, что у нас будет ребенок.
Набрав полную грудь воздуха, Саманта уже хотела было задать вопрос, но не решилась перебить рассказчика.
— Макси очень переживала из-за своей беременности, однако я был самым счастливым мужчиной на земле, — продолжал Бэррет. Я думал, что теперь-то она должна согласиться выйти за меня. Но я ошибался. Она опять повторила, что не пойдет за меня замуж, если я не брошу свои, так называемые, грязные дела.
У Бэррета на лице появилась усмешка, или, во всяком случае, гримаса, призванная изображать ее.
— Я согласился с ее требованиями. Тогда я пошел бы на что угодно, лишь бы это привело к свадьбе с моей любимой женщиной. Но честно говоря, тогда я не знал, долго ли смогу продержаться. Может быть, через год или два я бы не выдержал и опять начал «свои грязные дела», но в ту ночь я был абсолютно искренен, когда обещал покончить с прежней жизнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Мы едем к твоему деду, — проговорил Майк. — Нет никаких причин для волнения. И кроме всего прочего, дорогая, я же буду с тобой.
Саманта ничего не ответила, но немедленно вырвала свою руку. Она нервничала вовсе не по поводу встречи со стариком, который утверждал, что является ее родственником. Она нервничала потому, что не знала, что будет делать, когда покинет Нью-Йорк. Утром еще не очень твердо стоящий на ногах после вчерашних событий Майк спросил, собралась ли она и заказала ли авиабилет. Теперь настал ее черед врать, и она заявила — да. «Авиабилет — куда?» — подумала она. Никто и ничто не ждет ее ни в Луисвилле, ни тем более в Санта-Фе. Можно поехать в Сан-Франциско. А можно отправиться путешествовать, мир посмотреть. В конце концов, она получила свободу делать все, что ей заблагорассудится. Но сама идея путешествовать в одиночку вовсе не вызывала в ней особого восторга.
Теперь же, сидя на плюшевом с кожей сиденье роскошного лимузина, она размышляла над тем, куда же ее забросит судьба. Майк так охотился за старым гангстером, приславшим за ними этот лимузин. После сегодняшней встречи он наконец получит то, что хочет, и у нее больше не будет причин, чтобы оставаться в Нью-Йорке.
Сегодня утром у них как-то не сложился разговор. Майк спустился в кухню, судя по всему, с намерением изложить явно вымышленное объяснение по поводу своей разбитой головы.
— Если то, что ты собираешься мне рассказывать, ложь, то лучше вовсе ничего не говори, — предупредила Саманта. Она видела, как он мучается, пытаясь сформулировать оправдание, но в конечном счете он так ничего и не сказал по поводу своей раны. А вместо этого спросил, может ли она сварить кофе. Она решительно отрезала, что не может, а ради него даже и пробовать не намерена. Он ее так разозлил, что она ушла в сад и ради успокоения души провела там все утро, дергая сорняки.
После завтрака, который Майк заказал, а Саманта отказалась с ним разделить, она пошла приводить себя в порядок перед поездкой к Бэррету. В половине второго зазвонил телефон. После короткого разговора Майк сообщил ей, что машина заедет за ними без опозданий.
— Чего ты так на меня сердишься? — спросил он наконец.
— Ты за мной шпионил. По-моему, этого вполне достаточно.
Вместо того чтобы покаяться, он заявил:
— Есть такие вещи, о которых тебе не нужно знать.
Этот ответ вывел ее из себя еще больше, и она решила раз и навсегда не разговаривать с ним, однако тут перед домом остановился прибывший длинный лимузин, и все пошло кувырком. Майк взял ее за руку и сделал попытку надеть на ее палец обручальное кольцо, но она инстинктивно отдернула руку.
— Если ты выдаешь себя за мою невесту, то у тебя должно быть кольцо. Как, по-твоему, это подойдет?
Он держал в руке роскошное обручальное кольцо с бриллиантом нежно-желтого цвета. Камушек тянул на все пять каратов. Не было нужды объяснять даже Саманте, что это так называемый канареечный бриллиант. Теряя дар речи, она смогла лишь произнести:
— Это что, настоящий?
— Принадлежал еще моей бабушке и, насколько я понимаю, не поддельный.
Пока она разглядывала кольцо, Майк попытался надеть его ей на палец, однако оно застряло на суставе. Когда позвонили в дверь, Саманта хотела высвободить палец, но к ее ужасу Майк засунул его себе в рот и начал облизывать. Глаза Саманты широко раскрылись Она еще никогда не испытывала ничего подобного. И пока горячий язык энергично ласкал ее палец, она, как завороженная, наблюдала за губами Майка. Казалось, это длится целую вечность. Наконец он медленно вынул мокрый палец из своего рта и свободно надел на него кольцо.
— Вот теперь лучше, не так ли?
— Да, — произнесла она хриплым голосом. Пытаясь взять себя в руки, она откашлялась. — Спасибо тебе..
— В любое время, где угодно готов облизать любую часть твоего тела, — отозвался он, взял ее за руку и повел к ожидающей их машине…
Теперь они уже подъезжали к дому Бэррета, и Саманта с трепетом взглянула в окно автомобиля. То, что она увидела, в ее понимании был не дом, а настоящий дворец. Высоченная кирпичная стена, широкие ворота… За ними — парк и дорога, уходящая куда-то вдаль… Казалось, они ехали по имению несколько часов, прежде чем добрались до самого дома — здания неимоверных размеров.
Повсюду, куда ни кинешь взгляд, стояли мускулистые «мальчики» в тесных костюмах. Все они были в наушниках, шнур от которых уходил к рациям, запрятанным где-то в дурно сидящих пиджаках. Вокруг дома кругами ходили двое людей с поджарыми собаками на поводке. Взгляд у животных был явно голодный. Когда Саманта вышла из машины, она подумала, что именно так, должно быть, охраняется президент Соединенных Штатов, однако, если судить по фотографиям, телохранителей у него поменьше.
Остановившись на мгновение, Майк осмотрелся вокруг, пытаясь запечатлеть в памяти каждый камешек, каждое дерево и, что самое главное, каждое лицо, увиденное здесь. Он, наверное, был первым и единственным человеком «другого» мира, увидевшим все это с тех пор, как много лет назад Бэррет переехал сюда. Майку предстояло описать эти впечатления в своей книге.
Чтобы потянуть время, Майк нагнулся, делая вид, что завязывает шнурок на ботинке. На первый взгляд, все здесь было в идеальном состоянии, однако, если присмотреться, можно было разглядеть следы небрежности: нечищенные сточные канавы, треснувшее окно, где не заменили стекло, цветочные клумбы, за которыми недостаточно следили. Может, Док просто наплевательски относится к подобным мелочам? С другой стороны, содержать таких масштабов усадьбу, видимо, требовало огромных затрат.
— Двигайся, — внезапно сказал до сих пор молчавший громила, который их сопровождал, и подтолкнул Майка. Тому пришлось собрать всю силу воли, чтобы не отреагировать на столь фамильярное отношение. Он последовал за Самантой в дом.
Войдя, Саманта с удивлением стала рассматривать обстановку. Предназначенные для роскошной жизни комнаты были огромны. Они ломились от антиквариата, на стенах висели картины. В стенных нишах стояли фарфоровые вазы и статуэтки.
В то время как Саманта размечталась, представляя себя хозяйкой этого дома, в бальном платье и изумрудах, Майк глядел на интерьер с пренебрежением, как на нищенский подвал папы Карло. Он успел заметить, что антиквариат и фарфор в основном были подделкой, а картины — дешевыми копиями. А на обоях были заметны более светлые пятна там, наверное, когда-то тоже висели картины.
Кроме всего прочего, не было видно слуг, только «мальчики» с наушниками. Незаметно Майк провел пальцем по столу — пыль. В это время охранник поторопил их, и они последовали за ним в гостиную.
Она была большой и светлой, с окнами, выходящими на океан. Саманта тут же направилась к одному из них, чтобы полюбоваться видом, а Майк остался посередине комнаты, разглядывая обстановку. В углу в инвалидном кресле сидел старик, биографию которого он изучал последние несколько лет. Майк сразу узнал этого человека, хотя, как известно, его портретов не существовало. Бэррет всегда относился к фотографиям с патологической ненавистью.
На первый взгляд Бэррет выглядел, как любой другой мужчина в весьма преклонном возрасте: высохший, скрюченный, с посеревшей кожей. Вот только глаза… В его глазах по-прежнему можно было увидеть силу и ум, что позволили этому человеку пройти путь от никому не известного обитателя нью-йоркских трущоб до короля преступного мира этого города. И хотя кожа вокруг глаз была старой и морщинистой, в них угадывался прежний Бэррет.
Теперь же эти глаза разглядывали Майка. Бэррет вначале окинул взором Саманту, но тут же потерял к ней интерес, будто она не имела для него существенного значения. А вот Майка он рассматривал внимательно, с ног до головы, будто прикидывая его физическую силу и пытаясь вникнуть, что творится у него в мыслях. Майка помимо его воли просто передернуло. Казалось, его подвергли какому-то сверхъестественному осмотру и изучили насквозь, включая и душу.
— Присядьте, — прошептал старик. Его голос был так же слаб, как и его жалкое тело. Майк подумал, что Бэррета приводит в ярость собственная физическая немощь.
Саманта вздрогнула от неожиданно услышанного голоса. Она не подозревала, что кто-то еще присутствует в комнате. Обернувшись, увидела небольшого, сухого старика, сидящего в инвалидном кресле. И тотчас прониклась жалостью к этому человеку, думая, насколько ему должно быть одиноко в этом огромном доме. Есть ли у него друзья и близкие? Она улыбнулась ему.
Он ответил ей тем, что можно очень условно назвать улыбкой. И она подумала: «Боже правый, он застенчив». Подойдя к старику, Саманта подала ему руку, он долго поворачивал ее в своей сухой, мягкой ладони, будто изучая юную кожу.
Затем он отпустил руку Саманты и жестом снова пригласил ее и Майка присесть. Саманта хотела сесть на стул, но Майк посадил ее рядом с собой на диване. Состроив ему незаметно от Бэррета гримасу, она села на краешек дивана, а Майк расположился, широко опершись на спинку.
— Вы приехали узнать о Макси? — спросил Бэррет.
Саманта раньше не особенно интересовалась этой встречей. Ее мысли были заняты тем, как бы избавиться от Майка и поскорее убраться из Нью-Йорка. Но сейчас она была заинтригована.
— Моя бабушка покинула семью, когда мне был всего год и я… мы подумали, что, возможно… — Она опустила глаза.
Приведя в действие электродвигатель своего инвалидного кресла, Бэррет подъехал ближе к ней и вновь взял ее руку.
— И вы хотите узнать, ушла ли Макси из дома, чтобы быть со мной?
— На самом деле… — Саманта запнулась, но, взглянув на Бэррета, уже уверенно сказала: — Да, именно так.
Он тепло улыбнулся ей и сжал ее ладонь:
— Никогда в жизни я не был столь польщен.
Бэррет поднял руку и, взяв Саманту за подбородок, повернул ее голову так, что солнечные лучи заиграли в ее волосах и на щеке.
Обычно Саманту раздражало прикосновение чужих рук, но сейчас она думала только о том, что этот человек может оказаться ее единственным оставшимся в живых родственником и что ей некуда податься, если она покинет дом Майка.
Бэррет опустил руку.
— Ты похожа на нее. Очень похожа.
— Мне говорили. — Она склонилась к нему и накрыла своей ладонью его руку. — Вы знаете, что случилось с моей бабушкой?
Он отрицательно покачал головой.
— Она исчезла из моей жизни 12 мая 1928 года. С тех пор я ее не видел.
Саманта тяжело выдохнула все накопившееся напряжение Внезапно она почувствовала, будто понесла очередную утрату. Хоть она и сказала Майку, что ей безразлична бабушка, которая предала семью, про себя Саманта знала: если бы старая женщина по имени Гертруда Эллиот, или Макси, вошла сейчас в дверь, она бросилась бы ей на шею.
— Я до конца никогда не верила… — начала Саманта, спотыкаясь на каждом слове, и умолкла, не зная, что сказать дальше. Не могла же она спросить: да, между прочим, а не было ли случайно у вас с моей бабушкой в то время романчика, и не появился ли в результате на свет мальчик, который потом стал моим отцом?
— Давайте пройдем сюда, — предложил Бэррет и двинулся вперед в своем кресле, указывая путь. — Мы выпьем чаю, и я расскажу все, что знаю.
— Да, пожалуйста. — Саманта быстро вскочила и направилась за ним.
Майк, о котором она почти совсем забыла, взял ее под руку. При этом он как-то странно посмотрел на нее, как будто хотел о чем-то предупредить, но у нее не было ни времени, ни желания попытаться разобраться в том, что же беспокоило его.
Они последовали за стариком в красивую комнату в белых и желтых тонах, с большим овальным окном, выходящим на пляж и океан. Саманта залюбовалась красотой пейзажа, старательно не желая замечать четверых охранников, двое из которых прохаживались взад и вперед по пляжу с собаками на поводке.
Круглый стол, возле которого стояло только два стула, был сервирован симпатичным чайником и парой чашек с блюдцами. На большом блюде красовались маленькие пирожные далеко не первой свежести.
— Ты не похозяйничаешь? — спросил Бэррет Саманту, чем доставил ей искреннее удовольствие. Сам же он отказался от еды и тихо сидел, наблюдая за Самантой и Майком.
— Если тебя соответствующим образом одеть и сделать другую прическу, ты была бы вылитая Макси, — прошептал он. — Даже движения у вас одинаковые. Скажи, дорогая, ты поешь?
— Иногда, — скромно призналась Саманта.
Все трое какое-то время молчали. Майк сидел, выпрямившись на стуле с таким видом, будто он католический священник на порнографическом съезде. Казалось, по какой-то причине он не одобрял все, что говорила и делала Саманта. Не может же его дурацкая ревность распространяться и на этого душечку старика? А вдруг может?
— Хочешь, я расскажу тебе об одной ночи? — обратился к ней Бэррет.
— Пожалуйста, если можно, — сказала Саманта, отпив чаю и откусив пирожное. — Конечно, если вы сами желаете и если не очень устали.
Майк под столом предостерегающе наступил ей на ногу, но она проигнорировала его. Да, ради этого рассказа они и приехали. Но она вовсе не собирается утомлять девяностолетнего старика ради того, чтобы Майк затем написал о нем грязную книжонку.
— Это доставит мне большое удовольствие, — улыбнулся старик. Здесь, при солнечном свете, он выглядел еще более дряхлым, чем в гостиной, и у Саманты появилось желание уложить его на диванчик для дневного сна.
Бэррет глубоко вздохнул и начал свой рассказ.
— Наверное, это устаревшее название, и сегодня оно как-то не вписывается в современную жизнь, но я был гангстером. Я занимался продажей виски и пива в то время, когда государство объявило, что продажа спиртного и даже его употребление является незаконным. Так как постоянно возникали определенные «проблемы», то у нас, продавцов алкоголя, была крайне дурная репутация. — Он остановился на мгновение, чтобы вновь одарить Саманту улыбкой.
— Я не стану извиняться за то, что тогда делал. Я был молод и, как мне казалось, не видел иного выхода. Знаю только, что это было время Великой Депрессии, и, когда другие выстраивались в очереди за миской бесплатной похлебки, я зарабатывал по пятьдесят кусков в год. А зарабатывать деньги особенно важно для влюбленного человека, каким я тогда был.
Бэррет остановился ненадолго, как бы припоминая.
— Макси была очень красивой. Не кричаще красивой, а спокойной, элегантной красотой. Мужики просто падали и складывались штабелями. Такая же, как ты, — улыбнулся с гордостью Бэррет, что заставило Саманту покраснеть.
— Одним словом, Макси и я были без ума друг от друга. Сотни раз я предлагал ей выйти за меня замуж, но она говорила, что мы сможем пожениться, когда я начну честную жизнь. Я бы и не прочь, но слишком уж много я зарабатывал и просто не мог себе представить, что осяду где-то в захолустье и буду продавать страховые полисы. Но настала эта субботняя ночь, изменившая столько судеб. Ночь двенадцатого мая 1928 года.
Он передохнул и продолжал:
— Когда я возвращаюсь к событиям того времени, я все думаю, почему же у меня не было никакого предчувствия? Чутье покинуло меня. Я как никогда раньше наслаждался жизнью. Моя правая рука, Джо, человек, с которым мы дружили с детства, привез в тот день самую большую за все время выручку. И я купил Макси сережки. Бриллианты и жемчуг. Вообще-то она не любила броские безделушки, но эти сережки были действительно прелестны. Я пошел в клуб к Джубели — туда, где пела Макси, — весь из себя окрыленный. Направился прямо к ней и подарил серьги. Я думал, она будет счастлива, но ошибся. Она села на стул и начала плакать. Я не мог понять, что с ней случилось, и мне потребовалось долгое время, чтобы вытянуть из нее объяснение.
Голос Бэррета стал тише, будто то, о чем он говорил, было очень трудно вымолвить вслух.
— Она сказала, что у нас будет ребенок.
Набрав полную грудь воздуха, Саманта уже хотела было задать вопрос, но не решилась перебить рассказчика.
— Макси очень переживала из-за своей беременности, однако я был самым счастливым мужчиной на земле, — продолжал Бэррет. Я думал, что теперь-то она должна согласиться выйти за меня. Но я ошибался. Она опять повторила, что не пойдет за меня замуж, если я не брошу свои, так называемые, грязные дела.
У Бэррета на лице появилась усмешка, или, во всяком случае, гримаса, призванная изображать ее.
— Я согласился с ее требованиями. Тогда я пошел бы на что угодно, лишь бы это привело к свадьбе с моей любимой женщиной. Но честно говоря, тогда я не знал, долго ли смогу продержаться. Может быть, через год или два я бы не выдержал и опять начал «свои грязные дела», но в ту ночь я был абсолютно искренен, когда обещал покончить с прежней жизнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44