Иногда, заслышав ночью шум, я выскальзывала из своей комнаты и находила мать лежащей в туалете в собственной блевотине. Отец стоял на коленях и лил водку ей в горло. Чтобы не было свидетелей, он отправил меня в летнюю резиденцию своих родителей «Виноградник Марты». Я не хотела находиться с ним рядом, но, опасаясь за маму, умоляла не отсылать меня.
Рассказывая, миссис Пейдж не сводила глаз с абстрактных картин. Она ничем не выдавала кипевших в ней чувств, ни разу не повысила голоса, и только в глазах бушевала буря. Теперь, когда женщина умолкла, стало особенно заметно, как она ссутулилась. Через какое-то время она обратилась к Питтману и Джилл:
— Больше я не видела мамы. Она умерла в конце лета. Вскрытие показало, что смерть наступила в результате алкогольного отравления. Так мне сказали. Отец во всех деталях поведал мне, что произошло, всячески стараясь оправдаться в моих глазах. Словно я ничего не видела, не понимала, что это он во всем виноват.
«Болезнь мамы была значительно серьезнее, чем тебе могло показаться, — заявил он. — Я нарочно поил ее, надеясь вызвать у нее отвращение к спиртному, чтобы алкоголь ассоциировался у нее с тошнотой».
Так якобы ему посоветовал нарколог.
В комнате воцарилась тишина.
— Я вам сочувствую, — мягко произнес Питтман.
Миссис Пейдж ничего не ответила.
— Но одно меня удивляет, — продолжал он.
— Что именно?
— Почему ваш отец, так тщательно скрывавший пристрастие жены к спиртному, вдруг повернул на сто восемьдесят градусов и сам стал ее спаивать, чтобы довести до смерти? Ведь это пахло колоссальным скандалом.
— Мой папенька — личность в высшей степени изобретательная и изворотливая. Он задался целью изобразить из себя жертву и вызвать жалость у коллег. Отец сообщил им, что проблема у жены возникла давно, что он всеми силами пытается ее спасти и жизнь его превратилась в сплошной кошмар. Он разыграл роль безутешного вдовца, боровшегося все лето с пагубным пристрастием жены.
«Я сделал все возможное», — твердил он без конца. И дипломатическое сообщество ему поверило. Продолжая лицемерить, он убедил коллег, что, лишь уйдя с головой в работу, сможет хоть на время избавиться от терзавших душу страданий. Коллеги не уставали восхищаться его мужеством. Его репутация в Госдепе еще больше укрепилась. Он получил назначение послом в Великобританию, затем в Советский Союз, и в конечном итоге стал госсекретарем. Но я знаю всю его гнусную подоплеку. И никогда не прощу ему смерть мамы.
— Нас с Вивиан объединила ненависть, — сказал Деннинг. — Я раздобыл для нее копию патологоанатомического заключения. Отец Вивиан лгал. Смерть наступила от употребления алкоголя с большой дозой секонала.
— Секонала? — переспросила Джилл. — Но это же транквилизатор.
Миссис Пейдж кивнула:
— Именно это средство ей давали в клинике на протяжении трех месяцев.
— Погодите, — произнес Питтман. — Вы хотите сказать, что отец добавил в водку секонал, чтобы ускорить смерть?
— Да, именно так. — Миссис Пейдж плотно сжала губы.
— В любом случае это убийство, — сказала Джилл. — Еще одно тому доказательство — использование таблеток.
Миссис Пейдж покачала головой.
— Отец каким-то образом узнал, что я ознакомилась с результатами вскрытия, и, опасаясь обвинений с моей стороны, сообщил, что одно, весьма важное обстоятельство скрыл даже от меня. По его словам, мама тайком взяла в клинике упаковку секонала и чуть ли не всю приняла той памятной ночью. Упаковку с оставшимися таблетками и соответствующей этикеткой обнаружили уже после смерти мамы. В общем, отец хотел представить все дело так, будто это самоубийство.
У Питтмана заныло под ложечкой.
— И вы полагаете, он лгал, — заметила Джилл.
— Мои предположения не играют никакой роли. Только прямые доказательства. Необходимо опровергнуть версию отца. А это невозможно. Я хочу уничтожить его, но не желаю выглядеть в глазах общества сумасшедшей. Мне нужны неопровержимые факты, иначе он просто-напросто продемонстрирует ее историю болезни из психиатрической клиники, а патологоанатом опровергнет мои утверждения. И все дальнейшие обвинения не будут восприниматься всерьез. Я должна иметь хоть один-единственный шанс его уничтожить. Сколько я себя помню, всегда хотела лишь одного: наказать отца за то, что он сотворил с мамой. Но это мне не удалось. И сейчас, когда другие «Большие советники» (она вложила в эти слова все свое презрение) потихоньку вымирают, я очень боюсь, что мой престарелый папенька сойдет в могилу прежде, чем я смогу ему отомстить.
Деннинг поднялся с кресла.
— Кажется, я знаю, как это сделать. Именно потому и пришел сюда.
Миссис Пейдж внимательно на него посмотрела.
— Появилась возможность доказать, что сексуальные пристрастия твоего отца и его друзей оказали отрицательное влияние на их профессиональную деятельность.
— Сексуальные пристрастия?
— Ведь «Большие советники» были гомосексуалистами. Я и вообразить такого не мог до разговора с этими репортерами. Вам не приходит в голову, что?..
Глаза миссис Пейдж округлились.
Из горла вырвался какой-то странный звук, испугавший Питтмана. Ему показалось, что миссис Пейдж задыхается. Но вскоре он понял, что это смех — грудной, полный презрения смех.
— Ты глупец, Брэдфорд. Мчался сюда, чтобы сказать мне такую чушь? Допустим, репортеры сказали правду. Ну и что из этого? Сейчас не сороковые и не пятидесятые, когда ты служил в Госдепартаменте. В наши дни лишь религиозных фанатиков волнует вопрос гомосексуализма. А все знаменитости только и ждут, чтобы объявить себя геями.
— Но дипломаты — это не знаменитости, — с негодованием возразил Деннинг.
— А по-моему, они очень напоминают представителей шоу-бизнеса. Но дело даже не в этом. Репутация теперь не определяется личной жизнью, только общественной деятельностью. Стоит мне обвинить отца и остальных в гомосексуализме, и меня сочтут тупой фанатичкой. Подобного рода обвинение не только нелепо, но и дурно пахнет.
— А что, если сексуальные пристрастия скомпрометировали этих людей в другом смысле? — не сдавался Деннинг. — Ведь в пятидесятых это было бы весьма серьезное обвинение. Что, если они стали объектами шантажа?
— Для кого? Для Советов? Но в этом случае шантаж не возымел должного действия. Мой отец и его коллеги относились к Советскому Союзу более чем жестко. Если кого и подозревать в симпатиях к Советам, так это тебя.
Лицо Деннинга из красного стало багровым.
— Возможно, кому-то обвинение в гомосексуализме и могло бы нанести ущерб, но только не моему отцу.
— Почему?
— Он, если можно так сказать, асексуален. Смолоду не интересовался сексом ни в каких его проявлениях. Мама как-то призналась мне, что они вступили в «супружеские отношения», как она это называла, один-единственный раз — в ночь моего зачатия. Опасаясь за свою карьеру и учитывая репрессивный характер сороковых — пятидесятых годов, он не мог позволить себе завести любовницу, не говоря уже о связях с мужчинами. Отца волновала только карьера. Честолюбие заменило ему любовницу. Очень хорошо о людях типа моего папочки сказал Генри Киссинджер: «Ничто не возбуждает сильнее, чем власть». — Миссис Пейдж перевела взгляд на Питтмана и добавила: — Надеюсь, вы понимаете, насколько бессмысленна атака на моего отца в плане его сексуальных пристрастий?
— Пожалуй, — ответил Питтман. — И тем не менее он уязвим и знает об этом. У «Больших советников» есть какая-то тайна, и, чтобы сохранить ее, они готовы на все.
— Тайна?
— Связанная со школой, в которой они учились, с Академией Гроллье.
— Совсем забыл сообщить тебе, Вивиан, что один из учителей склонял учеников к половым контактам.
— С этим все, — оборвала его миссис Пейдж.
— Но дело не только в сексе, — возразил Питтман. — Мы не знаем, каким образом, но...
— Миссис Пейдж, вы никогда не слышали о некоем Данкане Клайне? — поинтересовалась Джилл.
— Данкан Клайн? — Миссис Пейдж запрокинула голову и уставилась в потолок, но после некоторого раздумья ответила: — Нет, что-то не припомню.
— Он учил вашего отца и его друзей в Академии Гроллье.
— Некто, вероятно, Данкан Клайн, — вмешался Деннинг, — посетил летом 1952 года Госдепартамент, чем поверг в шок твоего отца и его друзей. Они провели встречу с посетителем за закрытыми дверями, как бывает в кризисной ситуации.
— В чем же суть этой ситуации?
— Не знаю, но, по-моему, произошло что-то из ряда вон выходящее.
Миссис Пейдж напряглась, отчего кожа на скулах натянулась еще сильнее.
— Не думаю, что это было как-то связано с Академией Гроллье. Отец проявлял исключительную лояльность по отношению к бывшей школе. Делал щедрые взносы в фонд выпускников. Когда, вы говорите, этот человек явился к отцу? Летом 1952-го? Отец был тогда в прекрасном настроении. Он не сомневался, что Эйзенхауэр, которого выдвинули кандидатом в президенты от республиканской партии, одолеет Стивенсона.
— Я все это уже сказал репортерам, — заметил Деннинг.
Глаза миссис Пейдж гневно сверкнули.
— Позволь мне закончить. Отец и его друзья из кожи вон лезли, чтобы войти в доверие к людям Эйзенхауэра. В ноябре Эйзенхауэр победил. Объявив о своей лояльности по отношению к генералу еще до победы, отец и его друзья получили немалую выгоду. Весь ноябрь и декабрь, вплоть до инаугурации в январе, они старались завоевать благосклонность вновь избранного президента и преуспели в этом, после чего последовали многочисленные повышения по службе. Очень скоро группа, к которой принадлежал отец, практически стала контролировать все важные внешнеполитические посты в правительстве. С этого и начался миф о «Больших советниках». После выборов они включились в активную работу в команде Эйзенхауэра и с самим генералом. Я была поражена, узнав, что они взяли отпуск и собираются провести встречу в стенах Академии Гроллье. Вот как они любили свою школу. А вы говорите о каких-то сексуальных домогательствах.
— Но не исключено, что они рады были ублажить Данкана Клайна, — стоял на своем Деннинг.
— Хватит об этом, Брэдфорд! — заявила миссис Пейдж. — Зачем напрасно тратить время? Отец искусный дипломат. Он обернет все эти обвинения в свою пользу, изобразит из себя невинную жертву сексуального маньяка и только вызовет сочувствие.
— Именно это мы говорили Брэдфорду совсем недавно, — произнесла Джилл. — Но есть какая-то тайна, и, чтобы сохранить ее, «Большие советники» идут на крайние меры. И тайна эта, бесспорно, связана со школой.
— Идут на крайние меры? — задумчиво повторила миссис Пейдж. — Откуда вам это известно?
Джилл не знала, что ответить.
— Из надежных источников, от людей, которых мы интервьюировали, — пришел на выручку Питтман.
— Кого именно?
— Я не могу называть их имена. Дал слово сохранить анонимность.
Миссис Пейдж с безнадежным видом махнула рукой.
— В таком случае эта информация бесполезна для вас так же, как и для меня. Что я могу вам сказать, если не знаю, какое отношение имеют ваши источники информации к моему отцу и как могу их использовать в своих интересах?
— Слово «снег» ничего вам не говорит? — спросил Питтман. — Последними словами Миллгейта перед смертью были: «Данкан. Снег».
— Вы хотели сказать, перед убийством? — уточнила миссис Пейдж.
Питтман кивнул, ожидая ответа.
— Нет, — произнесла миссис Пейдж. — Не имею ни малейшего представления. — Она внимательно посмотрела сначала на Питтмана, потом на Джилл и, наконец, на Деннинга. — Это все? Или еще есть проблемы, ради которых вы пожаловали ко мне? Если нет, то вечер, можно сказать, прошел впустую.
— Миллгейт, — неожиданно бросил Деннинг.
Все с удивлением посмотрели на него.
— Прошу прощения, я не совсем поняла, — произнесла миссис Пейдж.
— Миллгейт. — Деннинг уставился на Питтмана. — Вы упомянули Джонатана Миллгейта.
— Брэдфорд, не спятил ли ты? — поинтересовалась миссис Пейдж.
Деннинг неожиданно ткнул пальцем в Питтмана.
— Наконец-то я вспомнил, где видел вас раньше.
Питтман похолодел.
— Вы никакой не Лестер Кинг, или как вы там себя назвали! Вы Мэтью Питтман! Мы встречались несколько лет тому назад! И я видел десятки ваших фотографий в газетах! На них вы с усами и... Это вас полиция разыскивает за убийство Джонатана Миллгейта!
— Брэдфорд! Что ты несешь! — воскликнула миссис Пейдж.
— Да, да, это он! — завизжал Деннинг. — Есть в этом доме газета? Я докажу! Я покажу тебе снимки! Этот тип убил Джонатана Миллгейта!
— Абсурд, — произнес Питтман. — Если бы я убил этого человека, то не пришел бы сюда.
Отворилась дверь, и с грозным видом возник слуга.
— Миссис Пейдж, я услыхал громкие голоса. Что случилось?
— Джордж, звоните в полицию! — завопил Деннинг.
— В полицию, сэр? — Джордж ушам своим не поверил и посмотрел на хозяйку.
— Брэдфорд, ты понимаешь, что говоришь? — вскричала миссис Пейдж.
— Быстрее! Пока он нас всех не прикончил!
Питтман поднялся. Деннинг съежился от ужаса.
— Деннинг, вам нельзя пить. Вы потом плохо соображаете. — И он обратился к миссис Пейдж: — Весьма сожалею о случившемся. Тысячи извинений за причиненное беспокойство. И спасибо за то, что согласились поговорить с нами.
Джилл тоже поднялась.
— Не смеем злоупотреблять вашим терпением.
Уже направляясь к дверям, Питтман сказал:
— Бесполезно продолжать разговор, пока Брэдфорд в таком состоянии.
Миссис Пейдж была в полном недоумении.
— Спокойной ночи, — сказал Питтман. — И еще раз огромное спасибо.
— Джордж, зовите полицию! — кричал Деннинг. — Пока они не сбежали!
— Нет! — твердо произнесла миссис Пейдж. — В чем дело, Брэдфорд? Что, черт возьми, на вас нашло?
Питтман и Джилл вышли из комнаты, по сверкающему паркету пересекли вестибюль и открыли дверь, ведущую в древнегреческий портик. Колонны, подсвеченные искусно размещенными в кустах фонарями, отбрасывали на фасад особняка густые тени.
3
— Надо поторопиться, — сказала Джилл.
Ощущая прохладу ночи, они стали спускаться по широким кирпичным ступеням, ведущим от портика, и, миновав фонари на лужайке, почти достигли затененного места, когда Питтман вдруг замер и, коснувшись руки Джилл, прошептал:
— Новая проблема.
Джилл вздрогнула и поняла, что имел в виду Питтман.
— Наша машина.
Они запарковали автомобиль перед особняком. В свете уличных фонарей хорошо были видны двое крепких мужчин, изучавших передний номерной знак «дастера».
Питтман бесшумно отступил назад:
— По-видимому, они следили за домом.
— Но почему?
Джилл быстро последовала за Питтманом по тем же широким кирпичным ступеням, но только в обратную сторону, и тут все поняла.
— Юстас Гэбл знает, как относится к нему дочь, боится разоблачений и выставил наблюдателей на тот случай, если мы здесь появимся.
— На машине номера Вермонта, — заметил Питтман, — пожалуй, единственные на всей улице. Они непременно свяжут это с нашим посещением Академии Гроллье.
Не успели Питтман и Джилл добежать до дверей особняка, как один из мужчин закричал:
— Эй!
Питтман обернулся и увидел, что мужчина указывает на него. В то же мгновение позади ряда машин, запаркованных на улице, возник темный «олдсмобиль». Он резко затормозил, и из машины выскочили еще несколько крепких мужчин.
Питтман схватился за дверную ручку, моля Бога, чтобы дверь оказалась открытой, и облегченно вздохнул, когда ручка повернулась. Распахнув дверь и нырнув вслед за Джилл в дом, он захлопнул тяжелую створку и защелкнул замок.
Тут он услышал взволнованные голоса, повернул голову и увидел слугу, а за ним миссис Пейдж и Деннинга.
— В чем дело? — спросила миссис Пейдж. — Почему вы вернулись?
— Боюсь, я поставил вас в трудное положение, — ответил Питтман. — На объяснения времени нет. Надо подумать, как...
— Шесть человек. — Джилл стояла у узкого окна, выглядывая через чуть отодвинутую занавеску.
— Шесть? — Миссис Пейдж выступила вперед. — Я не знаю, что вы...
— Они идут сюда, — сообщила Джилл.
Питтман подошел к миссис Пейдж.
— Вам грозит опасность. Что находится позади дома? Как нам отсюда выбраться?
— Опасность? — переспросил Деннинг дрожащим голосом.
— Теперь они разделились. — Джилл продолжала комментировать происходящее за окном. — Двое прямо перед нами и по два с каждой стороны дома.
— Миссис Пейдж, этих людей послал ваш отец, — сказал Питтман.
— Мой отец?
— Двое, которые перед нами, вынули пистолеты, — объявила Джилл.
— Миссис Пейдж, я думаю, они хотят убить нас всех, а потом свалить вину на меня.
— Убить? — вне себя от ужаса воскликнула миссис Пейдж. — Почему?
— Ваш отец боится разоблачений, а вы можете мне кое-что рассказать. Нам надо выбираться отсюда.
— Некоторые из них собираются устроить засаду за домом, — сказала Джилл. — Все выходы будут перекрыты.
— Отец не станет убивать меня. Ни за что.
— Но он убил вашу маму, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Рассказывая, миссис Пейдж не сводила глаз с абстрактных картин. Она ничем не выдавала кипевших в ней чувств, ни разу не повысила голоса, и только в глазах бушевала буря. Теперь, когда женщина умолкла, стало особенно заметно, как она ссутулилась. Через какое-то время она обратилась к Питтману и Джилл:
— Больше я не видела мамы. Она умерла в конце лета. Вскрытие показало, что смерть наступила в результате алкогольного отравления. Так мне сказали. Отец во всех деталях поведал мне, что произошло, всячески стараясь оправдаться в моих глазах. Словно я ничего не видела, не понимала, что это он во всем виноват.
«Болезнь мамы была значительно серьезнее, чем тебе могло показаться, — заявил он. — Я нарочно поил ее, надеясь вызвать у нее отвращение к спиртному, чтобы алкоголь ассоциировался у нее с тошнотой».
Так якобы ему посоветовал нарколог.
В комнате воцарилась тишина.
— Я вам сочувствую, — мягко произнес Питтман.
Миссис Пейдж ничего не ответила.
— Но одно меня удивляет, — продолжал он.
— Что именно?
— Почему ваш отец, так тщательно скрывавший пристрастие жены к спиртному, вдруг повернул на сто восемьдесят градусов и сам стал ее спаивать, чтобы довести до смерти? Ведь это пахло колоссальным скандалом.
— Мой папенька — личность в высшей степени изобретательная и изворотливая. Он задался целью изобразить из себя жертву и вызвать жалость у коллег. Отец сообщил им, что проблема у жены возникла давно, что он всеми силами пытается ее спасти и жизнь его превратилась в сплошной кошмар. Он разыграл роль безутешного вдовца, боровшегося все лето с пагубным пристрастием жены.
«Я сделал все возможное», — твердил он без конца. И дипломатическое сообщество ему поверило. Продолжая лицемерить, он убедил коллег, что, лишь уйдя с головой в работу, сможет хоть на время избавиться от терзавших душу страданий. Коллеги не уставали восхищаться его мужеством. Его репутация в Госдепе еще больше укрепилась. Он получил назначение послом в Великобританию, затем в Советский Союз, и в конечном итоге стал госсекретарем. Но я знаю всю его гнусную подоплеку. И никогда не прощу ему смерть мамы.
— Нас с Вивиан объединила ненависть, — сказал Деннинг. — Я раздобыл для нее копию патологоанатомического заключения. Отец Вивиан лгал. Смерть наступила от употребления алкоголя с большой дозой секонала.
— Секонала? — переспросила Джилл. — Но это же транквилизатор.
Миссис Пейдж кивнула:
— Именно это средство ей давали в клинике на протяжении трех месяцев.
— Погодите, — произнес Питтман. — Вы хотите сказать, что отец добавил в водку секонал, чтобы ускорить смерть?
— Да, именно так. — Миссис Пейдж плотно сжала губы.
— В любом случае это убийство, — сказала Джилл. — Еще одно тому доказательство — использование таблеток.
Миссис Пейдж покачала головой.
— Отец каким-то образом узнал, что я ознакомилась с результатами вскрытия, и, опасаясь обвинений с моей стороны, сообщил, что одно, весьма важное обстоятельство скрыл даже от меня. По его словам, мама тайком взяла в клинике упаковку секонала и чуть ли не всю приняла той памятной ночью. Упаковку с оставшимися таблетками и соответствующей этикеткой обнаружили уже после смерти мамы. В общем, отец хотел представить все дело так, будто это самоубийство.
У Питтмана заныло под ложечкой.
— И вы полагаете, он лгал, — заметила Джилл.
— Мои предположения не играют никакой роли. Только прямые доказательства. Необходимо опровергнуть версию отца. А это невозможно. Я хочу уничтожить его, но не желаю выглядеть в глазах общества сумасшедшей. Мне нужны неопровержимые факты, иначе он просто-напросто продемонстрирует ее историю болезни из психиатрической клиники, а патологоанатом опровергнет мои утверждения. И все дальнейшие обвинения не будут восприниматься всерьез. Я должна иметь хоть один-единственный шанс его уничтожить. Сколько я себя помню, всегда хотела лишь одного: наказать отца за то, что он сотворил с мамой. Но это мне не удалось. И сейчас, когда другие «Большие советники» (она вложила в эти слова все свое презрение) потихоньку вымирают, я очень боюсь, что мой престарелый папенька сойдет в могилу прежде, чем я смогу ему отомстить.
Деннинг поднялся с кресла.
— Кажется, я знаю, как это сделать. Именно потому и пришел сюда.
Миссис Пейдж внимательно на него посмотрела.
— Появилась возможность доказать, что сексуальные пристрастия твоего отца и его друзей оказали отрицательное влияние на их профессиональную деятельность.
— Сексуальные пристрастия?
— Ведь «Большие советники» были гомосексуалистами. Я и вообразить такого не мог до разговора с этими репортерами. Вам не приходит в голову, что?..
Глаза миссис Пейдж округлились.
Из горла вырвался какой-то странный звук, испугавший Питтмана. Ему показалось, что миссис Пейдж задыхается. Но вскоре он понял, что это смех — грудной, полный презрения смех.
— Ты глупец, Брэдфорд. Мчался сюда, чтобы сказать мне такую чушь? Допустим, репортеры сказали правду. Ну и что из этого? Сейчас не сороковые и не пятидесятые, когда ты служил в Госдепартаменте. В наши дни лишь религиозных фанатиков волнует вопрос гомосексуализма. А все знаменитости только и ждут, чтобы объявить себя геями.
— Но дипломаты — это не знаменитости, — с негодованием возразил Деннинг.
— А по-моему, они очень напоминают представителей шоу-бизнеса. Но дело даже не в этом. Репутация теперь не определяется личной жизнью, только общественной деятельностью. Стоит мне обвинить отца и остальных в гомосексуализме, и меня сочтут тупой фанатичкой. Подобного рода обвинение не только нелепо, но и дурно пахнет.
— А что, если сексуальные пристрастия скомпрометировали этих людей в другом смысле? — не сдавался Деннинг. — Ведь в пятидесятых это было бы весьма серьезное обвинение. Что, если они стали объектами шантажа?
— Для кого? Для Советов? Но в этом случае шантаж не возымел должного действия. Мой отец и его коллеги относились к Советскому Союзу более чем жестко. Если кого и подозревать в симпатиях к Советам, так это тебя.
Лицо Деннинга из красного стало багровым.
— Возможно, кому-то обвинение в гомосексуализме и могло бы нанести ущерб, но только не моему отцу.
— Почему?
— Он, если можно так сказать, асексуален. Смолоду не интересовался сексом ни в каких его проявлениях. Мама как-то призналась мне, что они вступили в «супружеские отношения», как она это называла, один-единственный раз — в ночь моего зачатия. Опасаясь за свою карьеру и учитывая репрессивный характер сороковых — пятидесятых годов, он не мог позволить себе завести любовницу, не говоря уже о связях с мужчинами. Отца волновала только карьера. Честолюбие заменило ему любовницу. Очень хорошо о людях типа моего папочки сказал Генри Киссинджер: «Ничто не возбуждает сильнее, чем власть». — Миссис Пейдж перевела взгляд на Питтмана и добавила: — Надеюсь, вы понимаете, насколько бессмысленна атака на моего отца в плане его сексуальных пристрастий?
— Пожалуй, — ответил Питтман. — И тем не менее он уязвим и знает об этом. У «Больших советников» есть какая-то тайна, и, чтобы сохранить ее, они готовы на все.
— Тайна?
— Связанная со школой, в которой они учились, с Академией Гроллье.
— Совсем забыл сообщить тебе, Вивиан, что один из учителей склонял учеников к половым контактам.
— С этим все, — оборвала его миссис Пейдж.
— Но дело не только в сексе, — возразил Питтман. — Мы не знаем, каким образом, но...
— Миссис Пейдж, вы никогда не слышали о некоем Данкане Клайне? — поинтересовалась Джилл.
— Данкан Клайн? — Миссис Пейдж запрокинула голову и уставилась в потолок, но после некоторого раздумья ответила: — Нет, что-то не припомню.
— Он учил вашего отца и его друзей в Академии Гроллье.
— Некто, вероятно, Данкан Клайн, — вмешался Деннинг, — посетил летом 1952 года Госдепартамент, чем поверг в шок твоего отца и его друзей. Они провели встречу с посетителем за закрытыми дверями, как бывает в кризисной ситуации.
— В чем же суть этой ситуации?
— Не знаю, но, по-моему, произошло что-то из ряда вон выходящее.
Миссис Пейдж напряглась, отчего кожа на скулах натянулась еще сильнее.
— Не думаю, что это было как-то связано с Академией Гроллье. Отец проявлял исключительную лояльность по отношению к бывшей школе. Делал щедрые взносы в фонд выпускников. Когда, вы говорите, этот человек явился к отцу? Летом 1952-го? Отец был тогда в прекрасном настроении. Он не сомневался, что Эйзенхауэр, которого выдвинули кандидатом в президенты от республиканской партии, одолеет Стивенсона.
— Я все это уже сказал репортерам, — заметил Деннинг.
Глаза миссис Пейдж гневно сверкнули.
— Позволь мне закончить. Отец и его друзья из кожи вон лезли, чтобы войти в доверие к людям Эйзенхауэра. В ноябре Эйзенхауэр победил. Объявив о своей лояльности по отношению к генералу еще до победы, отец и его друзья получили немалую выгоду. Весь ноябрь и декабрь, вплоть до инаугурации в январе, они старались завоевать благосклонность вновь избранного президента и преуспели в этом, после чего последовали многочисленные повышения по службе. Очень скоро группа, к которой принадлежал отец, практически стала контролировать все важные внешнеполитические посты в правительстве. С этого и начался миф о «Больших советниках». После выборов они включились в активную работу в команде Эйзенхауэра и с самим генералом. Я была поражена, узнав, что они взяли отпуск и собираются провести встречу в стенах Академии Гроллье. Вот как они любили свою школу. А вы говорите о каких-то сексуальных домогательствах.
— Но не исключено, что они рады были ублажить Данкана Клайна, — стоял на своем Деннинг.
— Хватит об этом, Брэдфорд! — заявила миссис Пейдж. — Зачем напрасно тратить время? Отец искусный дипломат. Он обернет все эти обвинения в свою пользу, изобразит из себя невинную жертву сексуального маньяка и только вызовет сочувствие.
— Именно это мы говорили Брэдфорду совсем недавно, — произнесла Джилл. — Но есть какая-то тайна, и, чтобы сохранить ее, «Большие советники» идут на крайние меры. И тайна эта, бесспорно, связана со школой.
— Идут на крайние меры? — задумчиво повторила миссис Пейдж. — Откуда вам это известно?
Джилл не знала, что ответить.
— Из надежных источников, от людей, которых мы интервьюировали, — пришел на выручку Питтман.
— Кого именно?
— Я не могу называть их имена. Дал слово сохранить анонимность.
Миссис Пейдж с безнадежным видом махнула рукой.
— В таком случае эта информация бесполезна для вас так же, как и для меня. Что я могу вам сказать, если не знаю, какое отношение имеют ваши источники информации к моему отцу и как могу их использовать в своих интересах?
— Слово «снег» ничего вам не говорит? — спросил Питтман. — Последними словами Миллгейта перед смертью были: «Данкан. Снег».
— Вы хотели сказать, перед убийством? — уточнила миссис Пейдж.
Питтман кивнул, ожидая ответа.
— Нет, — произнесла миссис Пейдж. — Не имею ни малейшего представления. — Она внимательно посмотрела сначала на Питтмана, потом на Джилл и, наконец, на Деннинга. — Это все? Или еще есть проблемы, ради которых вы пожаловали ко мне? Если нет, то вечер, можно сказать, прошел впустую.
— Миллгейт, — неожиданно бросил Деннинг.
Все с удивлением посмотрели на него.
— Прошу прощения, я не совсем поняла, — произнесла миссис Пейдж.
— Миллгейт. — Деннинг уставился на Питтмана. — Вы упомянули Джонатана Миллгейта.
— Брэдфорд, не спятил ли ты? — поинтересовалась миссис Пейдж.
Деннинг неожиданно ткнул пальцем в Питтмана.
— Наконец-то я вспомнил, где видел вас раньше.
Питтман похолодел.
— Вы никакой не Лестер Кинг, или как вы там себя назвали! Вы Мэтью Питтман! Мы встречались несколько лет тому назад! И я видел десятки ваших фотографий в газетах! На них вы с усами и... Это вас полиция разыскивает за убийство Джонатана Миллгейта!
— Брэдфорд! Что ты несешь! — воскликнула миссис Пейдж.
— Да, да, это он! — завизжал Деннинг. — Есть в этом доме газета? Я докажу! Я покажу тебе снимки! Этот тип убил Джонатана Миллгейта!
— Абсурд, — произнес Питтман. — Если бы я убил этого человека, то не пришел бы сюда.
Отворилась дверь, и с грозным видом возник слуга.
— Миссис Пейдж, я услыхал громкие голоса. Что случилось?
— Джордж, звоните в полицию! — завопил Деннинг.
— В полицию, сэр? — Джордж ушам своим не поверил и посмотрел на хозяйку.
— Брэдфорд, ты понимаешь, что говоришь? — вскричала миссис Пейдж.
— Быстрее! Пока он нас всех не прикончил!
Питтман поднялся. Деннинг съежился от ужаса.
— Деннинг, вам нельзя пить. Вы потом плохо соображаете. — И он обратился к миссис Пейдж: — Весьма сожалею о случившемся. Тысячи извинений за причиненное беспокойство. И спасибо за то, что согласились поговорить с нами.
Джилл тоже поднялась.
— Не смеем злоупотреблять вашим терпением.
Уже направляясь к дверям, Питтман сказал:
— Бесполезно продолжать разговор, пока Брэдфорд в таком состоянии.
Миссис Пейдж была в полном недоумении.
— Спокойной ночи, — сказал Питтман. — И еще раз огромное спасибо.
— Джордж, зовите полицию! — кричал Деннинг. — Пока они не сбежали!
— Нет! — твердо произнесла миссис Пейдж. — В чем дело, Брэдфорд? Что, черт возьми, на вас нашло?
Питтман и Джилл вышли из комнаты, по сверкающему паркету пересекли вестибюль и открыли дверь, ведущую в древнегреческий портик. Колонны, подсвеченные искусно размещенными в кустах фонарями, отбрасывали на фасад особняка густые тени.
3
— Надо поторопиться, — сказала Джилл.
Ощущая прохладу ночи, они стали спускаться по широким кирпичным ступеням, ведущим от портика, и, миновав фонари на лужайке, почти достигли затененного места, когда Питтман вдруг замер и, коснувшись руки Джилл, прошептал:
— Новая проблема.
Джилл вздрогнула и поняла, что имел в виду Питтман.
— Наша машина.
Они запарковали автомобиль перед особняком. В свете уличных фонарей хорошо были видны двое крепких мужчин, изучавших передний номерной знак «дастера».
Питтман бесшумно отступил назад:
— По-видимому, они следили за домом.
— Но почему?
Джилл быстро последовала за Питтманом по тем же широким кирпичным ступеням, но только в обратную сторону, и тут все поняла.
— Юстас Гэбл знает, как относится к нему дочь, боится разоблачений и выставил наблюдателей на тот случай, если мы здесь появимся.
— На машине номера Вермонта, — заметил Питтман, — пожалуй, единственные на всей улице. Они непременно свяжут это с нашим посещением Академии Гроллье.
Не успели Питтман и Джилл добежать до дверей особняка, как один из мужчин закричал:
— Эй!
Питтман обернулся и увидел, что мужчина указывает на него. В то же мгновение позади ряда машин, запаркованных на улице, возник темный «олдсмобиль». Он резко затормозил, и из машины выскочили еще несколько крепких мужчин.
Питтман схватился за дверную ручку, моля Бога, чтобы дверь оказалась открытой, и облегченно вздохнул, когда ручка повернулась. Распахнув дверь и нырнув вслед за Джилл в дом, он захлопнул тяжелую створку и защелкнул замок.
Тут он услышал взволнованные голоса, повернул голову и увидел слугу, а за ним миссис Пейдж и Деннинга.
— В чем дело? — спросила миссис Пейдж. — Почему вы вернулись?
— Боюсь, я поставил вас в трудное положение, — ответил Питтман. — На объяснения времени нет. Надо подумать, как...
— Шесть человек. — Джилл стояла у узкого окна, выглядывая через чуть отодвинутую занавеску.
— Шесть? — Миссис Пейдж выступила вперед. — Я не знаю, что вы...
— Они идут сюда, — сообщила Джилл.
Питтман подошел к миссис Пейдж.
— Вам грозит опасность. Что находится позади дома? Как нам отсюда выбраться?
— Опасность? — переспросил Деннинг дрожащим голосом.
— Теперь они разделились. — Джилл продолжала комментировать происходящее за окном. — Двое прямо перед нами и по два с каждой стороны дома.
— Миссис Пейдж, этих людей послал ваш отец, — сказал Питтман.
— Мой отец?
— Двое, которые перед нами, вынули пистолеты, — объявила Джилл.
— Миссис Пейдж, я думаю, они хотят убить нас всех, а потом свалить вину на меня.
— Убить? — вне себя от ужаса воскликнула миссис Пейдж. — Почему?
— Ваш отец боится разоблачений, а вы можете мне кое-что рассказать. Нам надо выбираться отсюда.
— Некоторые из них собираются устроить засаду за домом, — сказала Джилл. — Все выходы будут перекрыты.
— Отец не станет убивать меня. Ни за что.
— Но он убил вашу маму, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36