А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Его тошнило, но в животе все равно ничего не было.Кто-то похлопывал его по голове:— Беги, парень, если есть куда. Красный священник быстро явится. Его башня уже довольно долго не вертится.Саймон прищурился, потому что черные точки танцевали у него в глазах. Он пытался понять, что происходит.— Стенхельм, — прохрипел он, — пойдем с нами.— Не могу. От меня ничего не осталось. — Стенхельм показал на свой подбородок и скрюченные пальцы. — Мы заставим остальных молчать. Скажем, что у Инча маленькая неприятность. Солдаты короля ничего нам не сделают, мы им нужны. А ты давай беги. Тебе здесь не место.— Никому здесь не место, — задыхался Саймон. — Я вернусь за тобой.— Меня не будет. — Стенхельм отвернулся. — Давай беги.Саймон с трудом поднялся и заковылял к шлюзу. Боль пронзала его с каждым шагом. Двое рабочих литейной вытащили Гутвульфа из воды. Слепой лежал на полу пещеры, ловя ртом воздух. Люди, спасшие его, стояли и смотрели на это, не пытаясь больше ничем помочь ему. Они казались медлительными и застывшими, как рыба в зимнем пруду.Саймон нагнулся и подергал Гутвульфа за плечо. Остатки силы Мегвин быстро таяли.— Гутвульф! Ты можешь встать?Граф молотил руками по каменному полу.— Где это? Боже, помоги мне, где это? — Слепой закашлялся и выплюнул фонтан воды. — Не могу идти! Не могу идти без… — Он перевернулся, с трудом встал на четвереньки и стал шарить около шлюза.— Что ты делаешь?— Не могу оставить его. Я умру. Не могу оставить его. — Внезапно граф закричал от радости: — Здесь!— Милость Эйдона, Гутвульф. Прейратс может прийти в любой момент.Гутвульф сделал несколько спотыкающихся шагов и поднял что-то казавшееся желтой полоской отраженного света факела.— Нельзя было приносить его сюда! — бормотал он. — Но мне нужно было что-то, чтобы перерезать веревки. Они все хотят отобрать его…Саймон смотрел на длинное лезвие. Даже в темноте литейной он не мог не узнать его. Это было бессмысленно и неправдоподобно: перед ним был меч, который они искали.— Сверкающий Гвоздь, — пробормотал он.Слепой внезапно поднял свободную руку:— Где ты?Саймон подошел ближе. Каждый шаг был полон мучительной боли.— Я здесь. Мы должны идти. Как ты попал сюда? Как ты пришел в это место?— Помоги мне. — Гутвульф протянул руку. Саймон взял ее.— Как нам отсюда выйти?— Через воду. Там, где вода уходит вниз. — Он захромал вдоль края шлюза. Рабочие литейной расступились, чтобы дать им пройти. На лицах людей был испуг и интерес.— Вы свободны! — проскрипел Саймон. — Свободны!Они смотрели на него так, будто Саймон говорил на непонятном им языке.Мы. должны помочь им. Мы должны вывести их отсюда. Но как они могут освободиться, если не идут за нами?У Саймона больше не было сил. Рядом с ним Гутвульф бормотал что-то про себя, шаркая ногами, как древний хромой старик.Пенясь, вода убегала вниз, сквозь трещину в стене пещеры. Пока Гутвульф ощупывал камень, Саймон на мгновение решил, что слепой потерял последние остатки разума: один раз им удалось избежать гибели, но теперь уж их точно смоет вниз, во тьму. Но по краю русла шла узенькая дорожка, которую Саймон никогда бы не нашел в темноте. Гутвульф, которому свет был не нужен, шел вниз, ведя рукой по стене, а Саймон пытался одновременно помогать слепому и сохранять равновесие. Они шли вниз, от слабого далекого света факелов в темноту. Вода шумно бурлила рядом с ними.Тьма была такой полной, что Саймон с трудом вспоминал, кто он и что делает. Фрагменты того, что показывала ему Лилит, всплывали в его памяти. Цвета и картины сливались в водовороте, поблескивая, как радужная пленка по краям лужи. Дракон, король с книгой, испуганный человек, вглядывающийся в призрачные лица в темноте… Что это все значило? Саймон не хотел больше думать, он хотел спать… спать…Рев воды стал совсем громким. Внезапно Саймон очнулся от своих туманных мыслей, полных неразберихи и боли, и обнаружил, что раскачивается слишком сильно и может упасть. Он схватился за потрескавшуюся стену расщелины и выпрямился.— Гутвульф!— Они говорят на разных языках, — пробормотал слепой. — Иногда мне кажется, что я понимаю их, но потом снова теряю нить… — Голос его звучал очень слабо, Саймон чувствовал, что слепой дрожит.— Я не могу… идти дальше. — Саймон вцепился в камень. — Я должен остановиться.— Почти. — Гутвульф сделал еще один запинающийся шаг по узкой дорожке. Саймон заставил себя оторваться от стены и пошел вперед, стремясь снова схватиться за слепого.Они брели дальше. Саймон нащупал несколько отверстий в каменной стене, но Гутвульф не поворачивал. Когда в туннеле зазвучали голоса, Саймон подумал, что скоро сойдет с ума, как и Гутвульф, но через некоторое время увидел сияние янтарного света факела на стене пещеры и понял, что кто-то спускается по течению вслед за ними.— Они идут за нами! Я думаю, это Прейратс. — Он поскользнулся и выпустил плечо слепого, пытаясь восстановить равновесие. Когда Саймон снова протянул руку вперед, Гутвульф исчез.Мгновение леденящей паники длилось до тех пор, пока Саймон не нащупал за уступом отверстие туннеля, Гутвульф оказался там.— Почти, — задыхаясь сказал граф. — Почти. Голоса, они кричат! Но у меня есть меч — почему они кричат?Он пошел вниз по туннелю, держась за стены. Саймон держался за спину графа. Гутвульф повернул еще несколько раз. Вскоре Саймон уже не мог вспомнить всех поворотов. Это обнадеживало — тому, кто преследует их, труднее будет их обнаружить.Трудный путь сквозь тьму продолжался и продолжался. Саймон чувствовал, что растворяется в темноте. Ему казалось, что он снова стал духом, бездомным духом, блуждающим по серой стране.Один, если не считать Лилит и Мегвин.Думая о тех, кто помог ему, он собрал остатки сил и пошел дальше.Они так долго брели в тумане, что Саймон не заметил остановки до тех пор, пока Гутвульф неожиданно не упал вперед. Саймон снова нащупал слепого и понял, что граф ползет. Когда он остановился, Саймон протянул руку вниз и нащупал лежащую на камне груду тряпок — гнездо. Продолжив свое исследование, он обнаружил дрожащую ногу слепого и холодное лезвие меча.— Мое, — быстро сказал Гутвульф. Голос его был хриплым от усталости. — Это тоже. Здесь безопасно.В это мгновение Саймон уже не мог думать ни о мече, ни о Прейратсе, ни о солдатах, которые могли явиться, ни даже о том, что Король Бурь и Элиас собираются перевернуть мир вверх тормашками. Каждый вдох причинял жгучую боль, руки и ноги сводили болезненные судороги. Голова гудела, как колокола на Башне Зеленого ангела.Саймон нашел местечко в разбросанных тряпках и сдался на милость сна-победителя. 5 ЖИЗНЬ В ИЗГНАНИИ Джирики отнял руки от камня дворров.Эолеру не нужно было говорить, что случилось.— Ее не стало. — Граф смотрел на бледное лицо Мегвин, расслабленное и спокойное, как будто во сне. Он готовил себя к этой минуте и все равно чувствовал, что чудовищная пустота заполняет его, пустота, которая останется навсегда. Он схватил ее еще теплые руки.— Я сожалею, — сказал Джирики.— Сожалеете? — Эолер не смотрел на него. — Много ли значит жизнь смертного для вашего народа?Ситхи некоторое время молчал.— Зидайя умирают, так же как смертные. И когда те, кого мы храним в наших сердцах, уходят от нас, мы тоже несчастны.— Тогда, если вы понимаете, — сказал Эолер, пытаясь овладеть собой, — пожалуйста, оставьте меня одного.— Как вам угодно. — Джирики встал, не сгибаясь, как кошка. Он, казалось, хотел сказать что-то еще, но промолчал и вышел из шатра.Эолер долго смотрел на Мегвин. Ее влажные от пота волосы тугими кольцами лежали на лбу. Губы, казалось, таили улыбку. Было почти невозможно поверить, что жизнь покинула ее.— О, боги были жестокими хозяевами! — простонал он. — Мегвин, чем мы виноваты? — Слезы выступили на его глазах, он зарылся лицом в ее волосы, потом прижался губами к холодеющей щеке. — Все это было жестокой, жестокой шуткой! Все было напрасно, если тебя нет! — Тело его сотрясали рыдания. Несколько секунд он раскачивался взад и вперед, отчаянно сжимая ее руку. Другой рукой она все еще прижимала к груди камень дворров, как будто боялась, что его отнимут. — Я не знал, не знал! Почему, почему ты ничего не сказала мне? Зачем ты притворялась? А теперь все потеряно, все кончено…Белые волосы Джирики развевались по ветру. Он ждал графа. Эолер подумал, что бессмертный похож на духа бури, на предвестника смерти.— Что вам нужно?— Как я уже сказал, граф Эолер, я очень сожалею. Но есть вещи, которые, как мне кажется, вы должны знать. То, что я обнаружил в последние мгновения жизни леди Мегвин.О Бриниох, сохрани меня! — подумал он устало. Мир сейчас был слишком велик для Эолера, и он не был уверен, что сможет вынести новые загадки ситхи.— Я устал. Завтра мы отправляемся в Эрнистир.— Вот почему я хочу поговорить с вами сейчас, — терпеливо сказал Джирики.Несколько мгновений Эолер смотрел на него, потом пожал плечами:— Хорошо. Говорите.— Вам холодно? — спросил Джирики с бережной заботливостью существа, неожиданно открывшего для себя, что люди страдают от капризов погоды. — Мы могли бы подойти к костру.— Я переживу.Джирики медленно кивнул:— Этот камень дали леди Мегвин тинукедайя, верно? Те, кого вы называете домгайны?— Да, это был подарок дворров.— Он очень похож на великий камень, который вы и я видели в Мезуту'а, под горой: Шард, Главный Свидетель. Когда я коснулся этого маленького камня, то ощутил многие мысли Мегвин.Эолера расстроила сама мысль о том, что бессмертный был с Мегвин в ее последние мгновения.— А может быть, лучше оставить ее мысли в покое — пусть она заберет их с собой в могилу?Ситхи помедлил:— Это трудно для меня. Я не хочу ничего навязывать вам, но кое-что, мне кажется, вы должны знать, граф. — Джирики коснулся длинными пальцами руки Эолера. — Я не враг вам, Эолер. Все мы заложники капризов безумного могущества. — Он убрал руку. — Я не могу утверждать, что знаю наверняка все, что она чувствовала или думала. Дороги снов — тропы, которые открывают Свидетели, такие, как этот камень, — очень запутаны в эти дни, очень опасны. Вы помните, что случилось, когда я коснулся Шарда. Я не хотел рисковать, но чувствовал, что если можно помочь, то я должен помочь.Если бы Эолер услышал нечто подобное из уст смертного, он принял бы это за стремление к какой-то личной выгоде, но в ситхи было что-то предполагающее почти пугающую искренность.— В этой путанице мыслей и чувств, — продолжал Джирики, — я действительно понял две вещи — полагаю, что понял. Мне кажется, что перед самым концом безумие покинуло ее. Я не знал Мегвин, какой знали ее вы, но мысли этой женщины были чистыми, ясными и незамутненными. Она думала о вас. Я чувствовал это очень сильно.Эолер отступил на шаг назад:— Правда? Вы говорите это не для того, чтобы успокоить меня, как родители утешают ребенка?На гладком лице ситхи мгновенно отразилось удивление.— Вы хотите сказать, что я намеренно говорю вам что-то не соответствующее действительности? Нет, Эолер. Это не наш путь.— Она думала обо мне? Бедная Мегвин! А я не мог ничего для нее сделать. — Граф почувствовал, что готов снова зарыдать, и не сделал никакой попытки скрыть это. — Мне от этого не легче, Джирики.— Я и не думал, что вам будет легче. Мне казалось, что вам следует знать это. И теперь я должен задать вам вопрос. Есть молодой смертный по имени Сеоман, который связан с Джошуа. Вы знаете его? И что гораздо более важно, знала ли его принцесса Мегвин?— Сеоман? — Эолер был озадачен неожиданным поворотом разговора. Он задумался на мгновение. — У Джошуа был юный рыцарь по имени Саймон — высокий, рыжеволосый, — это его вы имеете в виду? Мне кажется, я слышал, как кто-то называл его сир Сеоман. Но я очень сильно сомневаюсь, что Мегвин знала его. Она никогда не была в Эркинланде, а я полагаю, что этот молодой человек жил там, прежде чем оказался у Джошуа. Но почему вы спрашиваете? Я не понимаю.— И я тоже. Я боюсь того, что это может означать. В эти последние мгновения Мегвин думала также о юном Сеомане, как если бы она видела его или разговаривала с ним. — Джирики нахмурился. — Ужасно, что Дорога снов сейчас такая сумрачная, почти непроходимая. Это все, что я мог узнать. Но что-то происходит в Асу'а — Хейхолте, — и Сеоман будет там. Я боюсь за него, граф Эолер. Он… важен для меня.— Но вы же как раз туда и собираетесь. Это очень удачно, я полагаю. — Эолер не хотел больше думать. — Желаю вам найти его.— А вы? Даже если Сеоман имел какое-то значение для Мегвин? Даже если у нее было какое-то, послание от него или для него?— Я покончил с этим — и — она тоже. Я отвезу ее назад, в Эрнистир, чтобы похоронить рядом с отцом и братом. Очень много надо сделать, чтобы восстановить мою страну, а я отсутствовал так долго.— Чем я могу помочь вам? — спросил Джирики.— Мне не нужна ничья помощь. — Эолер говорил более резко, чем намеревался. — Мы, смертные, сами умеем хоронить наших мертвых.Он повернулся и пошел прочь, потуже заворачиваясь в плащ, чтобы защититься от ударов метели.Изгримнур, хромая, вышел на палубу. Он проклинал свое ноющее тела и медленную походку. Герцог не замечал темную фигуру, пока едва не споткнулся об нее.— Приветствую вас, герцог Изгримнур. — Адиту повернулась и посмотрела на него. — Не слишком ли холодная погода для смертных, чтобы выходить на ветер?Изгримнур скрыл свое удивление, сосредоточенно поправляя перчатку.— Может, для южан вроде Тиамака… Но я из Риммергарда, моя леди. Мы привыкли к холоду.— Разве я ваша леди? — спросила она удивленно. — Я уверена, что не обладаю титулами смертных. И я не могу поверить, что герцогиня Гутрун одобрит любое другое значение этого слова.Он поморщился и внезапно почувствовал благодарность к холодному ветру, хлеставшему его щеки.— Это просто вежливость, моя дорогая ле… — Он предпринял новую попытку. — Мне сложно называть просто по имени человека, который… который…— Который старше вас? — Она засмеялась: смех ее был не лишен приятности. — Опять я виновата! Но на самом деле я пришла к смертным отнюдь не для того, чтобы приносить неудобства.— Вы действительно старше меня? — Изгримнур не был уверен, что это тактичный вопрос, но в конце концов это она подняла его.— О, думаю, да. Хотя мой брат Джирики и я — мы оба считаемся довольно молодыми среди нашего народа. Мы оба Дети Изгнания, рожденные после падения Асу'а. Для некоторых, например для моего дяди Кендарайо'аро, мы еще не совсем люди и, уж конечно, не заслуживаем никакого почтения. — Она снова засмеялась, — О бедный дядя! В эти последние дни он видел столько возмутительных вещей — смертный, приведенный в Джао э-Тинукай, нарушение Соглашения, зидайя и люди, снова сражающиеся на одной стороне… Боюсь, что, завершив выполнение своего долга перед моей матерью и Домом Танцев Года, он просто позволит себе умереть. Иногда самые сильные оказываются самыми хрупкими, правда?Изгримнур кивнул. Хоть раз ему удалось понять, что хочет сказать женщина-ситхи.— Да. Я видел такое. Иногда те, которые ведут себя как сильнейшие, на самом деле боятся больше всех.Адиту улыбнулась:— Вы очень умный смертный, герцог Изгримнур.Герцог смущенно кашлянул:— Очень старый и очень больной смертный, вы хотите сказать. — Он смотрел вдаль, на неспокойный залив. — А завтра сойдем на берег. Я рад, что мы иаконец-то здесь, в Кинслаге. Бог знает, как я ненавижу корабли, но все еще не понимаю, почему Элиас пальцем не пошевелил для защиты.— Пока нет, — согласилась Адиту. — Может быть, он чувствует, что стены его Хейхолта достаточная защита?— Возможно. — Изгримнур высказал то, чего боялись многие другие в эскадре принца. — А может быть, он ждет союзников. Союзников, которые помогли ему сломить Наглимунд.— Это тоже возможно. Ваш народ и мой народ много думали о том, что должно произойти. — Она пожала плечами: сложное движение, которое могло бы быть частью ритуального танца. — Скоро это не будет иметь значения. Скоро мы все узнаем из первых рук — так у вас говорят?Оба погрузились в молчание. Ветер был не сильным, но его дыхание обжигало холодом. Несмотря на свое риммергардское происхождение, Изгримнур обнаружил, что затягивает шарф потуже.— А что происходит с эльфами, когда они стареют? — внезапно спросил Изгримнур. — Они мудреют или становятся глупыми и слезливыми, как некоторые из нас?— Старость для нас означает нечто другое, чем для смертных. Но вообще-то вариантов столько же, сколько зидайя, — совершенно так же, как у смертных. Некоторые становятся все более отстраненными; они ни с кем не разговаривают и живут погруженные в собственные мысли. У других появляются пристрастия к вещам, которые остальные находят незначительными. Третьи начинают размышлять о прошлом, об ошибках, обидах и упущенных возможностях. Старшая из всех, та, кого вы зовете королевой норнов, постарела именно так. Некогда она была известна своей мудростью, красотой и грацией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63