Менар же, напротив, пишет:
«…Истина, мать коей Ц история, соперница времени, хранительница содеянн
ого, свидетельница прошедшего, поучательница и советчица настоящего, пр
овозвестница будущего».
История Ц мать истины. Поразительный вывод. Менар, современн
ик Уильяма Джеймса, определяет историю не как ключ к пониманию реальност
и, а только как ее истоки. Историческая правда для Менара Ц не то, что прои
зошло, а то, что мы считаем происшедшим.
Финальные дефиниции Ц «поучательница и советчица настоящего, провозв
естница будущего» Ц откровенно прагматичны.
Также зрима и контрастность стилей. Архаизированный стиль Менара (все-т
аки Ц иностранца) страдает некоторой аффектацией. Его предшественник, н
апротив, легко и свободно использует разговорную речь своей эпохи. Нет т
акого умственного упражнения, которое, в общем и целом, не приносило бы по
льзы. Любая философская доктрина вначале являет правдоподобный образ в
селенной; проходят годы, и она обращается в главу Ц если не в один парагра
ф или в одно имя Ц истории философии. В литературе такое дряхление еще бо
лее заметно. «Дон Кихот, Ц сказал мне Менар, Ц прежде всего был любимой к
нигой, а теперь Ц повод для патриотических тостов, восхваления родной г
рамматики и непристойно роскошных изданий. Слава Ц это недомыслие, и, ви
димо, самого худшего свойства».
Подобные нигилистические утверждения не новы, но самое интересное, что и
менно они обусловили решение Пьера Менара. Он задумал миновать суетност
ь, подстерегающую всякий труд человеческий, он взялся за безумно сложное
, но ничего не обещавшее дело. Все свои усилия и старания он посвятил воспр
оизведению на чужом языке уже созданной книги. Он делал множество чернов
ых записей, упорно исправлял и рвал в клочья тысячи рукописных страниц
Вспоминаю е
го четырехугольные тетрадки, его чернильные помарки, его исправления с п
омощью типографских знаков, рой его замысловатых букв. В сумерки ему нра
вилось бродить по предместью Нима и порой устраивать веселый костер из с
воих тетрадок. (Прим. автора.)
. Он никому не разрешал их листать, не желал, чтобы они его пережили. Я
напрасно старался вообразить написанное.
Мне подумалось, что вполне правомерно видеть в «окончательном» Дон Кихо
те своего рода палимпсест
Древняя рукопись, писанная на пергаменте п
о смытому тексту.
, где должны просвечивать черты Ц еле заметные, но все-таки различи
мые Ц «изначальной» рукописи нашего друга. К сожалению, только второй П
ьер Менар, углубившись в работу первого, смог бы раскопать и воскресить э
ти Трои…
«Мыслить, анализировать, придумывать (писал он мне также) Ц это не аномал
ьная деятельность, а нормальное дыхание разума. Возносить при этом до не
бес случайное удачное свершение, накапливать старые и чужие идеи, вспоми
нать с невероятным упорством то, что думал об этом некий «doctor universalis», Ц значи
т признаваться в собственной слабости или невежестве. Всем людям должны
быть по силам все мысли, и думаю, что когда-нибудь так и будет».
Менар (может быть, сам того не желая) обогатил новым методом ограниченное
и примитивное искусство чтения, методом преднамеренного анахронизма и
произвольного додумывания. Этот метод, имеющий безграничные возможнос
ти, побудит нас отнестись к Одиссее так, будто она возникла после Энеиды, а
к книге «Le jardin du Centaure»
«Сад Кентавра» (франц.).
мадам Башелье так, будто она написана мадам Анри Башелье. Этот мето
д расцветит происшествиями самые нудные книги. Приписать, например, Луи
Фердинану Селину или Джеймсу Джойсу «Подражание Христу»
Религиозное сочинени
е анонимного автора XIII или XIV века, написанное на латыни.
Ц разве это не малое обогащение их деликатных духовных проявлени
й?



1 2