о запуске резервного комплекса.
Пендельсон выпил за вечер немыслимое количество чашек кофе, истрепал в хлам несколько сигар, но от курения сумел удержаться. Вот уже тридцать четыре года он покупал любимый сорт, но за последние четыре в придачу к десяткам коробок сигар не купил ни одной зажигалки. Он поборол тягу к горящему табаку, но сознательно мучил себя запахом сырого. Это выглядело, как постоянный укор безволию. Собственные слабости представали наглядным примером борьбы двух полюсов личности, о чем Джек и Ковальский неоднократно спорили. Споры по большей части происходили ночами, когда оба, не в силах оторваться от промежуточных стадий испытаний, запасались коробкой сэндвичей и несколькими пакетами сухофруктов. Питание сухофруктами несло дополнительное удобство, ими можно было поделиться с питомцами, без опасений за их желудки. В баталиях на тему слабостей Пендельсон меньше всего склонялся к эмоциональным либо религиозным корням вопроса. Дуализм человеческой натуры, как поле битвы добра со злом, он воспринимал сугубо предметно.
Витальные потребности формируют облик подсознания, это естественная норма, втолковывал он Юджину.
— Норма? — закипал тот. — Тюрьмы, набитые уголовниками, — это норма? Коллективное насилие в государственных школах — это тоже норма?
— Именно коллективное, — воодушевлялся Джек. — Именно коллективное, Юджин. Мы говорим об атавистических принципах, об инстинктах стайного поведения. Ты видишь выход?
— Я думаю, что нужно искать ген, ответственный за зверские инстинкты. Раз уж мы говорим в сослагательном наклонении, профессор, то примем допущение, что этот ген возможно уничтожить.
— Отлично! — радостно повторял Пендельсон. — Вот ты и угодил в собственный капкан. Послушай сам, что ты сказал: «Изгнать дьявола из душ несчастных грешников». Как по-твоему, сколько лет религия пытается изгнать дьявола из душ человеческих?
— Полагаю, несколько десятков тысяч лет.
— Справедливая мысль. И чья берет в этой схватке?
— Так нельзя ставить вопрос! Апокалипсис еще не наступил.
— Согласен, сменим формулировку. Сильно ли укрепились за сорок тысяч лет позиции в борьбе с внутренним врагом? Не будем забираться глубже, возьмем сорок тысяч лет — окончание периода формирования кроманьонца.
— Я понимаю вашу мысль. Подсознание непобедимо, так?
— А вот этого мы не знаем. Я пытаюсь втолковать тебе простые вещи, как сам их вижу. Для примера возьмем меня, Джека Пендельсона. Попав в соответствующую обстановку, этот лояльный индивидуум способен на потрясающие поступки. Он перегрызет горло за последнее место в спасательной шлюпке. Убегая от хищника, он взберется на дерево, чего не делал последние сорок лет, он почти непременно совокупится с женщиной, если найдет это безопасным, он подчинит себе более слабых, и так далее. Инстинктивное поведение начинает доминировать в тот момент, как только ослабляются функции сознания.
Но! Как только мы с тобой цепляем что-то новое, в моей черепной коробке щелкает реле и вступает в силу императив «черной дыры», как я это зову. Мне становится интересно, а окружающее перестает меня волновать. Уверен, то же самое происходит в черепе любой творческой личности.
— Но говоря о собственном подсознании, вы, чуть ли не радостно, обнаруживаете в себе животное!
— Я не радуюсь, я реалист. Мы знакомы много лет, Юджин, к ты не станешь спорить: когда я работаю, передо мной возникают цели. Получить некий объем знаний о мире. Передать этот объем другим. Подумать, как можно использовать эти знания для… для изменений общества в лучшую сторону. Полагаю, твой разум действует примерно так же. В процессе нашего труда мы принимаем аксиому: не имеют значения деньги, семья, удобства. Где я не прав? Но при этом, стоит Джеку Пендельсону вынырнуть из процесса, как императив альтруизма прекращает действие.
— И вы становитесь таким же тупым пожирателем орешков и сериалов, как Кристофф? Не соглашусь…
— Если речь заходит о деликатесах или о кино, я более испорчен, чем Кристофф. Признаюсь, я могу сожрать зараз четыре больших эклера со сливками и до сих пор получаю удовольствие от Хичкока. Всё просто, Юджин. Ты можешь обжираться тортами, посещать бордели и даже плеваться в церкви. Или напротив, терроризировать жену, выдавать детям по двадцать центов под отчет и возглавлять комитет по защите нравственности. Но периодически тебя что-то толкает, что-то заставляет дрожать, вскакивать ночью в мотеле и покрывать салфетки формулами. А когда салфетки кончаются, переходить на стены, черт возьми! Вспомни, как мы провели ту недельку, когда сто первая дворняга Эдварда выжила в сыворотке! Мы не спали и не ели, а глаза у всех троих были, как у бешеных кроликов! Тебя, помнится, не слишком заботило, отглажены ли брюки, что подумают соседи, ты даже забыл в мусорном ведре приглашение преподавать в лучшем университете… Это и есть сознание, или сверхсознание, которого, к огромному сожалению, недостает нашему уважаемому Кристоффу…
— Джек, вызов оператора!
Пендельсон стряхнул оцепенение. Он стал каким-то заторможенным после известия о гибели Сноу и невразумительного исчезновения одного из своих лучших студентов. При воспоминании о Гарсии вообще начиналась зубная боль. Юханссон упомянул, что парня поймали где-то в Мексике, но тот нес такую чушь, что его толком и допрашивать не стали, отправили на психиатрическую экспертизу. По крайней мере удалось выяснить, что это Умберто, а не Ковальский взломал архив; у шефа камень с души свалился. А заторможенность была естественной реакцией на пережитый стресс. Пендельсон оценивал состояние собственного разума довольно критически, он не боялся очевидных старческих изменений, он боялся не успеть… Кофе почти остыл, профессор осторожно поставил чашку на стол и утопил клавишу селектора.
— Джек, мы готовы.
— Сьюзан, вы проверили клетки?
— Да, несколько раз. Вместе с мистером Бентли приходил программист, Гордон из первого отдела. Он подтвердил, что поднять задвижки можно только с центрального поста.
— Включая входные двери?
— Да.
— Хелен, ты нас видишь? — Профессор перевел взгляд к четырем дополнительным камерам, закрепленным возле потолочных вентиляционных коробов. Несмотря на два включенных кондиционера, в помещении становилось жарко, потому что утром под его личным контролем техники закупорили воздушную шахту.
— Прекрасно вижу, Джек.
— Сьюзан, что показывают приборы на ошейниках?
— У Фишера повышенный лейкоцитоз, остальные в пределах нормы.
Пендельсон протер очки. Вроде бы ничего не упущено. Он не мог поведать Квинси о проблемах двухлетней давности, ограничился самыми мрачными прогнозами на ночь. Она имела полное право уйти, но осталась. Славная девушка, повторил про себя Пендельсон, следя, как та скалывает распечатки в аккуратные стопки. Сьюзан была маленького роста, немного полноватой, но чрезвычайно подвижной. Все обязанности, не требующие ювелирной точности движений, она выполняла на бегу. Даже присаживаясь на рабочем кресле поста, она привычно подгибала одну ногу, точно готовилась спружинить и ринуться дальше, наматывая круги по коридорам базы. Если бы к ее гражданской смелости слегка добавить смелости научной, она могла бы принять отдел Юджина…
Хелен Доу находилась этажом выше, в компании Бентли (тот сам напросился, но бури восторга это ни у кого не вызвало). Вернувшийся из Берлина Сол Рейли был отправлен контролировать машинный зал. Пендельсон едва успел перекинуться с биологом тремя словами; Сол пребывал в жутком состоянии, полиция его первым вызвала на опознание трупа Сноу. Кроме всего прочего, Рейли был женат на сестре Эдварда. Пендельсон сперва колебался, задействовать ли Рейли в эксперименте, но тот, после дня молчания, позвонил и вызвался сам. Он сказал, что не в состоянии ехать к жене и проводить этот вечер дома. Там и так достаточно народу, родня уже начала съезжаться, и он не вынесет бесконечных вопросов, ответов на которые никогда не будет.
Бентли — единственный, кому, по личному распоряжению Юханссона, позволялось оставить при себе телефон, — сидел, как мышка, не отрываясь от экранов. Еще одним этажом выше, в круглой кабинке из пуленепробиваемого стекла, сменялись двое охранников. Сегодня их было двое, без овчарки. Обычно дежурный совершал обход базы, проверял двери и заглядывал в щитовые. Затем поднимался наверх побродить среди тракторов и косилок и перекинуться парой слов с сержантом у ворот. Сегодня вечером кое-что поменялось. Юханссон дал указание Большому Д., чтобы тот лично, на пару с Пендельсоном, проинструктировал охрану. Сам Большой Ю. умчался по делам в Вашингтон и умолял держать его в курсе.
Нынче вечером Ллойд патрулировал коридоры, а Кристоффу приходилось неотлучно следить за лабораторией и за постом оператора, потом им следовало поменяться. Большой Д. не собирался их запугивать, но провести Кристоффа было тяжело. Выслушав шефа безопасности, он изобразил удивление, что случалось с ним крайне редко.
— Я правильно понял, мы ожидаем нападения? — Большой Д. нервно пожал плечами, указывая на Пендельсона. Тот собрался с духом:
— Ваша задача следить за всем необычным.
— Три камеры перенацелены на клетки. Мы должны следить за запертыми обезьянами?
— Не только. Если вы заметите хоть что-то необычное в моем поведении либо в поведении мисс Квинси, немедленно докладывайте оператору и действуйте, как мы договорились.
— Это я понял. А что… что в вашем поведении, доктор, должно показаться мне необычным?
Пендельсон откашлялся.
— Мистер Кристофф, вы больший специалист, чем я, в подобных вопросах. Скажем, вы способны заметить, если кто-то из лаборантов придет слегка под мухой?
— Полагаю да, сэр. В свое время я докладывал в отношении Тенесси трижды, сэр.
— Тогда вам не надо объяснять. Второе. Обращаюсь к вам обоим. Если вы заметите в коридорах хотя бы одно животное, немедленно стреляйте усыпляющими.
— Сэр?!
— Я повторяю. Даже если на экранах будет всё нормально, но объемные датчики покажут малейшее движение, я разрешаю вам открыть огонь. Если транквилизатор не подействует, используйте обычное оружие.
— Мы правильно вас поняли? Вы приказываете нам стрелять в обезьян?! — Ллойд облизнул губы. На поясе у него висел дополнительный пистолет, заряженный семью ампулами.
— В любых животных, даже в сопровождении человека. Теперь ясно?
Оба кивнули. Большой Д. переминался с ноги на ногу.
— Кристофф, скажите, как вы поступите, если вернувшись с обхода верхнего периметра, вы обнаружите мистера Ллойда с шимпанзе на руках?
Кристофф слегка повернул свои стеклянные глаза:
— Я потребую от него, чтобы он снял обезьяну, сэр. После чего усыплю ее, доложу оператору и заблокирую оба наружных выхода.
— А если он откажется выполнить вашу просьбу? — Пендельсон оторвал от сигары очередной лист. Большой Д. подумал, не остаться ли самому на сутки.
— Матерь Божья… — выдохнул Ллойд, его веснушчатая круглая физиономия посерела. — Вы это серьезно, док?!
— Я сожалею, парни… Итак, Кристофф, ваши действия?
— Я буду вынужден стрелять ему в ногу, после чего убью обезьяну.
Ллойд икнул. Кристофф выглядел, как гранитная скала.
— Превосходно. И последнее. На ваши переносные пульты, на кнопку с нулевым номером, выведена функция блокировки лифтов и наружных выходов. Нет необходимости бежать в пультовую и срывать пломбу с рубильника, достаточно удерживать «ноль» две секунды. Завтра мы вернем схему в прежнее состояние, это крайняя мера. Будьте осторожны, блокировка необратима, и вытащить нас отсюда смогут только снаружи.
— Парни, если такое произойдет, я получу сигнал первым, — успокоил Большой Д.
Полковник находился на грани легкой паники. Ему не терпелось поскорее пройти контроль и добраться до своего шкафчика, где во внутреннем кармане куртки грелась плоская фляжка. Лишний глоток сегодня явно не повредит. Лучше бы он остался. Глаз всё равно не сомкнуть, но кто-то должен быть снаружи. Если сработают аварийные двери, войти на базу можно будет лишь двумя способами: либо посредством компьютерного кода, который он сам менял ежедневно, либо применяя тяжелую буровую технику. Кроме Пендельсона, никто из остающихся внизу, даже Бентли, не представлял, что существует отдельная инструкция для начальства на случай внутренней или внешней катастрофы. Также никто не знал, что вчера, на совещании у Грегори, в инструкцию было внесено, с подачи Пендельсона, одно малоприятное уточнение. Профессор не сказал генералу ни слова про крыс, покаяться задним числом, означало бы загубить на корню готовящийся опыт. Но он постарался быть достаточно красноречивым. Уточнение заключалось в том, что в случае блокировки входа спасателям вменялось не выпускать наружу ни единого человека, пока не будут уничтожены все животные.
— Джентльмены, мы были вынуждены взять с вас дополнительную подписку о неразглашении событий, которые… могут произойти за эти сутки. Пленки с записями со всех камер в любом случае будут заменены на статичные изображения. Я надеюсь на вашу лояльность. Что бы ни произошло, ваш завтрашний коллега, мистер Ллойд, должен принять смену без единого нарушения режима.
Джек показал Квинси большой палец, девушка кивнула и склонилась над клавиатурой.
— Видео включено, сэр.
— Хелен, звук в порядке?
— Норма по всем микрофонам.
— Запускайте генератор.
Щелчок. На своем мониторе Пендельсон наблюдал кривые ритмов Плиния. Собака не проявляла нервозности. Доктор давно склонялся к тому, чтобы полностью перейти на эту породу; в противовес холеричным доберманам и даже овчаркам, флегматичные ротвейлеры вызывали меньше хлопот.
— Генератор запущен.
— Сьюзи, добавьте света!
— Да, доктор, — Квинси потерла пухлую розовую щеку, коснулась клавиш, под потолком вспыхнули дополнительные лампы. Профессор скосил глаза на второй экран. Температура в зале перевалила за семьдесят по Фаренгейту, влажность достигла шестидесяти процентов и неуклонно росла. Он расстегнул молнию комбинезона.
— Хелен, открывайте.
Эту обязанность сегодня он также возложил на оператора комплекса. Выдвижные решетки между секциями поползли вверх. Касабланка среагировал первым: накинулся сзади на Корчного и попытался отнять у него апельсин. Хлоя проснулась и затеяла бегать по кругу, Фишер возобновил сексуальные приставания к Пандоре, та делала вид, что устала, но, наконец, сдалась. Во время любви она, не отрываясь, глазела на Пендельсона и грызла кусок скорлупы. Пендельсон взял диктофон:
— Двенадцатое июля две тысячи… года. Время 21.20. Лабораторный блок номер два. Присутствуют… Дежурный оператор… Генератор в пассивной фазе, перципиент — ротвейлер Плиний, возраст четыре года, личный номер… Материал — группа из семи половозрелых шимпанзе, личные номера… Состояние животных спокойное. Стимуляция завершена. Задача опыта — исследование первичного эффекта Сноу в условиях малой площади размещения. Исходная площадь — сто пятьдесят квадратных футов.
Он извлек из кармана сложенный тетрадный листок.
— Хелен, по первому каналу пятнадцать миллиампер, частота…
— Первый канал загружен!
— По второму каналу…
— Второй канал загружен!… Третий… четвертый… девятый загружен!
— Плотность потока?
— Двенадцать и три. Джек, пятый канал нестабилен.
— Введите собаке успокаивающее…
Фишер оставил Пандору в покое и переключил внимание на Кассандру. Из-за периодических попыток Касабланки захватить власть в стае, Фишер вынужден был целыми днями доказывать свои законные права на прекрасную половину. Лилит повисла на сетчатом потолке и пыталась дотянуться до микрофона.
— Синхронизация контура?
— Тридцать.
Пендельсон хлебнул холодного кофе, поднес к губам диктофон. У него зрело смутное предчувствие, что сегодня произойдет нечто неординарное, вместе с жарой в подземном зале набухало осязаемое душное ожидание, хотелось вскочить и двигаться, сбрасывая с себя это «нечто». Он с мимолетной завистью подумал о Большом Д., который наверняка уже приложился и сидит под кондиционером в обнимку с женой и бутылкой.
При мысли о жене Пендельсон ощущал обычно не то чтобы горечь, а неясное смущение. Он не прожил молодость библиотечным червем, напротив, озираясь на своих теперешних студентов, он удивлялся порой излишней сухости их взаимоотношений. Возможно, всё дело в эмансипации, девочки стремятся декларировать независимость от мужчин. Возможно, дело в темпе жизни, современная молодежь хочет за пять лет успеть то, к чему прежнее поколение шло десятилетиями.
— Джек, пятый канал стабилизировался. Синхронизация сорок.
— Наращиваем в прежнем темпе. Когда достигнет шестидесяти, уменьшайте площадь клетки вполовину. Мисс Квинси, подкиньте Пандоре сладенького.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Пендельсон выпил за вечер немыслимое количество чашек кофе, истрепал в хлам несколько сигар, но от курения сумел удержаться. Вот уже тридцать четыре года он покупал любимый сорт, но за последние четыре в придачу к десяткам коробок сигар не купил ни одной зажигалки. Он поборол тягу к горящему табаку, но сознательно мучил себя запахом сырого. Это выглядело, как постоянный укор безволию. Собственные слабости представали наглядным примером борьбы двух полюсов личности, о чем Джек и Ковальский неоднократно спорили. Споры по большей части происходили ночами, когда оба, не в силах оторваться от промежуточных стадий испытаний, запасались коробкой сэндвичей и несколькими пакетами сухофруктов. Питание сухофруктами несло дополнительное удобство, ими можно было поделиться с питомцами, без опасений за их желудки. В баталиях на тему слабостей Пендельсон меньше всего склонялся к эмоциональным либо религиозным корням вопроса. Дуализм человеческой натуры, как поле битвы добра со злом, он воспринимал сугубо предметно.
Витальные потребности формируют облик подсознания, это естественная норма, втолковывал он Юджину.
— Норма? — закипал тот. — Тюрьмы, набитые уголовниками, — это норма? Коллективное насилие в государственных школах — это тоже норма?
— Именно коллективное, — воодушевлялся Джек. — Именно коллективное, Юджин. Мы говорим об атавистических принципах, об инстинктах стайного поведения. Ты видишь выход?
— Я думаю, что нужно искать ген, ответственный за зверские инстинкты. Раз уж мы говорим в сослагательном наклонении, профессор, то примем допущение, что этот ген возможно уничтожить.
— Отлично! — радостно повторял Пендельсон. — Вот ты и угодил в собственный капкан. Послушай сам, что ты сказал: «Изгнать дьявола из душ несчастных грешников». Как по-твоему, сколько лет религия пытается изгнать дьявола из душ человеческих?
— Полагаю, несколько десятков тысяч лет.
— Справедливая мысль. И чья берет в этой схватке?
— Так нельзя ставить вопрос! Апокалипсис еще не наступил.
— Согласен, сменим формулировку. Сильно ли укрепились за сорок тысяч лет позиции в борьбе с внутренним врагом? Не будем забираться глубже, возьмем сорок тысяч лет — окончание периода формирования кроманьонца.
— Я понимаю вашу мысль. Подсознание непобедимо, так?
— А вот этого мы не знаем. Я пытаюсь втолковать тебе простые вещи, как сам их вижу. Для примера возьмем меня, Джека Пендельсона. Попав в соответствующую обстановку, этот лояльный индивидуум способен на потрясающие поступки. Он перегрызет горло за последнее место в спасательной шлюпке. Убегая от хищника, он взберется на дерево, чего не делал последние сорок лет, он почти непременно совокупится с женщиной, если найдет это безопасным, он подчинит себе более слабых, и так далее. Инстинктивное поведение начинает доминировать в тот момент, как только ослабляются функции сознания.
Но! Как только мы с тобой цепляем что-то новое, в моей черепной коробке щелкает реле и вступает в силу императив «черной дыры», как я это зову. Мне становится интересно, а окружающее перестает меня волновать. Уверен, то же самое происходит в черепе любой творческой личности.
— Но говоря о собственном подсознании, вы, чуть ли не радостно, обнаруживаете в себе животное!
— Я не радуюсь, я реалист. Мы знакомы много лет, Юджин, к ты не станешь спорить: когда я работаю, передо мной возникают цели. Получить некий объем знаний о мире. Передать этот объем другим. Подумать, как можно использовать эти знания для… для изменений общества в лучшую сторону. Полагаю, твой разум действует примерно так же. В процессе нашего труда мы принимаем аксиому: не имеют значения деньги, семья, удобства. Где я не прав? Но при этом, стоит Джеку Пендельсону вынырнуть из процесса, как императив альтруизма прекращает действие.
— И вы становитесь таким же тупым пожирателем орешков и сериалов, как Кристофф? Не соглашусь…
— Если речь заходит о деликатесах или о кино, я более испорчен, чем Кристофф. Признаюсь, я могу сожрать зараз четыре больших эклера со сливками и до сих пор получаю удовольствие от Хичкока. Всё просто, Юджин. Ты можешь обжираться тортами, посещать бордели и даже плеваться в церкви. Или напротив, терроризировать жену, выдавать детям по двадцать центов под отчет и возглавлять комитет по защите нравственности. Но периодически тебя что-то толкает, что-то заставляет дрожать, вскакивать ночью в мотеле и покрывать салфетки формулами. А когда салфетки кончаются, переходить на стены, черт возьми! Вспомни, как мы провели ту недельку, когда сто первая дворняга Эдварда выжила в сыворотке! Мы не спали и не ели, а глаза у всех троих были, как у бешеных кроликов! Тебя, помнится, не слишком заботило, отглажены ли брюки, что подумают соседи, ты даже забыл в мусорном ведре приглашение преподавать в лучшем университете… Это и есть сознание, или сверхсознание, которого, к огромному сожалению, недостает нашему уважаемому Кристоффу…
— Джек, вызов оператора!
Пендельсон стряхнул оцепенение. Он стал каким-то заторможенным после известия о гибели Сноу и невразумительного исчезновения одного из своих лучших студентов. При воспоминании о Гарсии вообще начиналась зубная боль. Юханссон упомянул, что парня поймали где-то в Мексике, но тот нес такую чушь, что его толком и допрашивать не стали, отправили на психиатрическую экспертизу. По крайней мере удалось выяснить, что это Умберто, а не Ковальский взломал архив; у шефа камень с души свалился. А заторможенность была естественной реакцией на пережитый стресс. Пендельсон оценивал состояние собственного разума довольно критически, он не боялся очевидных старческих изменений, он боялся не успеть… Кофе почти остыл, профессор осторожно поставил чашку на стол и утопил клавишу селектора.
— Джек, мы готовы.
— Сьюзан, вы проверили клетки?
— Да, несколько раз. Вместе с мистером Бентли приходил программист, Гордон из первого отдела. Он подтвердил, что поднять задвижки можно только с центрального поста.
— Включая входные двери?
— Да.
— Хелен, ты нас видишь? — Профессор перевел взгляд к четырем дополнительным камерам, закрепленным возле потолочных вентиляционных коробов. Несмотря на два включенных кондиционера, в помещении становилось жарко, потому что утром под его личным контролем техники закупорили воздушную шахту.
— Прекрасно вижу, Джек.
— Сьюзан, что показывают приборы на ошейниках?
— У Фишера повышенный лейкоцитоз, остальные в пределах нормы.
Пендельсон протер очки. Вроде бы ничего не упущено. Он не мог поведать Квинси о проблемах двухлетней давности, ограничился самыми мрачными прогнозами на ночь. Она имела полное право уйти, но осталась. Славная девушка, повторил про себя Пендельсон, следя, как та скалывает распечатки в аккуратные стопки. Сьюзан была маленького роста, немного полноватой, но чрезвычайно подвижной. Все обязанности, не требующие ювелирной точности движений, она выполняла на бегу. Даже присаживаясь на рабочем кресле поста, она привычно подгибала одну ногу, точно готовилась спружинить и ринуться дальше, наматывая круги по коридорам базы. Если бы к ее гражданской смелости слегка добавить смелости научной, она могла бы принять отдел Юджина…
Хелен Доу находилась этажом выше, в компании Бентли (тот сам напросился, но бури восторга это ни у кого не вызвало). Вернувшийся из Берлина Сол Рейли был отправлен контролировать машинный зал. Пендельсон едва успел перекинуться с биологом тремя словами; Сол пребывал в жутком состоянии, полиция его первым вызвала на опознание трупа Сноу. Кроме всего прочего, Рейли был женат на сестре Эдварда. Пендельсон сперва колебался, задействовать ли Рейли в эксперименте, но тот, после дня молчания, позвонил и вызвался сам. Он сказал, что не в состоянии ехать к жене и проводить этот вечер дома. Там и так достаточно народу, родня уже начала съезжаться, и он не вынесет бесконечных вопросов, ответов на которые никогда не будет.
Бентли — единственный, кому, по личному распоряжению Юханссона, позволялось оставить при себе телефон, — сидел, как мышка, не отрываясь от экранов. Еще одним этажом выше, в круглой кабинке из пуленепробиваемого стекла, сменялись двое охранников. Сегодня их было двое, без овчарки. Обычно дежурный совершал обход базы, проверял двери и заглядывал в щитовые. Затем поднимался наверх побродить среди тракторов и косилок и перекинуться парой слов с сержантом у ворот. Сегодня вечером кое-что поменялось. Юханссон дал указание Большому Д., чтобы тот лично, на пару с Пендельсоном, проинструктировал охрану. Сам Большой Ю. умчался по делам в Вашингтон и умолял держать его в курсе.
Нынче вечером Ллойд патрулировал коридоры, а Кристоффу приходилось неотлучно следить за лабораторией и за постом оператора, потом им следовало поменяться. Большой Д. не собирался их запугивать, но провести Кристоффа было тяжело. Выслушав шефа безопасности, он изобразил удивление, что случалось с ним крайне редко.
— Я правильно понял, мы ожидаем нападения? — Большой Д. нервно пожал плечами, указывая на Пендельсона. Тот собрался с духом:
— Ваша задача следить за всем необычным.
— Три камеры перенацелены на клетки. Мы должны следить за запертыми обезьянами?
— Не только. Если вы заметите хоть что-то необычное в моем поведении либо в поведении мисс Квинси, немедленно докладывайте оператору и действуйте, как мы договорились.
— Это я понял. А что… что в вашем поведении, доктор, должно показаться мне необычным?
Пендельсон откашлялся.
— Мистер Кристофф, вы больший специалист, чем я, в подобных вопросах. Скажем, вы способны заметить, если кто-то из лаборантов придет слегка под мухой?
— Полагаю да, сэр. В свое время я докладывал в отношении Тенесси трижды, сэр.
— Тогда вам не надо объяснять. Второе. Обращаюсь к вам обоим. Если вы заметите в коридорах хотя бы одно животное, немедленно стреляйте усыпляющими.
— Сэр?!
— Я повторяю. Даже если на экранах будет всё нормально, но объемные датчики покажут малейшее движение, я разрешаю вам открыть огонь. Если транквилизатор не подействует, используйте обычное оружие.
— Мы правильно вас поняли? Вы приказываете нам стрелять в обезьян?! — Ллойд облизнул губы. На поясе у него висел дополнительный пистолет, заряженный семью ампулами.
— В любых животных, даже в сопровождении человека. Теперь ясно?
Оба кивнули. Большой Д. переминался с ноги на ногу.
— Кристофф, скажите, как вы поступите, если вернувшись с обхода верхнего периметра, вы обнаружите мистера Ллойда с шимпанзе на руках?
Кристофф слегка повернул свои стеклянные глаза:
— Я потребую от него, чтобы он снял обезьяну, сэр. После чего усыплю ее, доложу оператору и заблокирую оба наружных выхода.
— А если он откажется выполнить вашу просьбу? — Пендельсон оторвал от сигары очередной лист. Большой Д. подумал, не остаться ли самому на сутки.
— Матерь Божья… — выдохнул Ллойд, его веснушчатая круглая физиономия посерела. — Вы это серьезно, док?!
— Я сожалею, парни… Итак, Кристофф, ваши действия?
— Я буду вынужден стрелять ему в ногу, после чего убью обезьяну.
Ллойд икнул. Кристофф выглядел, как гранитная скала.
— Превосходно. И последнее. На ваши переносные пульты, на кнопку с нулевым номером, выведена функция блокировки лифтов и наружных выходов. Нет необходимости бежать в пультовую и срывать пломбу с рубильника, достаточно удерживать «ноль» две секунды. Завтра мы вернем схему в прежнее состояние, это крайняя мера. Будьте осторожны, блокировка необратима, и вытащить нас отсюда смогут только снаружи.
— Парни, если такое произойдет, я получу сигнал первым, — успокоил Большой Д.
Полковник находился на грани легкой паники. Ему не терпелось поскорее пройти контроль и добраться до своего шкафчика, где во внутреннем кармане куртки грелась плоская фляжка. Лишний глоток сегодня явно не повредит. Лучше бы он остался. Глаз всё равно не сомкнуть, но кто-то должен быть снаружи. Если сработают аварийные двери, войти на базу можно будет лишь двумя способами: либо посредством компьютерного кода, который он сам менял ежедневно, либо применяя тяжелую буровую технику. Кроме Пендельсона, никто из остающихся внизу, даже Бентли, не представлял, что существует отдельная инструкция для начальства на случай внутренней или внешней катастрофы. Также никто не знал, что вчера, на совещании у Грегори, в инструкцию было внесено, с подачи Пендельсона, одно малоприятное уточнение. Профессор не сказал генералу ни слова про крыс, покаяться задним числом, означало бы загубить на корню готовящийся опыт. Но он постарался быть достаточно красноречивым. Уточнение заключалось в том, что в случае блокировки входа спасателям вменялось не выпускать наружу ни единого человека, пока не будут уничтожены все животные.
— Джентльмены, мы были вынуждены взять с вас дополнительную подписку о неразглашении событий, которые… могут произойти за эти сутки. Пленки с записями со всех камер в любом случае будут заменены на статичные изображения. Я надеюсь на вашу лояльность. Что бы ни произошло, ваш завтрашний коллега, мистер Ллойд, должен принять смену без единого нарушения режима.
Джек показал Квинси большой палец, девушка кивнула и склонилась над клавиатурой.
— Видео включено, сэр.
— Хелен, звук в порядке?
— Норма по всем микрофонам.
— Запускайте генератор.
Щелчок. На своем мониторе Пендельсон наблюдал кривые ритмов Плиния. Собака не проявляла нервозности. Доктор давно склонялся к тому, чтобы полностью перейти на эту породу; в противовес холеричным доберманам и даже овчаркам, флегматичные ротвейлеры вызывали меньше хлопот.
— Генератор запущен.
— Сьюзи, добавьте света!
— Да, доктор, — Квинси потерла пухлую розовую щеку, коснулась клавиш, под потолком вспыхнули дополнительные лампы. Профессор скосил глаза на второй экран. Температура в зале перевалила за семьдесят по Фаренгейту, влажность достигла шестидесяти процентов и неуклонно росла. Он расстегнул молнию комбинезона.
— Хелен, открывайте.
Эту обязанность сегодня он также возложил на оператора комплекса. Выдвижные решетки между секциями поползли вверх. Касабланка среагировал первым: накинулся сзади на Корчного и попытался отнять у него апельсин. Хлоя проснулась и затеяла бегать по кругу, Фишер возобновил сексуальные приставания к Пандоре, та делала вид, что устала, но, наконец, сдалась. Во время любви она, не отрываясь, глазела на Пендельсона и грызла кусок скорлупы. Пендельсон взял диктофон:
— Двенадцатое июля две тысячи… года. Время 21.20. Лабораторный блок номер два. Присутствуют… Дежурный оператор… Генератор в пассивной фазе, перципиент — ротвейлер Плиний, возраст четыре года, личный номер… Материал — группа из семи половозрелых шимпанзе, личные номера… Состояние животных спокойное. Стимуляция завершена. Задача опыта — исследование первичного эффекта Сноу в условиях малой площади размещения. Исходная площадь — сто пятьдесят квадратных футов.
Он извлек из кармана сложенный тетрадный листок.
— Хелен, по первому каналу пятнадцать миллиампер, частота…
— Первый канал загружен!
— По второму каналу…
— Второй канал загружен!… Третий… четвертый… девятый загружен!
— Плотность потока?
— Двенадцать и три. Джек, пятый канал нестабилен.
— Введите собаке успокаивающее…
Фишер оставил Пандору в покое и переключил внимание на Кассандру. Из-за периодических попыток Касабланки захватить власть в стае, Фишер вынужден был целыми днями доказывать свои законные права на прекрасную половину. Лилит повисла на сетчатом потолке и пыталась дотянуться до микрофона.
— Синхронизация контура?
— Тридцать.
Пендельсон хлебнул холодного кофе, поднес к губам диктофон. У него зрело смутное предчувствие, что сегодня произойдет нечто неординарное, вместе с жарой в подземном зале набухало осязаемое душное ожидание, хотелось вскочить и двигаться, сбрасывая с себя это «нечто». Он с мимолетной завистью подумал о Большом Д., который наверняка уже приложился и сидит под кондиционером в обнимку с женой и бутылкой.
При мысли о жене Пендельсон ощущал обычно не то чтобы горечь, а неясное смущение. Он не прожил молодость библиотечным червем, напротив, озираясь на своих теперешних студентов, он удивлялся порой излишней сухости их взаимоотношений. Возможно, всё дело в эмансипации, девочки стремятся декларировать независимость от мужчин. Возможно, дело в темпе жизни, современная молодежь хочет за пять лет успеть то, к чему прежнее поколение шло десятилетиями.
— Джек, пятый канал стабилизировался. Синхронизация сорок.
— Наращиваем в прежнем темпе. Когда достигнет шестидесяти, уменьшайте площадь клетки вполовину. Мисс Квинси, подкиньте Пандоре сладенького.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42