Последовала короткая пауза, прежде чем Дорина, подыскав подходящие слова, начала:
— Вы, конечно, не знаете, милорд, что среди женщин, нанятых вашей новой экономкой, есть молодая девушка по имени Мэри Белл.
Она подчеркнула слово «новой», и граф, перебив девушку, спросил:
— Моя новая экономка? Существует ли, мисс Стенфилд, какая-то причина, по которой у меня не должно быть экономки?
— Это как вам будет угодно, милорд, — ответила Дорина. — Вы вольны нанимать людей по своему усмотрению, но то, что я сейчас узнала от миссис Белл, матери Мэри, с трудом укладывается у меня в голове. Невозможно поверить, чтобы такое могло произойти в Ярде.
— Что случилось? — спросил граф немного резко.
— Мэри Белл только-только исполнилось шестнадцать, и сегодня утром она в слезах прибежала к матери, потому что один из ваших гостей набросился на нее, и… и… едва…
От волнения и стыда она запнулась, но, видя, что граф молчит, продолжала:
— Мэри бросилась за помощью к экономке, но та заявила ей, что либо девушка будет делать то, что от нее требуют гости вашей милости, либо ее уволят — немедленно и без рекомендаций, и сама экономка позаботится о том, чтобы всю семью девушки выгнали из коттеджа, где они живут.
Дорина пыталась говорить как можно медленнее и отчетливее, хотя это давалось ей нелегко. Наконец, поддавшись обуревавшим ее чувствам, она вскочила и гневно воскликнула:
— Как могло такое случиться именно в Ярде! Мы всегда были здесь так счастливы, и все арендаторы вашего дядюшки считали себя членами одной семьи!
Слова, казалось, сами слетали с языка, подгоняемые яростью и обидой.
— Надеюсь, — кивнул граф, — вы вполне уверены в том, что этот факт действительно имел место и это не просто истерические фантазии молодой девушки?
Дорина задохнулась от возмущения.
— Я должна была предвидеть, милорд, что вы так отнесетесь к моему рассказу!
Теперь она рассердилась еще больше.
— Ваш новый управляющий уволил всех старых слуг, которые, как я уже сказала, считали себя членами семьи и так гордились Ярдом, что никогда не допустили бы здесь подобного происшествия.
Граф хотел сказать что-то, но Дорина продолжала:
— И вместо них он нанял людей, которых не потерпели бы ни в одном приличном доме, не говоря уже о поместье вашего дяди, будь он жив!
— Этого не может быть! — пробормотал граф.
— Если вы считаете, будто я способна лгать относительно таких важных вещей… то мне просто стыдно и горько сознавать, что именно вы заняли место человека, которого любила и почитала вся округа.
Она судорожно, прерывисто вздохнула и попыталась сказать что-то еще, но голос прервался, а на глазах выступили слезы, которые девушка досадливо смахнула.
Граф медленно встал.
— Думаю, мисс Стенфилд, нам лучше еще раз начать с самого начала. Прежде всего объясните, почему вас так трогает все происходящее в поместье, и подскажите, как мне удостовериться в том, что все обвинения, выдвигаемые вами, не являются преувеличением или искажением фактов.
Он говорил спокойно, невозмутимо, но таким властным голосом, что Дорине собственная речь показалась чересчур драматичной. Однако она по-прежнему была преисполнена ярости и боялась к тому же, что граф отмахнется от всего сказанного, как от не имеющих значения пустяков. И поэтому почти сверхчеловеческим усилием воли девушка заставила себя сесть.
Граф последовал ее примеру и заговорил все тем же спокойным тоном, от которого весь запал Дорины куда-то пропал и девушка мгновенно остыла.
— Дворецкий объявил, что вас зовут мисс Дорина Стенфилд. Вы живете в деревне?
— Милорд, я дочь викария.
— Теперь я понимаю. Значит, каждый раз, когда случается неприятность, жители деревни обращаются за помощью к вашему отцу. Но почему в этом случае миссис Белл пришла к вам?
— Миссис Белл — почтенная респектабельная женщина, — сухо пояснила Дорина, — и ей стыдно говорить с моим отцом о подобных вещах.
— Поэтому она предпочла обо всем поведать вам, юной и, да будет мне позволено сказать, крайне неискушенной в подобных вопросах девушке.
— Если под неискушенностью вы подразумеваете, что мы в Литл Содбери не привыкли к подобному поведению, милорд, то это совершенная правда, — поспешно заверила Дорина. — И миссис Белл пришла ко мне лишь потому, что ей больше не к кому обратиться: моей матери давно уже нет в живых. Но граф всегда оберегал нас и служил для всех образцом порядочности и благородства.
Дорина говорила просто, но эти слова не могли не произвести впечатления на Оскара.
— А сыновья вашего дяди, — продолжала Дорина, — были примером для всех юношей в Литл Содбери. — И, наградив графа еще одним неприязненным взглядом, добавила: — Не могу представить, чтобы джентльмены, посещавшие в прошлом Ярд, могли повести себя подобно вашему гостю! И любой из старшей прислуги встал бы на защиту бедной девушки вместо того, чтобы запугивать ее еще больше!
Граф, немного помолчав, покачал головой:
— Вполне могу понять, мисс Стенфилд, что услышанное потрясло вас, и могу лишь глубоко сожалеть, что любой мой гость, если это, конечно, правда, способен так оскорбить молодую девушку!
— Конечно, это правда, — кивдула Дорина. — Мэри никогда не лжет и, любой в деревне скажет вам, что она очень сдержанна и никогда не жалуется по пустякам. Если вы думаете, что она поощряла ухаживания джентльмена, могу вас заверить, что девушка искренне потрясена случившимся и смертельно напугана, поскольку мы здесь, в глуши, еще не встречались с такой развращенностью.
Прежде чем она успела сказать еще что-то, граф сухо заметил:
— В таком случае, мисс Стенфилд, вам очень повезло!
Он припомнил, сколько таких сцен приходилось ему наблюдать во Франции, да и в Англии, куда перекинулась эта мода преследовать каждую понравившуюся женщину, независимо от ее социального положения.
Граф, однако, был крайне раздражен тем, что кто-то из его гостей посмел осквернить невинность молоденькой девушки. Но перед тем как осудить джентльмена, о котором шла речь, он хотел быть абсолютно уверенным, что вся эта история не просто истерическая выдумка напуганной чем-то девушки.
— Если вы, милорд, — снова заговорила Дорина, — собираетесь подыскивать извинения тому, что любой порядочный человек назвал бы отвратительным, из ряда вон выходящим случаем, мне, со своей стороны, больше нечего сказать по этому поводу. Могу только просить, чтобы вы, хотя бы из чувства справедливости, не позволили своей экономке исполнить ее угрозу и лишить жилья Беллов, всю жизнь прослуживших семье Ярдкомбов.
— Неужели вы действительно верите, что я на это способен? — резко бросил граф.
Впервые в жизни молодая и хорошенькая особа проявляла по отношению к нему такую враждебность и, хотя поначалу это забавляло графа, в конце концов ее нападки задели его самолюбие.
— Не вижу причин, почему я должна верить в обратное, — пожала плечами Дорина. — Ваш новый управляющий уже успел запугать всю деревню, и мой отец был тоже глубоко потрясен, хотя и не стал вам этого высказывать, полагая, что вы не согласитесь его выслушать.
— Думаю, в обязанности викария этого прихода входит открывать мне глаза на все, что может нанести ущерб имени Ярдов! — отрезал граф.
Глаза Дорины широко раскрылись от изумления.
— Вы и сами должны были понять, что то, как безжалостно вы избавляетесь от старых слуг — таких как Берроуз, например, — вызовет возмущение всей деревни!
— Кто такой Берроуз?
— Дворецкий, он прослужил в этом доме сорок лет. Всем известно, что он обучает лакеев лучше всех в графстве, и столовое серебро у него так блестит, что каждый может видеть в нем свое отражение! А миссис Медоуз, экономка! Ей выделили пенсию, которой не хватит даже на то, чтобы муху прокормить, да еще поселили в доме с протекающей крышей и разбитыми стеклами!
Граф продолжал молчать, и Дорина, заикаясь, спросила:
— Как… как вы могли… так поступить? Обойтись так жестоко с людьми, которые любили Уильяма и Чарльза и были готовы отдать свои жизни за вашего дядю?
По щекам девушки потекли слезы и, повернувшись спиной к графу, она подошла к окну и стала смотреть на сад. Граф не произнес ни единого слова, и немного спустя Дорина произнесла уже совершенно иным тоном:
— Какое прелестное место! Все в деревне были рады работать здесь и с ранних лет готовили своих детей к поступлению на службу в Большой дом.
— Вы хотите сказать, что теперь они изменили отношение к поместью?
— Конечно, и все в результате ваших приказаний. Ведь это вы велели управляющему майору Ричардсону избавиться от всех стариков и поднять арендную плату, в то время как другие помещики в графстве и по всей Англии снижают ее, потому что после войны сельское хозяйство стало убыточным.
— Это правда? — поразился граф.
— Вы опять сомневаетесь в моих словах! — гневно воскликнула Дорина. — Если ваша милость мне не верит, попросите майора Ричардсона показать вам счетные книги. Поинтересуйтесь у жителей деревни, что стало с семьями, служившими Ярдам с колыбели до могилы, и попробуйте выяснить у Мэри Белл, что случилось прошлой ночью!
Слова снова срывались с ее языка беспорядочным потоком, и голос дрожал от негодования. Однако все, что говорила девушка, звучало слишком невероятно. Оскар понял, что должен сам во всем разобраться, причем немедленно.
Дорина, завершив свою гневную речь, замолчала.
— Вы удивили меня, мисс Стенфилд, — заметил граф, — но должен заверить вас, что не имел ни малейшего представления о случившемся в мое отсутствие.
Дорина круто обернулась.
— Значит, вы отрицаете, что майор Ричардсон выполнял ваши приказания?
— Я послал сюда майора Ричардсона, потому что обстоятельства не позволяли мне заняться делами лично. Мне стало известно, что мистер Эндрюс, бывший управляющий, скончался, и поверенные предложили мне назначить нового.
— Мистер Эндрюс был крайне честным и добросовестным человеком, он всегда понимал трудности и беды каждого, кто здесь работал. Майор Ричардсон производил изменения и отдавал приказы от вашего имени, однако не нашел времени навестить моего отца или кого-либо другого из соседей.
Граф едва верил собственным ушам, но высказывать вслух свои сомнения поостерегся. Вместо этого он сказал:
— Предлагаю вам, мисс Стенфилд, подробно рассказать обо всем, что творилось здесь в мое отсутствие, и потом…
Дверь распахнулась, и на пороге появилась леди Морин в роскошном дорожном костюме из алого шелка с ротондой из тафты того же цвета, распахнутой у ворота. На шее переливалось прекрасное ожерелье из рубинов и бриллиантов. Те же самые камни сверкали в серьгах, качавшихся под прядями темных волос, наполовину скрытых шляпкой со страусовыми перьями.
Она выглядела чрезмерно разодетой, но в то же время очень красивой благодаря искусно наложенным румянам, пудре и губной помаде.
Леди Морин подплыла к графу и игриво прощебетала:
— Ах, Оскар, где вы пропадаете? Я устала ждать вас!
И неожиданно заметив, что они не одни, оглядела Дорину и язвительно осведомилась:
— Вы, кажется, восприняли ваши обязанности слишком серьезно! Это одна из ваших прелестных молочниц? Дорогой, я ревную! — И саркастически рассмеявшись, погладила его по щеке: — Бедный Оскар! Вижу, скоро вы будете страстно увлечены такими важными предметами, как горошек, картофель и свиньи!
Граф решительно отстранился и наконец сумел вставить:
— Вы ошибаетесь, Морин. Это мисс…
Он уже хотел представить Дорину, как та быстро отвернулась от окна, у которого стояла, и, почти пробежав через всю комнату, вышла в дверь, которую леди Морин оставила открытой.
— Погодите! — попытался он удержать девушку, но руки дамы уже обвились вокруг его шеи, и алые губы прошептали:
— Дражайший Оскар, не будьте таким занудой! Могу заверить, что вы найдете этих деревенских простушек ужасно скучными, но если вернетесь со мной в Лондон, я сделаю все, чтобы развлечь и утешить вас… всюду, где мы будем вместе.
В этот момент она казалась неотразимой, но в голосе графа послышались гневные нотки:
— Я уже говорил вам, Морин, что не приеду в Лондон, пока не ознакомлюсь со своими новыми владениями. Меня здесь ожидает много работы.
Леди Морин грациозно пожала плечами:
— Тогда не вините меня, если станете умирать от тоски в этой глуши! Но знайте, Оскар, я тоже буду скучать без вас!
Граф хотел что-то ответить, но тут в дверях появился молодой человек:
— Поспешите, Морин! Лошади застоялись, и я сгораю от нетерпения.
— Иду, Джарвис, — отозвалась леди Морин. — Я всего лишь пыталась убедить вашего кузена изменить решение и отправиться с нами в Лондон.
— Я уже истощил все аргументы прошлой ночью, — отозвался Джарвис. — Уверен, что Оскару все это надоест и он сам примчится в Лондон, когда увидит, как мало событий происходит в деревне. Здесь год от года ничего не меняется.
Казалось, Джарвис умолял его передумать, хотя взгляд, каким он смотрел на графа, был почти вызывающим. Кузен Оскара, как всегда, прекрасно выглядел, но граф в который раз подумал, что молодой человек уж слишком разодет и кажется настоящим щеголем; к тому же слишком много тратит на одежду… и, по-видимому, на многое другое.
Распахнув дверь пошире, Джарвис Ярд объявил:
— Надеюсь, Оскар, тебе понравился наш первый прием. Жаль, что приходится покидать тебя, но я обещал отвезти Морин в Лондон. Мы ни за что не хотим пропустить завтрашний бал. Пожалуйста, поедем с нами! Ты не пожалеешь!
— Я уже все решил, — спокойно ответил граф. — Как я уже говорил тебе, Джарвис, мне столько нужно всего сделать, что для балов и вечеринок просто не остается времени.
— Но для меня время найдется? — кокетливо осведомилась леди Морин. — Признайтесь, дражайший Оскар, вам будет недоставать меня.
Граф снова постарался освободиться от назойливых рук и вежливо напомнил:
— Вы слышали, Джарвис сказал, что лошади застоялись, и думаю, те, кто едет с вами, тоже хотят поскорее попасть домой.
— Он прав, — согласился Джарвис. — Едем, Морин. Нет смысла задерживаться здесь.
Леди Морин страстно поцеловала графа и тихо сказала:
— До свидания, милый, восхитительный Оскар. Я стану думать о вас каждую минуту и буду чувствовать себя невероятно одинокой, пока вы снова не приедете ко мне.
Граф взял ее за руку и подвел к двери, выходящей в коридор. В холле уже ждали отъезжающие гости, и, увидев отмеченное печатью всех пороков лицо сэра Роджера Чатема, одного из друзей Джарвиса, которого тот пригласил в Ярд, Оскар неожиданно заподозрил, что именно он и мог быть тем негодяем, который набросился на горничную и навлек гнев дочери викария на его голову. Да, такому господину, как сэр Роджер, нельзя доверять!
Только лишь потому, что Джарвис отрекомендовал его как превосходного и компанейского человека и непревзойденного карточного игрока, граф пригласил сэра Роджера в Ярд.
Если это действительно он, подумал граф, больше ноги его не будет в моем доме!
Однако, не имея ни малейшего желания устраивать сцену, Оскар вежливо попрощался с сэром Роджером и остальными гостями. Последней к нему подошла леди Морин.
— Если вы не приедете в Лондон к концу недели, Оскар, я заставлю Джарвиса привезти меня сюда! — пригрозила она. — Вы же знаете, я не могу жить без вас!
Граф пробормотал что-то уклончивое, помог леди Морин сесть в фаэтон, которым управлял кузен, и прежде чем она успела сказать еще что-то, повернулся к другим дамам, сэру Роджеру и еще одному мужчине, садившимся в дорожный экипаж. Только когда копыта лошадей застучали по подъездной аллее, граф облегченно вздохнул и повернулся к единственному оставшемуся гостю — Гарри Харрингтону.
— Слава Богу, все закончилось! — воскликнул он.
— Так и думал, что ты это скажешь, — кивнул Гарри. — В следующий раз, когда снова вздумаешь устроить прием, советую самому выбрать гостей и не позволять Джарвису делать это за тебя.
— Как раз об этом я и думал, — кивнул граф, — и кроме того, Чатем положительно меня раздражал.
— Меня тоже, — согласился Гарри, — омерзительный тип! Я слышал немало гнусных историй про него.
— Каких историй? — резко спросил граф. Гарри, помедлив немного, объяснил:
— О… обычные пороки, которые, однако, для нас с тобой отвратительны. Страсть к очень молодым девушкам… все такое.
Граф сурово сжал губы, но потом взорвался:
— Какого черта ты не сказал мне раньше?! Приятель удивленно взглянул на него:
— Просто не успел! И потом, какой в этом смысл, если Чатем был уже приглашен?
— Таких гостей у меня больше не будет! Послушай, Гарри, мне нужно кое-что проверить. Подожди в библиотеке, я скоро приду.
— Хоть газеты успею просмотреть! — обрадовался Гарри и направился в библиотеку.
Они учились вместе с графом Итоне и в один и тот же день вступили в полк. Оскар лично просил герцога Веллингтона оставить Гарри во Франции с оккупационными войсками, так что они вместе любовались красотами Парижа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
— Вы, конечно, не знаете, милорд, что среди женщин, нанятых вашей новой экономкой, есть молодая девушка по имени Мэри Белл.
Она подчеркнула слово «новой», и граф, перебив девушку, спросил:
— Моя новая экономка? Существует ли, мисс Стенфилд, какая-то причина, по которой у меня не должно быть экономки?
— Это как вам будет угодно, милорд, — ответила Дорина. — Вы вольны нанимать людей по своему усмотрению, но то, что я сейчас узнала от миссис Белл, матери Мэри, с трудом укладывается у меня в голове. Невозможно поверить, чтобы такое могло произойти в Ярде.
— Что случилось? — спросил граф немного резко.
— Мэри Белл только-только исполнилось шестнадцать, и сегодня утром она в слезах прибежала к матери, потому что один из ваших гостей набросился на нее, и… и… едва…
От волнения и стыда она запнулась, но, видя, что граф молчит, продолжала:
— Мэри бросилась за помощью к экономке, но та заявила ей, что либо девушка будет делать то, что от нее требуют гости вашей милости, либо ее уволят — немедленно и без рекомендаций, и сама экономка позаботится о том, чтобы всю семью девушки выгнали из коттеджа, где они живут.
Дорина пыталась говорить как можно медленнее и отчетливее, хотя это давалось ей нелегко. Наконец, поддавшись обуревавшим ее чувствам, она вскочила и гневно воскликнула:
— Как могло такое случиться именно в Ярде! Мы всегда были здесь так счастливы, и все арендаторы вашего дядюшки считали себя членами одной семьи!
Слова, казалось, сами слетали с языка, подгоняемые яростью и обидой.
— Надеюсь, — кивнул граф, — вы вполне уверены в том, что этот факт действительно имел место и это не просто истерические фантазии молодой девушки?
Дорина задохнулась от возмущения.
— Я должна была предвидеть, милорд, что вы так отнесетесь к моему рассказу!
Теперь она рассердилась еще больше.
— Ваш новый управляющий уволил всех старых слуг, которые, как я уже сказала, считали себя членами семьи и так гордились Ярдом, что никогда не допустили бы здесь подобного происшествия.
Граф хотел сказать что-то, но Дорина продолжала:
— И вместо них он нанял людей, которых не потерпели бы ни в одном приличном доме, не говоря уже о поместье вашего дяди, будь он жив!
— Этого не может быть! — пробормотал граф.
— Если вы считаете, будто я способна лгать относительно таких важных вещей… то мне просто стыдно и горько сознавать, что именно вы заняли место человека, которого любила и почитала вся округа.
Она судорожно, прерывисто вздохнула и попыталась сказать что-то еще, но голос прервался, а на глазах выступили слезы, которые девушка досадливо смахнула.
Граф медленно встал.
— Думаю, мисс Стенфилд, нам лучше еще раз начать с самого начала. Прежде всего объясните, почему вас так трогает все происходящее в поместье, и подскажите, как мне удостовериться в том, что все обвинения, выдвигаемые вами, не являются преувеличением или искажением фактов.
Он говорил спокойно, невозмутимо, но таким властным голосом, что Дорине собственная речь показалась чересчур драматичной. Однако она по-прежнему была преисполнена ярости и боялась к тому же, что граф отмахнется от всего сказанного, как от не имеющих значения пустяков. И поэтому почти сверхчеловеческим усилием воли девушка заставила себя сесть.
Граф последовал ее примеру и заговорил все тем же спокойным тоном, от которого весь запал Дорины куда-то пропал и девушка мгновенно остыла.
— Дворецкий объявил, что вас зовут мисс Дорина Стенфилд. Вы живете в деревне?
— Милорд, я дочь викария.
— Теперь я понимаю. Значит, каждый раз, когда случается неприятность, жители деревни обращаются за помощью к вашему отцу. Но почему в этом случае миссис Белл пришла к вам?
— Миссис Белл — почтенная респектабельная женщина, — сухо пояснила Дорина, — и ей стыдно говорить с моим отцом о подобных вещах.
— Поэтому она предпочла обо всем поведать вам, юной и, да будет мне позволено сказать, крайне неискушенной в подобных вопросах девушке.
— Если под неискушенностью вы подразумеваете, что мы в Литл Содбери не привыкли к подобному поведению, милорд, то это совершенная правда, — поспешно заверила Дорина. — И миссис Белл пришла ко мне лишь потому, что ей больше не к кому обратиться: моей матери давно уже нет в живых. Но граф всегда оберегал нас и служил для всех образцом порядочности и благородства.
Дорина говорила просто, но эти слова не могли не произвести впечатления на Оскара.
— А сыновья вашего дяди, — продолжала Дорина, — были примером для всех юношей в Литл Содбери. — И, наградив графа еще одним неприязненным взглядом, добавила: — Не могу представить, чтобы джентльмены, посещавшие в прошлом Ярд, могли повести себя подобно вашему гостю! И любой из старшей прислуги встал бы на защиту бедной девушки вместо того, чтобы запугивать ее еще больше!
Граф, немного помолчав, покачал головой:
— Вполне могу понять, мисс Стенфилд, что услышанное потрясло вас, и могу лишь глубоко сожалеть, что любой мой гость, если это, конечно, правда, способен так оскорбить молодую девушку!
— Конечно, это правда, — кивдула Дорина. — Мэри никогда не лжет и, любой в деревне скажет вам, что она очень сдержанна и никогда не жалуется по пустякам. Если вы думаете, что она поощряла ухаживания джентльмена, могу вас заверить, что девушка искренне потрясена случившимся и смертельно напугана, поскольку мы здесь, в глуши, еще не встречались с такой развращенностью.
Прежде чем она успела сказать еще что-то, граф сухо заметил:
— В таком случае, мисс Стенфилд, вам очень повезло!
Он припомнил, сколько таких сцен приходилось ему наблюдать во Франции, да и в Англии, куда перекинулась эта мода преследовать каждую понравившуюся женщину, независимо от ее социального положения.
Граф, однако, был крайне раздражен тем, что кто-то из его гостей посмел осквернить невинность молоденькой девушки. Но перед тем как осудить джентльмена, о котором шла речь, он хотел быть абсолютно уверенным, что вся эта история не просто истерическая выдумка напуганной чем-то девушки.
— Если вы, милорд, — снова заговорила Дорина, — собираетесь подыскивать извинения тому, что любой порядочный человек назвал бы отвратительным, из ряда вон выходящим случаем, мне, со своей стороны, больше нечего сказать по этому поводу. Могу только просить, чтобы вы, хотя бы из чувства справедливости, не позволили своей экономке исполнить ее угрозу и лишить жилья Беллов, всю жизнь прослуживших семье Ярдкомбов.
— Неужели вы действительно верите, что я на это способен? — резко бросил граф.
Впервые в жизни молодая и хорошенькая особа проявляла по отношению к нему такую враждебность и, хотя поначалу это забавляло графа, в конце концов ее нападки задели его самолюбие.
— Не вижу причин, почему я должна верить в обратное, — пожала плечами Дорина. — Ваш новый управляющий уже успел запугать всю деревню, и мой отец был тоже глубоко потрясен, хотя и не стал вам этого высказывать, полагая, что вы не согласитесь его выслушать.
— Думаю, в обязанности викария этого прихода входит открывать мне глаза на все, что может нанести ущерб имени Ярдов! — отрезал граф.
Глаза Дорины широко раскрылись от изумления.
— Вы и сами должны были понять, что то, как безжалостно вы избавляетесь от старых слуг — таких как Берроуз, например, — вызовет возмущение всей деревни!
— Кто такой Берроуз?
— Дворецкий, он прослужил в этом доме сорок лет. Всем известно, что он обучает лакеев лучше всех в графстве, и столовое серебро у него так блестит, что каждый может видеть в нем свое отражение! А миссис Медоуз, экономка! Ей выделили пенсию, которой не хватит даже на то, чтобы муху прокормить, да еще поселили в доме с протекающей крышей и разбитыми стеклами!
Граф продолжал молчать, и Дорина, заикаясь, спросила:
— Как… как вы могли… так поступить? Обойтись так жестоко с людьми, которые любили Уильяма и Чарльза и были готовы отдать свои жизни за вашего дядю?
По щекам девушки потекли слезы и, повернувшись спиной к графу, она подошла к окну и стала смотреть на сад. Граф не произнес ни единого слова, и немного спустя Дорина произнесла уже совершенно иным тоном:
— Какое прелестное место! Все в деревне были рады работать здесь и с ранних лет готовили своих детей к поступлению на службу в Большой дом.
— Вы хотите сказать, что теперь они изменили отношение к поместью?
— Конечно, и все в результате ваших приказаний. Ведь это вы велели управляющему майору Ричардсону избавиться от всех стариков и поднять арендную плату, в то время как другие помещики в графстве и по всей Англии снижают ее, потому что после войны сельское хозяйство стало убыточным.
— Это правда? — поразился граф.
— Вы опять сомневаетесь в моих словах! — гневно воскликнула Дорина. — Если ваша милость мне не верит, попросите майора Ричардсона показать вам счетные книги. Поинтересуйтесь у жителей деревни, что стало с семьями, служившими Ярдам с колыбели до могилы, и попробуйте выяснить у Мэри Белл, что случилось прошлой ночью!
Слова снова срывались с ее языка беспорядочным потоком, и голос дрожал от негодования. Однако все, что говорила девушка, звучало слишком невероятно. Оскар понял, что должен сам во всем разобраться, причем немедленно.
Дорина, завершив свою гневную речь, замолчала.
— Вы удивили меня, мисс Стенфилд, — заметил граф, — но должен заверить вас, что не имел ни малейшего представления о случившемся в мое отсутствие.
Дорина круто обернулась.
— Значит, вы отрицаете, что майор Ричардсон выполнял ваши приказания?
— Я послал сюда майора Ричардсона, потому что обстоятельства не позволяли мне заняться делами лично. Мне стало известно, что мистер Эндрюс, бывший управляющий, скончался, и поверенные предложили мне назначить нового.
— Мистер Эндрюс был крайне честным и добросовестным человеком, он всегда понимал трудности и беды каждого, кто здесь работал. Майор Ричардсон производил изменения и отдавал приказы от вашего имени, однако не нашел времени навестить моего отца или кого-либо другого из соседей.
Граф едва верил собственным ушам, но высказывать вслух свои сомнения поостерегся. Вместо этого он сказал:
— Предлагаю вам, мисс Стенфилд, подробно рассказать обо всем, что творилось здесь в мое отсутствие, и потом…
Дверь распахнулась, и на пороге появилась леди Морин в роскошном дорожном костюме из алого шелка с ротондой из тафты того же цвета, распахнутой у ворота. На шее переливалось прекрасное ожерелье из рубинов и бриллиантов. Те же самые камни сверкали в серьгах, качавшихся под прядями темных волос, наполовину скрытых шляпкой со страусовыми перьями.
Она выглядела чрезмерно разодетой, но в то же время очень красивой благодаря искусно наложенным румянам, пудре и губной помаде.
Леди Морин подплыла к графу и игриво прощебетала:
— Ах, Оскар, где вы пропадаете? Я устала ждать вас!
И неожиданно заметив, что они не одни, оглядела Дорину и язвительно осведомилась:
— Вы, кажется, восприняли ваши обязанности слишком серьезно! Это одна из ваших прелестных молочниц? Дорогой, я ревную! — И саркастически рассмеявшись, погладила его по щеке: — Бедный Оскар! Вижу, скоро вы будете страстно увлечены такими важными предметами, как горошек, картофель и свиньи!
Граф решительно отстранился и наконец сумел вставить:
— Вы ошибаетесь, Морин. Это мисс…
Он уже хотел представить Дорину, как та быстро отвернулась от окна, у которого стояла, и, почти пробежав через всю комнату, вышла в дверь, которую леди Морин оставила открытой.
— Погодите! — попытался он удержать девушку, но руки дамы уже обвились вокруг его шеи, и алые губы прошептали:
— Дражайший Оскар, не будьте таким занудой! Могу заверить, что вы найдете этих деревенских простушек ужасно скучными, но если вернетесь со мной в Лондон, я сделаю все, чтобы развлечь и утешить вас… всюду, где мы будем вместе.
В этот момент она казалась неотразимой, но в голосе графа послышались гневные нотки:
— Я уже говорил вам, Морин, что не приеду в Лондон, пока не ознакомлюсь со своими новыми владениями. Меня здесь ожидает много работы.
Леди Морин грациозно пожала плечами:
— Тогда не вините меня, если станете умирать от тоски в этой глуши! Но знайте, Оскар, я тоже буду скучать без вас!
Граф хотел что-то ответить, но тут в дверях появился молодой человек:
— Поспешите, Морин! Лошади застоялись, и я сгораю от нетерпения.
— Иду, Джарвис, — отозвалась леди Морин. — Я всего лишь пыталась убедить вашего кузена изменить решение и отправиться с нами в Лондон.
— Я уже истощил все аргументы прошлой ночью, — отозвался Джарвис. — Уверен, что Оскару все это надоест и он сам примчится в Лондон, когда увидит, как мало событий происходит в деревне. Здесь год от года ничего не меняется.
Казалось, Джарвис умолял его передумать, хотя взгляд, каким он смотрел на графа, был почти вызывающим. Кузен Оскара, как всегда, прекрасно выглядел, но граф в который раз подумал, что молодой человек уж слишком разодет и кажется настоящим щеголем; к тому же слишком много тратит на одежду… и, по-видимому, на многое другое.
Распахнув дверь пошире, Джарвис Ярд объявил:
— Надеюсь, Оскар, тебе понравился наш первый прием. Жаль, что приходится покидать тебя, но я обещал отвезти Морин в Лондон. Мы ни за что не хотим пропустить завтрашний бал. Пожалуйста, поедем с нами! Ты не пожалеешь!
— Я уже все решил, — спокойно ответил граф. — Как я уже говорил тебе, Джарвис, мне столько нужно всего сделать, что для балов и вечеринок просто не остается времени.
— Но для меня время найдется? — кокетливо осведомилась леди Морин. — Признайтесь, дражайший Оскар, вам будет недоставать меня.
Граф снова постарался освободиться от назойливых рук и вежливо напомнил:
— Вы слышали, Джарвис сказал, что лошади застоялись, и думаю, те, кто едет с вами, тоже хотят поскорее попасть домой.
— Он прав, — согласился Джарвис. — Едем, Морин. Нет смысла задерживаться здесь.
Леди Морин страстно поцеловала графа и тихо сказала:
— До свидания, милый, восхитительный Оскар. Я стану думать о вас каждую минуту и буду чувствовать себя невероятно одинокой, пока вы снова не приедете ко мне.
Граф взял ее за руку и подвел к двери, выходящей в коридор. В холле уже ждали отъезжающие гости, и, увидев отмеченное печатью всех пороков лицо сэра Роджера Чатема, одного из друзей Джарвиса, которого тот пригласил в Ярд, Оскар неожиданно заподозрил, что именно он и мог быть тем негодяем, который набросился на горничную и навлек гнев дочери викария на его голову. Да, такому господину, как сэр Роджер, нельзя доверять!
Только лишь потому, что Джарвис отрекомендовал его как превосходного и компанейского человека и непревзойденного карточного игрока, граф пригласил сэра Роджера в Ярд.
Если это действительно он, подумал граф, больше ноги его не будет в моем доме!
Однако, не имея ни малейшего желания устраивать сцену, Оскар вежливо попрощался с сэром Роджером и остальными гостями. Последней к нему подошла леди Морин.
— Если вы не приедете в Лондон к концу недели, Оскар, я заставлю Джарвиса привезти меня сюда! — пригрозила она. — Вы же знаете, я не могу жить без вас!
Граф пробормотал что-то уклончивое, помог леди Морин сесть в фаэтон, которым управлял кузен, и прежде чем она успела сказать еще что-то, повернулся к другим дамам, сэру Роджеру и еще одному мужчине, садившимся в дорожный экипаж. Только когда копыта лошадей застучали по подъездной аллее, граф облегченно вздохнул и повернулся к единственному оставшемуся гостю — Гарри Харрингтону.
— Слава Богу, все закончилось! — воскликнул он.
— Так и думал, что ты это скажешь, — кивнул Гарри. — В следующий раз, когда снова вздумаешь устроить прием, советую самому выбрать гостей и не позволять Джарвису делать это за тебя.
— Как раз об этом я и думал, — кивнул граф, — и кроме того, Чатем положительно меня раздражал.
— Меня тоже, — согласился Гарри, — омерзительный тип! Я слышал немало гнусных историй про него.
— Каких историй? — резко спросил граф. Гарри, помедлив немного, объяснил:
— О… обычные пороки, которые, однако, для нас с тобой отвратительны. Страсть к очень молодым девушкам… все такое.
Граф сурово сжал губы, но потом взорвался:
— Какого черта ты не сказал мне раньше?! Приятель удивленно взглянул на него:
— Просто не успел! И потом, какой в этом смысл, если Чатем был уже приглашен?
— Таких гостей у меня больше не будет! Послушай, Гарри, мне нужно кое-что проверить. Подожди в библиотеке, я скоро приду.
— Хоть газеты успею просмотреть! — обрадовался Гарри и направился в библиотеку.
Они учились вместе с графом Итоне и в один и тот же день вступили в полк. Оскар лично просил герцога Веллингтона оставить Гарри во Франции с оккупационными войсками, так что они вместе любовались красотами Парижа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12