А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Впоследствии знатокам искусства оставалось лишь изумляться дерзости художника: немыслимому буйству красок, на которое не отважился бы ни один другой живописец, рискнувший взять рыжеволосую натурщицу.Да, в будущей картине суждено было навлечь массу критических замечаний, однако отнюдь не с той точки зрения, какую имела в виду местная деревенская общественность, а с совершенно иной! Ибо вопросы морали сводят на нет остальные проблемы, и уже становится вовсе не важно, допустимо ли сочетание малинового плюша и алых цветочных узоров с красноватыми переливами рыжих женских волос.Само собой разумеется, что вышеописанный эпизод отбил охоту у большинства деревенских жителей навещать обитателей Фор-Гейблз, а те немногие, что время от времени все же решались наведываться туда из чистого любопытства, вскоре обнаружили, что Саймону глубоко наплевать на великодушную самоотверженность их поступка и что с этим смириться гораздо труднее, чем даже с самим фактом оскорбления общественной морали.Но если в конечном счете население могло худо-бедно притерпеться к Саймону, то этого никогда, ни за что – как заметил однажды Реймонд, «ни в жизнь!» не произошло бы по отношению к Айниз.Конечно, Айниз была восхитительна, и никто этого не отрицал, но стоило этой красавице открыть рот, как акцент сразу же выдавал ее происхождение, а пустая банальность суждений разочаровывала даже тех, кто действительно ожидал услышать нечто пустое и забавное.Причина официальной женитьбы Саймона на подобной женщине оставалась загадкой, пока спустя пять месяцев после свадебной церемонии не родился Тимоти, в результате чего многие деревенские начали жалеть Саймона, поскольку он «поступил по совести».Брак этот с самого начала был обречен на провал; в сущности, после рождения Тимоти супруги жили врозь и только война и возникшая следом угроза воздушных налетов заставили Айниз покинуть Лондон и вернуться на жительство в Фор-Гейблз.Желание Саймона попасть в армию и внести свой посильный вклад в общее дело сблизило их и привело к мимолетному, довольно непрочному воссоединению.Сьюзен родилась в 1940 году, и сразу же после ее появления на свет Айниз объявила, что получила приглашение сниматься в Голливуде.Год спустя она письмом известила Саймона о разводе, который оформила в Рено, и о своем горячем желании за кого-то выйти замуж. Конечно, такой развод в Англии признают недействительным, но вряд ли она когда-нибудь вернется в Великобританию…Айниз желала ему удачи и передавала самые горячие приветы детям.Впрочем, Фенела вовсе не думала о Саймоне, когда несла горячую картофельную запеканку из кухни в столовую.Дети ждали, и у всех вокруг шеи были подвязаны салфетки. Сьюзен восседала на своем высоком детском стульчике рядом с Нэнни, которая расположилась на одном конце стола, в то время как Фенеле предназначался стул напротив.Девушка опустила блюдо с запеканкой и собралась уже занять свое место, когда раздался звон колокольчика у входной двери.Колокольчик дребезжал громко и настойчиво, как будто кто-то с необыкновенной силой дергал за длинную цепочку, свисавшую с дверного косяка вдоль теплой старой красной кирпичной стены.– Кто бы это мог быть? – заметила Фенела и взглянула на Нэнни.– Я открою, дорогая, – откликнулась Нэнни, привстав со стула.Вот тут-то Фенела и услышала голос Саймона, выкрикивающего ее имя так, что оно эхом катилось по коридору, заполняя столовую с ее низким потолком.– Фенела! Фенела!!! Да где же ты?!!Все в маленьком холле, от пола до невысокого потолка, казалось карликовым по сравнению с личностью Саймона Прентиса.В голубом мундире военно-воздушных сил он выглядел настоящим великаном, а яркие краски лица еще больше разгорелись от возбуждения, так что вся его фигура выступала с чисто плакатной живостью на фоне скромной домашней обстановки.Фенела поспешно бросилась целовать отца, но, заметив, что он не один, с упавшим сердцем приняла у Саймона вещи незнакомки.«Все как обычно! – подумала про себя девушка, оглядывая его спутницу. – Немного постарше, чем обычно».– Как поживаешь, моя милая? – осведомился Саймон. Свой приветственный поцелуй дочери он сопроводил смачным шлепком чуть пониже спины, после чего стащил с головы фуражку и снял тяжелый китель. Бросив все на первый же попавшийся стул, громогласно вопросил:– Ну а как насчет ленча?!– Но, папа! – в отчаянии воскликнула Фенела. – Ты же никогда не предупреждаешь заранее о своем приезде!– Не предупреждаю заранее! Как это – не предупреждаю?! – возразил Саймон. – Я же телеграмму послал… Во всяком случае, оставил на этот счет указания секретарше. И не говори, что она этого не сделала!– Папа, ты как ей эти указания оставил, а? – поинтересовалась Фенела. – Может, просто подумал это сделать…Саймон взъерошил свои волосы.– Черт возьми, а ведь верно! Это я забыл…– Ты безнадежен, – заключила Фенела с видом человека, который вовсе не обвиняет, а скорее просто констатирует общеизвестный факт. И обернулась к незнакомке. – Боюсь, мы не очень-то вас встретили.– Илейн, это моя дочь Фенела, – без особых церемоний представил Саймон.Фенела, пожимая мягкую, слегка безвольную ладонь гостьи, подумала: «Она мне совсем не нравится – интересно, с чего бы это?»Кем бы ни была Илейн, одно бросалось в глаза сразу же – се внешняя привлекательность. Цвет густых рыжих волос, стриженных а-ля-паж, резко выделялся на фоне изящного черного бархатного беретика.Худая по нынешней моде, она еще больше подчеркивала стройную фигуру при помощи туго обтягивающих жакета и юбки. Помимо этого лицо ее, как не преминула заметить Фенела, относилось к тому типу, какими обычно восхищаются большинство художников, – резко выраженные черты с выразительными глазами и слегка припухлым ртом.– Лучше приготовь-ка пока коктейль, папа, – предложила Фенела, – а я пойду посмотрю, что там еще осталось для ленча. Дети едят запеканку, но тебе, я думаю, она не понравится.– Упаси Бог! – с благочестивой гримасой изрек Саймон.– Что же, тогда я пойду в кладовую, но ничего особенного не обещаю – учти! Даже и не надейтесь.– А я бы хотела сначала помыться, – сказала Илейн.– Пойдемте, я покажу вам ванную, – предложила Фенела. – Наверх, пожалуйста.Девушка пошла впереди, Илейн следовала за ней в гнетущей, как показалось Фенеле, тишине.«Интересно, кто она? – гадала девушка. – Надеюсь, Саймон будет ее писать, а то денег уже совсем нет!»– Боюсь, ночевать вам придется в моей комнате, – произнесла она вслух при приближении к двери в спальню. – Сразу после ленча я вынесу свои вещи. Мы живем здесь довольно тесно, и хотя снаружи дом кажется большим, на самом деле он страшно мал.Илейн с пренебрежительной гримаской шагнула к зеркалу на простом дубовом туалетном столике.– Вы что же, здесь все время живете? – осведомилась она. – Наверное, тоска ужасная, да?– Я привыкла, – ответила Фенела. – А вот вам, пожалуй, здесь действительно покажется слишком уж спокойно.Девушка вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.«Она – одна из худших, – молча решила Фенела, спускаясь по лестнице. – Надеюсь, на этот раз папа в отпуск ненадолго. Такие вещи очень плохо влияют на Му».Фенела поспешила в кухню к буфету и достала с верхней полки заветную баночку дорогих мясных консервов из языка, припрятанную на такой случай. Приготовление салата заняло у нее не более пяти минут.К счастью, Нэнни уже начистила немного моркови детям, и Фенела воспользовалась ею, добавив свекловицы и шинкованной капусты, пока блюдо не приобрело весьма аппетитный вид.Весьма кстати под рукой оказались три яйца, собранные ею сегодня утром из-под несушек, – получился прелестный омлет, к которому оставалось добавить немного сыра и зелени, причем именно так, как больше всего – уж она-то знала! – любил ее отец.Фенела пробежала через коридор к мастерской. Саймон и Илейн потягивали коктейль перед только что разожженным камином.– Ленч готов, вот пожалуйста, – весело объявила Фенела, – и поспешите, потому что омлет испортится, если его держать слишком долго…«Саймон в хорошем настроении», – подумала Фенела, наблюдая, как отец направляется к столовой, мурлыча себе под нос какую-то мелодию, и в походке его чувствуется особенный, свойственный ему одному жизнерадостный ритм.Пока вновь прибывшие ели, девушка поставила вариться кофе и убрала наверх чемоданы, оставленные в холле. Она обратила внимание на саквояж Илейн – из дорогой кожи, с золотыми тиснеными инициалами.Когда кофе сварился, она отнесла его в мастерскую и сервировала на маленьком подносе возле камина. Как она и ожидала, после первой же выпитой чашечки ее отец объявил, что пойдет наверх переодеться.Фенела выждала минут пять, а потом поднялась следом и постучала в дверь спальни.– Войдите! – раздалось изнутри.При появлении дочери Саймон проронил: «Ах, это ты…» – с легким разочарованием в голосе, как будто ожидал увидеть кого-то другого.– Ты способен хоть минутку посвятить делам? – поинтересовалась Фенела.– Нет, не способен, – категорически отрезал Саймон. – И если ты собираешься просить денег, моя девочка, то лучше не старайся понапрасну.– Но папа, мне же нужно!Саймон наморщил брови и смерил ее взглядом.– Ну что ты все заладила: «папа» да «папа»? – ни с того ни с сего заявил он. – Это заставляет меня чувствовать себя стовосьмидесятилетним стариком. Нельзя ли как-нибудь посовременнее, что ли, – «Саймон», например? Это и к My относится.– Но это так неестественно! – возразила Фенела. – Мы же всегда звали тебя папой…– Да знаю я, знаю! Но при этом чувствую себя чертовски старым. Неприятно, понимаешь?– По-моему, тебе нечего беспокоиться из-за своего возраста, – с улыбкой заметила Фенела. – Тем более что для мужчины он не имеет большого значения.– А вот и имеет! – упрямился Саймон.– Ну ладно, пусть будет… Саймон, но если я уступаю тебе, то надеюсь на ответные уступки и с твоей стороны, а именно: прямо сейчас же выпиши мне чек.– Но я не могу, Фенела! И не надо на меня давить…– Но послушай, – настаивала Фенела, – мы что, должны одним воздухом питаться? Ты же не посылал денег уже почти целых четыре месяца! Больше того, не ответил ни на одно мое письмо, где я просила об этом!– Да знаю я, знаю, – раздраженно твердил Саймон, – но денег у меня нет!Последние слова он просто выкрикнул в лицо дочери.Фенела прошла в комнату к окну и выглянула наружу. Ее всегда расстраивали крики отца. Причем с ее стороны обижаться было просто глупо, потому что она прекрасно знала, что Саймон не придает своим воплям никакого значения.Однако она также знала, что обязана во что бы то ни стало стоять на своем, поэтому, когда спустя минуту девушка обернулась к отцу, решение было ясно написано на ее лице.– Очень жаль, – спокойно произнесла она, – но тебе придется выслушать. Мы по соседству одолжили двести фунтов. Окрестные жители нас не любят, и тебе известно об этом лучше, чем кому-либо. Более того, они никогда не доверяли и не будут доверять художникам; люди считают вас транжирами, и они недалеки от истины.В школе за My не заплачено; что касается Нэнни, то она уж и не помню, когда в последний раз получала жалованье. Детям нужна новая одежда, а я не могу ничего заказать в кредит, потому что у нас нет открытых счетов в лондонских магазинах.Вот так обстоят дела, Саймон, и ты обязан взглянуть правде в глаза!Саймон посмотрел через всю комнату на дочь, уже открыл было рот, готовый разораться, но потом вдруг передумал и промолчал.Фенела, переполненная радостной благодарностью за его сдержанность, и понятия не имела, чему этим обязана: просто в этот миг она как две капли воды походила на свою мать, и почти невыносимая боль утраты пронзила Саймона.Ведь в точности так говорила и Эрлайн, если всерьез хотела чего-то добиться, спокойно, доходчиво и с чисто шотландской рассудительностью, помогавшей ей непоколебимо держаться затронутой темы, как бы ее супруг ни старался уклониться или замять разговор.– Остается одно, – решил Прентис, поднимаясь с места, – я должен немедленно взяться за работу. Богис уже давным-давно пристает ко мне с просьбой написать что-нибудь. Что ж, он получит желаемое, а мы сможем немного поправить наше финансовое положение.– Ну, раз ты готов начать хоть сейчас, – подхватила Фенела, – я позвоню мистеру Богису и получу у него аванс: он даст, можно не сомневаться.– Он даст аванс тебе?! – вскипел Саймон. – А писать-то картину кто будет, спрашивается?!– Ты, – спокойно парировала дочь, – и если ты не поспешишь, то семья Прентиса будет выпрашивать милостыню под дверями соседей. Не думаю, чтобы это пошло на пользу твоей репутации.– Черт бы тебя побрал, ты хуже надсмотрщика на галере! – разорался-таки Саймон, однако при этом сгреб свою дочь за плечи и сжал в медвежьих объятиях. – Ей-богу, я самый паршивый отец на свете! Нэнни тысячу раз права, когда ругает меня, но я готов немедленно исправиться, хотя, боюсь, мое духовное преображение долго не продлится…И, посмеявшись над своим же собственным непостоянством, он с бодрым свистом отправился вниз, предоставив Фенеле собирать его одежду, небрежно разбросанную по полу и кровати, и аккуратно развешивать ее в шкафу.А внизу Илейн капризно надула губки в ответ на заявление Саймона, что тот избрал ее моделью для своей новой картины.Вместе с тем она втайне была польщена: с самого начала короткого, но страстного романа с красавцем художником она надеялась, что тот предложит написать ее портрет, и была слегка уязвлена, что предложение запоздало.Слава и популярность, всегда сопутствовавшие моделям Саймона, уже сами по себе были достаточной платой за скуку и тяготы позирования.– Самое лучшее для этих целей платье у меня наверху в коробке, – заметила Илейн. – Оно из белого шифона. Саймон, почему бы тебе не написать совсем белую картину, всю в белых тонах? Это было бы оригинально!– Оригинально! – передразнил Саймон. – Вот именно этим так называемые портретисты и занимаются на втором году обучения в художественной школе! Ради бога, женщина, не суди о том, о чем ты не имеешь ни малейшего понятия, – об искусстве, а рассуждай только на близкие тебе темы! Теперь дай-ка я прикину…Он принялся ходить взад-вперед по мастерской, потирая руки и ероша пальцами волосы.– Ты слишком худа для обнаженной натуры, разве что я соберусь дать публике урок анатомии.– Не говори глупостей, Саймон! – рассвирепела Илейн. – У меня великолепная фигура, все говорят!– Дорогая, у тебя модная фигура. А это совсем другое дело. По мне, так ты можешь служить аллегорическим изображением жизни в оккупированных странах.– Если ты будешь продолжать в том же духе, – недовольно надулась Илейн, – я вообще не стану тебе позировать.– Конечно, станешь! – отвечал Саймон. – Куда ты денешься? Ведь это лестно, уж мне ли не знать! Говорю же тебе, далеко не каждая подружка Саймона Прентиса удостаивается чести послужить ему натурщицей.– По-моему, ты невыносим, до омерзения нагл и самонадеян!– А почему бы и нет? – пожал плечами Саймон. – Кого из художников можно сейчас поставить вровень со мной? Сама знаешь – никого. И никто, моя милая глупышка, не сможет так прославить тебя, как я, ты и это прекрасно знаешь! Так что давай садись вон на тут стул, и посмотрим, что из тебя получится.Прентис усаживал Илейн то так, то эдак – все никак не находил удовлетворительного ракурса, и в результате окончательно вывел ее из себя.– Ладно уж, иди надевай свое белое платье! – согласился он под конец. – Чувствую, что оно премерзкое, но будь я проклят, если сумею писать эти юбку и жакет. Всегда терпеть не мог рыжих в черном – уж больно откровенный контраст!Илейн поднялась наверх, а Саймон начал готовить свои краски и кисти, счастливый, что его наконец-то принудили взяться за работу.До возвращения Илейн прошло минут двадцать. Она изрядно потрудилась над своей внешностью, словно приготовилась идти к фотографу.Белое платье – как и было обещано Саймону – оказалось просто восхитительным, шифон окутывал ее тело легкой дымкой, а мастерство кроя свидетельствовало о руке истинно французского модельера!Темно-рыжие волосы, гладко расчесанные и ровным блеском напоминающие полированную медь, оттеняли белизну обнаженных плеч; на запястьях искрились бриллиантовые браслеты.– Ага, прямо хоть на королевский бал, – прокомментировал Саймон, отвешивая насмешливый поклон.– Ну, теперь ты видишь, что я была права? – торжествующе спросила Илейн. – Белый фон подчеркивает цвет моих волос. О, Саймон, выйдет просто божественно!– Ага, – угрюмо кивнул Саймон. – Авторские права обязательно купят в Вулворте, и на каждом углу станут продаваться шестипенсовые копии под названием «Белоснежка».– Ну и скотина же ты! Никогда больше не поделюсь с тобой ни одной своей идеей!Она изящно пересекла комнату, задержалась у маленького зеркала, висящего на стене, и уставилась в него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21