А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


В феврале 1865 года, недель за шесть до заключения мира, один из секретных агентов федералистов привел с собой в Ричмонд, в качестве своего помощника по добыванию информации, англичанина, выдававшего себя за поляка. Годом раньше северяне извлекли много пользы из шпионской поездки в южные штаты профессионального солдата, который, сражаясь в рядах федералистов, был ранен под Гиттесбергом. Это был Ян Собесский, эмигрировавший из Польши правнук Яна III, польского короля. С 4000 долларов, выданных ему федеральными властями, Собесский, именовавший себя графом Калесским, поехал в Мобил; он двинулся дальше на север, по пути осматривая лагеря, крепости южан.
Он имел беседу с президентом Дэвисом, вице-президентом Стивенсом и другими представителями правительства и даже был приглашен на фронт, к генералу Ли. Когда Собесский через один из портов Мексиканского залива и Гавану вернулся в Вашингтон, у него в кармане оставалось только 332 доллара, а в оправдание затрат он привез ценную информацию.
Очевидно, северяне задумали повторить этот удачный опыт с человеком, говорившим, что он прибыл из Англии, и назвавшим себя поляком. Однако он немедленно но прибытии в Ричмонд выдал южанам своего проводника, федералиста Бабкока и приверженца Севера, называвшего себя Уайтом, с которым он должен был поселиться в одной квартире, а также всех лиц, оказавших ему и Бабкоку помощь в пути.
Когда мисс Ван-Лью узнала об этих арестах, ее охватил страх. Поляк, однако, слишком торопился завоевать своим предательством расположение южан и потому прозевал возможность разоблачить ее и других секретных работников.
Убедившись, что падение Ричмонда - вопрос дней, Ван-Лью просила Бена Бутлера, с которым она поддерживала переписку, прислать ей в Ричмонд федеральный флаг. И через фронт южан ей тайно переправили большй флаг, пополнивший собой коллекцию разнообразных предметов, спрятанных в ее доме. Когда в Ричмонде призошел взрыв пороховых складов и военная эвакуация города была закончена, буйная толпа с факелами ринулась к особняку Ван-Лью, готовая осуществить непрекращавшиеся в течение четырех лет угрозы.
Элизабет Ван-Лью не растерялась, смело вышла навстречу толпе и, глядя в лицо своим разъяренным соседям, сказала: - Я вас знаю, Том… и вас, Билли… и вас… Генерал Грант будет здесь через час, и если вы причините хоть малейший вред этому дому или кому-нибудь из проживающих в нем, то ваши собственные дома запылают еще до обеда!
Это вразумило толпу, и последняя опасность насилия отпала. Вскоре передовой отряд наступающей армии, в запыленных синих мундирах, ворвался в столицу южан. Еще до его появления Элизабет Ван-Лью, еле мирившаяся с необходимостью хранить в глубокой тайне свою верность Северу, первая подняла над своим домом федеральный флаг, который олицетворял сдачу Ричмонда.
Последующие годы были для Элизабет Ван-Лью мрачными и безотрадными. Президент Грант назначил ее почтмейстером Ричмонда; на службе ее вынуждены были терпеть, но общество подвергло Ван-Лью остракизму (гонению), не смягчавшемуся до самой ее смерти.
Элизабет Ван-Лью не получила ни одного доллара за услуги, оказанные ею армии федералистов; и ей не возместили ни цента тех денег, которые она так щедро израсходовала из собственных средств для дела Соединенных Штатов. Мало того, после ухода президента Гранта со своего поста, она была понижена в должности. Ее сделали мелким чиновником министерства почт, а потом лишили и этого скудного заработка.
Доживая свои последние годы в пищите, она существовала на пенсию, назначенную ей друзьями и родственниками полковника Поля Ривера, которому она когда-то помогла бежать из вражеского плена и предоставила убежище. И за нею преданно ухаживали верные ей стареющие негры, знамя освобождения которых она первая подняла в Ричмонде.
(Роуан Р. Очерки секретной службы М.,1946).
ШПИОНЫ СТРАНЫ ВОСХОДЯЩЕГО СОЛНЦА
С. беспримерным рвением и быстротой навели японцы западный лоск на свою аизатскую цивилизацию; но ни в чем они не проявили столько рвения и способностей подражания, как в организации системы политической полиции и военной секретной службы.
Разведывательные отделы армии и флота образовалисьзадол-го до тайной полиции.
В сентябре 1904 года русская охранка арестовала двух японцев, служивших в коммерческих предприятиях Петербурга.
Они много лет проживали в России, и оба оказались офицерами японского флота. Они глубоко вошли в жизнь русского общества, завязали много знакомств и связей в торговых кругах, а через их посредничество вступили в контакт и с личным составом русского флота.
Один из них, чтобы укрепить свое положение решил жениться на русской и даже, приняв православие, добросовестно выполнял все религиозные обряды.
В 1904 году, всего за несколько недель до начала войны между Россией и Японией, агент русской охранки Манасе-вич-Мануйлов сумел раздобыть экземпляр шифра, которым пользовалось японское посольство в Гааге.
Японские шифры особенно сложны и трудны из-за сложности языка, который большинству европейцев сам кажется каким-то шифром. Благодаря этому шифру русские получили возможность читать всю дипломатическую корреспонденцию враждебной страны в период быстро нараставших осложнений.
Японцы, однако, в конце концов заподозрили неладное и перешли на другой, еще более трудный шифр.
Опытный чиновник иностранного отдела русской политической полиции генерал Гартинг был командирован в Маньчжурию непосредственно для организации контршпионажа во время военных дел. Его щедро снабдили деньгами. И хотя ему удалось изловить нескольких японских шпионов, превосходство японского шпионажа на Дальнем Востоке осталось непоколебимым до конца войны. В области контршпионажа Россия тоже явно отставала.
Агенты охранки шныряли вокруг каждого японского дипломата или чиновника в Европе; но в военной зоне - от Порт-Артура до сибирской границы - хозяйничали разведчики.
Осенью 1904 года русский солдат, переодевшийся китайцем, был обнаружен вблизи японского лагеря и предан суду по обвинению в шпионаже. Он не оправдывался. Военный суд приговорил его к смерти. Но его мужество, достойное поведение и явная преданность родине произвели глубокое впечатление на всех допрашивавших его офицеров. После того, как приговор был приведен в исполнение, японская разведка отправила в ставку русского главнокомандующего генерала Куропаткина полный отчет о процессе.
В нем откровенно восхвалялись мужество и патриотизм солдата-шпиона. Спустя много месяцев царское правительство опубликовало это хвалебный некролог.
Для успешного ведения шпионажа японцы часто нанимались официантами на кораблях, поварами, лакеями, носильщиками, коридорными в гостиницах, поденщиками или домашней прислугой; это помогало им надежнее маскироваться.
Задолго до войны Порт-Артур кишел японскими шпионами, выдававшими себя за китайцев или маньчжур. По утверждению китайцев, каждый десятый или двенадцатый кули был японцем. Китайская прислуга некоторых полков порт-артур-ского гарнизона - 1-го Томского, 25-го и 26-го Сибирских стрелковых полков - была завербована японцами. Японскими агентами были и носильщики Ляотяшаньской железной дороги. Всего охотнее японцы - в том числе и крупные офицеры - поступали на тяжелую работу по строительству русских укреплений.
Расположение электросиловых станций и главных линий передачи, «скрытое» расположение прожекторов между укрепленными высотами, расположение минных полей, преграждающих доступ в порт, - все это становилось известным японскому командованию через агентов разведки.
В первые месяцы 1904 года русские задержали двух человек в монгольской одежде, которые оказались японскими офицерами… Они пробирались в Маньчжурию, где намеревались повредить важную телеграфную линию, а также взорвать железнодорожное полотно и причинить возможно больший ущерб расположенным поблизости ремонтным мастерским.
Военный суд приговорил обоих шпионов к лишению воинского звания и к смертной казни через повешение; повешение было заменено расстрелом по приказу генерала Ку-ропаткина, который принял во внимание высокие звания осужденных.
В дальнейшем руководители японского шпионажа посылали с опасными поручениями китайцев, и это оказалось выгодным по многим причинам, в первую очередь потому, что китайцы, как коренные местные жители, вызывали меньше подозрений.
Организация японского военного шпионажа носила печать систематичности, характерной для японской политики в течение долгого времени. Вдоль всего фронта были созданы бюро, руководимые офицерами разведки, контролировавшими всю службу на отведенных им участках. Они выплачивали жалованье, получали и отбирали сообщения и подводили для вышестоящих инстанций итог всему тому, что узнавали.
В русском тылу эти бюро располагали своей агентурой, разумеется, китайской, которая вела работу в городах, на железных дорогах и во всех местах сосредоточения армии Куропаткина.
Каждый шпион, со своей стороны, работал еще с двумя-тремя лицами, в обязанности которых входила доставка японцам собранных им сведений. Эта шпионская организация казалась неуклюжей, но на практике она действовала быстрее какой бы то ни было другой из числа созданных в тылу противника. Глубина русского фронта никогда не превышала 60 верст. И шпион, используя трех гонцов, мог получать срочные запросы и отвечать на них в течение трех-четырех суток, почти непрерывно посылая информацию.
Китайцы, доставлявшие эти опасные сведения, были разносчиками или кули из беднейшего слоя городского населения. За доставку сообщения им платили всего пять рублей, и они были весьма довольны этой платой, не сознавая, какому страшному риску они себя подвергают.
Японцы создали и другой вид шпионажа: группы в три-четыре человека, действовавшие из центральной базы. Каждой такой группе давалось вполне определенное задание - разведать какую-нибудь оборонительную позицию или дислокацию армейского корпуса, а также проследить за движением войск на ограниченном участке фронта. О предстоящей внезапной атаке кавалерийского корпуса Мищенко, предпринятой на Инкоу и железнодорожные коммуникации японцев, ставка фельдмаршала Оямы знала за несколько дней до того, как этот план был сообщен частям, которым было поручено его осуществить.
Эти шпионские группы щедро снабжались средствами, ибо каждая такая группа должна была иметь свой особый центр. Для этой цели обычно избиралась какая-нибудь лавчонка, например булочная, посещаемая всякого рода публикой, в том числе солдатами и офицерами, из разговоров которых можно было почерпнуть немало полезного, и где можно было задавать незначительные вопросы, не возбуждая подозрения. Такого рода шпионажем обычно занимался лишь старший агент группы; прочие же агенты исполняли обязанности конторщиков, официантов, а вне лавки попрошайничали или занимались торговлей вразнос.
Русский же конторщик, работавший на генерала Гартинга и ежемесячно расходовавший небольшое состояние, тоже начал добиваться кое-каких результатов. Главное затруднение заключалось в передаче сведений. Пришлось прибегнуть к новым уловкам и хитростям; наиболее остроумная из них состояла в -том, что шифрованное сообщение вплетали в косу китайского гонца.
Венесуэльский авантюрист Рафаэль де-Ногалес одно время был агентом японской разведки и за конспирировался в Порт-Артуре вместе со старым китайцем, которого он называл Вау-Лин. У этого шпиона было несколько полых золотых зубов.
«Каждую ночь, - вспоминает Ногалес, - Лин вычерчивал при свече на грязном полу нашей комнаты план линии окопов, которые он наблюдал в течение дня. После этого он заносил с помощью лупы наши заметки и рисунки на крохотный кусочек чрезвычайно тонкой бумаги, толщиной приблизительно в одну треть папиросной. После прочет-ния и одобрения мною записанного, Лин сворачивал бумажку, вынимал изо рта один из трех или четырех своих золотых зубов, клал туда шарик, заклеивал зуб кусочком воска и вставлял его на место».
Эти зубные хранилища хитроумного китайца иногда бывали битком набиты; в конце концов, их все же обнаружили.
Это научило японских шпионов не передавать очень важных сведений в письменной форме. Шпиону предлагалось заучить донесение наизусть и передать его на словах только японскому офицеру, заведующему бюро, в котором он служил. Шпион, изображавший из себя кули или разносчика, если он не имел при себе никаких письменных сообщений, был достаточно осторожен, обладал искусством теряться в китайской толпе. Вечно снующий с места на место, он «проваливался» лишь в редких случаях.
Излюбленной уловкой таких «разносчиков» было следующее. Замаскировавшийся шпион носил в своей корзине товары разного цвета - черного, коричневого, красного, серого или белого; цвета эти условно обозначали те или иные войсковые соединения.
Определенный вид товара мог соответствовать тому или иному виду оружия. Так, трубочный табак мог обозначать тяжелые батареи, папиросы - полевые пушки. Чтобы запутать дело, разносчик торговал, например, трубками или мундштуками. На этих предметах незаметно наносились надписи китайскими буквами.
Взятые отдельно, эти надписи не имели никакого смысла, по, будучи расположены в известном порядке, они заключали в себе обстоятельные донесения.
По словам де-Ногалеса, на японскую службу его завербовал «исполняющий должность министра Корейской империи» авантюрист по фамилии Эванс; он послал его в Порт-Артур продавать вразнос по дешевке швейцарские часы. Очевидно, этот корейский «советник» и являлся ответственным главой японского шпионажа в Корее, Порт -Артуре и на Ляодунском полуострове перед началом русско-японской войны.
(Роуан Р. Очерки секретной службы. М., 1946).
МАТА ХАРИ
Маргарита-Гертруда Маклеод, уроженка Зелле, своей сценической карьерой и псевдонимом «Мата Хари» («Глаз Уфа») обязана была Востоку, и ее известность как шпионки первой мировой войны явилась в сущности продолжением ее сценической репутации «яванской храмовой танцовщицы». Как интересной женщине, ей посвящены целые тома романтического вздора, в котором трудно отделить правду от вымысла.
Знаменитость европейского полусвета, она никогда не была ни крупным шпионом, ни деятельным работником германской разведки. Перед французским военным судом, о котором тогда было известно, что приговоры в нем составляются заранее и выносятся впоследствии по заготовленному тексту, Мата Хари энергично защищалась, доказывая, что она вовсе не была активной шпионкой, а лишь хорошо оплачиваемой содержанкой нескольких германских чиновников.
Мы увидим, что некоторые из этих господ оплачивали часы, проведенные с нею, из фондов разведки. Когда это преступление было раскрыто, те же господа спокойно предали ее в руки французских властей.
Она родилась в Леувардене, в Голландии, 7 августа 1876 года, стало быть, ей было за сорок, когда контршпионы Парижа убедились в том, что она является угрозой для республики. Родители ее были почтенные голландцы, Адам Зелле и Антье ан-дер-Мёлен. В годы своих сценических успехов она выдавала себя за уроженку Явы, за дочь европейца и яванки; в то же время она утверждала, что училась танцам в одном из храмов Малабара.
Ее знание Явы явилось результатом основательного изучения острова, ибо в марте 1895 года она вышла замуж за капитана голландских колониальных войск, который вскоре после свадьбы уехал из Голландии на Яву, куда взял с собой жену. Его звали Маклеод, он был по происхождению шотландец, человек надменный и грубый, вдобавок пьяница. Редко бывая трезвым, он колотил свою жену и таскал ее за волосы. В 1901 году она вернулась, наконец, в Амстердам с дочерью Марией-Луизой и невыносимым супругом. В Демаранге у нее родился и сын Норман, в младенчестве отравленный туземным слугой, желавшим отомстить Маклеоду.
По слухам, Мата Хари будто бы собственноручно умертвила убийцу, но вряд ли она могла сделать это на Яве. Решительный характер развился у нее позднее.
Муж тиранил ее, изменял ей, и она, чтобы забыться, читала эротическую литературу и ходила смотреть ритуальные танцы яванских танцовщиц, которым и сама начала подражать. Она так хорошо изучила это искусство, что когда выступила на сцене, то сумела убедить парижан - даже людей, знакомых с Востоком - что она с детства была храмовой танцовщицей и священной проституткой Шивы. Шива - одно из трех главных божеств индусов, олицетворение разрушительной силы природы. При храмах, посвященных божеству, жили женщины, исполнявшие ритуальные танцы и занимавшиеся «храмовой» проституцией, доходы от которой поступали в пользу храма.
Между 1901 и 1905 годами она превратилась из голландки в яванку, из Маргариты Зелле в уроженку Явы, артистку Мата Хари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57