Артуру еще предстояло свыкнуться с этой мыслью со свойственной ему медлительностью.— Раньше она никогда не болела, — повторил он несколько раз. — Должно быть, она была совершенно измотана, раз такой пустяк свалил ее с ног. Не могу понять, как эти доктора позволили ей дойти до такого состояния. Впрочем, я всегда считал их никчемными дураками. Вот когда я был мальчишкой…Он пустился в длинные скучные воспоминания о деревенском враче, который навещал своих пациентов, а Лидия удивилась про себя, как Элизабет выдерживала подобные разговоры с таким долготерпением.Какой же зануда этот Артур Эйвон! Стопроцентный. Он был занудой, подобно многим престарелым представителям своего поколения и класса. Во-первых, они не отличались образованностью, полагая, что учение не стоит усилий, после того как частная школа осталась позади. Они читали «Тайме» от корки до корки и время от времени пролистывали чью-нибудь биографию или мемуары какого-нибудь спортсмена. В остальном они были несведущи, и их невежество было еще полнее оттого, что они презирали все, чего не знали. Они плохо разбирались в истории и еще меньше в географии. Мир состоял для них из их собственных поместий, собственной политической партии, собственного класса или компании людей, с которыми они выросли. Такие мужчины были продуктом поколения, которое породило в качестве величайших примеров своего путаного невосприимчивого мышления премьер-министров, повелевавших в Англии между войнами — Стэнли Болдуина, Рамсея Макдональда, Невилла Чемберлена.Слушая, как бубнит Артур Эйвон, Лидия понимала, что у него не может быть ничего общего не только с более молодым поколением, но и с прогрессом, достигнутым цивилизованным человечеством в последнее столетие. Миру не хватало жизненных сил, энергии, лидерства — всего того, что могло бы оживить народы, уставшие от военной катастрофы и от нервного напряжения. Какую помощь можно было ожидать от Артура Эйвона и ему подобных? Бескровные, лишенные чувств и воображения, они не принадлежали ни к мужественным пиратам, пионерам и благородным вожакам прошлого, сделавшим из Британии великую империю, ни к сильным демократическим силам, стремящимся проявить себя на благо грядущих поколений.«Как была бы мне ненавистна роль жены Артура», — подумала Лидия. Иван со всеми его недостатками, со всеми неприятностями, которые он ей порою доставлял, по крайней мере оправдывал свое существование — после него останется какое-то наследие будущему. Он был созидателем, а еще он был в любых обстоятельствах, если судить о нем как о музыканте или как о человеке, — живым. В Артуре же, бубнившем посреди своего огромного дома, было что-то напоминавшее Лидии музейный экспонат. «Я тоже старею, — сказала она себе, — но никогда не стану такой, как он, и никогда не позволю себе отделиться от жизни или уйти от реальности».Когда завтрак подошел к концу, она с облегчением покинула столовую и отправилась на поиски старшей медсестры. Она себя гораздо лучше чувствовала с этой тихой пожилой женщиной, не намного моложе Артура, но от которой, казалось, исходит сила и деловитая уверенность. «Артур очень старый, дряхлый душой человек», — подумала Лидия, размышляя над тем, что ее сестре готовит будущее. По крайней мере, Элизабет узнала, что такое любовь, нашла то, ради чего стоило жить на свете, но только сразу же была вынуждена от него отказаться и жить в этом мавзолее, в этой могильной атмосфере, рядом с человеком, к которому вряд ли можно было что-то чувствовать, кроме уважения и привязанности, какую обычно дети испытывают к добрым родителям. «Бедная Элизабет!»Лидия вздохнула, открыла глаза и увидела, что в комнату входит Иван. Поддавшись порыву, не думая, почему так поступает, она протянула к нему руки. Иван помедлил секунду, и она поняла, что ему не хочется, чтобы она дотрагивалась до него, — так ребенок, которого обидели, стремится спрятать свою обиду. Затем он быстро подошел к ней. Она обняла Ивана за шею и притянула к себе его голову. Сначала он не отреагировал, затем нежно поцеловал ее, но она все равно не отпускала его и наконец почувствовала, что он обнял ее.Слова были не нужны. Он крепко обнимал ее, и от его близости у нее родилось знакомое чувство удивления и счастья. Он принадлежал ей — этот блестящий мужчина, так не похожий на всю остальную серую братию. Она прижалась к нему губами, полностью отдаваясь поцелую. Лидия знала, что в такие моменты Иван сознает: она выражает свое сочувствие и понимание и желание помочь ему. Не говоря ни слова, он показал ей, что обижен, несчастлив и не уверен в себе, а это был ее ответ.Немного погодя они отстранились друг от друга. Иван протянул руку, подвинул стул и с мрачным видом сел рядом с ней, ничего не говоря, избегая глядеть ей в глаза.— Ты должен назначить какую-то сумму Филипу, — тихо сказала Лидия и поняла по тому, как внезапно напряглись его пальцы под ее рукой, что он удивлен.— Я не думал об этом.— Филип женатый человек, ему нужно содержать жену, и было бы ошибкой позволить ему делать это на карманные деньги.— А если я не дам ему ничего? — Иван, как ребенок, играл мыслью о мести.— Тогда им придется жить на его жалованье. Но ты ведь дашь ему деньги?— Дам, конечно.Иван поднялся — как хорошо Лидия знала эти резкие движения, свидетельствовавшие, что он взволнован! Он прошелся по комнате и вернулся назад.— Они очень любят друг друга, — сказала она больше себе, чем Ивану.Он постоял неподвижно в ногах ее кровати.— Любовь! — Он выразительно взмахнул рукой. — Любовь! Что это? Что она означает? Что вообще называется любовью? Я искал ее, пытался понять. Что она такое, где она?— Ее нельзя поймать или подстрелить, — слегка насмешливо ответила Лидия.— В таком случае что же это?— Это единственное, что имеет значение, смысл всего нашего существования, — мягко проговорила Лидия.— А когда мужчина и женщина стареют, — спросил он, — что тогда? Что происходит с этой любовью, о которой ты знаешь так много?Лидия поняла, что он имеет в виду. Именно этот вопрос он хотел задать, вопрос, который изводил и мучил его: «Когда я буду старым, слишком старым, чтобы любить, что тогда?»«Если бы только я так не устала, — думала Лидия, — если бы я могла выразить то, что чувствую, могла заставить его понять, что у него так много всего, что опыт дороже возраста».Она подумала об Артуре, высохшем, поблекшем и вялом. Иван никогда таким не будет, никогда не превратится в такого, в нем навсегда останется огонь и искрометность, даже если он доживет до ста. Но как заставить его понять это, как сказать ему, что будущее ничем не хуже настоящего? Каждый период жизни несет с собой собственные проблемы, собственные трудности, и только те, кто не может смириться с быстротечностью времени, страдают. Иван напоминал ей профессиональную красотку, которая думает только о своей внешности и полагает, что если привлекательность ушла, то и все остальное уходит тоже.Лидия понимала, что Иван ждет. Она ответила ему словами, которые невольно сорвались у нее с губ:— В твоем случае у тебя останется твоя музыка.— Без вдохновения?— Оно у тебя тоже будет. Что тебя вдохновляет? Собственное воображение. То, что никогда не умирает, и то, что никогда нельзя поймать или достигнуть, и ты обречен на вечные его поиски.Он понял, но какая-то испорченность не позволяла ему признать истину в ее словах.— Очаровательный взгляд на вещи! Спасибо, дорогая, меня очень утешило, что я могу прибегнуть к моему воображению как любой грязный старикашка, пристрастившийся к порнографии, когда он слишком стар для чего-то другого.Лидия не обиделась, она понимала, что Иван язвит из желания скрыть собственную беззащитность. Он повернулся к двери. В этот момент вошла Кристин. Лидия с облегчением обратилась к дочери:— Здравствуй, дорогая! А мы уже думаем, куда ты подевалась? Филип и Тайра хотели повидать тебя, но не дождались, поэтому посылают тебе свою любовь.Кристин не ответила. Казалось, она не слышит слов матери. Она стояла, держась за дверную ручку, и смотрела на Ивана. Выражение ее лица было таким напряженным и горестным, что даже он догадался: что-то неладно.— Так что?Он встретился с ней взглядом. Между отцом и дочерью пробежал яростный, все пронизывающий разряд, давно подавляемая ожесточенная враждебность вырвалась на поверхность и проявила себя. Кристин подняла руку и стянула шляпу резким жестом, который напомнил Лидии то, как вынимают меч из ножен.— Кристин! — резко позвала она, пытаясь привлечь внимание дочери.Наступившая тишина несла в себе что-то зловещее и опасное. Наконец Кристин заговорила:— Я могу сказать тебе только одно, — обратилась она к Ивану, словно в комнате больше никого не было. — Надеюсь, это последнее, что ты от меня услышишь, так как больше мы не увидимся, а если это и случится, то не по моей вине. Так вот: я ненавижу тебя, я презираю тебя и я стыжусь быть твоей дочерью! Глава 19 Иван молчал. Он стоял глядя на Кристин, и Лидия, наблюдавшая за ними с кровати, внезапно увидела большое сходство между отцом и дочерью, которого раньше никогда не замечала. В тот момент, когда она почти задохнулась от страха перед происходящим, следя за пьесой, которая разыгралась перед ней, они оба показались ей неродными, чуждыми ее собственным понятиям об английской сдержанности и хорошем воспитании.Лидии хотелось заговорить, нарушить напряжение, но слова отчего-то не шли с языка. Ей нечего было сказать, она могла оставаться всего лишь невольной свидетельницей, охваченная болезненной тревогой и отчаянным чувством бессилия предотвратить то, что вело, как она знала, к катастрофе. Иван прервал молчание.— Возможно, ты объяснишь свои слова, — сказал он сурово, точно так, как глядели его глаза. Он даже как будто стал выше ростом, а Кристин, хотя ей и приходилось смотреть на него снизу вверх, не выглядела рядом с ним маленькой или подавленной.— А нужно ли что-нибудь объяснять? — спросила она, и Лидии показалось, что голос дочери резанул ее своим горьким презрением. — Я узнала кое-что о тебе и твоем поведении, только и всего. Сомневаюсь, задумывался ли ты когда-нибудь над тем, каково ребенку узнать, что тот, кого ей приходится называть отцом, один из самых низких созданий, какие только бывают, соблазнитель, человек, нарушивший не только брачный обет, но и мало-мальские приличия?— Как ты смеешь так говорить со мной! — Иван вышел из себя. Он шагнул вперед и взял Кристин за плечи.— Не трогай меня! — с вызовом бросила Кристин и высвободилась. — Я не боюсь тебя.— Покинь эту комнату! — скомандовал Иван.— Я покину не только эту комнату, — ответила Кристин, — но и этот дом. Ты разрушил мою жизнь, как разрушил жизнь многих женщин. Я уеду и буду сама зарабатывать себе на жизнь. Поменяю имя, и, надеюсь, ни при каких обстоятельствах мне не придется встретиться с тобой или признаться, что ты мой отец.Ивана захлестнула ярость. В глазах его вспыхнул огонь, который Лидия слишком хорошо знала. Он шагнул вперед. Лидия понимала, что сейчас произойдет, и закричала в тот момент, когда его рука поднялась и с силой ударила Кристин по щеке. Кристин не издала ни звука. Она только стояла и смотрела на отца с презрительной, циничной улыбкой, которая ранила Лидию еще больнее, чем слезы дочери, если бы та ударилась в плач. Иван тяжело дышал. Если он и слышал крик Лидии, то не подал виду. Его взгляд и мысли были сосредоточены на Кристин, потом внезапно, словно понял, что потерпел от нее поражение, он повернулся и вышел из комнаты. Дверь с шумом захлопнулась, и этот звук прокатился по комнате, подчеркнув тишину, которая пролегла между двумя женщинами.Лидия выкрикнула имя дочери. Кристин очень медленно поднесла руку к щеке, на которой остались красные следы от пальцев Ивана, и посмотрела на мать.— Что случилось? — скупо заговорила Лидия, но в ту же минуту к ней подкралась слабость, грозившая перейти в обморок, и Лидия откинулась на подушки, закрыв глаза.Она их открыла, когда почувствовала, что ее поддерживает за плечи рука Кристин, а к губам поднесен стакан с водой.— Все в порядке, мамочка, выпей. — Кристин говорила обычным голосом, без горечи и гнева.Лидия глотнула воды, чернота отступила, лоб покрылся испариной.— Все хорошо, — наконец произнесла она. — На столике есть ароматическая соль.Кристин подала матери флакончик, и сильный запах вернул ей силы.— Прости, мамочка, — нежно произнесла Кристин. — Этот разговор нельзя было заводить в твоем присутствии.— А вообще его нужно было заводить? — Лидия попыталась заговорить сурово, но вместо этого вопрос получился умоляющим.— Боюсь, что да. Видишь ли, я уезжаю сейчас, и немедленно, не могу здесь больше оставаться.— Но, дорогая, я не понимаю, что все это значит? Кристин наклонилась и взяла Лидию за руку:— Наверное, мне нельзя говорить тебе это, — сказала она, — но как поступить иначе? Я не могу уехать из дому и не объяснить, почему это делаю, ведь правда? — На секунду она превратилась в ребенка, пытающегося оправдать свой поступок.— Я хочу, чтобы ты сказала мне правду, — мягко произнесла Лидия.Лицо Кристин посуровело.— Правда больно ранит тебя, мамочка.— Об этом мы не будем волноваться, — ответила Лидия. — Скажи мне, что произошло.Кристин снова поднесла руку к щеке, словно ей все еще было больно. На лице девушки вновь появилась та горькая циничная усмешка, которая так невыносимо больно ранила Лидию несколько минут назад.— Я только что из дома Стеллы Хампден, — сказала она. — Я уже говорила тебе о ней и рассказывала, что вернула ее к жизни после того, как она четыре долгих года неподвижно пролежала без сознания, потому что пыталась совершить самоубийство. Если бы не я, она бы и сейчас находилась в том же состоянии. А вся беда в том, что она имела глупость полюбить человека, который взял все, что она могла предложить, а затем, когда она перестала его интересовать, бросил ее. Этот человек мой отец.Лидия ничего не сказала, но ей показалось, будто внутри нее открылась какая-то рана, вытянувшая из нее все силы, гордость и уверенность. Наступило молчание, Лидии нечего было сказать. Затем, сделав явное усилие над собой, Кристин продолжила:— Это еще не все. Сегодняшний день должен был бы стать самым счастливым днем моей жизни. Человек, которого я полюбила, просил моей руки. Мы были счастливы… очень счастливы… только один час… — Кристин замолкла. На секунду Лидии показалось, что дочь сломится, что суровая горечь, делавшая ее другим человеком, исчезнет, но после короткой заминки Кристин продолжила: — Его зовут Харри Хампден. Он обожает свою сестру и испытывает вполне объяснимую всепоглощающую, яростную ненависть к человеку, который сломал ее жизнь и который, если бы не я, по существу, был бы ее убийцей. Сегодня днем Харри просил меня стать его женой, но в тот момент он еще не знал имени моего отца!— Кристин, дорогая!Лидия хотела протянуть руки, но что-то в лице Кристин предостерегло ее от этого жеста. Минута была неподходящей для сочувствия. Сейчас вся нежность, которую мать испытывала к дочери, не могла тронуть эту девушку, познавшую, что такое страдание. Лидия понимала, какие муки и унижение выпали только что на долю Кристин, и все же она не в силах была утешить дочь. Она могла лишь неподвижно лежать, с лицом белее чем подушка, и чувствовать холод во всем теле от того, что случилось.— Если бы не ты, мамочка, — продолжала Кристин, — я вообще бы никогда сюда не вернулась. Но я хотела, чтобы ты знала о моих планах.— Не спеши, дорогая, — взмолилась Лидия, — дай себе время подумать, попытайся понять и простить.— Простить! — презрительно повторила Кристин. — Я никогда пе прощу его, никогда! Он чудовище, и я надеюсь, что никогда больше его не увижу!— Но, Кристин…— Прости, мамочка, я люблю тебя, но даже это не может заставить меня остаться здесь, жить на его деньги. Я уже побывала у сэра Фрейзера Уилтона. Рассказала ему, что произошло, и он понял. Благодаря ему я сегодня отправляюсь в Шотландию, буду там работать сестрой-стажером в госпитале святой Марии в Эдинбурге. Сэр Фрейзер уже переговорил по телефону со старшей медсестрой. Все устроено, мне остается собрать несколько нужных вещей и попрощаться с тобой.— Но, Кристин, я не могу позволить тебе уехать! — с отчаянием проговорила Лидия.— Ты не можешь остановить меня. — Из них двоих спокойнее и сдержаннее была Кристин. — Я отказываюсь жить здесь. Знаю, что не достигла совершеннолетия, но, если я уеду, единственное, что ты сможешь сделать, — это отказать мне в деньгах, а я и так не намерена их брать. Настанет день, когда я надеюсь вернуть тебе и отцу каждый пенни, потраченный на меня с первого дня моего рождения.На глаза Лидии медленно навернулись слезы.— Как же так, Кристин!— Прости, мамочка, — снова повторила Кристин, но на этот раз в ее голосе не было нежности, и Лидия поняла, что любая ее просьба будет обращена в пустоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29