А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


"О, - он смог усмехнуться, но внешне это никак не проявилось, - мне вливают голубую кровь. Для чего это?"
Лучший способ узнать, спишь ты или нет, - это кольнуть себя иголкой. Кто-то, кто находился рядом с ним и спал на соседней койке, так и поступил, но, чтобы проснуться, стал колоть не себя, а всех, кто попадался под руку. Он так и не проснулся, не догадавшись вонзить иголку себе. Зато распугал всех остальных.
Одуряющая пустота была в голове, словно кто-то забрался Сергею под черепную коробку, все протер там влажной тряпкой с шампунем и вместе с пылью вымел все воспоминания. Они плавали на поверхности мозга, еще не успели затонуть. От них остались лишь обрывки, обломки, схожие с теми, что попадают в руки археологов, которые днями, неделями, месяцами, даже годами, а если бы это было в их власти, то и столетиями, роются в старых отбросах.
- Есть здесь кто?
Звук его голоса разбился о стены и потолок, отскочил от них, как мячик, вернулся обратно и затих. Никто не откликнулся. Как саваном его укрывала белая простыня с чернильным больничным штампом. Все еще был шанс, что он выкарабкается. Это не морг. Трупу не станут втыкать в вену иголку с голубой кровью. Он забарахтал ногами, сбросил простыню. Она упала на пол.
Он сел. У него немного закружилась голова, перед глазами все засверкало. Его замутило. Он потянулся к иголке, торчащей из вены, хотел ее выдернуть и кольнуть себя в ногу, чтобы оказаться в следующей реальности, потому что эта не нравилась ему все больше и больше.
Он не успел зажать иголку пальцами. Дверь со скрипом отворилась. В комнату вошли два человека, облаченных в белые халаты и белые шапочки. Фигура одного - щуплая, почти детская. У другого более массивная, выпиравший небольшой живот натягивал ткань халата, глаза скрывали толстые стекла очков, заключенные в роговую коричневую оправу. Нет, нет. Они оба никак не походили на роли героев комиксов, решивших вызволить Сергея из заточения.
У него оставались уже не секунды, а доли секунд, чтобы покинуть эту реальность. Этой возможностью он не воспользовался. Свободная рука не дошла до иглы несколько сантиметров, остановилась, точно застряла в ставшем слишком вязком воздухе, потому что... всплывшие остатки воспоминаний, принесли с собой имя. Первый его слог раздвинул сомкнутые челюсти и разорвал склеившиеся губы, а второй почти вытолкнул наружу язык, но он натолкнулся на верхние зубы и не смог их разбить.
- Ми-ла.
- Очень хорошо, - сказал врач.
Он чуть было не забыл о правилах вежливого тона и хотел подойти к кровати Сергея первым, но потом все же пропустил вперед девушку.
- Простите, оставить вас наедине не могу.
Он посмотрел на часы, как арбитр футбольного матча, который хочет узнать, сколько еще предстоит игрокам гонять по полю мяч. Время матча еще не закончилось, а кроме того, только во власти арбитра - сколько этот матч будет длиться. Он вполне спокойно, ничего не боясь, может накинуть одну, две или даже три минуты, в зависимости от того, сколько те или иные игроки провалялись на газоне, симулируя травмы. Его же подопечный, судя по щетине, провалялся на кровати не один день.
Стул в комнате был один - в очень плохом состоянии: обшарпанный, вытертый, неоднократно чиненный местным столяром. Стул мог развалиться. Врач, который был раза в полтора тяжелее Милы, уступил ей место. Просто он знал, что под ним стул точно расстанется с жизнью, треснет.
Простыню Сергей сбросил опрометчиво, потому что предстать перед девушкой, очень симпатичной девушкой, в трусах и майке без рукавов было неприлично. Да еще эта щетина. Он почувствовал, что покрывается от смущения слабым румянцем. Тело его перекосилось на бок. Он поводил руками по полу, нащупывая простыню. Но она все ускользала, а вниз он не смотрел, потому что в эти секунды глаза его были устремлены на Милу. Он ее гипнотизировал. Старался гипнотизировать. Пусть уж лучше смотрит ему в глаза, тогда она не увидит его неприкрытые ничем, кроме волос, бледные похудевшие ноги, не превратившиеся в спички, но уже потерявшие довольно много мышечной массы. Он сам их не узнавал. Сколько же ему предстоит провести времени в тренажерном зале, чтобы уничтожить следы недомогания. Да еще эти трусы, эта майка.
На помощь пришел врач. Он нагнулся, поднял простыню, расправил ее, встряхнув одним движением, как делают это прачки, прежде чем повесить мокрое белье на веревку, и накинул простыню на Сергея. Его обдало ветром, простыня накрыла его всего, кроме головы. Чувствовалась опытная рука.
Врач отсоединил иглу, откатил установку, пробурчав что-то похожее на "теперь в этом нет необходимости".
Она не поцеловала его, наверное, из-за того, что он слишком плохо выглядел, или стеснялась сделать это в присутствии врача, но, возможно, как только он отвернется или даже выйдет из комнаты хоть на несколько секунд, она все наверстает. От этой мысли Сергей улыбнулся.
Врач и Мила появились слишком быстро. Сергей еще не успел понять, что из его воспоминаний происходило на самом деле, а что было лишь сном. Он все никак не мог определить, когда одно перетекло в другое - так плавно и незаметно это произошло. И надо еще выяснить, почему он оказался в больнице. Что такое с ним стряслось?
Пауза затягивалась, но так сложно было произнести первые слова, потому что еще несколько минут назад, когда Сергей только проснулся, Мила была лишь сном. Теперь она стала реальностью. Граница сна сместилась и начиналась там, где Сергей отправился домой, а все остальное - звонок главного редактора, награждение и...
- Знали бы вы, какая дрянь мне снилась, - он улыбнулся, - раньше за такие сны, у-у... и не знаю, что бы мне сделали. Мне снилось, будто я хотел убить президента. Что меня наградили орденом, пригласили для вручения в Кремль и вот во время награждения... бр-р-р - приснится же такое. - Он замотал головой. - Это похоже на бред. Но расскажите, что же со мной случилось. Я ничего не помню. Видать, болезнь была неприятная, если мне все это снилось.
К концу фразы, по тому, как менялись выражения на лицах врача и Милы, Сергей понял, что определил границу сна и яви не верно. Ее надо было сместить еще немного.
- Как? Не может быть? Неужели все это было?
- Да, - кивнула Мила.
- В это трудно поверить... Ты не могла бы рассказать мне все поподробнее.
- Что именно?
- Что произошло в Кремле.
- Что ты помнишь?
- Почти все, - удивился Сергей, после секундного раздумья. - Наверное, почти все.
Он стал описывать события во дворце в общих чертах, опуская подробности, иначе рассказ получился бы слишком длинным и время, отпущенное им для разговора, могло истечь до того, как он доберется до конца рассказа. Ему очень хотелось услышать ответ.
- Да. Все так и было. Церемонию впрямую транслировал канал новостей. Ну, а потом, это показали абсолютно все, об этом написали абсолютно все, на первых страницах - твоя фотография, вместе с президентом. Ты опять стал причиной сенсации.
"Не надо ворошить прошлое, пока пациент не выздоровел окончательно. Может случиться осложнение", - говорили глаза врача, когда он неодобрительно смотрел на Милу, но не перебивал ее.
- Сомнительная слава, - протянул Сергей. - Я теперь что же государственный преступник? За порогом палаты стоит охранник, который не позволит мне сбежать? Или палата эта находится в тюрьме? - он говорил слишком быстро, никто и слова вставить не успевал. - Хотя, нет, - тут же он ответил почти на все свои вопросы, так молниеносно скользила его мысль, это слишком хорошая палата для тюрьмы. И на окнах решеток нет или они все же есть, а не вижу их, потому что окна зашторены? Мила, пожалуйста, убери шторы.
Яркий свет, как будто рядом с окном зажгли прожектор и направили его луч прямо в окно палаты, ворвался внутрь, почти не утратив свою силу, пройдя сквозь чуть-чуть припудренное пылью стекло. Сергей зажмурился. За то мгновение, когда глаза его были закрыты и видели лишь темноту, постепенно приобретавшую цвет крови с зелеными вкраплениями, он понял, что все опять позади. Эти новые испытания тоже остались в прошлом, так и не затронув его душу, а тело... годы портят его куда сильнее и жалеть о появлении каждого нового шрама и новых морщин не стоит, но внушить себе это так трудно. Почти невозможно.
- Сколько я уже здесь?
- Неделю, - сказала Мила.
- Неделю? Это немного. Когда меня выпишут? Я ведь здоров?
- Да, - сказал врач, - вы подверглись сильному, очень сильному гипнотическому воздействию. В вас заложили программу, запускавшуюся при определенных условиях, но для того, чтобы смоделировать эту ситуацию, просчитать, что она возможна, прямо сказать, надо обладать поразительными способностями. Выдающимися. Я многое бы отдал, чтобы встретиться с этим человеком и поговорить с ним.
- А-а-а, - протянул Сергей, что-то вспоминая.
- Вы ведь помните его?
- Помню, но мне говорили, что отряд, в котором я был, полностью уничтожен.
- Да, я наводил справки. Уничтожен, но не полностью. Пленный рассказывал, что их командир улетел, вместе с ним улетел еще один человек. Может, это и был наш таинственный гипнотизер.
- Вам надо спросить, был ли среди боевиков такой небольшого росточка человек с отталкивающим лицом. Оно у него было все в бородавках. Они росли на нем, как грибы на старом пне. Лицо его тоже было трухлявым.
- Я узнаю. Жаль, если этот человек погиб, - врач вздохнул. - Теперь и эксгумацию нет смысла делать. Клетки мозга разрушились, - эти фразы он сказал тихо, себе под нос, раздумывая, потом встрепенулся, - простите, я тут все о своем. Боюсь, что не смогу гарантировать вам в ближайшее время спокойную жизнь. Во-первых, будет нужно составить фоторобот этого гипнотизера, фотография Алазаева - есть. Фоторобот и фотографию - пошлют в Интерпол. Не все, конечно, хотят с нами сотрудничать, но найти их, вероятно, будет не трудно, коль они живы. Особенно если у гипнотизера такая выдающаяся внешность. Поймать их будет легко, если они не станут вести оседлый образ жизни в какой-нибудь глуши или... - врач замолчал.
- Или не сделают пластическую операцию, - подхватил Сергей.
- Да, - сказал врач.
- А во-вторых?
- Что во-вторых?
- Почему во-вторых у меня не будет спокойной жизни? Остался побочный эффект от гипнотического воздействия? Я стал социально опасен? Меня постоянно будут держать взаперти под присмотром или ликвидируют?
- Ну что вы, что вы, - замахал руками врач, - на все вопросы один ответ: нет. Тот человек заложил в вас программу очень аккуратно. Ювелирно. Отработав, она не оставила следов и на общее психическое состояние почти не повлияла. Никакой подпрограммы в ней не было. Остатки гипнотического воздействия мы сняли. После небольшой психологической реабилитации вы будете свободны. Вы и сейчас почти свободны. Но все же я посоветовал бы вам еще немного побыть в больнице. Для меня. Я хочу понаблюдать за вами, а потом, когда мы вас окончательно вылечим, я хотел бы, чтобы вы раз в квартал приходили ко мне на осмотр. Я о вас непременно напишу, если позволите конечно.
- Хорошо, - сказал Сергей. - Что-то обо мне много пишут по самым разным поводам.
Мила тихонечко прикоснулась рукой к халату врача, ухватилась за него, подергала, увидев, что он не обращает на нее никакого внимания. Врач задумался, теребил пальцами дужку оправы.
- Ну и спецслужбы наверняка захотят пообщаться с вами, - сказал врач. - Готовьтесь к этому разговору.
- Это уже пройденный этап. Ничего страшного в нем нет.
Мила фыркнула, опять подергала врача за халат.
- Телевизор, - сказала она. - Вы забыли. Уже пора.
Мила медленно выговаривала каждую букву, как учитель иностранного языка, который хочет научить своих подопечных правильному произношению и из-за усердия немного переигрывает, поэтому слова его звучат неестественно.
- Ах, да, простите.
Столик, который вкатили в палату, был легким, усилий это требовало столько же, сколько уходит на то, чтобы в магазине толкать перед собой тележку с продуктами. На столике был телевизор.
Мила развернула экран к Сергею, распутала шнур, воткнула вилку в розетку, включила. Экран ожил.
- Ты ошибаешься, если думаешь, что я не могу жить без новостей, сказал Сергей, когда понял, что телевизор настроен на круглосуточный информационный канал, - признаться, я не прочь отдохнуть от них.
- Подожди, пожалуйста, немного. Ты все поймешь.
- "Ты все увидишь сам", - процитировал Сергей старый шлягер.
- Именно.
...На Ближнем Востоке открылась старая язва, на тихоокеанское побережье Юго-Восточной Азии надвигался очередной ураган, который уже изрядно досадил Японии, а возле берегов Греции терпел крушение транспортный паром. Сергей был в этих местах, узнавал их. Они не сильно изменились. Не сильно... Совсем недавно он был среди приглашенных в этот зал, а теперь был вынужден смотреть на происходящее со стороны. Недостающее, то, что не помещалось в объективы камер, он легко мог дорисовать и поэтому находился в несколько лучшем положении, чем Алазаев и Рамазан, которые в эти минуты тоже наблюдали за очередной церемонией награждения, натолкнувшись на нее совсем случайно. Пятнадцатью минутами ранее Рамазан неожиданно захотел сделать и себе пластическую операцию, хотя повязку с головы Алазаева еще не сняли и было неясно, к каким результатам привела корректировка хирургом его внешности. Причин он не мог объяснить. Говорил, что вот захотелось, и все.
И Рамазан и Алазаев сопровождали появление картинок возгласами, как опытные болельщики, наблюдавшие за спортивным состязанием. Сергей же смотрел трансляцию молча.
В нижнем левом углу экрана периодически появлялась надпись "прямое включение", держалась там секунд тридцать, потом плавно тонула, чтобы еще через тридцать секунд вновь всплыть.
Когда к трибуне подошел Кондратьев и получил из рук президента коробочку со Звездой Героя России, сердце Сергея учащенно забилось, а потом... экран погас, но за миг до этого изображение переместилось в зал, когда же оно вновь вернулось к трибуне, к ней подходил уже другой человек.
- Это все?
- Все. Вам надо отдохнуть.
- Я и так долго отдыхал.
- У вас был комплекс вины перед этим человеком. По крайней мере, я смог сделать именно такой вывод, наблюдая за вашим состоянием. Теперь этого комплекса нет. Вы ни в чем не виноваты.
- Я не спросил вас, где нахожусь.
- Это ведомственная закрытая больница.
- Я пленник?
- Конечно нет.
Врач чуть не засмеялся, подошел к окну, заглянул в него, почти прислонившись к стеклу, видимо хотел рассмотреть что-то, что происходило у самых стен больницы. Обернувшись, он поманил Сергея пальцем.
- Подойдите сюда, пожалуйста.
- Э-э.
Сергей наконец нашел способ, как ему обойтись без одежды. Халата-то ему не предложили. Он набросил на себя простыню, став похожим то ли на римского патриция, то ли на последователя какого-то новомодного, недолговечного и запрещенного религиозного течения, вдел ступни в тапки, валявшиеся на коврике рядом с кроватью. Они оказались на несколько размеров больше необходимого, для того, наверное, чтобы никому не были малы. В них влезли бы и ботинки, а идти в них было так же неудобно, как на лыжах, даже еще неудобнее, потому что приходилось волочить подошвы тапок по полу, чтобы они не слетели.
В большое окно одновременно могли смотреть не то что два человека, а гораздо больше. Мир же за ним и вовсе был безграничен. Врач отстранился, отошел на шаг, встал за спиной Сергея.
- Посмотрите вниз.
- Неужели они пришли по мою душу.
Сергей увидел невысокий заборчик, опоясывающий больничный комплекс, домик проходной, а рядом с ним толпу человек в двадцать, вооруженную электронной аппаратурой. Ждали они здесь уже долго, успели обжиться, кто-то сидел на корточках, но более предусмотрительные захватили раскладные стульчики, удобно на них расположившись, читали газеты, журналы или книжки в пестрых и мягких обложках, другие курили, пережевывали пирожки или куски пиццы, запивая их газированной водой или кофе. Скоро они опять начнут отправлять гонцов в ближайшее кафе быстрого обслуживания за пакетами с продуктами. Похоже, они уже начали собирать на это деньги. Гонца тоже выбрали. Он выслушивал пожелания, забирал деньги и переходил к следующим заказчикам. Бак для мусора был заполнен обертками.
- Отчасти и по мою, но вы для них гораздо интереснее. Первый удар я принял на себя, - улыбнулся врач.
- Избавьте меня от второго.
- Постараюсь. Я же не выгоню вас прямо сейчас. Еще отдохнете немного.
- Но они не уйдут.
- Я знаю.
Одна из камер нацелилась на Сергея. Он отшатнулся, отошел от окна, чтобы его не было видно снаружи.
- Давно они здесь?
- С самого начала. Они сменяются. Заступают к проходной, как на пост. Внутрь я их не пускаю - все-таки режимное предприятие. Зачем нервировать пациентов. А мне прохода тоже не дают. Приходится скрываться. Но в больнице есть запасной выход. О нем, к счастью, мало кто знает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43