Незнакомка первой нарушила молчание.
– Ты, должно быть, Ноэлла! – воскликнула она.
В этот момент в холле показалась миссис Вейкфилд. При виде незваных гостей, она вскрикнула от удивления:
– Каролина! Неужели это и в самом деле ты?
– Да, это я. Ах, Эверил! Я приехала к тебе за помощью!
Женщины расцеловались, а Ноэлла в это время с изумлением разглядывала свою тезку.
У нее было такое ощущение, словно она смотрела на себя в зеркало. У Ноэллы, которую Каролина обычно звала Ноэлли, были такие же светлые волосы, такие же темно-синие глаза и такая же улыбка.
– Мы с тобой точь-в-точь как сестры-близнецы, – заметила Ноэлли. Миссис Вейкфилд потащила гостей к камину, а возница наемного экипажа принялся вносить их багаж. Немного погодя Каролина поведала кузине свою историю.
И хотя она старалась говорить шепотом, Ноэлле было слышно каждое слово. Грустный это оказался рассказ. Капитан Д'Арси Фэаберн с годами стал играть в карты все более и более безрассудно. В результате он вынужден был, чтобы оплатить свои счета, занимать деньги у женщин, а это уже само по себе достойно порицания. А потом, в один черный день, за карточным столом произошел страшный скандал, виновником которого оказался капитан, и его вызвали на дуэль.
Каролина извелась от тревоги за мужа, хотя и пыталась себя убедить, что ему не привыкать к дуэлям, – так что одной больше, одной меньше никакого значения не имеет. К сожалению, страхи ее оказались обоснованными. Капитан Фэаберн был уже не тот, что раньше. Он стал старше, а противник его, человек молодой и отлично владевший пистолетом, сумел показать великолепный класс стрельбы. В результате капитан Фэаберн скончался от полученной раны через три дня после дуэли.
Каролина и Ноэлли остались практически без средств к существованию.
– Мы в то время жили в Неаполе, – рассказывала Каролина. – И я всегда считала, что у меня там много друзей. Но после случившегося они все куда-то испарились, как утренний туман. И тогда я поняла: единственное, что нам с Ноэлли остается, это вернуться в Англию.
– Конечно, это было самым разумным, – поддержала миссис Вейкфилд.
– Денег у нас нет, – продолжала Каролина, – и я понятия не имею, где их раздобыть.
– Вы можете оставаться в нашем доме столько, сколько пожелаете, – ласково проговорила миссис Вейкфилд.
– Эверил, дорогая, я знала, что ты мне это предложишь. Но мне страшно не хочется вас обременять.
– Ну что ты! Вы нам вовсе не будете в тягость! Я так рада снова видеть тебя.
Ноэлла понимала, что общение с кузиной Каролиной приносит маме истинную радость, да и ей самой было приятно находиться в обществе Ноэлли.
Хотя девушки были похожи как две капли воды, Ноэлли, пожившая на континенте, казалась старше. Ей приходилось встречаться со многими людьми и немало времени проводить в самых разнообразных казино. Она говорила о таких вещах, о которых Ноэлла и слыхом не слыхивала, и относилась к жизни с некоторой долей цинизма.
Подобное отношение наложило свой отпечаток и на ее прекрасное лицо.
– Папа умел только тратить деньги, – сказала она как-то Ноэлле.
Ноэлла уже знала, что Ноэлли звала капитана Фэаберна папой, хотя он и не был ей родным отцом.
– Должно быть… тебе пришлось нелегко, – нерешительно проговорила Ноэлла.
– Еще как! Бременами просто ужасно! – воскликнула Ноэлли. – Мы частенько жили в долг. Иначе пришлось бы голодать.
Голос ее прозвучал резко, что не укрылось от Ноэллы.
Когда девушки узнали друг друга поближе, Ноэлли как-то вечером решила довериться подруге:
– Знаешь, я так устала думать о том, будем ли мы сыты на следующий день или нет, что, когда мы жили в Венеции, села и написала своему настоящему отцу.
Ноэлла даже вскрикнула от изумления:
– И ты не побоялась?
– Нет. Я рассказала ему, как мне надоело колесить по Европе, заезжая во все города, где есть казино, и спросила его, могу ли я вернуться домой.
У Ноэллы даже дыхание перехватило.
Первой ее мыслью было, что Ноэлли поступила непорядочно по отношению к матери.
Но потом она поняла, насколько нелегко жить в постоянной нужде и как унизительно было Ноэлли притворяться дочерью человека, который даже не мог жениться на ее матери.
– Надеюсь, ты понимаешь, – продолжала Ноэлли, – что на самом деле я леди Ноэлла Рэвен!
– Никогда об этом не задумывалась, – призналась Ноэлла.
– Но ведь это и в самом деле так! Однако теперь, когда Д'Арси Фэаберна не стало, мне придется взять на себя заботу о маме.
Она тяжело вздохнула.
– Поскольку мой родной отец наверняка никогда не простит ее за то, что она от него сбежала, и ее родственники до конца дней своих не станут с ней общаться, придется мне и впредь влачить жалкое существование. Другого выбора у меня нет.
– Ах, Ноэлли, как мне тебя жаль! – воскликнула Ноэлла. – Но может быть, какой-то счастливый случай поможет тебе?
– Какой именно? – спросила Ноэлли.
На этот вопрос у Ноэллы не нашлось ответа.
А вскоре произошли такие трагические события, которых никто не ожидал и о которых и подумать-то было страшно.
Несколько месяцев они вчетвером кое-как перебивались на жалкую пенсию миссис Вейкфилд. Все темы их разговоров сводились к тому, откуда взять денег. Оказалось, что Каролина продала свои меха и все ценное в доме, чтобы оплатить дорогу в Англию. Так что когда она приехала, при ней было лишь несколько фунтов. Однако все четверо прекрасно осознавали, что такое жалкое существование не может продолжаться вечно.
Однажды утром на имя миссис Фэаберн пришло письмо. Открыв его, Каролина вскрикнула от радости.
– Какие хорошие новости! – воскликнула она. – Просто чудесные, Эверил! Сейчас я тебе все расскажу, чтобы ты тоже порадовалась вместе со мной.
– Что случилось? – поинтересовалась миссис Вейкфилд.
– Завтра в Англию приезжает мой старый добрый друг мистер Леон Ротмэн. Он хочет встретиться со мной как можно скорее.
И, бросив взгляд на Ноэлли, она продолжала:
– Помнишь, дорогая, когда мы уезжали из Италии, я оставила для него на вилле письмо, в котором сообщила, что мы с тобой отправляемся в Англию, и выразила надежду, что там мы и останемся.
И таким ликующим голосом, какого миссис Вейкфилд еще у нее не слышала, объяснила:
– Он в то время находился в Африке, поэтому прочитал мое письмо только неделю назад, когда вернулся в Неаполь. Узнав о том, что мы находимся здесь, он не мешкая пустился за нами вдогонку. Слава Богу, теперь все образуется!
– Ты хочешь сказать, Каролина, – ласково спросила миссис Вейкфилд, – что собираешься выйти за этого джентльмена замуж?
Каролина с удивлением взглянула на свою кузину.
– Замуж? Что ты! Это невозможно! Он ведь уже женат. Но он очень, очень богат и всегда был моим самым преданным… другом.
Перед словом «друг» Каролина сделала небольшую паузу.
Ноэлла ее и не заметила, но ее маме эта заминка сказала о многом. Глядя на Каролину с явным осуждением, миссис Вейкфилд поднялась из-за стола.
– Надеюсь, дорогая Каролина, что ты не будешь разочарована, – секунду помолчав, проговорила она и вышла из комнаты.
На следующее утро Каролина с Ноэлли отправились в почтовой карете в Борчестер, где в самом лучшем отеле остановился мистер Ротмэн, что явствовало из его письма.
– Думаю, он попросит нас тотчас же поехать с ним в Лондон, – доверительно сообщила Каролина. – Так что весь наш багаж мы забирать с собой не будем. Впрочем, не сомневаюсь, он сразу купит нам все самое необходимое.
Они с Ноэлли взяли с собой лишь столько вещей, сколько им могло потребоваться на два-три дня.
Обе, уезжая, были преисполнены таких радужных надежд, что Ноэлла, глядя на их ликование, не сразу заметила, как неодобрительно относится мама ко всему происходящему.
Когда они, уже одни, вернулись в гостиную, миссис Вейкфилд неожиданно сказала:
– Если бы у тебя, моя хорошая, была возможность познакомиться с такими людьми, каких я знала в молодости, я была бы просто счастлива.
– С какими, мамочка? – спросила Ноэлла.
– С леди и джентльменами, которые живут хорошей, добропорядочной жизнью, – резким голосом проговорила миссис Вейкфилд.
И, взяв дочку за руку, усадила ее рядом с собой на софу.
– Послушай, Ноэлла, – продолжала она. – Тебе уже почти восемнадцать, и ты достаточно умна, чтобы понять: некоторые люди совершают в своей жизни странные, а порой и нехорошие поступки. Но это их дело! Обещай мне, что ты постараешься всегда поступать только порядочно.
– Ну конечно, мамочка! – воскликнула Ноэлла.
И поскольку мама впервые разговаривала с ней так откровенно, секунду помолчав, решилась спросить:
– Тебя расстроила кузина Каролина, да, мамочка? Но почему? Ты считаешь, что она не должна так радоваться, что встретится с этим человеком?
Мама молчала, и Ноэлле даже показалось, что она ей не ответит.
Однако после продолжительной паузы та проговорила:
– Я люблю Каролину. Как я тебе уже рассказывала, мы выросли вместе. Но ты, моя девочка, должна понять – она совершила нехороший поступок, бросив своего мужа и сбежав с человеком, за которого не могла выйти замуж.
Она помолчала, словно подбирая нужные слова, и продолжала:
– Ей также не следовало встречаться с этим мистером Ротмэном, каким бы он ни был богатым, и надеяться, что он станет заботиться о ней. Ведь он человек женатый, и у него есть своя собственная семья.
– Я понимаю, мамочка, что ты хочешь сказать, – секунду подумав, ответила Ноэлла.
– Любовь очень странная вещь, – продолжала мама. – Когда-нибудь ты поймешь, что когда ты влюблена, только это чувство имеет значение, все остальное становится несущественным.
И, вздохнув, тихонько продолжала:
– Но любовь дается нам самим Господом, и если мы оскорбим ее, совершив какой-нибудь неблаговидный поступок, то тем самым оскверним нечто святое.
Ноэлла удивленно взглянула на мать, а та, наклонившись, поцеловала ее.
– Я могу только горячо молить Господа, что когда-нибудь ты встретишь человека такого же доброго и благородного, как твой отец, и влюбишься в него. И тогда ты поймешь, что та любовь, которая не подчиняется законам Божьим, оскверняет людей, откликнувшихся на ее зов.
С этими словами миссис Вейкфилд поднялась с софы и поспешно вышла из комнаты, чтобы дочка не заметила ее слез. После ее ухода Ноэлла принялась размышлять над ее словами. И ей внезапно показалось несправедливым, что Ноэлли прозябает в бедности, – ведь она дочь графа!
– Может быть, когда-нибудь муж простит кузину Каролину, – попыталась успокоить себя Ноэлла, – и тогда Ноэлли будет жить в роскоши, которой ей так не хватает.
Поскольку сама Ноэлла всегда жила более чем скромно, то никогда ни о какой роскоши и не мечтала.
Впрочем, в то время ей и в голову не могло прийти, какое ее ждет несчастье и как круто изменится ее жизнь.
Через три дня после отъезда кузина Каролина и Ноэлли возвратились. Как только они вошли в дом, Ноэлла, встретившая их на пороге, тут же поняла: случилось нечто ужасное. Лица у обеих были белыми как мел, на них застыло выражение полнейшего смятения. Войдя в гостиную, Каролина бессильно опустилась на софу, словно ноги отказывались ее держать, и дрожащим голосом проговорила, обращаясь к миссис Вейкфилд:
– Ты не поверишь… Да я и сама поверить в это не могу! Леон Ротмэн умер!
– Умер?! – воскликнула пораженная миссис Вейкфилд.
– Да. Сегодня рано утром. И мы с Ноэлли тут же уехали.
– Но отчего? Что произошло?
– В Африке он подхватил лихорадку и по приезде в Неаполь должен был лечь в больницу. Но когда прочитал мое письмо, решил приехать сюда и помочь мне, как я его просила.
Голос Каролины Фэаберн дрогнул, и она с усилием продолжала:
– По дороге в Англию болезнь обострилась. Оказалось, что в организме у него какая-то страшная инфекция.
Едва сдерживая рыдания, Каролина продолжала:
– Когда мы приехали в отель, камердинер Пеона сообщил нам, в каком плачевном состоянии пребывает его господин. И хотя за врачом в город уже послали, никто не знал, как помочь больному до того как тот прибудет.
На глаза Каролины навернулись слезы.
– Он боролся с болезнью, боролся за свою жизнь с той же отчаянной решимостью, какую выказывал и в делах. Но это не помогло, он умер… И мы уехали, чувствуя, что не должны этого делать. Но чем мы могли помочь, когда его уже нет в живых?
Каролина разрыдалась, и миссис Вейкфилд ласково обняла ее.
– Как мне жаль тебя, дорогая, – прошептала она.
– Ах, Эверил, что же мне делать? Он был моей последней надеждой, и теперь чем скорее я умру, тем лучше.
Миссис Вейкфилд попыталась утешить ее. Наконец ей удалось уговорить ее лечь в постель, поскольку Каролина с ног валилась от усталости.
На следующее утро Ноэлла с ужасом узнала, что и Каролина, и ее дочь заразились лихорадкой, которая свела в могилу Леона Ротмэна. Вызвали местного врача, однако он лишь предписал больным постельный режим. Правда, он дал им какое-то лекарство, но миссис Вейкфилд оно показалось не более чем подкрашенной водичкой.
Миссис Вейкфилд категорически запретила Ноэлле подходить к Ноэлли и ее матери, заявив, что сама будет ухаживать за ними. Ноэлла попыталась возразить, но мама и слушать не стала.
– Ты не должна и близко подходить к их комнатам, моя хорошая, – сказала она дочери. – Можешь помогать нянюшке на кухне и приносить наверх еду, но если я увижу тебя у их дверей, я очень на тебя рассержусь.
– Ты же знаешь, я сделаю, как ты пожелаешь, мамочка, – ответила Ноэлла. – Только прошу тебя, не переутомляйся.
Впоследствии ей пришло в голову, что как раз из-за того, что мама, не отличавшаяся крепким здоровьем, не жалея сил, ухаживала за больными, она и сама заразилась от них лихорадкой.
Каролина с дочерью умерли одна за другой с разницей всего в несколько часов. Не успели их тела предать земле, как умерла и мама. Сначала Ноэлле казалось, что она видит какой-то кошмарный сон и никак не может проснуться.
После похорон они остались с нянюшкой одни, в тихом опустевшем доме и почти без средств к существованию.
И день ото дня жить им становилось все труднее и труднее…
– Я должна раздобыть где-то денег, – задумчиво проговорила Ноэлла.
Ей пришла в голову мысль еще разок осмотреть дом – может быть, она найдет что-то, что можно продать.
Однако она тут же отказалась от этой мысли. Вся мебель из маминой спальни, равно как и из других комнат, уже нашла своих покупателей. Платья кузины Каролины и Ноэлли Ноэлла убрала подальше. На этом настояла нянюшка.
Поколебавшись, Ноэлла с ней согласилась.
– Может быть, они и вправду заразные, – заметила она.
– Комнаты мы уже привели в порядок, – сказала нянюшка, – а одежду я на всякий случай вынесу на улицу. Пускай проветрится.
После смерти Каролины и Ноэлли врач настоял, чтобы комнаты, в которых они жили, были продезинфицированы.
Следуя его указаниям, двери в комнатах плотно закрыли и сожгли там какое-то отвратительно пахнущее дезинфицирующее средство. Вонь от него распространилась по всему дому. Только распахнув настежь все окна и двери, Ноэлле удалось, в конце концов, избавиться от этого тошнотворного запаха – ей все казалось, что в доме пахнет смертью. Нянюшка вынесла одежду Каролины и Ноэлли в сад и развесила ее на веревке.
Лишь после того, как вещи провисели там почти три дня, Ноэлла наконец решила, что они больше не представляют угрозы для жизни. После чего продала их за несколько шиллингов местному коробейнику, который раз в неделю появлялся у них в деревне. Он рад был купить все, из чего впоследствии можно было бы извлечь для себя выгоду.
Единственное, что Ноэлла не стала продавать, это вечерние туалеты. Они были такие изысканные и декольтированные, что любая порядочная девушка вряд ли отважилась бы их надеть.
А посему они так и остались висеть в комнате, которую совсем недавно занимала мамина кузина.
Коробейник купил и некоторые вещи, принадлежавшие миссис Вейкфилд.
У Ноэллы сердце разрывалось от горя, когда она отдавала их, однако она понимала, что сейчас важнее было есть, а не одеваться.
Приходилось думать не только о себе, но и о нянюшке, которой было уже почти шестьдесят лет и которая ухаживала за ней с тех пор, когда Ноэлла была еще маленькой девочкой.
А еще о Хокинсе, бывшем денщике отца, который не оставил своего господина, когда тот вышел в отставку. Отец предложил ему работу на конюшне, однако вскоре Хокинс из конюха превратился в мастера на все руки, готового с радостью выполнить любую работу по дому. Ноэлла часто думала, что лишь благодаря ему они с нянюшкой все еще живы.
Последний месяц они протянули исключительно на кроликах, которых он ловил в лесу с помощью силков, и на рыбе – правда, крошечной, – которую он добывал в реке.
До Рождества у них еще хватило картошки. Хокинс сам ее вырастил и хранил в старом погребе.
Но с новым годом в дом пришел голод.
Бывали дни, когда приходилось довольствоваться одним черствым хлебом – булочник продавал им его за один-два пенса, поскольку больше его никто не покупал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
– Ты, должно быть, Ноэлла! – воскликнула она.
В этот момент в холле показалась миссис Вейкфилд. При виде незваных гостей, она вскрикнула от удивления:
– Каролина! Неужели это и в самом деле ты?
– Да, это я. Ах, Эверил! Я приехала к тебе за помощью!
Женщины расцеловались, а Ноэлла в это время с изумлением разглядывала свою тезку.
У нее было такое ощущение, словно она смотрела на себя в зеркало. У Ноэллы, которую Каролина обычно звала Ноэлли, были такие же светлые волосы, такие же темно-синие глаза и такая же улыбка.
– Мы с тобой точь-в-точь как сестры-близнецы, – заметила Ноэлли. Миссис Вейкфилд потащила гостей к камину, а возница наемного экипажа принялся вносить их багаж. Немного погодя Каролина поведала кузине свою историю.
И хотя она старалась говорить шепотом, Ноэлле было слышно каждое слово. Грустный это оказался рассказ. Капитан Д'Арси Фэаберн с годами стал играть в карты все более и более безрассудно. В результате он вынужден был, чтобы оплатить свои счета, занимать деньги у женщин, а это уже само по себе достойно порицания. А потом, в один черный день, за карточным столом произошел страшный скандал, виновником которого оказался капитан, и его вызвали на дуэль.
Каролина извелась от тревоги за мужа, хотя и пыталась себя убедить, что ему не привыкать к дуэлям, – так что одной больше, одной меньше никакого значения не имеет. К сожалению, страхи ее оказались обоснованными. Капитан Фэаберн был уже не тот, что раньше. Он стал старше, а противник его, человек молодой и отлично владевший пистолетом, сумел показать великолепный класс стрельбы. В результате капитан Фэаберн скончался от полученной раны через три дня после дуэли.
Каролина и Ноэлли остались практически без средств к существованию.
– Мы в то время жили в Неаполе, – рассказывала Каролина. – И я всегда считала, что у меня там много друзей. Но после случившегося они все куда-то испарились, как утренний туман. И тогда я поняла: единственное, что нам с Ноэлли остается, это вернуться в Англию.
– Конечно, это было самым разумным, – поддержала миссис Вейкфилд.
– Денег у нас нет, – продолжала Каролина, – и я понятия не имею, где их раздобыть.
– Вы можете оставаться в нашем доме столько, сколько пожелаете, – ласково проговорила миссис Вейкфилд.
– Эверил, дорогая, я знала, что ты мне это предложишь. Но мне страшно не хочется вас обременять.
– Ну что ты! Вы нам вовсе не будете в тягость! Я так рада снова видеть тебя.
Ноэлла понимала, что общение с кузиной Каролиной приносит маме истинную радость, да и ей самой было приятно находиться в обществе Ноэлли.
Хотя девушки были похожи как две капли воды, Ноэлли, пожившая на континенте, казалась старше. Ей приходилось встречаться со многими людьми и немало времени проводить в самых разнообразных казино. Она говорила о таких вещах, о которых Ноэлла и слыхом не слыхивала, и относилась к жизни с некоторой долей цинизма.
Подобное отношение наложило свой отпечаток и на ее прекрасное лицо.
– Папа умел только тратить деньги, – сказала она как-то Ноэлле.
Ноэлла уже знала, что Ноэлли звала капитана Фэаберна папой, хотя он и не был ей родным отцом.
– Должно быть… тебе пришлось нелегко, – нерешительно проговорила Ноэлла.
– Еще как! Бременами просто ужасно! – воскликнула Ноэлли. – Мы частенько жили в долг. Иначе пришлось бы голодать.
Голос ее прозвучал резко, что не укрылось от Ноэллы.
Когда девушки узнали друг друга поближе, Ноэлли как-то вечером решила довериться подруге:
– Знаешь, я так устала думать о том, будем ли мы сыты на следующий день или нет, что, когда мы жили в Венеции, села и написала своему настоящему отцу.
Ноэлла даже вскрикнула от изумления:
– И ты не побоялась?
– Нет. Я рассказала ему, как мне надоело колесить по Европе, заезжая во все города, где есть казино, и спросила его, могу ли я вернуться домой.
У Ноэллы даже дыхание перехватило.
Первой ее мыслью было, что Ноэлли поступила непорядочно по отношению к матери.
Но потом она поняла, насколько нелегко жить в постоянной нужде и как унизительно было Ноэлли притворяться дочерью человека, который даже не мог жениться на ее матери.
– Надеюсь, ты понимаешь, – продолжала Ноэлли, – что на самом деле я леди Ноэлла Рэвен!
– Никогда об этом не задумывалась, – призналась Ноэлла.
– Но ведь это и в самом деле так! Однако теперь, когда Д'Арси Фэаберна не стало, мне придется взять на себя заботу о маме.
Она тяжело вздохнула.
– Поскольку мой родной отец наверняка никогда не простит ее за то, что она от него сбежала, и ее родственники до конца дней своих не станут с ней общаться, придется мне и впредь влачить жалкое существование. Другого выбора у меня нет.
– Ах, Ноэлли, как мне тебя жаль! – воскликнула Ноэлла. – Но может быть, какой-то счастливый случай поможет тебе?
– Какой именно? – спросила Ноэлли.
На этот вопрос у Ноэллы не нашлось ответа.
А вскоре произошли такие трагические события, которых никто не ожидал и о которых и подумать-то было страшно.
Несколько месяцев они вчетвером кое-как перебивались на жалкую пенсию миссис Вейкфилд. Все темы их разговоров сводились к тому, откуда взять денег. Оказалось, что Каролина продала свои меха и все ценное в доме, чтобы оплатить дорогу в Англию. Так что когда она приехала, при ней было лишь несколько фунтов. Однако все четверо прекрасно осознавали, что такое жалкое существование не может продолжаться вечно.
Однажды утром на имя миссис Фэаберн пришло письмо. Открыв его, Каролина вскрикнула от радости.
– Какие хорошие новости! – воскликнула она. – Просто чудесные, Эверил! Сейчас я тебе все расскажу, чтобы ты тоже порадовалась вместе со мной.
– Что случилось? – поинтересовалась миссис Вейкфилд.
– Завтра в Англию приезжает мой старый добрый друг мистер Леон Ротмэн. Он хочет встретиться со мной как можно скорее.
И, бросив взгляд на Ноэлли, она продолжала:
– Помнишь, дорогая, когда мы уезжали из Италии, я оставила для него на вилле письмо, в котором сообщила, что мы с тобой отправляемся в Англию, и выразила надежду, что там мы и останемся.
И таким ликующим голосом, какого миссис Вейкфилд еще у нее не слышала, объяснила:
– Он в то время находился в Африке, поэтому прочитал мое письмо только неделю назад, когда вернулся в Неаполь. Узнав о том, что мы находимся здесь, он не мешкая пустился за нами вдогонку. Слава Богу, теперь все образуется!
– Ты хочешь сказать, Каролина, – ласково спросила миссис Вейкфилд, – что собираешься выйти за этого джентльмена замуж?
Каролина с удивлением взглянула на свою кузину.
– Замуж? Что ты! Это невозможно! Он ведь уже женат. Но он очень, очень богат и всегда был моим самым преданным… другом.
Перед словом «друг» Каролина сделала небольшую паузу.
Ноэлла ее и не заметила, но ее маме эта заминка сказала о многом. Глядя на Каролину с явным осуждением, миссис Вейкфилд поднялась из-за стола.
– Надеюсь, дорогая Каролина, что ты не будешь разочарована, – секунду помолчав, проговорила она и вышла из комнаты.
На следующее утро Каролина с Ноэлли отправились в почтовой карете в Борчестер, где в самом лучшем отеле остановился мистер Ротмэн, что явствовало из его письма.
– Думаю, он попросит нас тотчас же поехать с ним в Лондон, – доверительно сообщила Каролина. – Так что весь наш багаж мы забирать с собой не будем. Впрочем, не сомневаюсь, он сразу купит нам все самое необходимое.
Они с Ноэлли взяли с собой лишь столько вещей, сколько им могло потребоваться на два-три дня.
Обе, уезжая, были преисполнены таких радужных надежд, что Ноэлла, глядя на их ликование, не сразу заметила, как неодобрительно относится мама ко всему происходящему.
Когда они, уже одни, вернулись в гостиную, миссис Вейкфилд неожиданно сказала:
– Если бы у тебя, моя хорошая, была возможность познакомиться с такими людьми, каких я знала в молодости, я была бы просто счастлива.
– С какими, мамочка? – спросила Ноэлла.
– С леди и джентльменами, которые живут хорошей, добропорядочной жизнью, – резким голосом проговорила миссис Вейкфилд.
И, взяв дочку за руку, усадила ее рядом с собой на софу.
– Послушай, Ноэлла, – продолжала она. – Тебе уже почти восемнадцать, и ты достаточно умна, чтобы понять: некоторые люди совершают в своей жизни странные, а порой и нехорошие поступки. Но это их дело! Обещай мне, что ты постараешься всегда поступать только порядочно.
– Ну конечно, мамочка! – воскликнула Ноэлла.
И поскольку мама впервые разговаривала с ней так откровенно, секунду помолчав, решилась спросить:
– Тебя расстроила кузина Каролина, да, мамочка? Но почему? Ты считаешь, что она не должна так радоваться, что встретится с этим человеком?
Мама молчала, и Ноэлле даже показалось, что она ей не ответит.
Однако после продолжительной паузы та проговорила:
– Я люблю Каролину. Как я тебе уже рассказывала, мы выросли вместе. Но ты, моя девочка, должна понять – она совершила нехороший поступок, бросив своего мужа и сбежав с человеком, за которого не могла выйти замуж.
Она помолчала, словно подбирая нужные слова, и продолжала:
– Ей также не следовало встречаться с этим мистером Ротмэном, каким бы он ни был богатым, и надеяться, что он станет заботиться о ней. Ведь он человек женатый, и у него есть своя собственная семья.
– Я понимаю, мамочка, что ты хочешь сказать, – секунду подумав, ответила Ноэлла.
– Любовь очень странная вещь, – продолжала мама. – Когда-нибудь ты поймешь, что когда ты влюблена, только это чувство имеет значение, все остальное становится несущественным.
И, вздохнув, тихонько продолжала:
– Но любовь дается нам самим Господом, и если мы оскорбим ее, совершив какой-нибудь неблаговидный поступок, то тем самым оскверним нечто святое.
Ноэлла удивленно взглянула на мать, а та, наклонившись, поцеловала ее.
– Я могу только горячо молить Господа, что когда-нибудь ты встретишь человека такого же доброго и благородного, как твой отец, и влюбишься в него. И тогда ты поймешь, что та любовь, которая не подчиняется законам Божьим, оскверняет людей, откликнувшихся на ее зов.
С этими словами миссис Вейкфилд поднялась с софы и поспешно вышла из комнаты, чтобы дочка не заметила ее слез. После ее ухода Ноэлла принялась размышлять над ее словами. И ей внезапно показалось несправедливым, что Ноэлли прозябает в бедности, – ведь она дочь графа!
– Может быть, когда-нибудь муж простит кузину Каролину, – попыталась успокоить себя Ноэлла, – и тогда Ноэлли будет жить в роскоши, которой ей так не хватает.
Поскольку сама Ноэлла всегда жила более чем скромно, то никогда ни о какой роскоши и не мечтала.
Впрочем, в то время ей и в голову не могло прийти, какое ее ждет несчастье и как круто изменится ее жизнь.
Через три дня после отъезда кузина Каролина и Ноэлли возвратились. Как только они вошли в дом, Ноэлла, встретившая их на пороге, тут же поняла: случилось нечто ужасное. Лица у обеих были белыми как мел, на них застыло выражение полнейшего смятения. Войдя в гостиную, Каролина бессильно опустилась на софу, словно ноги отказывались ее держать, и дрожащим голосом проговорила, обращаясь к миссис Вейкфилд:
– Ты не поверишь… Да я и сама поверить в это не могу! Леон Ротмэн умер!
– Умер?! – воскликнула пораженная миссис Вейкфилд.
– Да. Сегодня рано утром. И мы с Ноэлли тут же уехали.
– Но отчего? Что произошло?
– В Африке он подхватил лихорадку и по приезде в Неаполь должен был лечь в больницу. Но когда прочитал мое письмо, решил приехать сюда и помочь мне, как я его просила.
Голос Каролины Фэаберн дрогнул, и она с усилием продолжала:
– По дороге в Англию болезнь обострилась. Оказалось, что в организме у него какая-то страшная инфекция.
Едва сдерживая рыдания, Каролина продолжала:
– Когда мы приехали в отель, камердинер Пеона сообщил нам, в каком плачевном состоянии пребывает его господин. И хотя за врачом в город уже послали, никто не знал, как помочь больному до того как тот прибудет.
На глаза Каролины навернулись слезы.
– Он боролся с болезнью, боролся за свою жизнь с той же отчаянной решимостью, какую выказывал и в делах. Но это не помогло, он умер… И мы уехали, чувствуя, что не должны этого делать. Но чем мы могли помочь, когда его уже нет в живых?
Каролина разрыдалась, и миссис Вейкфилд ласково обняла ее.
– Как мне жаль тебя, дорогая, – прошептала она.
– Ах, Эверил, что же мне делать? Он был моей последней надеждой, и теперь чем скорее я умру, тем лучше.
Миссис Вейкфилд попыталась утешить ее. Наконец ей удалось уговорить ее лечь в постель, поскольку Каролина с ног валилась от усталости.
На следующее утро Ноэлла с ужасом узнала, что и Каролина, и ее дочь заразились лихорадкой, которая свела в могилу Леона Ротмэна. Вызвали местного врача, однако он лишь предписал больным постельный режим. Правда, он дал им какое-то лекарство, но миссис Вейкфилд оно показалось не более чем подкрашенной водичкой.
Миссис Вейкфилд категорически запретила Ноэлле подходить к Ноэлли и ее матери, заявив, что сама будет ухаживать за ними. Ноэлла попыталась возразить, но мама и слушать не стала.
– Ты не должна и близко подходить к их комнатам, моя хорошая, – сказала она дочери. – Можешь помогать нянюшке на кухне и приносить наверх еду, но если я увижу тебя у их дверей, я очень на тебя рассержусь.
– Ты же знаешь, я сделаю, как ты пожелаешь, мамочка, – ответила Ноэлла. – Только прошу тебя, не переутомляйся.
Впоследствии ей пришло в голову, что как раз из-за того, что мама, не отличавшаяся крепким здоровьем, не жалея сил, ухаживала за больными, она и сама заразилась от них лихорадкой.
Каролина с дочерью умерли одна за другой с разницей всего в несколько часов. Не успели их тела предать земле, как умерла и мама. Сначала Ноэлле казалось, что она видит какой-то кошмарный сон и никак не может проснуться.
После похорон они остались с нянюшкой одни, в тихом опустевшем доме и почти без средств к существованию.
И день ото дня жить им становилось все труднее и труднее…
– Я должна раздобыть где-то денег, – задумчиво проговорила Ноэлла.
Ей пришла в голову мысль еще разок осмотреть дом – может быть, она найдет что-то, что можно продать.
Однако она тут же отказалась от этой мысли. Вся мебель из маминой спальни, равно как и из других комнат, уже нашла своих покупателей. Платья кузины Каролины и Ноэлли Ноэлла убрала подальше. На этом настояла нянюшка.
Поколебавшись, Ноэлла с ней согласилась.
– Может быть, они и вправду заразные, – заметила она.
– Комнаты мы уже привели в порядок, – сказала нянюшка, – а одежду я на всякий случай вынесу на улицу. Пускай проветрится.
После смерти Каролины и Ноэлли врач настоял, чтобы комнаты, в которых они жили, были продезинфицированы.
Следуя его указаниям, двери в комнатах плотно закрыли и сожгли там какое-то отвратительно пахнущее дезинфицирующее средство. Вонь от него распространилась по всему дому. Только распахнув настежь все окна и двери, Ноэлле удалось, в конце концов, избавиться от этого тошнотворного запаха – ей все казалось, что в доме пахнет смертью. Нянюшка вынесла одежду Каролины и Ноэлли в сад и развесила ее на веревке.
Лишь после того, как вещи провисели там почти три дня, Ноэлла наконец решила, что они больше не представляют угрозы для жизни. После чего продала их за несколько шиллингов местному коробейнику, который раз в неделю появлялся у них в деревне. Он рад был купить все, из чего впоследствии можно было бы извлечь для себя выгоду.
Единственное, что Ноэлла не стала продавать, это вечерние туалеты. Они были такие изысканные и декольтированные, что любая порядочная девушка вряд ли отважилась бы их надеть.
А посему они так и остались висеть в комнате, которую совсем недавно занимала мамина кузина.
Коробейник купил и некоторые вещи, принадлежавшие миссис Вейкфилд.
У Ноэллы сердце разрывалось от горя, когда она отдавала их, однако она понимала, что сейчас важнее было есть, а не одеваться.
Приходилось думать не только о себе, но и о нянюшке, которой было уже почти шестьдесят лет и которая ухаживала за ней с тех пор, когда Ноэлла была еще маленькой девочкой.
А еще о Хокинсе, бывшем денщике отца, который не оставил своего господина, когда тот вышел в отставку. Отец предложил ему работу на конюшне, однако вскоре Хокинс из конюха превратился в мастера на все руки, готового с радостью выполнить любую работу по дому. Ноэлла часто думала, что лишь благодаря ему они с нянюшкой все еще живы.
Последний месяц они протянули исключительно на кроликах, которых он ловил в лесу с помощью силков, и на рыбе – правда, крошечной, – которую он добывал в реке.
До Рождества у них еще хватило картошки. Хокинс сам ее вырастил и хранил в старом погребе.
Но с новым годом в дом пришел голод.
Бывали дни, когда приходилось довольствоваться одним черствым хлебом – булочник продавал им его за один-два пенса, поскольку больше его никто не покупал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14