— Не угодно ли, чтобы я заштопала для вас это платье, миледи?
— Выбросьте его! — ответила Лоринда резко. — Я не желаю больше его видеть!
Когда она спустилась вниз, Дурстан Хейл вышел из гостиной, и ей стало понятно, что обед подан.
Он не сделал никаких замечаний по поводу ее внешности, просто предложил руку, и хотя его прикосновение и сама его близость были ей противны, она молча направилась рядом с ним в столовую.
Как ни странно, Лоринда спала крепко и без сновидений, но, едва проснувшись, снова ощутила свое существование как кошмар, которому не было конца.
«Как можно продолжать жизнь рядом с таким человеком?» — спрашивала она себя.
В первый раз мысль о постоянной борьбе с мужем, который ухитрялся выходить победителем из любой схватки, наполнила ее душу тревогой и мрачными предчувствиями.
У нее хватило честности признать, что накануне вечером она умышленно повела себя столь вызывающе, и тем не менее его реакция застала ее врасплох.
Конечно, он мог на нее рассердиться, но насилие с его стороны до такой степени лишило ее самообладания, что теперь Лоринда вынуждена была признаться себе в том, что слегка побаивается собственного мужа.
«Это оттого, что он совершенно непредсказуем, — пыталась она убедить себя. — Любой мужчина на его месте реагировал бы совершенно иначе, но никогда не можешь предвидеть заранее, чего следует ожидать от Дурстана Хейла».
Когда ей принесли завтрак, Лоринда спросила с едва заметной тревогой в голосе, каковы планы на день.
— Хозяин сегодня утром намерен снова отправиться на верховую прогулку вместе с вами, миледи, — ответила горничная. — Он распорядился подать для вас ту же самую кобылу, на которой вы ездили вчера.
Для Лоринды по крайней мере это послужило облегчением. Сидя верхом на Айше, она забывала о своей неприязни к человеку, сопровождавшему ее; одна только радость владела всем ее существом в часы этой прогулки.
Вместе с тем девушка подозревала, что Айше была также одной из любимых лошадей Дурстана Хейла, и это обстоятельство вносило некую горчинку в ее настроение.
Она выбрала амазонку золотистого цвета, которая шла ей даже больше, чем вчерашняя.
— Едва ли он обратит на это внимание, — пробормотала она про себя.
— Вы что-то сказали, миледи? — спросила горничная.
— Я просто говорила сама с собой, — ответила Лоринда.
Шляпа была сделана специально для нее лучшей модисткой Лондона. Сразу вспомнилось, как ахали мужчины при одном ее появлении, по их глазам было видно, что в этой шляпе она выглядела еще привлекательнее.
Противиться ее очарованию способен лишь человек с каменным сердцем.
Впрочем, быть может, Дурстана Хейла привлекали женщины другого типа — темноволосые, с томным взглядом и ленивой, чувственной грацией, которой не могла подражать ни одна европейская дама, сколь бы изящной она ни была?
«Мне нужно благодарить судьбу за то, что он до сих пор не пожелал ко мне прикоснуться», — думала она.
И все же она не могла без конца притворяться, будто ее вовсе не задевает его равнодушие.
Лоринда спустилась вниз и обнаружила, что муж не ожидает ее в холле, как она предполагала.
— Хозяин в библиотеке, миледи, — сообщил дворецкий.
Лоринда уже направилась туда, но в это время Дурстан Хейл сам вышел из комнаты в сопровождении секретаря и поверенного в делах.
Он отдал им последние распоряжения и обратился к ней.
— Прошу прощения, Лоринда, — сказал он, — но боюсь, что я не смогу сопровождать вас сегодня утром. Мне нужно ехать в Фалмут по неотложным делам.
Лоринда ничего не ответила, но, бросив взгляд в открытую дверь, увидела, что лошади готовы.
— Однако я не хочу, чтобы вы лишались прогулки, — продолжал Дурстан Хейл. — Вас будет сопровождать грум.
— В этом нет необходимости, — возразила Ло-ринда. — Я бы предпочла отправиться на прогулку без сопровождающих.
— С вами поедет грум! — отрезал он.
Она подняла на него сверкавшие гневом глаза.
— Я уже сказала вам, что не желаю этого. Я всегда езжу верхом одна.
Он проследовал через зал и открыл дверь, ведущую в гостиную.
— Не могли бы вы зайти сюда на минуту? Лоринда повиновалась, не представляя, что он собирается ей сказать. Дурстан Хейл закрыл за собой дверь.
— Позвольте мне высказаться совершенно определенно, Лоринда, — произнес он тоном, не допускавшим возражений. — Приличия и здравый смысл требуют, чтобы даму во время верховой прогулки сопровождал грум, и я хочу, чтобы моя жена не забывала ни о том, ни о другом.
— Что за нелепость! — парировала Лоринда. — Кто меня увидит?
— Это не имеет значения.
— Я не хочу, чтобы за мной следовал какой-то там слуга, который сразу же станет доносить вам сплетни, стоит мне допустить хотя бы самое ничтожное отклонение от принятых в обществе условностей!
— Я отдам приказ груму поехать вместе с вами и не намерен больше обсуждать этот вопрос!
Дурстан Хейл открыл дверь и снова вышел в холл. Лоринда услышала, как он распорядился отвести Акбара обратно в конюшню, после чего груму было велено немедленно вернуться верхом на другой лошади.
Она стояла, прислушиваясь и прикусив нижнюю губу.
Ее приводило в бешенство, что ее собственные желания столь высокомерно проигнорировали. Девушка была возмущена, что к ней в качестве сопровождающего приставили слугу.
Лоринда всегда ездила верхом одна, даже в детстве, и в Лондоне никогда не брала с собой грума, когда отправлялась на прогулку в Гайд-парк. Разумеется, как только она появлялась, вокруг нее собиралась толпа обожателей, и при въезде на Роттенроу ее сопровождала целая кавалькада. Как только они добирались до менее фешенебельной части парка, Лоринда всегда пускала свою лошадь в галоп. Иногда она в полном одиночестве заезжала еще дальше — до Хэмпстед-Хиса или даже до полей, простиравшихся за Челси.
Но теперь ей навязывали спутника, няньку, словно она была ребенком или одной из тех изнеженных светских дам, которые, по ее презрительному замечанию, умели ездить разве что на деревянной лошадке. Это был удар по ее гордыне.
Но вполне могло случиться, что, если она будет спорить, муж вообще запретит какие бы то ни было прогулки, поэтому она стала ждать появления грума, нетерпеливо постукивая ногой.
Тем временем фаэтон, вызвавший у нее немалое восхищение в тот день, когда Дурстан Хейл впервые явился к ее отцу с визитом, подъехал к парадной двери.
Если муж и помнил о том, что она стоит в гостиной, то не подал вида. Он просто ступил на подножку фаэтона, потом, усевшись на козлы, взял в руки вожжи и отъехал от крыльца. Лоринда пересекла холл, чтобы проследить за ним взглядом. Без сомнения, он чрезвычайно ловко правил экипажем, в широкой линии его плеч и надвинутом слегка набекрень цилиндре чувствовалось изящество и вместе с тем недюжинная энергия.
«Он просто кажется таким, — подумала она, — но в душе он настоящий стародум и ретроград, отставший от жизни, к тому же еще прикидывается святошей, словно какой-нибудь церковный служка!»
Ее ненависть к нему вспыхнула с новой силой, когда экипаж исчез в клубах пыли.
Наконец она увидела грума, спешившего к ней со стороны конюшни верхом на резвой чалой лошади, править которой ему стоило немалого труда.
С помощью грума она влезла на Айше, перекинула ногу через переднюю луку дамского седла и направилась прочь со двора замка; грум ехал за ней на почтительном расстоянии.
В ее уме постепенно складывался план, каким образом обвести мужа, нарушив его требования.
Лоринда намеренно выбрала северное направление. Вскоре они миновали парк и деревню и оказались посреди невозделанного поля, поросшего густой травой и цветами. Здесь она пустила Айше галопом, управляя лошадью с искусством, некогда снискавшим ей славу превосходной наездницы.
Чалая кобыла, на которой ехал грум, была свежей, и по крайней мере на протяжении мили ему удавалось держаться за спиной Лоринды. Затем, обернувшись через плечо, она заметила, что стала его опережать.
Девушка прекрасно понимала, что, хотя чалая кобыла превосходное животное, она не обладает силой и выносливостью Айше, да и грум едва ли мог сравняться с самой Лориндой в мастерстве наездника.
Она снова и снова подгоняла лошадь, но, оборачиваясь, видела позади себя грума: значит, тот решил любой ценой не упускать ее из вида. В эту минуту грум стал для нее олицетворением всего, что так раздражало ее в Дурстане Хейле, — его вечных придирок к ней, его стремления во что бы то ни стало сохранить видимость респектабельности и особенно того, что он упорно отказывался видеть в ней привлекательную женщину. Спастись бегством от грума, находившегося здесь по его распоряжению, означало бы отомстить человеку, которого она ненавидит, своим вызывающим поступком она могла бы дать ему понять, что он напрасно пытается сделать из нее рабыню.
Тут Лоринда в первый раз ударила Айше хлыстом и вонзила в ее бока шпоры. Кобыла, которую до сих пор никогда не подгоняли таким способом, тут же устремилась вперед. Плотно сжав губы, с горящими гневом глазами, Лоринда снова и снова пришпоривала лошадь.
Ею двигала слепая ярость, своего рода месть за все, что ей пришлось вынести от собственного мужа с момента их первой встречи.
Лоринда взяла длинный гибкий хлыст и принялась изо всех сил стегать Айше, от чего лошадь понеслась галопом, а она снова и снова то ударяла ее хлыстом, то пускала в ход шпоры.
В ее действиях не было ничего осмысленного, они были следствием душевного потрясения, охватившего все ее существо. Она понимала, что ведет себя жестоко, однако власть над любимицей ее мужа, Айше, пока та мчалась вперед, оставляя грума далеко позади, приносила Лоринде странное ощущение какого-то злобного торжества.
Ей казалось, будто это сам Дурстан преследует ее, пытаясь догнать и схватить, чтобы она не смогла ускользнуть из расставленной им ловушки.
Она снова и снова вонзала острые шпоры в бока Айше и при помощи хлыста побуждала лошадь все быстрее мчаться вперед. Только скорость могла помочь ей скрыться от ненавистного человека.
Должно быть, они проскакали так галопом много миль, когда внезапно нога кобылы попала в кроличью нору.
Лошадь пошатнулась, упала на колени, и Лоринда перелетела через ее голову.
Почва здесь оказалась не слишком твердой, и, хотя падение причинило девушке боль, она не потеряла сознание, а только была оглушена.
Какое-то мгновение она лежала неподвижно, чувствуя, как безумная, неудержимая ярость, которая бурлила в ее жилах, подобно пламени, исчезает без следа, и теперь понемногу приходила в себя.
Она села на землю, поправила шляпу и только тут подняла глаза на лошадь. Сначала она обнаружила, что Айше прихрамывает, потом заметила рубцы от хлыста у нее на крупе и кровь на боку.
От одного этого зрелища у Лоринды перехватило дыхание. Еще никогда за всю свою жизнь она не пускала в ход шпоры, сидя верхом на объезженном животном — только в тех случаях, когда лошадь еще предстояло укротить. Никогда еще она не опускалась до такой жестокости… Она с трудом поднялась на ноги.
— О Айше… мне так жаль! — проговорила она. — Прости меня! О моя дорогая… прости меня! Лоринда протянула руки, чтобы успокоить испуганное животное, потрепала кобылу по холке и что-то нежно шептала ей на ухо, пока Айше не потерлась доверчиво носом о лицо девушки, как бы прощая.
«Неужели я могла так поступить?» — спрашивала себя ошеломленная Лоринда.
Ей всегда казались отвратительными любые проявления жестокости, однако, горя желанием отомстить мужу за страдания и обиды, она выместила всю свою злобу на его любимице, Айше, хотя та ничем этого не заслужила. Лоринда уткнулась лицом в гриву лошади, чтобы скрыть слезы, душившие ее. Затем развернула кобылу и тотчас увидела, что та едва держится на ногах.
Это означало, что им придется возвращаться домой не спеша, и Лоринда направила Айше обратно по неровной, каменистой почве, где ни один уважающий себя наездник не стал бы пускать лошадь галопом. Теперь им потребуются долгие часы, чтобы преодолеть мили, отделявшие их от замка, и она поняла, что это само по себе достаточно унизительное наказание за ее проступок.
Стараясь выбирать для Айше дорогу полегче, Лоринда повторяла снова и снова:
— Прости меня! О моя дорогая… мне так жаль! И ей почему-то казалось, что лошадь все понимает. Прошло уже более четырех часов, когда Лоринда наконец заметила в отдалении стены замка.
Она боялась, что по дороге им встретится грум, который наверняка все еще разыскивает ее. Однако, пытаясь ускользнуть от него, девушка сворачивала то в одну сторону, то в другую, и ему легко было потерять из вида направление, в котором она ускакала. Лоринда знала: им потребуется еще по крайней мере час, чтобы добраться до замка. К. этому времени она уже сильно устала, и ей становилось все труднее идти пешком в ботинках для верховой езды.
Ей не оставалось ничего другого, как только брести вперед, подбадривая хромавшую лошадь и сознавая, что чем скорее Айше окажется снова у себя в стойле, в надежных руках старшего грума, тем лучше.
Только к полудню они добрались до подъездной аллеи, ведущей к замку. Должно быть, грумы, разыскивавшие их, заметили Лоринду и Айше еще издали, так как бросились навстречу, когда те были еще на полпути к дому. По их глазам Лоринда догадалась, что сопровождавший ее грум уже вернулся в замок с подробным отчетом о ее поведении.
— Айше не только хромает, — обратилась она к старшему груму, — ей нужно как можно скорее поставить припарки на бок.
Лоринда не стала ждать ответа, чтобы не видеть выражения ужаса и осуждения в его глазах, а направилась к дому, предоставив кобылу заботам конюхов, и, едва войдя, сразу же поднялась к себе наверх.
Горничная помогла ей снять амазонку и стянула с нее сапоги для верховой езды с высокими голенищами, грязными от ходьбы, с кровью на шпорах.
На юбке амазонки также были заметны пятна крови, и Лоринда отвела от них глаза.
— Оставьте все как есть, — обратилась она к горничной. — Вы можете прибраться позже, а сейчас я хочу немного побыть одна.
— Как прикажете, миледи.
Горничная поставила сапоги под туалетный столик, а хлыст, шляпу и перчатки положила на кресло.
Лоринда надела тонкий пеньюар, опустилась на кушетку рядом с окнами и растянулась на мягких подушках. Горничная накрыла ее легким атласным покрывалом, обшитым кружевами, и вышла из комнаты. Лоринда зажмурила глаза.
Ей было стыдно за свое поведение и проявленное ею полное отсутствие самообладания.
Как она могла причинить вред Айше и навлечь на нее такое жестокое наказание, когда единственным существом на свете, которого ей хотелось ранить, был муж?
Ее терзали угрызения совести, и девушка чувствовала себя крайне подавленной. Как она могла опуститься до такой дикости?
Должно быть, она пролежала около часа и уже почти совсем было погрузилась в сон, когда дверь внезапно распахнулась и в комнату без стука и без каких-либо предупреждений вошел Дурстан Хейл. Он впервые заглянул к ней в спальню, и Лоринда была так удивлена, увидев его, что села на кушетке. Едва она подняла на него глаза, как ей вдруг показалось, что сердце у нее в груди замерло. Еще никогда в жизни ей не приходилось видеть мужчину таким разгневанным. Его лицо было искажено яростью, и, хотя она всегда считала его человеком холодным и суровым, теперь весь его облик так преобразился, что он казался способным на любое насилие. Это был сам дьявол во плоти! Дурстан Хейл сделал еще несколько шагов в ее сторону и сказал:
— Я только что видел Айше. Чем вы объясните ваш варварский поступок?
Хотя он и не повышал голоса, тон его был таким, что Лоринда инстинктивно вскочила на ноги.
Девушка уже хотела было извиниться перед ним за то, что причинила боль лошади, хотя и полагала, что Дурстан Хейл сам довел ее до этого. Но теперь ее ненависть к нему вспыхнула с прежней силой, и снова, как в тот раз, когда она галопом ускакала от грума, ей казалось, что она должна любой ценой избежать рабского подчинения.
Он подошел еще ближе. Гнев в глазах придавал его лицу выражение, какого она до сих пор никогда у него не замечала. С трудом верилось, что перед ней тот самый человек, за которого она вышла замуж.
— Я знал, что вы совершенно равнодушны к чувствам других людей, — промолвил он, — а кроме того, капризны, своенравны и бессердечны, как никакая другая женщина на свете. Но я даже предположить не мог, что вы способны на такую жестокость, какую вы проявили по отношению к одной из моих самых любимых лошадей!
Он сделал паузу и затем произнес медленно и зловеще:
— Учитывая все это, простая справедливость требует, чтобы и с вами обошлись точно таким же образом!
Сначала Лоринда не поняла его. Затем она увидела, что Дурстан Хейл взял со стула ее собственный хлыст для верховой езды, которым она, совершенно обезумев, подгоняла Айше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16