– Что касается меня, то я очень этому рада, – заявила Камилла, подумав, что после длинной дороги было бы слишком утомительно знакомиться с новыми людьми и поддерживать с ними светскую беседу.
– Завтра вечером мы все приглашены в гости к какому-то высокородному дворянину, – объявила Роза. – Я не в состоянии произнести ни его имени, ни названия его страны. Фрейлейн Йоханн говорит, что у него великолепный дворец, но все же он не идет ни в какое сравнение с княжеским дворцом в Мелденштейне.
– А что она тебе рассказывала о Мелденштейне? – с любопытством спросила Камилла.
– Ее послушать, мисс, так можно подумать, что Мелденштейн больше Англии, – с презрением заявила Роза. – Камердинер капитана Чеверли, мистер Харпен, говорит, что Мелденштейн – это совсем маленькое государство и вовсе не такое уж значительное.
Камилла рассмеялась:
– Да, безусловно, у тебя была возможность выслушать самые противоположные мнения!
– Лично я скорее поверю мистеру Харпену, – продолжала Роза. – Он очень приятный человек и говорит, что он слишком стар, чтобы какие-нибудь иностранцы могли пустить ему пыль в глаза. И еще он говорит, что не одобряет, когда английские женщины выходят за них замуж.
Роза говорила, не задумываясь, но вдруг спохватилась и прижала руку к губам.
– О, простите меня, мисс, я вовсе не собиралась этого говорить! Мне не следовало повторять подобные высказывания.
– Ты можешь говорить мне все, что угодно, Роза, – успокоила ее Камилла. – И не бойся, что какие-нибудь твои слова могут меня обидеть. Я взяла тебя с собой, потому что мне очень хотелось, чтобы рядом со мной был человек, который будет прям и откровенен и с которым я могла бы поговорить по душам.
– Ну да! Моя мама всегда говорила, что я слишком много болтаю, не думая, – сказала Роза. – Поэтому вам придется прощать мне, мисс, если я скажу что-то не то. Мистер Харпен прежде бывал в Мелденштейне, и, естественно, я расспросила его о том, что это за государство и какие там люди.
– И что же он ответил? – поинтересовалась Камилла.
– Он сказал, что люди здесь довольно приятные и дружелюбные, – ответила Роза. – Когда он прежде был здесь, государством правила княгиня. Властная, как королева, говорит он, но не сумасбродная. Ну, конечно, она же англичанка, а мистер Харпен настроен очень патриотически.
– А что он говорил о князе? – задала вопрос Камилла. Она уже начала догадываться, благодаря кому так изменился словарный запас Розы.
Камилла знала, что ее мать сочла бы достойной порицания болтовню со слугами, но про себя решила, что Роза – это исключение. После заданного вопроса последовала небольшая пауза, и, к своему удивлению, Камилла обнаружила на лице своей горничной следы замешательства.
– Мистер Харпен не очень-то много рассказывал о князе, – в конце концов, пробормотала Роза.
Камилла забеспокоилась, что девушка что-то от нее скрывает. Пока она размышляла, стоит ли дальше обсуждать этот вопрос и уговаривать горничную, чтобы она рассказала ей все, что слышала, Роза, словно желая уйти от щекотливого предмета, быстро добавила:
– Мистер Харпен не встречался с его высочеством, и вообще он только что и говорит о своем хозяине. Он очень высокого мнения о капитане. И по его словам, мисс, этот джентльмен на поле битвы показал себя настоящим героем.
– Я думаю, Роза, мне уже пора одеваться, – сказала Камилла, и ей самой показалось, что ее голос прозвучал очень холодно. – Было бы чрезвычайно невежливо опоздать на встречу с мэром.
– О да, мисс, на улице уже собрались толпы народу. Мистер Харпен еще рано утром сошел на берег и теперь говорит, что все только и ждут, чтобы хоть одним глазком взглянуть на вас.
– Все почему-то любят глазеть на невест, – уныло ответила Камилла.
– Это всегда такое волнующее зрелище! – восторженно щебетала Роза.
Она вылила кувшин горячей воды в таз и, держа мягкое белое полотенце в руках, ждала, пока Камилла умывалась.
Как бы хотелось Камилле испытать хоть чуточку волнения и радости, но когда Роза стала укладывать ей волосы, из зеркала на Камиллу смотрело совершенно удрученное лицо.
– Мистер Харпен говорит, что здешняя суматоха ни в какое сравнение не идет с тем, что ждет нас в Мелденштейне, – болтала Роза, укладывая золотые волосы Камиллы в длинные блестящие локоны, обрамлявшие ее маленькое личико, и закалывая остальную массу волос в модный пучок на макушке.
– О Роза, я так надеюсь, что толпа будет не очень большая! – воскликнула Камилла.
– Меня бы обидело, если бы это было так, – отозвалась Роза. – А кроме того, мисс, они будут радоваться не только потому, что увидят вас, но и потому, что их князь наконец женится. Мистер Харпен говорит, что еще перед войной все пытались убедить его жениться, и это понятно, ведь стране нужен наследник престола.
Камилла на мгновение задержала дыхание. Ей не хотелось думать, какой смысл заключается в этих словах. Ей не хотелось заглядывать так далеко в будущее. Через несколько минут она должна будет исполнить свой общественный долг, но она не могла не понимать, какой переполох поднялся бы здесь сегодня утром, согласись она на предложение Хьюго Чеверли вернуться в Англию.
– В этом платье вы выглядите просто прелестно, – услышала она голос Розы и очнулась от своих грез, обнаружив, что горничная уже одела ее в новое платье и пристроила на голове модную шляпку, купленную на Бонд-стрит.
Камилла надела длинные белые перчатки и взяла в руки сумочку.
– Я готова, – проговорила она. – Смотри не отстань, Роза.
– Ни в коем случае, мисс, – улыбнулась Роза. – Этого никогда не произойдет. Только сегодня утром капитан Чеверли приказывал мистеру Харпену ехать как можно быстрее, чтобы мы не доставили вам неудобств, заставляя дожидаться. Очень он был сердит по этому поводу. Но разве вина мистера Харпена, что лошади для перевозки багажа не могут ездить так же быстро, как лошади, снаряженные для господ?
Камилла ничего не ответила. Она думала о том, что Хьюго Чеверли торопится добраться до места назначения, сбыть ее с рук и знать, что его обязанности на этом закончились.
«Он будет счастлив избавиться от меня», – прошептала Камилла и подумала, почему же она не испытывает радости от того, что ей не нужно будет больше терпеть его общество.
Теперь, когда баронесса заболела и могла понадобиться его помощь, Хьюго Чеверли повел себя по отношению к ним крайне невнимательно, умчавшись вперед. Камилла даже решила, что ему будет хорошим уроком, если она сейчас остановит карету и заставит его ждать и беспокоиться.
Она почти решила так и сделать из простого желания досадить ему, но потом вспомнила, что у баронессы наверняка будут неприятности, если произойдет сбой в заранее намеченных планах. Камилла вспомнила слова матери о строгом протоколе, принятом при дворе для фрейлин и других должностных лиц.
– Они должны стоять часами, бедняжки! – сказала как-то леди Лэмберн, описывая Камилле какой-то иностранный двор, при котором ее отец находился в качестве посла. – Клянусь, твой папа часто к вечеру был измучен не столько выполненной за день работой, сколько посещением одного из многочисленных приемов. А фрейлины? Мое сердце просто кровью обливалось, когда я видела, как они стоят, такие уставшие, не имея возможности присесть ни на минуту в течение многих часов.
– Но королева наверняка знала об этом? – спросила тогда Камилла.
Леди Лэмберн рассмеялась.
– При иностранных дворах короли и королевы редко беспокоятся о благополучии тех, кто несет службу при дворе, – ответила она. – В Англии все по-другому. Королева Шарлотта всегда так внимательна и любезна, и все окружающие безмерно преданы ей. У иностранцев не так развито сочувствие к окружающим, как у англичан. Твой папа рассказывал мне, что при дворе испанского короля женщины часто падали в обморок от изнеможения и, едва оправившись, вынуждены были снова возвращаться к своим обязанностям.
– Это бесчеловечно! – сердито воскликнула Камилла.
Леди Лэмберн вздохнула и ответила:
– Несмотря на все трудности и неудобства, знатные господа и дамы – в особенности последние – изо всех сил бьются за право быть допущенными к королевскому двору. Для них это означает все, и если по какой-то причине их отлучают от двора, они считают, что жизнь на этом закончилась.
– У тебя не было такого чувства, правда, мама? – спросила Камилла, глядя широко раскрытыми глазами.
Леди Лэмберн улыбнулась:
– Боюсь, дорогая, я никогда не верила во всемогущество королевской власти. Я всегда чувствовала, что какое бы положение человек ни занимал в жизни, он все равно остается просто мужчиной или женщиной – он страдает, волнуется, переживает или радуется так же, как и все.
Она вдруг рассмеялась, и Камилла спросила:
– Что тебя рассмешило, мама? Скажи мне, ну пожалуйста!
– Я вспомнила кое-что сказанное однажды твоим отцом. И хотя все, что он сказал, было чистой правдой, подобные заявления были для него совершенно не характерны.
– А что он сказал? – поинтересовалась Камилла.
– Когда мы жили в Париже, там был один очень напыщенный вельможа, который считал короля чем-то вроде божества. Он был готов буквально лечь на пол и позволить королю пройти по нему, если бы его величество пожелал. Он частенько читал твоему отцу проповеди о королевских привилегиях и прерогативах, очевидно полагая, что папа, как британский подданный, не проявлял должного смирения в присутствии короля. Но в один прекрасный день папа больше не выдержал его нравоучений. Когда этот государственный муж заявил: «Я уверен, господин посол, что вы понимаете, какой выдающейся личностью является его величество!», твой папа тихо ответил: «О да, но я также при этом не забываю, что, если он уколется булавкой, у него выступит кровь».
Камилла расхохоталась:
– Неужели папа действительно так сказал?
– Да, он сказал именно так, – ответила леди Лэмберн. – Этот вельможа так разгневался, что грозился сообщить о папином поведении английскому двору. Но потом понял, что будет выглядеть очень глупо, и замял этот вопрос.
Вспоминая теперь эту историю, Камилла подумала, что баронесса с ее преклонением перед княгиней не только не оценила бы юмора, но просто не поверила бы в то, что это правда. Баронесса готова была принести любую мыслимую жертву ради благополучия царствующей семьи, перед которой она просто трепетала, и если бы даже теперешнее путешествие стоило ей жизни, Камилла нисколько не сомневалась, что она все равно с готовностью взялась бы за это поручение.
– Могу ли я чем-нибудь вам помочь? – спросила Камилла, услышав, как баронесса застонала.
– От коньяка мой желудок, кажется, успокоился, – ответила баронесса. – Но моя голова! Она просто раскалывается от боли, и движение кареты так же невыносимо, как качка на море.
Было очевидно, что баронесса очень страдает. Поэтому Камилла, в конце концов, уговорила ее прилечь на заднем сиденье кареты, а сама села напротив. Затем она смочила носовой платок лавандовой водой, которую Роза так предусмотрительно дала ей с собой, и положила его на лоб баронессе.
Через некоторое время баронесса задремала, и Камилла снова погрузилась в свои мысли, глядя в окно. Лошади мчались так быстро, что из-под колес поднимался столб пыли, но несмотря на это, девушка решила не закрывать окна.
Когда они добрались до гостиницы, где им предстояло позавтракать, капитан Чеверли уже ждал их у дверей. Взглянув на часы, он выразил недовольство их опозданием и поинтересовался, что их задержало.
Однако, увидев серое лицо баронессы, которая с трудом передвигалась с помощью Камиллы, капитан изменил тон. Он бросился к ним и буквально внес бедную женщину в гостиницу.
– Нам лучше перенести ее наверх, – сказала Камилла капитану. – Ей следует прилечь. Пока мы будем завтракать, она хоть немного спокойно отдохнет. Она все еще чувствует себя, как на море.
Поднялась целая суматоха. Баронессу, сняв с нее шляпку и туфли, уложили на постель, а капитан Чеверли послал людей за бокалом коньяка, горячими кирпичами и холодным компрессом.
«Он, безусловно, знает, что нужно делать», – с благодарностью подумала Камилла.
Горничные с готовностью повиновались ему, и коньяк принесли почти в ту же минуту, как он отдал распоряжения.
– Вы должны хоть немного поесть, – убеждал капитан Чеверли баронессу. – Вы почувствуете себя лучше, обещаю вам, если что-нибудь съедите. Поэтому прошу вас, сделайте над собой усилие, иначе днем вам станет еще хуже.
Глотая коньяк, баронесса невольно застонала.
– Я останусь с вами, – предложила Камилла.
– Нет, дорогая, мне лучше побыть одной, – отозвалась баронесса. – Прошу вас, идите вниз и хорошенько поешьте. Никто не заметит моего отсутствия. Я не могу пошевелиться, мне слишком нездоровится.
Камилла уступила просьбе баронессы и направилась вниз в сопровождении капитана Чеверли, который проводил ее в уединенную гостиную.
– Баронесса слишком больна, чтобы ехать дальше. Я думаю, будет лучше, если мы задержимся здесь, пока она не поправится.
– Вы знаете, что это невозможно, – ответил капитан Чеверли. – Все уже подготовлено к вашему прибытию в Мелденштейн. В будущем вам придется очень нелегко, если сейчас вы заставите толпы народу ждать или хотя бы немного измените планы.
– Но это просто жестоко заставлять баронессу ехать дальше в таком состоянии! – сердито воскликнула Камилла.
Хьюго Чеверли пожал плечами.
– Будем надеяться, что она найдет силы взять себя в руки!
– Вы просто чудовище! – возмутилась Камилла. – Это ведь какая-то средневековая пытка заставлять больную женщину ехать с такой скоростью!
– Эти толстые, перекормленные клячи вряд ли в состоянии ехать по-настоящему быстро, – ответил капитан Чеверли. – В Мелденштейне на каждом постоялом дворе нас будут ждать свежие лошади из княжеской конюшни. Княгиня настоятельно требовала, чтобы вы провели в пути лишь две ночи.
– Я бы предпочла не трястись по этим ужасным дорогам, словно молоко в маслобойке, – заявила Камилла. – К тому же я беспокоюсь за баронессу. Я полагаю, вы не хотите, чтобы мы прибыли в Мелденштейн с бездыханным телом в карете?
– От морской болезни еще никто не умер, – резко ответил Хьюго Чеверли.
– Баронесса может оказаться первой, – парировала Камилла.
Неожиданно ей пришло в голову, что они препираются, словно школьники.
– Пожалуйста, не надо ссориться, – невольно вырвалось у Камиллы, на мгновение забывшей свою досаду на него. – Я действительно беспокоюсь о бедной женщине.
– А я беспокоюсь о вас, – ответил Хьюго. – Войдите в мое положение – я должен доставить вас в Мелденштейн, и если вы появитесь там на день позже без достаточно серьезных причин, только вообразите себе, что станут говорить!
На мгновение глаза Камиллы расширились, но потом вопреки ее желанию губы начали подрагивать от сдерживаемого смеха.
– Я думаю, что следовало бы в качестве сопровождающего послать какого-нибудь престарелого, напыщенного джентльмена с толстым животом, – сказала она.
Камилла знала, что ее слова рассмешили Хьюго Чеверли, и хотя в какой-то момент он пытался справиться с собой, но, в конце концов, не выдержал и расхохотался.
– Вы неисправимы, – заявил он. – Да, я согласен, что выбор был сделан недостаточно мудро, особенно при наличии у нас на руках компаньонки, которая слабеет на глазах и едва способна продолжать путь.
– Далеко ли отсюда гостиница, где мы должны остановиться на ночь? – поинтересовалась Камилла.
– Я планировал, что мы будем там в пять часов вечера, – ответил Хьюго Чеверли. – Но если из-за баронессы карета будет ехать медленнее, то мы попадем туда значительно позже. Конечно, это очень утомительно для вас, но что я йогу поделать?
– Ничего, – ответила Камилла. – Я не против присмотреть за баронессой. По дороге сюда я заставила ее лечь на сиденье кареты, и это, видимо, немного облегчило ее страдания. Предлагаю вам купить у хозяина гостиницы еще пару подушек. Баронессе станет удобнее ехать, и она, возможно, уснет. Я могла бы даже дать ей ложку настойки опия.
– Думаю, это неплохая идея, – согласился Хьюго Чеверли. – Мы не можем оставить ее здесь, вы сами это понимаете, а завтра вечером нам нужно быть в Мелденштейне. Вашим гостеприимным хозяином будет маркграф.
– Так вот каков его титул! – воскликнула Камилла. – Неудивительно, что Роза не смогла произнести его.
Хьюго Чеверли поднял брови.
– Роза?
– Моя горничная. Она знает все сплетни от камеристки баронессы и вашего камердинера.
– Слуги всегда в курсе происходящих событий, поэтому мы должны быть очень осторожны. Все, что мы делаем во время путешествия, станет известно в Мелденштейне.
Камилла сразу стала серьезной и сказала:
– Я знаю это.
Хозяин гостиницы, суетясь, внес в комнату завтрак, который заказал Хьюго Чеверли. Все, что Камилла съела, она нашла очень вкусным, но изобилие еды вызвало у нее некоторое замешательство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23