Она была настолько ослепительна, что, по мнению Нириссы, никому не удалось бы соперничать с ней. Совершенно очевидно, что и сама Дельфина в этом не сомневалась.
Кое-кто из дам, несомненно, постарался вовсю.
Одна из них, изображавшая лилию, надела простое белое платье с огромными крыльями, сделанными из лилий, которые были привязаны к плечам. В руках она несла громадное опахало из лилий.
Другая, выбравшая красные гвоздики, держала муфту из этих ароматных цветов. Они же украшали низ ее белого платья, а венок этой дамы по размерам соответствовал меховой шапке, которую носят русские, и должен был привлечь внимание.
Как Нирисса и ожидала, никто не обратил на нее особого внимания, разве что удостоил беглого взгляда.
Когда музыка в танцевальной зале заиграла громче. Дельфина, стоявшая у двери, сказала:
— Теперь все в сборе, судьи уже наготове с карандашами и бумагой, чтобы записывать, какие баллы они нам выставят во время нашего шествия. Не забудьте, вы должны описать ваш цветок или своими собственными словами, или поэтическими строчками.
Тут Нирисса вспомнила, как была удивлена, войдя в холл и увидев двух дам, просматривающих томики стихов.
Она подумала, что либо не очень тщательно слушала указания, либо ей просто не сказали о необходимости описывать свой цветок.
Девушка попыталась поскорее вспомнить, посвящал ли хоть один известный поэт, например, лорд Байрон, какие-нибудь строки таким незначительным цветам, как незабудки.
Прозвучало нечто подобное барабанному бою, и, как только Дельфина со своим небольшим зонтиком над головой показалась из дверей и поднялась на помост, раздался взрыв оглушительных аплодисментов.
Нирисса поняла — гости, которых герцог пригласил присоединиться к ним после обеда, должно быть, уже прибыли, и по звукам аплодисментов сообразила, что весьма значительная аудитория ожидала их выхода.
Одна за другой дамы покидали холл и выходили в залу так, словно имели большой опыт участия в подобных шествиях.
Нирисса могла слышать, как каждая из них, взойдя на помост, отчетливо и решительно произносила несколько строк прежде, чем нарастали звуки музыки, а затем направлялась к тому месту, которое указала им Дельфина.
Когда все одиннадцать соперниц прошли перед ней, она отметила с легкой усмешкой, что оказалась последней в очереди, поскольку не предпринимала ни малейших усилий занять другое место.
Нирисса приблизилась к двери, подождала, пока (как она рассчитала) последняя издам, блистательная белая камелия, достигла отведенного ей места, и тогда медленно пошла вперед.
На мгновение огни в танцевальной зале показались ей настолько яркими, что почти ослепили ее своим блеском и великолепием, и она неожиданно почувствовала смущение.
Но тут среди моря людей, лица которых сливались для нее в одно целое, она разглядела герцога, сидевшего среди других мужчин — своего рода судейской коллегии.
В ту же секунду она почувствована, что не должна опозориться перед ним.
Грациозно подойдя к краю помоста, Мирисса начала читать те несколько строк, которые сами собой пришли ей на ум и теперь легко слетали с губ. И хотя девушка произносила стихотворные строки нежным, но очень тихим голосом, она все же заставила всех прислушиваться.
Незабудка — цвета неба,
Так мама и незаметна,
Что тотчас же позабудешь,
Лишь другой цветок приметишь,
Я же, сердцем вопреки судьбе,
Буду помнить только о тебе.
Произнеся эти строки, она, опустив глаза, спустилась по ступенькам и присоединилась к остальным дамам-соперницам. Вслед ей звучали аплодисменты.
Она заметила, что все вместе дамы образовали настоящий цветочный букет. Пока зрители продолжали хлопать, герцог собрал судейские заметки и, взобравшись на помост, произнес краткую речь.
Он отметил, что праздник цветов превзошел все праздники, когда-либо раньше проходившие в Пине.
Ничто не могло сравниться по красоте с живыми цветами, почтившими своей благосклонностью танцевальную залу его дома.
Потом он огласил результаты голосования, и не было ничего неожиданного в выборе судей — они назвали первой Дельфину.
» Это доставит ей удовольствие!«— подумала Нирисса.
Она заметила довольное выражение на лице сестры, когда та направилась к герцогу, чтобы получить из его рук главный приз. Это оказалась очаровательная брошка в форме цветка, выполненная из эмали и украшенная небольшими полудрагоценными камнями.
Мирисса, стоявшая довольно близко к ним, расслышала, как Дельфина громко, на весь зал, сказав ему» Спасибо «, затем шепотом, предназначавшимся только его ушам, продолжила:
— Вы понимаете, как я буду дорожить этой вещицей, потому что получила ее из ваших рук.
В голосе ее и в выражении глаз содержался намек на их особенные отношения, не правильно истолковать который было бы трудно.
Но Мириссе показалось, словно этот намек никак на него не подействовал, а Дельфина вынуждена была вернуться назад, дабы уступить место Лилии, завоевавшей второе место.
Как только раздача призов завершилась, все присутствовавшие в зале хлынули посмотреть на красавиц с более близкого расстояния. Кроме того, многим хотелось пригласить дам на танец, хотя костюмы некоторых из них превратили бы выполнение танцевальных па в весьма сложные и хлопотные маневры.
Мирисса отправилась было искать отца, но он оказался поглощенным беседой с джентльменом, владевшим домом, расположенным недалеко от Лина и по времени застройки также относящимся ко временам Тюдоров; было очевидно, что он не захочет, чтобы их беседу прерывали.
Девушка обрадовалась, когда к ней подошел Гарри и, взяв ее под руку, сказал:
— Ты превосходно выглядишь! Я счел твой выбор цветка вполне соответствующим моменту.
— Почему? — поинтересовалась Нирисса.
— Потому что никто из нас никогда не сможет забыть пребывание здесь, а у меня для тебя есть новости.
Он отвел ее подальше от шума в другую комнату, и она со смутным предчувствием нерешительно спросила брата:
— Какие новости?
— Ты с трудом в это поверишь, — начал Гарри, — но герцог поинтересовался, есть ли у меня лошади. Когда я ответил» нет «, он пообещал дать мне какую-нибудь, чтобы я смог забрать ее с собой в Оксфорд!
— Он действительно пообещал тебе это? — воскликнула Нирисса. — Как замечательно, Гарри! Это означает, что ты сможешь сэкономить свои деньги и истратить их на другое.
— Сначала я едва мог поверить услышанному, — сказал Гарри, — но теперь-то я знаю, почему он заботится обо мне.
— Почему же?
— Это совершенно очевидно! И хотя я и сейчас держал бы пари против этого, он явно принял решение жениться на Дельфине и правильно поступает, стараясь снискать расположение ее родственников!
— Да… Конечно… Это очевидное… объяснение! — согласилась Мирисса и удивилась, что больше не ощущает в себе той радости, которую почувствовала при известии о столь щедром подарке герцога.
Почему-то вечер, казалось, тянулся бесконечно, и хотя она много танцевала и ей удавалось избегать сэра Монтегю, она чувствовала, что не получает от бала никакого удовольствия.
» Должно быть, я устала «, — подумала девушка. Она понимала, что никто не заметит ее отсутствия, если она отправится спать.
Дельфина оказалась в тот вечер в центре внимания, была явной королевой бала, ее чествовали, ей говорили комплименты.
Столько мужчин добивалось права потанцевать с ней, что она меняла партнеров, едва сделав в танце два круга по залу.
» Пойду лягу спать «, — решила Нирисса.
Она поднялась по лестнице, но, когда подошла к своей спальне, почувствовала вдруг внезапное жгучее желание увидеть венок и самой удостовериться, все ли он еще там.
Девушка прошла мимо парадных спален, пока не нашла опочивальню герцогини.
Она открыла дверь в небольшую гардеробную.
Все здесь было так же, как когда они с герцогом уходили отсюда накануне вечером.
Света двух свечей, зажженных по обе стороны зеркала, хватало для освещения этой небольшой комнаты; легко было рассмотреть и сам секретер.
Нирисса разглядывала его, ощущая рядом с собой присутствие несчастной герцогини, так неразумно покончившей счеты с жизнью.
— Почему вы не смогли поверить в него? — хотелось спросить Нириссе, и ей почудилось, будто та пыталась поведать ей нечто очень важное, но девушка не могла и представить себе что именно.
Машинально она протянула руку, и пальцы ее, как и вчера, побежали по полированной поверхности обратной стороны крышки секретера.
Она нащупала небольшой выступ в углу, на который нажала, и поскольку в тот момент ничего не произошло, она в отчаянии подумала, что вчера все ей только привиделось.
Но тут медленно открылся потайной ящик, и показался венок, пролежавший в нем столько долгих лет, несущий на себе проклятие, которое делало всех герцогов, одного за другим, несчастными.
Мирисса потянулась и достала венок из его убежища.
Теперь, рассматривая венок немного спокойнее, чем вчера, когда она вся трепетала от волнения, девушка подумала, что он еще красивее, чем показалось ей сначала.
В его изготовлении чувствовалось дивное мастерство, и она предположила, что какой-нибудь иностранный ювелир, возможно, итальянский, так умело сотворил это чудо.
Она поднесла венок поближе к свету свечи на туалетном столике, затем, поддавшись порыву, сняла свой венок, сделанный из незабудок, и, приподняв бриллиантовое творение обеими руками, надела на голову.
Венок оказался ей впору.
Тут ей показалось, словно она услышала почти бесшумный вздох облегчения около себя, как будто призрак герцогини был удовлетворен, добившись того, чего желал.
Ощущение присутствия герцогини было призрачным, но все же Мирисса не сомневалась, что она на самом деле слышала этот звук и что несчастная герцогиня находится где-то рядом с нею.
А потом она была так же уверена, что призрак покинул ее и она осталась одна.
Все происходящее казалось странным, нереальным, невероятным, однако у Нириссы не оставалось сомнений, что она ничего не вообразила, а только чувствовала происходящее рядом с ней.
Взглянув на свое отражение в зеркале, она увидела, как дверь гардеробной открылась и вошел герцог.
Она могла видеть отражение вошедшего в зеркале, но не повернулась к нему, а только наблюдала за его приближением, пока он не встал за ее спиной.
Теперь они оба отражались рядом друг с другом в зеркале.
— Я хочу видеть вас именно такой… — очень тихо произнес герцог.
Его голос как будто разбудил Нириссу, она поняла, что он не привиделся ей, а стоит рядом во плоти и крови, и что, возможно, было нечто безрассудное в ее поступке, когда она примерила венок герцогини, не спросив у него разрешения.
Она быстро обернулась, чтобы извиниться, но, встретившись с ним взглядом, запнулась, не в силах вымолвить ни слова, и замерла, молча глядя на него, а он все так же тихо закончил свою фразу:
— ..когда мы обвенчаемся! Казалось, на лице девушки остались только глаза.
— Я знал, что найду вас здесь, — продолжил он, — и, честно говоря, я намеревался попросить вас надеть венок. Мне хотелось увидеть вас такой, как сейчас, такой, какой я хотел бы видеть вас, когда вы станете моей женой.
— Я не… пойму, о чем вы… — прошептала Мирисса.
— Я говорю. — очень спокойно повторил герцог, — что люблю вас. Причина, по которой я до сих пор не женат, кроется в том, что я никогда не встречал ту, что могла бы дать мне уверенность — проклятие снято и я найду свое счастье в жизни, то счастье, в котором нуждаюсь.
Все происходящее было настолько невероятным, что Нирисса могла только молча не сводить с него глаз.
Медленно герцог обнял девушку и притянул к себе.
— Я люблю вас! — сказал он и прижался к ней губами.
Его поцелуй объяснил Нириссе, почему она чувствовала себя такой несчастной в этот день, почему не находила себе покоя и все вокруг казалось каким-то не таким.
Просто она полюбила этого человека.
Девушка уже тогда чувствовала это, но не осмелилась признаться даже себе.
» Я полюбила его, — думала она исступленно, — еще когда он вошел на нашу кухню, этот самый красивый на свете человек «.
И хотя Нирисса убеждала себя, будто он принадлежит Дельфине, ее непреодолимо тянуло к нему.
С той минуты, как они ехали вместе верхом в то раннее утро, она знала, что, когда его не было рядом, мир для нее пустел и все ее существо рвалось к нему и страдало.
Герцог целовал ее очень осторожно, бережно и нежно, словно боялся спугнуть.
Но мягкость и невинность ее губ вызывали в нем ответные чувства, и поцелуи его становились все более властными, настойчивыми и требовательными.
Он целовал ее, пока Нирисса не почувствовала себя парящей в небе, как будто исчезло все земное в них и они слились со звездами, Вдвоем они стали частью друг друга, их невозможно было теперь разделить.
Руки герцога сжимали Нириссу все крепче, он продолжал целовать ее, и она ощущала такой восторг, которого никогда не испытывала и даже не предполагала, будто может испытывать.
Ощущение счастья сродни было волшебному таинству лесов, которое ей доводилось узнать в детстве, и объединялось в ней с восторженным преклонением перед красотой Лина.
И все эти ощущения сливались воедино с образом герцога, а потом ничто уже в мире не существовало, кроме него и только него.
Руки, обнимавшие ее, губы, любовь к ней, которая переполняла его, она чувствовала ее, потому что отвечала ему такой же любовью.
Только когда герцог поднял голову, Нирисса, взглянув на него, проговорила каким-то совсем не своим, глухим голосом, словно звучавшим издалека:
— Я… люблю… вас!..
— Наконец-то я это услышал, — проговорил герцог, — и я люблю вас!
И снова он целовал Нириссу, целовал требовательно, неистово, словно боялся, что может не найти свою любовь, а теперь, когда нашел, хотел убедиться в этом.
Только когда им обоим стало трудно дышать и Нирисса, пробормотав какие-то слова, уткнулась лицом в его плечо, герцог заговорил, и голос его странно дрожал:
— Как скоро ты выйдешь за меня замуж, радость моя?
Тут Мирисса вернулась с небес на землю и, взглянув на него, с трудом выговорила:
— Я… сплю… или… вы и правда… просите… меня… выйти за вас замуж?
— Неужели я мог бы пожелать иного, когда по воле какой-то необъяснимой и таинственной силы тебе вручен ключ к нашему счастью — венок, который разрушил столь многие судьбы моих предков?
— В этом столько необыкновенного… я действительно смогла отыскать его, — согласилась Нирисса, — но… понимаете… я не могу… выйти за вас замуж.
Руки герцога напряглись, — Как это… не можешь выйти замуж?..
— Вы… должны… жениться на Дельфине! Герцог решительно покачал головой.
— Я никогда не заводил речь о браке с твоей сестрой, и у меня не было ни желания, ни намерений на этот счет.
— Но… Она думала… — начала было Нирисса.
— Я знаю, что она думала, — перебил ее герцог, — и на что надеялись несколько других женщин до нее, но я твердо понимал, Нирисса: я никогда не женюсь ни на ком, пока не смогу убедиться в том, что нашел свое счастье.
Он помолчал немного, прежде чем добавил:
— Не могу сказать с уверенностью, действительно ли я верил в проклятие над нашим родом или нет, но я всегда знал (назови это предчувствием или внутренним голосом): ни одна из женщин, с которой у меня возникли любовные отношения, не могла стать моей женой.
Нирисса не произнесла ни слова в ответ, и после паузы он заговорил снова:
— Мне трудно описать тебе мои переживания. Я стал циничным, подозрительным и лишенным иллюзий человеком, ведь всякий раз, встречая женщину, казавшуюся мне иной, чем все, я очень скоро, слишком скоро, начинал понимать, что она совсем не та, которую я искал, и вовсе не та, чей образ я лелеял в своем сердце, представляя свою будущую жену.
— Но Дельфина… ей казалось… будто вы… попросите ее выйти за вас замуж…
— Я просил ее… совсем об… ином…
— Она и это рассказывала… мне… Но она была убеждена, что вы… изменитесь… Герцог усмехнулся одними губами:
— Твоя сестра очень красива, но я понимаю теперь — ее красота всего лишь бледное отражение твоей.
Нирисса вспомнила, как Гарри говорил ей то же самое, и быстро-быстро заговорила:
— Но… вы не должны… так думать… И хотя я… люблю вас… мне не удастся стать с вами счастливой… если я буду думать… о том, какую боль я причинила… Дельфине.
Стало тихо. Молчание прервал герцог, недоверчиво спросив девушку:
— Я правильно понял, Нирисса, вы действительно намерены отказаться от меня?
— А как иначе я могу поступить? — растерянно проговорила девушка. — Я люблю вас… Вы знаете, что я люблю вас… Но если я выйду за вас замуж… Дельфина проклянет нас, и на вас опять повиснет проклятие… а если ее проклятие возымеет силу… и мы покинем… друг друга… тогда я не переживу этого!..
— Вы не можете, ты не должна произносить подобные вещи! — Герцог притянул Мириссу к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15