«глупые трещотки».
Почему-то к Марте он питал особые чувства, называя ее женщиной-загадкой. Это не мешало Роде, даже разговаривая с ней, засматриваться на других представительниц прекрасного пола. Марта не раз замечала, как преображается его лицо, шевелится тонкий кончик носа и загораются темным огнем глаза, словно у вампира, унюхавшего кровь, когда на горизонте появлялась очередная юбка. Лицо у Родиона Игоревича вечно было всем недовольное и обиженное, а фигура несколько обрюзгшая. Марте одно время казалось, что это из-за того, что он сожалеет, что работает в таком месте, где вокруг много женщин, но все они уже мертвы. Один раз даже Дима, бывший муж, пряча глаза, сказал Марте:
– Мне неудобно, но я должен с тобой поговорить. Я вижу, что Родион пытается ухаживать за тобой. Ты женщина свободная, он тоже… холост, и я не вправе тебе что-либо советовать, но на правах друга я хочу тебя предупредить. Он хороший партнер, честный бизнесмен, моя правая рука, но по отношению к женщинам он… как бы это помягче выразиться…
– Ничего не говори, Дима, я все прекрасно понимаю и вижу. Родя – элементарный бабник!
– Я просто не хочу, чтобы ты разочаровалась и страдала… еще раз.
– Спасибо за заботу, – ответила ему тогда Марта, тронутая участием бывшего мужа в своей судьбе.
Дмитрий в тот раз пришел к ней домой в гости познакомить ее со своей новой избранницей. Это была миловидная белокурая женщина лет тридцати пяти в несколько старомодной одежде и с умным взглядом.
«Как они подходят друг другу!» – мелькнула тогда мысль у Марты, и она поздравила Диму с удачным выбором.
Звали его спутницу Надежда, и она работала у него в офисе секретарем, устроившись на эту должность совсем недавно, так как прежняя секретарша Дмитрия уехала с семьей в Германию на постоянное место жительства. Видимо, каждодневное общение с шефом, забота о нем, задержки по работе дотемна и приготовление крепкого кофе возымели свое действие.
– Мы это… я хотел поговорить… мы с Надей… – мялся в дверях Дмитрий, покрываясь пятнами.
– Тебе нужен развод? – догадалась Марта.
– Точно! – выдохнул с облегчением Дмитрий, радуясь, что это страшное слово за него произнес кто-то другой.
– Подавай на развод смело, – подбодрила его бывшая спутница жизни, – когда вызовут в загс, тогда я и приду, никаких препятствий с моей стороны не будет.
Марта нацепила короткую джинсовую юбку, льняную кофту с аппликацией из разноцветных розочек и надела босоножки из сплетенных тонких розовых ремешков на высоченных прозрачных шпильках из пластика. Дело в том, что у Марты был один комплекс: ей казалось, что она невысокого роста, и поэтому всячески старалась увеличить его. Вся обувь, включая домашние тапки, у Марты была на высоких каблуках. Ходила она ровно, красиво развернув плечи, уверенно ставя стройные ноги и несколько задрав кверху курносый нос.
Глава 2
Полная дама в свободном ситцевом пестром халате и черном фартуке, на который налипли нитки разной длины и расцветки, скептически оглядела Марту, словно та была диковинным тараканом, случайно забежавшим на ее стерильно чистую кухню.
– Значит, это вы к нам на практику?! – спросила она, сурово сдвинув кустистые брови.
– Значит, я… – выдохнула Марта, даже не пытаясь скрыть на своем лице выражение обреченности и нежелания проходить практику вместо того, чтобы укатить куда-нибудь отдыхать.
– Ну что ж, женщина, я буду вашим бригадиром, – сказала полная дама, делая ударение на слово «женщина», тем самым давая понять Марте, что она видит, что пришла не молоденькая студентка, поступившая в институт сразу после школы, а женщина в полном расцвете сил. Ей как бригадиру непонятны ее капризы идти получать высшее образование в тридцать лет.
«Видимо, с жиру бесятся или деньги девать некуда», – читалось в сильно подведенных глазах бригадира, которая представилась Клавдией Михайловной.
– У нас тут не частная лавочка и не платные курсы! – предостерегла она Марту, сжавшуюся в размерах. – Здесь надо работать! Только трудом можно заработать зачет по моей практике! Откупиться даже не пытайтесь, сразу предупреждаю, были уже инциденты!
Марта поняла, что попала в рабство на целый месяц.
– Наша фабрика головных уборов является государственным предприятием и поэтому принимает государственные заказы на изготовление милицейских и военных фуражек, – значительно произнесла Клавдия Михайловна и, сделав минутную театральную паузу, продолжила: – Вас я сейчас посажу на конвейер по пошиву детских панамок.
Тем самым бригадир дала понять новоиспеченной практикантке, что до милицейских фуражек ей еще расти и расти, а пока ей можно доверить только детские панамки. Марту облачили в халат и провели в огромный цех, где девушки разных возрастов и комплекций строчили на швейных машинах.
– Шить умеешь?! – перекрывая шум работающих машин, заорала Клавдия Михайловна прямо в ухо практикантке.
– Нет, – честно призналась Марта, оглушенная шумом работающих механизмов.
– Как нет?! Вы же в текстильном институте учитесь?!
– Я учусь на художественном отделении, на дизайнера… – жалобно проблеяла Марта.
– Ну и что?! Учиться в нашем, можно сказать, швейном институте и не уметь шить! Нонсенс! Абсурд! Любая женщина должна уметь шить! Ладно, будешь пристрачивать к панамкам козырьки, это самая простая операция. Всего-то один шов ровно на машинке прострочить!
Марту посадили за машину и показали, как сделать так, чтобы этот агрегат заработал. Бригадир ловко пристрочила козырек к панамке желтого цвета в веселую белую ромашку.
– Вот таким образом и будешь работать. Садись и начинай.
Марта дрожащими пальцами начала вкладывать козырек в кепку, потом подложила всю эту конструкцию под железную лапку машины и стала строчить, совсем не так ровно и гладко, как показывала Клавдия Михайловна. Руки ее тряслись, в ушах заложило от шума, а нитки в машине почему-то периодически путались и рвались. По конвейеру к Марте все поступали и поступали маленькие детские панамочки различных веселеньких расцветок. Марта не успевала пришивать козырьки, и в конце концов ее стало совсем не видно из-за горы панамок, образовавшейся рядом с ее рабочим местом. Ее уже затошнило от этой монотонной работы, в глазах стояли пестрые цветочки, во рту пересохло, а в носу чесалось от мелкой тканной пыли, с избытком присутствующей в воздухе цеха.
«Месяц я так точно не выдержу…» – мелькнула шальная мысль в голове у Марты.
– Перерыв! – раздался громкий голос бригадира, которая словно услышала безмолвный крик Марты о помощи.
Женщины остановили свои машины и поспешили на выход, кто курить, кто в туалет, а кто и в столовую.
Клавдия Михайловна с улыбкой приблизилась к новенькой, заваленной панамками.
– Ну, как дела?
– Что-то мне нехорошо…
– Ничего, ничего, втянешься. А как же мы работаем годами? – подбодрила она Марту. – Каждый день по восемь часов! И в туалет не отойдешь, так как конвейер нельзя выключить. Одна дама, скажу тебе по секрету, работала в памперсе, так как страдала старческим недержанием мочи, а с работы из коллектива, с которым проработала всю жизнь, уходить не хотела.
Марта сглотнула, ее такая радужная перспектива совсем даже не вдохновляла.
– Как в старые коммунистические времена! – проговорила она.
– Нормальные времена были, люди работали, а не крутили задницами вокруг шестов! – ответила Клавдия Михайловна, и Марта даже не сразу поняла, что она имеет в виду профессию стриптизерши.
– Ой! – вдруг воскликнула бригадир. – Ты что это наделала, а?! Ты вообще соображаешь, что делаешь?!
– Что?! – испугалась Марта, моргая покрасневшими глазами.
– Ты пришила козырьки на затылки, а некоторые – изнаночной стороной! Боже мой, ни одной нормальной панамки – сплошной брак!
– Я же честно предупреждала вас, что не умею шить! – оправдывалась Марта, пытаясь смахнуть с длинных ресниц приставшую нитку.
– Но я и предположить не могла, что ты не умеешь шить до такой степени!
– Степень может быть одна! Не умею – значит не умею! – возразила Марта.
– Не дерзи, Пескова! Я же тебе все показала, надо было работать по моему образцу! – взялась за сердце бригадирша.
– Да меня завалили этими вашими панамками! Где он, ваш образец?! – кипятилась Марта, чуть не плача от обиды, от того, что вся ее такая тяжелая работа оказалась бракованной.
– Так, на первый раз я тебя прощаю, но шить ты сегодня больше не будешь! – выпустила пар Клавдия Михайловна.
«Очень хорошо», – подумала Марта.
– После перерыва я поставлю тебя на глажку, – закончила мысль бригадир.
– На что?! – не поняла Марта.
– Увидишь… – многозначительно пообещала Клавдия Михайловна, – там тебе нечего будет портить.
«Лучше бы я умела шить, – с тоской думала Марта после перерыва, – сидела бы себе и пристрачивала эти козырьки к панамкам…»
Ее поставили к большому столу, на котором располагалась железная болванка, напоминавшая человеческую голову со сквозной щелью посередине. Благодаря этой щели специальным приспособлением можно было регулировать размер железной головы под размеры головных уборов, которые следовало гладить. Марте установили пятьдесят седьмой размер, так как в данный момент на конвейере шла именно такая партия женских шляп, и включили этот агрегат. Для практикантки стало полной неожиданностью то, что сама эта железная голова нагрелась, словно поверхность утюга, что, собственно говоря, она собой и представляла. Марта должна была брать шляпы из тонкого сукна и голыми руками натягивать их на раскаленную поверхность этой головы, расправляя на изделиях все морщинки. Марта жгла свои руки нещадно, вскрикивая от боли и пряча слезы в глазах. Теперь уже шляпы стали собираться у ее стола в угрожающем количестве. Работница, которая упаковывала изделия, все время торопила ее:
– Что ты копаешься? Быстрее гладь давай! Самая простая работа, не требующая никакой квалификации! Мы сегодня план с тобой не сделаем, я только две коробки упаковала, а надо было уже десять оформить!
Марта вошла в раж, продолжая натягивать эти шляпы на раскаленную болванку. Ожогов на ладонях она уже почти не чувствовала, словно уже перешла за порог болевой чувствительности. Ей было невыносимо жарко от этого утюга, но, закусив губу и смахивая пот, Марта продолжала монотонно выполнять свою работу, все равно не справляясь с ней по скорости. Это была словно пытка, словно проверка на прочность. Увидев, что они действительно из-за новенькой не упакуют дневную норму изделий, бригадир прервала экзекуцию Марты.
– Ну-ка покажи мне свои ладошки? О! Обожглась? Ничего, со временем кожа грубеет, дубеет и уже совсем не чувствует жара, это вам не маникюры по салонам красоты делать, – успокоила она Марту, – пойдем со мной, конец рабочего дня доработаешь в другом цехе.
Марта поплелась за своей мучительницей походкой висельника, идущего на казнь.
Клавдия Михайловна провела Марту в небольшой светлый цех, где в воздухе не летало никакой пыли, а в глазах рябило от блеска. Сотни солнечных зайчиков бегали по высоким светлым стенам. Женщины, сидевшие за маленькими станками, брали из больших коробок новенькие блестящие кокарды и специальным приспособлением прибивали их к форменным фуражкам, так же они прибивали к ним и другую фурнитуру. Марта с облегчением наконец-то опустилась на стул, Клавдия Михайловна склонилась над ней.
– Работа простая, главное прибивать фурнитуру строго по разметке, так как исправить уже не будет возможности, потому что в ткани останутся дырки. Все, работай, я за тобой приду в пять часов вечера, вам и так делается поблажка, практиканты работают на два часа меньше рабочих, – сказала мучительница, и ее грузная фигура удалилась из цеха.
Работа, которая сначала показалась Марте простой, была не такой уж и легкой. К тому, что по скорости она уступала работницам, Марта уже привыкла, и в этом цехе ее за это не ругали, так как она всего лишь помогала другим женщинам, а не делала работу наравне со всеми. Но аппаратом, которым кокарда и прочее прибивалось к твердым фуражкам, работать было очень тяжело, требовалось приложение большой физической силы. Марте сия процедура давалась с огромным трудом. Делать какое-либо усилие обожженными руками было очень больно. К тому же Марта, боясь, что пришпилит кокарду криво, очень близко и плотно держала свои пальцы по краям кокарды. Результат не заставил себя долго ждать. Марта почти насквозь проткнула свои два пальца и залила бы все это золотое великолепие в коробках кровью, если бы не подоспевшая вовремя работница, которая ловко перевязала бинтом ее раны. Аптечка висела здесь же, в цеху, прямо на стене, словно травмы были тут обычным и повседневным делом. Никто, как ни странно, не предложил практикантке прервать работу и заняться лечением, только перевязавшая ее работница, мило улыбнувшись, прошептала:
– Поаккуратней, так и без пальцев можно остаться… тогда переведут работать в другой цех. – И упорхнула на свое место.
«Видимо, работать ногами… – подумала Марта, – у них тут словно камеры пыток эти цеха, как говорится, на любой вкус».
Металлическими усиками, которые торчали с кокард по краям, предназначенными для фиксации значка в твердом ободке форменного головного убора, Марта расцарапала свои покалеченные руки. А в конце работы эти усики запутались у нее в бинтах, и кокарда ушла в сторону, когда молодая швея прибивала ее к фуражке, грубо затянув ее многострадальный палец под работающий механизм и нанеся ему повторную травму прямо через бинты.
Марта взвыла, как раненая волчица, а кровь мгновенно проступила сквозь бинтовую повязку, которая и смягчила укол машиной.
– Какая же ты неаккуратная… – покачала головой близсидящая швея.
На настенных часах спасительная стрелка приблизилась к цифре «пять», и в цехе снова появилась грузная фигура бригадира.
– Все-таки одну фуражку запорола… – нахмурилась Клавдия Михайловна. – Ладно, вычтем ее стоимость из твоего заработка, а вот с панамками будет посложней… я сейчас говорила с заведующей производством. Столько брака фабрика не может себе позволить.
Клавдия Михайловна совсем не обращала внимания на раны Марты и кровь, просачивающуюся сквозь бинты, словно это было в порядке вещей или будто она этого и ожидала от такой неумехи.
– Так что на первый раз мы тебя прощаем, убытки ты не будешь покрывать, но тебе придется забрать панамки домой и выпарывать вечером козырьки. Завтра будешь пристрачивать все заново после работы, исправлять свой брак! – произнесла свою речь Клавдия Михайловна, вполне довольная собой.
Она сияла словно медный таз, радостная от того, что превратила жизнь этой рафинированной особы в ад. Клавдия Михайловна провела Марту в подсобное помещение и рукой указала ей на два тюка с панамками.
– Да их же здесь сотня, не меньше… – скорчила недовольную физиономию Марта.
– Хоть тыща! Я не допущу, чтобы государству был нанесен материальный урон. Сама напортачила, сама и исправляй! – подбоченилась бригадирша.
– У меня все руки болят и к тому же пальцы в бинтах, как я буду распарывать? – жалобно спросила Марта.
– Тебя никто не гнал в текстильный институт, – напомнила ей бригадир и пошла, плавно покачивая бедрами, тем самым давая понять, что разговор окончен.
Марта взяла два мешка со своей домашней работой и принялась нещадно утрамбовывать злосчастные панамки, чтобы тюки стали немного поменьше. Ничего не получалось, они снова разбухали на глазах. Сверху в один из мешков была положена забракованная форменная фуражка, на память Марте, как нельзя работать. Марта вздохнула и, взяв тюки, поплелась на проходную фабрики, где на нее уже выписали пропуск и разрешение на вынос продукции.
Когда она вышла с фабрики головных уборов и потащилась в сторону метро, с Мартой случилась еще одна неприятность: у нее сломался высокий каблук на модной босоножке, и теперь одна ее нога была короче другой на добрых десять сантиметров. Марта подобрала каблук и поплелась дальше, решив безропотно принять все удары судьбы, свалившиеся на нее в этот день. Она ведь и предположить не могла, что день, начавшийся утром с плохого настроения и скверного самочувствия, закончится еще хуже, значительно хуже…
1 2 3 4 5
Почему-то к Марте он питал особые чувства, называя ее женщиной-загадкой. Это не мешало Роде, даже разговаривая с ней, засматриваться на других представительниц прекрасного пола. Марта не раз замечала, как преображается его лицо, шевелится тонкий кончик носа и загораются темным огнем глаза, словно у вампира, унюхавшего кровь, когда на горизонте появлялась очередная юбка. Лицо у Родиона Игоревича вечно было всем недовольное и обиженное, а фигура несколько обрюзгшая. Марте одно время казалось, что это из-за того, что он сожалеет, что работает в таком месте, где вокруг много женщин, но все они уже мертвы. Один раз даже Дима, бывший муж, пряча глаза, сказал Марте:
– Мне неудобно, но я должен с тобой поговорить. Я вижу, что Родион пытается ухаживать за тобой. Ты женщина свободная, он тоже… холост, и я не вправе тебе что-либо советовать, но на правах друга я хочу тебя предупредить. Он хороший партнер, честный бизнесмен, моя правая рука, но по отношению к женщинам он… как бы это помягче выразиться…
– Ничего не говори, Дима, я все прекрасно понимаю и вижу. Родя – элементарный бабник!
– Я просто не хочу, чтобы ты разочаровалась и страдала… еще раз.
– Спасибо за заботу, – ответила ему тогда Марта, тронутая участием бывшего мужа в своей судьбе.
Дмитрий в тот раз пришел к ней домой в гости познакомить ее со своей новой избранницей. Это была миловидная белокурая женщина лет тридцати пяти в несколько старомодной одежде и с умным взглядом.
«Как они подходят друг другу!» – мелькнула тогда мысль у Марты, и она поздравила Диму с удачным выбором.
Звали его спутницу Надежда, и она работала у него в офисе секретарем, устроившись на эту должность совсем недавно, так как прежняя секретарша Дмитрия уехала с семьей в Германию на постоянное место жительства. Видимо, каждодневное общение с шефом, забота о нем, задержки по работе дотемна и приготовление крепкого кофе возымели свое действие.
– Мы это… я хотел поговорить… мы с Надей… – мялся в дверях Дмитрий, покрываясь пятнами.
– Тебе нужен развод? – догадалась Марта.
– Точно! – выдохнул с облегчением Дмитрий, радуясь, что это страшное слово за него произнес кто-то другой.
– Подавай на развод смело, – подбодрила его бывшая спутница жизни, – когда вызовут в загс, тогда я и приду, никаких препятствий с моей стороны не будет.
Марта нацепила короткую джинсовую юбку, льняную кофту с аппликацией из разноцветных розочек и надела босоножки из сплетенных тонких розовых ремешков на высоченных прозрачных шпильках из пластика. Дело в том, что у Марты был один комплекс: ей казалось, что она невысокого роста, и поэтому всячески старалась увеличить его. Вся обувь, включая домашние тапки, у Марты была на высоких каблуках. Ходила она ровно, красиво развернув плечи, уверенно ставя стройные ноги и несколько задрав кверху курносый нос.
Глава 2
Полная дама в свободном ситцевом пестром халате и черном фартуке, на который налипли нитки разной длины и расцветки, скептически оглядела Марту, словно та была диковинным тараканом, случайно забежавшим на ее стерильно чистую кухню.
– Значит, это вы к нам на практику?! – спросила она, сурово сдвинув кустистые брови.
– Значит, я… – выдохнула Марта, даже не пытаясь скрыть на своем лице выражение обреченности и нежелания проходить практику вместо того, чтобы укатить куда-нибудь отдыхать.
– Ну что ж, женщина, я буду вашим бригадиром, – сказала полная дама, делая ударение на слово «женщина», тем самым давая понять Марте, что она видит, что пришла не молоденькая студентка, поступившая в институт сразу после школы, а женщина в полном расцвете сил. Ей как бригадиру непонятны ее капризы идти получать высшее образование в тридцать лет.
«Видимо, с жиру бесятся или деньги девать некуда», – читалось в сильно подведенных глазах бригадира, которая представилась Клавдией Михайловной.
– У нас тут не частная лавочка и не платные курсы! – предостерегла она Марту, сжавшуюся в размерах. – Здесь надо работать! Только трудом можно заработать зачет по моей практике! Откупиться даже не пытайтесь, сразу предупреждаю, были уже инциденты!
Марта поняла, что попала в рабство на целый месяц.
– Наша фабрика головных уборов является государственным предприятием и поэтому принимает государственные заказы на изготовление милицейских и военных фуражек, – значительно произнесла Клавдия Михайловна и, сделав минутную театральную паузу, продолжила: – Вас я сейчас посажу на конвейер по пошиву детских панамок.
Тем самым бригадир дала понять новоиспеченной практикантке, что до милицейских фуражек ей еще расти и расти, а пока ей можно доверить только детские панамки. Марту облачили в халат и провели в огромный цех, где девушки разных возрастов и комплекций строчили на швейных машинах.
– Шить умеешь?! – перекрывая шум работающих машин, заорала Клавдия Михайловна прямо в ухо практикантке.
– Нет, – честно призналась Марта, оглушенная шумом работающих механизмов.
– Как нет?! Вы же в текстильном институте учитесь?!
– Я учусь на художественном отделении, на дизайнера… – жалобно проблеяла Марта.
– Ну и что?! Учиться в нашем, можно сказать, швейном институте и не уметь шить! Нонсенс! Абсурд! Любая женщина должна уметь шить! Ладно, будешь пристрачивать к панамкам козырьки, это самая простая операция. Всего-то один шов ровно на машинке прострочить!
Марту посадили за машину и показали, как сделать так, чтобы этот агрегат заработал. Бригадир ловко пристрочила козырек к панамке желтого цвета в веселую белую ромашку.
– Вот таким образом и будешь работать. Садись и начинай.
Марта дрожащими пальцами начала вкладывать козырек в кепку, потом подложила всю эту конструкцию под железную лапку машины и стала строчить, совсем не так ровно и гладко, как показывала Клавдия Михайловна. Руки ее тряслись, в ушах заложило от шума, а нитки в машине почему-то периодически путались и рвались. По конвейеру к Марте все поступали и поступали маленькие детские панамочки различных веселеньких расцветок. Марта не успевала пришивать козырьки, и в конце концов ее стало совсем не видно из-за горы панамок, образовавшейся рядом с ее рабочим местом. Ее уже затошнило от этой монотонной работы, в глазах стояли пестрые цветочки, во рту пересохло, а в носу чесалось от мелкой тканной пыли, с избытком присутствующей в воздухе цеха.
«Месяц я так точно не выдержу…» – мелькнула шальная мысль в голове у Марты.
– Перерыв! – раздался громкий голос бригадира, которая словно услышала безмолвный крик Марты о помощи.
Женщины остановили свои машины и поспешили на выход, кто курить, кто в туалет, а кто и в столовую.
Клавдия Михайловна с улыбкой приблизилась к новенькой, заваленной панамками.
– Ну, как дела?
– Что-то мне нехорошо…
– Ничего, ничего, втянешься. А как же мы работаем годами? – подбодрила она Марту. – Каждый день по восемь часов! И в туалет не отойдешь, так как конвейер нельзя выключить. Одна дама, скажу тебе по секрету, работала в памперсе, так как страдала старческим недержанием мочи, а с работы из коллектива, с которым проработала всю жизнь, уходить не хотела.
Марта сглотнула, ее такая радужная перспектива совсем даже не вдохновляла.
– Как в старые коммунистические времена! – проговорила она.
– Нормальные времена были, люди работали, а не крутили задницами вокруг шестов! – ответила Клавдия Михайловна, и Марта даже не сразу поняла, что она имеет в виду профессию стриптизерши.
– Ой! – вдруг воскликнула бригадир. – Ты что это наделала, а?! Ты вообще соображаешь, что делаешь?!
– Что?! – испугалась Марта, моргая покрасневшими глазами.
– Ты пришила козырьки на затылки, а некоторые – изнаночной стороной! Боже мой, ни одной нормальной панамки – сплошной брак!
– Я же честно предупреждала вас, что не умею шить! – оправдывалась Марта, пытаясь смахнуть с длинных ресниц приставшую нитку.
– Но я и предположить не могла, что ты не умеешь шить до такой степени!
– Степень может быть одна! Не умею – значит не умею! – возразила Марта.
– Не дерзи, Пескова! Я же тебе все показала, надо было работать по моему образцу! – взялась за сердце бригадирша.
– Да меня завалили этими вашими панамками! Где он, ваш образец?! – кипятилась Марта, чуть не плача от обиды, от того, что вся ее такая тяжелая работа оказалась бракованной.
– Так, на первый раз я тебя прощаю, но шить ты сегодня больше не будешь! – выпустила пар Клавдия Михайловна.
«Очень хорошо», – подумала Марта.
– После перерыва я поставлю тебя на глажку, – закончила мысль бригадир.
– На что?! – не поняла Марта.
– Увидишь… – многозначительно пообещала Клавдия Михайловна, – там тебе нечего будет портить.
«Лучше бы я умела шить, – с тоской думала Марта после перерыва, – сидела бы себе и пристрачивала эти козырьки к панамкам…»
Ее поставили к большому столу, на котором располагалась железная болванка, напоминавшая человеческую голову со сквозной щелью посередине. Благодаря этой щели специальным приспособлением можно было регулировать размер железной головы под размеры головных уборов, которые следовало гладить. Марте установили пятьдесят седьмой размер, так как в данный момент на конвейере шла именно такая партия женских шляп, и включили этот агрегат. Для практикантки стало полной неожиданностью то, что сама эта железная голова нагрелась, словно поверхность утюга, что, собственно говоря, она собой и представляла. Марта должна была брать шляпы из тонкого сукна и голыми руками натягивать их на раскаленную поверхность этой головы, расправляя на изделиях все морщинки. Марта жгла свои руки нещадно, вскрикивая от боли и пряча слезы в глазах. Теперь уже шляпы стали собираться у ее стола в угрожающем количестве. Работница, которая упаковывала изделия, все время торопила ее:
– Что ты копаешься? Быстрее гладь давай! Самая простая работа, не требующая никакой квалификации! Мы сегодня план с тобой не сделаем, я только две коробки упаковала, а надо было уже десять оформить!
Марта вошла в раж, продолжая натягивать эти шляпы на раскаленную болванку. Ожогов на ладонях она уже почти не чувствовала, словно уже перешла за порог болевой чувствительности. Ей было невыносимо жарко от этого утюга, но, закусив губу и смахивая пот, Марта продолжала монотонно выполнять свою работу, все равно не справляясь с ней по скорости. Это была словно пытка, словно проверка на прочность. Увидев, что они действительно из-за новенькой не упакуют дневную норму изделий, бригадир прервала экзекуцию Марты.
– Ну-ка покажи мне свои ладошки? О! Обожглась? Ничего, со временем кожа грубеет, дубеет и уже совсем не чувствует жара, это вам не маникюры по салонам красоты делать, – успокоила она Марту, – пойдем со мной, конец рабочего дня доработаешь в другом цехе.
Марта поплелась за своей мучительницей походкой висельника, идущего на казнь.
Клавдия Михайловна провела Марту в небольшой светлый цех, где в воздухе не летало никакой пыли, а в глазах рябило от блеска. Сотни солнечных зайчиков бегали по высоким светлым стенам. Женщины, сидевшие за маленькими станками, брали из больших коробок новенькие блестящие кокарды и специальным приспособлением прибивали их к форменным фуражкам, так же они прибивали к ним и другую фурнитуру. Марта с облегчением наконец-то опустилась на стул, Клавдия Михайловна склонилась над ней.
– Работа простая, главное прибивать фурнитуру строго по разметке, так как исправить уже не будет возможности, потому что в ткани останутся дырки. Все, работай, я за тобой приду в пять часов вечера, вам и так делается поблажка, практиканты работают на два часа меньше рабочих, – сказала мучительница, и ее грузная фигура удалилась из цеха.
Работа, которая сначала показалась Марте простой, была не такой уж и легкой. К тому, что по скорости она уступала работницам, Марта уже привыкла, и в этом цехе ее за это не ругали, так как она всего лишь помогала другим женщинам, а не делала работу наравне со всеми. Но аппаратом, которым кокарда и прочее прибивалось к твердым фуражкам, работать было очень тяжело, требовалось приложение большой физической силы. Марте сия процедура давалась с огромным трудом. Делать какое-либо усилие обожженными руками было очень больно. К тому же Марта, боясь, что пришпилит кокарду криво, очень близко и плотно держала свои пальцы по краям кокарды. Результат не заставил себя долго ждать. Марта почти насквозь проткнула свои два пальца и залила бы все это золотое великолепие в коробках кровью, если бы не подоспевшая вовремя работница, которая ловко перевязала бинтом ее раны. Аптечка висела здесь же, в цеху, прямо на стене, словно травмы были тут обычным и повседневным делом. Никто, как ни странно, не предложил практикантке прервать работу и заняться лечением, только перевязавшая ее работница, мило улыбнувшись, прошептала:
– Поаккуратней, так и без пальцев можно остаться… тогда переведут работать в другой цех. – И упорхнула на свое место.
«Видимо, работать ногами… – подумала Марта, – у них тут словно камеры пыток эти цеха, как говорится, на любой вкус».
Металлическими усиками, которые торчали с кокард по краям, предназначенными для фиксации значка в твердом ободке форменного головного убора, Марта расцарапала свои покалеченные руки. А в конце работы эти усики запутались у нее в бинтах, и кокарда ушла в сторону, когда молодая швея прибивала ее к фуражке, грубо затянув ее многострадальный палец под работающий механизм и нанеся ему повторную травму прямо через бинты.
Марта взвыла, как раненая волчица, а кровь мгновенно проступила сквозь бинтовую повязку, которая и смягчила укол машиной.
– Какая же ты неаккуратная… – покачала головой близсидящая швея.
На настенных часах спасительная стрелка приблизилась к цифре «пять», и в цехе снова появилась грузная фигура бригадира.
– Все-таки одну фуражку запорола… – нахмурилась Клавдия Михайловна. – Ладно, вычтем ее стоимость из твоего заработка, а вот с панамками будет посложней… я сейчас говорила с заведующей производством. Столько брака фабрика не может себе позволить.
Клавдия Михайловна совсем не обращала внимания на раны Марты и кровь, просачивающуюся сквозь бинты, словно это было в порядке вещей или будто она этого и ожидала от такой неумехи.
– Так что на первый раз мы тебя прощаем, убытки ты не будешь покрывать, но тебе придется забрать панамки домой и выпарывать вечером козырьки. Завтра будешь пристрачивать все заново после работы, исправлять свой брак! – произнесла свою речь Клавдия Михайловна, вполне довольная собой.
Она сияла словно медный таз, радостная от того, что превратила жизнь этой рафинированной особы в ад. Клавдия Михайловна провела Марту в подсобное помещение и рукой указала ей на два тюка с панамками.
– Да их же здесь сотня, не меньше… – скорчила недовольную физиономию Марта.
– Хоть тыща! Я не допущу, чтобы государству был нанесен материальный урон. Сама напортачила, сама и исправляй! – подбоченилась бригадирша.
– У меня все руки болят и к тому же пальцы в бинтах, как я буду распарывать? – жалобно спросила Марта.
– Тебя никто не гнал в текстильный институт, – напомнила ей бригадир и пошла, плавно покачивая бедрами, тем самым давая понять, что разговор окончен.
Марта взяла два мешка со своей домашней работой и принялась нещадно утрамбовывать злосчастные панамки, чтобы тюки стали немного поменьше. Ничего не получалось, они снова разбухали на глазах. Сверху в один из мешков была положена забракованная форменная фуражка, на память Марте, как нельзя работать. Марта вздохнула и, взяв тюки, поплелась на проходную фабрики, где на нее уже выписали пропуск и разрешение на вынос продукции.
Когда она вышла с фабрики головных уборов и потащилась в сторону метро, с Мартой случилась еще одна неприятность: у нее сломался высокий каблук на модной босоножке, и теперь одна ее нога была короче другой на добрых десять сантиметров. Марта подобрала каблук и поплелась дальше, решив безропотно принять все удары судьбы, свалившиеся на нее в этот день. Она ведь и предположить не могла, что день, начавшийся утром с плохого настроения и скверного самочувствия, закончится еще хуже, значительно хуже…
1 2 3 4 5