А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Не могу сказать, по чьей личной инициативе: Королева, Воскресенского или кого-либо из военных группы «Выстрел», - но еще в начале 1946 года возникла идея разработки и постройки силами немецких вагоностроительных фирм с привлечением любых других специального железнодорожного состава - ракетного спецпоезда. Реализация этой идеи была не под силу институту «Рабе».
Но с созданием института «Нордхаузен» идея обрела много сильных сторонников. Были выделены необходимые и немалые средства. Советская военная администрация оформила заказ особой важности вагоно - и приборостроительным фирмам, и началась кипучая деятельность. Проект предусматривал создание спецпоезда, который мог обеспечить весь процесс подготовки испытаний и пуска ракет из любой пустынной местности так, чтобы не требовалось никакого строительства, кроме железнодорожной колеи.
В составе поезда предусматривалось наличие по меньшей мере 20 специальных вагонов и платформ. В их числе были вагоны-лаборатории для автономных испытаний всех бортовых приборов, вагоны службы радиотелеметрических измерений «Мессина», фотолаборатории с устройствами обработки пленки, вагон испытаний двигательной автоматики и арматуры, вагоны-электростанции, компрессорные, мастерские со станочным оборудованием, рестораны, бани и душевые, салоны для совещаний, броневагон с электропусковым оборудованием. Предусматривалась возможность пуска ракеты при управлении ею из броневагона. Ракета устанавливалась на стартовом столе, который вместе с подъемно-транспортным оборудованием входил в комплектацию специальных платформ. Пять комфортабельных жилых вагонов с двухместными купе, два вагона-салона для высокого начальства и санитарный вагон-госпиталь позволяли надеяться на жизнь в любой пустыне без палаток и землянок. В разгар строительства этого чуда железнодорожной техники Тверецкий добился решения и специальных ассигнований на создание второго такого же спецпоезда, но не для промышленности, а только для военных. Удвоение программы вызвало многочисленные конфликты в связи с нехваткой специальной испытательной и общеизмерительной аппаратуры для комплектации вагонов.
Но это, пожалуй, были единственные конфликты между промышленностью и военными в то время. Совершенно удивительно, что оба спецпоезда к декабрю 1946 года были построены и полностью укомплектованы. В течение первых лет ракетной эры мы просто не мыслили себе жизни и работы на полигоне в Капустином Яре без спецпоезда. Только к началу пятидесятых годов, когда стараниями начальника ГЦП Василия Ивановича Вознюка были выстроены гостиницы, монтажно-испытательные корпуса с мастерскими, бытовые учреждения и многое другое, - жизнь в заволжской степи оказалась возможной и без спецпоездов.
Наибольшего напряжения работы в объединении «Нордхаузен» и соответственно в институте «Рабе» достигли в августе 1946 года.
На «Верк драй» в Кляйнбодунгене удалось набрать достаточное количество деталей для сборки более двух десятков ракет. Все они были обеспечены двигателями, прошедшими огневые испытания в Леестене, и турбонасосными агрегатами, которые комплектовались и проверялись на заводе «Монтанья».
Но совершенно бедственное положение сложилось с получением необходимого количества бортовых приборов и испытательного оборудования для автономных и комплексных испытаний. Мы с Пилюгиным и заместителем Виктора Кузнецова - Цециором, опять-таки с помощью СВА по Тюрингии, посетили заводы фирмы «Карл Цейс» в Иене. Там уже хозяйничали в качестве заказчиков наши советские оптики. Тем не менее мы договорились о размещении заказа на основные гироскопические приборы «Горизонт», «Вертикант» и «Интегратор». Фирма «Карл Цейс» пользовалась мировой славой в области оптического приборостроения: очки, бинокли, микроскопы, телескопы, перископы, всякого вида оптические прицелы и многое другое уже в большом количестве изготавливались по заказам из Москвы. Инженеры в Иене не испугались новых заказов и заявили: «Все, что делал „Сименс“, мы способны воспроизвести».
И воспроизвели! Поручение они получили в марте или апреле, а в сентябре отдали последний из двух десятков комплектов гироприборов. Правда, наши немецкие специалисты ворчали, что на приборах «Цейса» мы не получим той точности, что гарантировал «Сименс», но это нас в то время не очень волновало.
Бортовые электроприборы: «мишгерет» (буквальный перевод - «смешивающий прибор»), главный распределитель, временной токораспределитель - и необходимые для их сборки и испытаний реле отыскались в завалах Миттельверка и с помощью командировок немцев через границу в Западные зоны. Но этого оказалось явно недостаточно и пришлось открыть в Зонгахаузене специальное электроприборное производство.
Критическое положение сложилось также с рулевыми машинами «Аскания» и графитовыми рулями.
По рулевым машинам в «Рабе» не было ни одного советского специалиста, пока в мое распоряжение не явился, пройдя предварительно через Королева, Георгий Александрович Степан. Он попал в число молодых специалистов, направляемых приказом Устинова с различных приборостроительных заводов в создаваемый в Подлипках НИИ-88. Многие из них весной и летом 1946 года, так и не приступив к работе в Подлипках, сразу улетели в Германию. Им уже не присваивали воинских званий. Поэтому у немцев они пользовались значительно меньшим уважением, чем инженеры в офицерском звании.
Степан, никогда не ведавший, что такое электрогидравлические рулевые машины, под руководством Пилюгина и моим началом изучил их устройство и минимум теории, необходимый для начала самостоятельной деятельности в Подлипках. С его помощью удалось укомплектовать ракеты рулевыми машинами и электромеханическими триммоторами для управления воздушными рулями. Все эти приводы устанавливались на специальном силовом шпангоуте в хвостовой части и испытывались совместно на функционирование и правильную полярность до общей сборки ракеты. Электрооборудование ракеты состояло из специального свинцового аккумулятора напряжением 27 вольт и двух преобразователей постоянного тока в переменный для питания гироприборов, «мишгерета», программного токораспределителя и радиоаппаратуры боковой коррекции.
Еще в конце 1945 года недалеко от Берлина мы встретили наших электромашинных специалистов, которых возглавлял директор НИИ-627 Андроник Гевондович Иосифьян. Они были заняты совсем другими делами. Иосифьян был уже известным специалистом в области следящих систем и устройств для электрической синхронной связи. Тем не менее он включился в нашу кооперацию, и вскоре мы не только в Германии, но и на многие годы в Советском Союзе получили сильного и верного союзника в решении многообразных электротехнических проблем ракетной и космической техники.
В хорошо освещенных, сухих и комфортных полуподвалах института «Рабе» хозяйничал капитан Керимов - будущий начальник Главного управления Министерства общего машиностроения и затем бессменный председатель Государственных комиссий по пилотируемым полетам. В 1946 году он обязан был восстановить шесть бортовых комплектов самой дефицитной телеметрической аппаратуры «Мессина» и наземную приемно-регистрирующую станцию. Ему помогал специалист из московского радиоинститута НИИ-20 - Г.И. Дегтяренко. Позднее судьба развела этих первых телеметристов. Керимов сделал карьеру уже на чисто военном, а потом министерском поприще. Дегтяренко в НИИ-20 попытался восстановить и усовершенствовать немецкую «Мессину», но сильная конкуренция со стороны новых коллективов Богуславского из НИИ-885 и Богомолова из МЭИ вынудили его к капитуляции.
В начале августа 1946 года после путешествия по многим городам и предприятиям Советской зоны в Бляйхероде прибыла высокая правительственная комиссия, возглавляемая маршалом артиллерии Яковлевым.
Маршал артиллерии Н.Д.Яковлев
Нарком вооружения СССР Д.Ф.Устинов
Генерал-лейтенант Л.М.Гайдуков
Генерал-полковник В.И.Вознюк
Начальник 2-го отдела Госплана СССР Г.Н.Пашков
В составе комиссии были: министр вооружения генерал-полковник Дмитрий Федорович Устинов; уже назначенный директором головного ракетного института НИИ-88 генерал-майор артиллерии Лев Робертович Гонор; начальник Главного управления Министерства вооружения полковник Сергей Иванович Ветошкин; заведующий отделом оборонной промышленности Госплана Георгий Николаевич Пашков; заместитель министра промышленности средств связи Воронцов. Из старых знакомых в составе комиссии оказался только Победоносцев. Формально он еще числился, так же как я, Пилюгин, Мишин и некоторые другие, за НИИ-1 Министерства авиационной промышленности.
Мы сразу поняли, что фактически все основные решения комиссии исходят от Устинова и Пашкова. А решать они должны были такие проблемы: как распределить все накопленные в институте «Нордхау-зен» кадры специалистов, материальные и интеллектуальные богатства. Несмотря на то, что принципиально распределение обязанностей в ракетной технике предусматривалось постановлением от
13 мая, многие вопросы проектирования, производства, а тем более кадровые, еще не были определены на будущее. Устинов официально информировал нас, что его министерство головное и он уже договорился с Королевым, что тот переходит к нему на должность главного конструктора. В новом институте главным инженером будет Победоносцев. И здесь Устинов представил нам Гонора как будущего директора головного института.
Устинов счел нужным остановиться на вопросе, который, видимо, очень волновал его лично и по которому в комиссии и где-то еще выше не было твердой позиции.
«Здесь проделана очень большая и важная работа. Нашей промышленности надо будет начинать не с нуля, не с пустого места, научиться вначале тому, что было сделано в Германии. Мы должны точно воспроизвести немецкую технику раньше, чем начнем делать свою. Я знаю, это некоторым не нравится. Вы тоже нашли много недостатков в немецкой ракете и горите желанием сделать по-своему. На первое время мы это запрещаем. Вначале докажите, что можете делать не хуже. А тем, кто ссылается на наш опыт и историю, я отвечаю: мы имеем на это полное право, мы заплатили за него большой кровью!
Но мы никого не неволим. Кто не хочет, может искать другую работу.
Разработку и изготовление двигателей, - сказал далее Устинов, - мы на себя взять не можем, и поэтому Глушко перейдет с этой проблемой в авиационную промышленность, которая выделяет ему специальный завод в Химках. Что касается системы управления, то это в основном, кроме рулевых машин, поручено Министерству промышленности средств связи и там руководство возлагается на Рязанского, на что он уже дал согласие, но поставил условие, чтобы с ним перешли Пилюгин и Черток в качестве его заместителей».
По этому поводу Устинов решил, что Рязанскому хватит одного из нас, ибо ему в головном институте необходимо тоже иметь ведущего специалиста по всему комплексу проблем управления, а также ответственного за создание производства рулевых машин, от которых Министерство промсвязи категорически отказалось. Таким образом, мне с Пилюгиным предстояло расстаться и решить, кто куда. Так или иначе мы оба уходили из некогда родной авиационной промышленности. Вскоре я понял, что соответствующее распределение было сделано еще в Москве в партийно-государственном аппарате и согласовано на всех режимных и кадровых уровнях. Поэтому, когда Устинов произносил страстные речи по поводу того, кому куда надо идти работать, Николай Дмитриевич Яковлев, маршал с внешностью типичного простодушного русского мужичка, до того хитро улыбался, глядя на меня и Пилюгина, что было ясно: все это спектакль, решения уже приняты.
Для приличия нам были даны сутки на размышление. После многочасовых дебатов на комиссии Победоносцев поведал мне, что он уже договорился с Устиновым: Пилюгин уходит с Рязанским в качестве его заместителя, а я должен перейти в НИИ-88 заместителем к Победоносцеву, главному инженеру. Победоносцев счел нужным добавить для убедительности, что он много лучше меня изучил Устинова: «Поверьте мне, это очень сильный человек, с ним можно работать. Гонора я не знаю, но мне говорили что он, во всяком случае, человек порядочный и мы с ним поладим, тем более, что Гонор - это человек Устинова. Конечно, Сергею будет тяжело, но будем помогать. Соглашайтесь!»
И я согласился. Должен признаться, что молодой энергичный Устинов мне понравился. Да и не только мне. Рязанский сказал: ''Знаешь, я жалею о таком распределении только потому, что вместо такого умного и энергичного министра, как Устинов, надо мной будет какой-нибудь трусливый долдон или просто равнодушный чиновник». Мне оставалось встретиться с Пилюгиным. Он махнул рукой и рассудил примерно так: «Мы все равно с тобой не разведемся. Остаемся в том же деле. Самое главное - это то, что оба уходим из авиации. Авиация не пожелала взвалить на себя проблемы ракетной техники. За нее взялся Устинов. Значит, надо ему помогать».
После того, как комиссия расправилась с расстановкой и распределением кадров, дележ лабораторий и производственного имущества прошел достаточно спокойно. Устинов потребовал, чтобы мы увеличили производство документации так, чтобы никому не было отказа в получении нужного количества комплектов. Но оригиналы - кальки и «кальки с калек» - должны быть в центральном архиве НИИ-88.
Гайдукову и Королеву было приказано готовить детальные отчеты о деятельности института «Нордхаузен», имея в виду - это было сказано официально в первый раз - свертывание работ в Германии не позднее конца этого года. Конкретная дата не называлась. Гонор счел нужным разъяснить, что он будет настаивать, чтобы Победоносцев, а также заместитель Королева по технической документации и еще ряд ведущих специалистов прибыли в Подлипки не позднее сентября. Во исполнение этого вполне законного требования мы уже в августе и сентябре начали потихоньку отправлять наших специалистов в Москву и «ее окрестности», как шутили военные, намекая на Подлипки, Болшево и неизвестно пока еще где расположенный ракетный полигон.
С.П.Королев. Последние снимки в Бляйхероде. 1947 год
После сравнительно мирного дележа лабораторий снова возникли проблемы, кому, чего и сколько достанется из собранных более чем за год технических богатств. Укомплектование двух спецпоездов было проведено во многом за счет аппаратуры и испытательного оборудования лабораторий. Институты в Москве должны иметь свои лаборатории, а укомплектовать их там уже будет невозможно.
После всех переживаний мы с удвоенной энергией, на удивление немцам, развили бурную деятельность по изготовлению еще двух комплектов специального лабораторного оборудования. Это были массивные стенды для испытания рулевых машин, так называемые «маятники Хойзермана» - первое примитивное моделирующее устройство для настройки «мишгеретов», всевозможные пульты для проверки гироприборов, центрального распределителя, временного токораспределителя и, наконец, пульты для комплексных испытаний всей ракеты.
Наши заказы в оживающей немецкой промышленности выполнялись охотно и быстро. На предприятиях, куда приезжали для оформления договоров представители института «Нордхаузен», директора
уже привыкли к немыслимым срокам и шутили: «Ну что, опять „давай, давай!“«
Расплачивались мы щедро, почти не торгуясь, и к октябрю было наработано и закуплено достаточное на первое время количество оборудования.
К этому же моменту заканчивались изготовление двенадцати ракет и их горизонтальные комплексные испытания. Именно горизонтальные испытания оказались наиболее сложным технологическим процессом. Всегда с первого раза что-нибудь шло не так, как предусмотрено технологией и инструкцией. Транспаранты загорались, горели и погасали не по инструкции. Надо было хорошо знать логику работы общей схемы «земля - борт», чтобы быстро разобраться в причинах непорядков. Причин, как правило, было две: неопытность операторов-испытателей или отказы аппаратуры.
Процесс горизонтальных испытаний наглядно показал нам низкую надежность всей электрической схемы А-4 в целом. Из двенадцати ракет ни одна не прошла без десятка замечаний по причинам «контакта нет, когда он должен быть, или контакт есть там, где он не нужен». В последнем случае - это уже КЗ (короткое замыкание): из ракеты шел дым, все источники питания выключались и начинался технический совет на тему «что делать».
Кроме этих двенадцати ракет собирались и приводились в товарный вид агрегаты, из которых можно для обучения собрать ракеты на заводе в Подлипках. Такой комплектации накопили и автономно испытали на десять ракет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58