Теперь, когда мы разделили обязанности и всеми административными вопросами стал заниматься я один, мой товарищ начал наседать на меня и всё чаще и чаще требовать, чтобы я поскорее подыскал студию для новой записи. К Тропилло мы решили пока не обращаться – он очень много работал с «Аквариумом», и мы не хотели лишний раз его напрягать. Борис снабдил меня длинным списком телефонов знакомых звукооператоров, сказав, что они, в принципе, могут записать любую группу, но уговорить их и заинтересовать именно в нашей записи – это уже мои проблемы. И я время от времени звонил, и с каждым звонком мои надежды на успешный поиск в этом направлении становились всё призрачнее и призрачнее.
– В принципе, можно, – отвечали мне обычно на вопрос «Можете ли вы нас записать?»
– А когда?
– Ну, позвоните на следующей недельке…
Знаю я эти следующие недельки. Сам иногда так говорю, когда хочу вежливо отделаться от кого-нибудь. Ничего нет безнадёжней для меня, чем слышать про эти недельки…
Но я продолжал звонить, уже почти не рассчитывая на приглашение в студию и прокручивая в уме все иные, возможные варианты.
– Группа «Кино»? – переспросили меня однажды по телефону на мой вопрос о записи.
– Да.
– Можете сейчас приехать. Часов до двенадцати ночи я могу вами заняться.
– Мы будем через полтора часа. Спасибо большое, – сказал я, повесил трубку и в ужасе стал думать, как реализовать моё обещание. С Андреем – звукорежиссёром из Малого драматического театра – я до этого уже несколько раз созванивался, знал его условия и возможности. Его студия нас устраивала – там можно было писать всё, включая живые барабаны. Но сейчас было семь часов вечера и я не знал, во-первых, дома ли Витька, во-вторых, захочет ли и сможет ли он сейчас поехать на запись, в-третьих, ни барабанов, ни барабанщика у нас до сих пор не было. Я позвонил Витьке, который, на счастье, оказался дома.
– Витька, привет. Есть возможность сейчас поехать в студию.
– Сейчас? Я чай пью. Я сейчас не могу. Что за гонка?
Я чай пью. Я сейчас не могу… О, благодарная лёгкая и приятная работа администратора!
– Так что? Решай – отменять мне всё, или поедем всё-таки?
– Ну, я не знаю… А барабаны что?
– Я постараюсь сейчас найти.
– Ну, если найдёшь, то поедем. Перезвони мне, когда всё выяснишь.
– Хорошо.
Барабаны, барабаны… Я листал свою записную книжку и звонил всем подряд, спрашивая, нет ли случайно сегодня на вечерок барабанов или барабанщика? Многие удивлялись такому необычному вопросу, но легче мне от этого не делалось. Когда я дошёл до буквы «И» и позвонил Жене Иванову – лидеру группы «Пепел», какая-то надежда появилась.
– Запиши телефон, – сказал Женя. – Зовут его Валера Кириллов. Это классный барабанщик, если он захочет, то поможет вам. Но я не знаю, захочет ли…
Я и сам не знаю, захочет ли Валера Кириллов тащиться на ночь глядя, неведомо с кем, неизвестно куда…
– Алло, Валера?
– Да.
– Привет. С тобой говорит Лёша Рыбин из группы «Кино».
– «Кино»? Не знаю, не слышал.
– Ну, если хочешь, то у тебя есть возможность услышать. Не мог бы ты сегодня вечером нам помочь?
– Поиграть, что ли?
– Да, у нас запись в студии.
– Мог бы.
– Очень хорошо. Спасибо большое. Только знаешь, тут есть маленькая проблема…
– Барабанов что ли нет?
– Нет. А у тебя нет, случайно?
– Есть.
– А не мог бы ты привезти их в студию?
Наглость – первое дело для администратора.
– Ну, в принципе, мог бы…
– Мы тебе поможем, заедем на тачке, погрузим-разгрузим…
– Заезжайте, – Валерка сказал мне адрес и повесил трубку.
Я лихорадочно подсчитывал затраты времени на дорогу. На такси мы успевали к назначенному сроку – Валерка жил на Суворовском – полчаса туда, погрузить барабаны, до театра – ещё пятнадцать минут. Но что за диковинный барабанщик нам подвернулся? Какой-то альтруист…
Я полетел к Витьке, который, слава Богу, уже допил свой чай и перестал играть в игру «директор – художественный руководитель». Стоянка такси находилась прямо рядом с его домом, и мы помчались на Суворовский – тут, наконец, я услышал благодарность от «художественного руководителя» за свою оперативность. Репетировать нам ничего не требовалось: всё давно было готово, инструменты в порядке, оставалось только объяснить барабанщику что к чему, но, по словам Жени Иванова, Валерка был профессионалом и объяснять особенно ему ничего было не нужно.
Валерка встретил нас на лестнице своего дома – он уже спускал барабаны вниз. Мы быстро поздоровались, ещё раз поблагодарили его, подхватили кто что мог и в одно мгновение погрузили установку в такси, втиснулись сами и рванули к Малому драматическому.
– Что вы играете-то? – улыбаясь, спросил у Витьки Кириллов.
– Биг-бит.
– А-а, ясно. Нет проблем.
Да, биг-бит. Мы планировали для первого раза записать четыре-пять песен – «Весну», «Лето», «Я из тех…», «Последний герой», а там видно будет, как дело пойдёт. Последние Витькины песни были более жёсткими и холодными, чем материал «Сорока пяти», но были и чисто биг-битовые вещи а-ля Нил Седака – «Весна», например:
«Весна – постоянный насморк,
Весна – солнце светит опять.
Я промочил ноги,
Весна – я опять иду гулять.
Весна – я не могу сидеть дома,
Весна – я люблю весну,
О чём поют в моём дворе кошки?..
Нет, нет, нет, нет, я не усну.
Весна – я уже не грею пиво,
Весна – скоро вырастет трава.
Весна – вы посмотрите, как красиво,
Весна – где моя голова?..»
Мы прошли через вахту театра, сказав бабушке, сидевшей в стеклянной будочке, что мы к Андрею. Звукооператор Андрей встретил нас приветливо, провёл в студию, сказал, чтобы мы с Витькой настраивались, а сам пошёл с Кирилловым устанавливать барабаны. Всё происходило в этот день удивительно быстро и складно – часа за три мы записали болванки четырех песен, и получилось это очень неплохо. Кириллов действительно оказался классным барабанщиком – он всё схватывал на лету, и проблем с барабанами не было никаких. Время близилось уже к закрытию метро, когда мы закончили запись и договорились с Андреем о следующей сессии. Загрузив барабаны Кириллова в такси, мы ещё раз поблагодарили его и расстались с этим удивительным бескорыстным музыкантом.
К сожалению, эту запись мы так и не довели до конца – Витьке вдруг разонравилась эта студия, звук записанных барабанов, хотя, на мой взгляд, он был вполне достойным. Мы собрались в Малом драматическом ещё раз, записали голос, и Витька, забрав ленту себе, сказал, что пока на этом остановимся. У него не было настроения писать дальше – это было заметно. Отношения наши продолжали оставаться превосходными, он сказал, что просто устал и ему нужно сосредоточиться, чтобы записать полноценный альбом. А пара песен из записи в Малом драматическом потом так никуда и не вошла…
«Я из тех, кто каждый день выходит прочь из дома
Около семи утра.
Да, из тех, кто каждый день уходит прочь из дома
Около семи утра.
И что бы ни было внизу – холод или жара,
Я знаю точно, завтра будет то же, что и вчера,
Я из тех, кто каждый день уходит прочь из дома
Около семи утра.
В это утреннее время там внизу всё так похоже
На кино.
Да, в это утреннее время там внизу всё так похоже
На кино.
Я беру зубную щётку, открываю окно,
Я ко всему уже привык, всё началось уже давно,
Да, в это утреннее время там внизу всё так похоже на кино.
Я сажусь в какой-то транспорт и смотрю,
Куда он привезёт меня.
Я снова сел в какой-то транспорт и смотрю,
Куда он привезёт меня.
Со мною рядом кто-то едет из гостей домой,
Зачем я еду, я ведь так хотел остаться с тобой,
И сажусь в какой-то транспорт и смотрю,
Куда он привезёт меня…
Я из тех, кто каждый день уходит прочь из дома
Около семи утра.
Да, я из тех, кто каждый день уходит прочь из дома
Около семи утра.
И в моей комнате, наверное, дуют злые ветра,
И в этой песне нету смысла, эта песня стара,
Я из тех, кто каждый день уходит прочь из дома
Около семи утра…»
Глава 11
«Зелёный змий – что еростат,– сказал однажды Артём Троицкий, – голову отрубишь, две вырастет…» Мне кажется, что эти стихотворные строки применимы не только к собственно зелёному змию, а и к внутренней политике нашей страны. После смерти любимого Леонида Ильича, портреты которого в той или иной форме имелись едва ли не в каждой из битнических квартир, высокий пост главы государства занял крепенький гриб-боровик Юрий Владимирович, и только мы начали привыкать к его причудам, как его сменил совсем уже старичок-лесовичок Константин Устинович. В моей памяти два этих лидера слились воедино, и я вспоминаю те годы, как время правления двух господ одновременно. Собственно, со сменой одного на другого ничего особенно не менялось, разве что при Андропове появился новой сорт дешёвой водки – андроповки, если кто помнит, да и хватать людей на улицах начали уже просто средь бела дня.
– Почему не на работе? – грозно спрашивали дружинники болтающихся по улицам битников. Обычно я отвечал, что работаю во вторую смену, и, хотя я к тому времени нигде не работал, дружинники оставляли меня в покое – они довольно халатно относились к своих обязанностям, как и все работающие на государство советские люди, и не проверяли полученную от меня информацию. Вообще, время было чрезвычайно мрачное, и я думаю, что публицисты, ныне кормящиеся на описаниях сталинских репрессий, могут быть спокойны: когда эта тема себя исчерпает, то их ждёт ещё непаханное поле восьмидесятых – время тихого террора Андропова – Черненко. И на фоне всеобщей тупости и беспредельного маразма, в который окончательно и бесповоротно, решительно и, как всегда, очертя голову, погрузилась наша великая держава, отдельные выродки, как сказал какой-то милиционер, беседуя с очередным задержанным битником, не шли вместе со всеми по широкой ровной дороге, а искали узкие кривые тропинки, ведущие в сторону…
Заходили иногда вялые и беспочвенные разговоры об эмиграции – реально нам эмигрировать было практически невозможно, хотя многие и хотели, и всё кончалось в результате уверениями друг друга в том, что: «Я вот сейчас, в домашних тапочках и футболке готов рвануть в Америку…» Но это, повторяю, были по тем временам несбыточные проекты. Можно, конечно, было жениться на ком-нибудь из враждебного капиталистического лагеря, но как-то с кандидатурами невест дело было довольно туго.
И мы жили в своём, отдельном мире, в другом измерении. Это не был мир иллюзий – иллюзией, скорее, было всё окружающее, весь народ, который дважды в году раскрашивал себя в красный цвет и пёр на демонстрации, а остальные 363 дня старался выглядеть как можно более неброско и неприметно. Мы же находились хоть и в маленьком, но реальном мире, читали литературу, написанную на нормальном языке, а не на советском «нью-спике» – книги Набокова, Аксёнова, Орвелла; слушали хорошую музыку; жили по простым человеческим законам, а не по законам социалистического общежития. Рок-н-ролл оставался для нас единственной областью приложения своих сил и способностей, и мы играли в игры: одни – в рок-звёзд, другие – в рок-фанов. Было совершенно очевидно, что как музыканты, большинство «рок-звёзд» абсолютно несостоятельны, но играть было интересно, и некоторые продолжают заниматься этим и по сей день.
Мы продолжали бурную концертную деятельность в Москве и не только, чаще и чаще случались концертики в родном городе. Как-то раз мы играли для иностранных друзей, не владеющих русским языком, и, как ни странно, им тоже понравилась наша программа. Этот концертик для девушек из Гамбурга, а также для всех наших друзей проходил дома у Ливерпульца, с которым как-то нас познакомил Борис. Ливерпульца прозвали так за то, что в бытность свою студентом университета он был отправлен со всей своей группой на стажировку в Англию, и один семестр обучался английскому языку на родине «Битлз». Вернулся он оттуда совершенно другим человеком и начал вести такой образ жизни, про который можно смело сказать словами одного из героев известного фильма «Асса»: «Я был нетрезв, и моё поведение недостойно советского офицера…». Дома у Алексиса-Ливерпульца было довольно миленько – он тащил к себе всё, что только возможно и что плохо лежало, – тут стояли и висели чучел а диких зверей и птиц, повсюду сверкали таблички – «Не стой под стрелой», «Пьянству – бой», к которой была сделана приписка «Пьянству – гёрл», «Не работай» и так далее. Из Англии наш приятель привёз массу пластинок и книг, и у него можно было провести время приятно и не без пользы.
Новый, 1983 год, мы встречали у подружки Гены Зайцева, Гали. Пригласил нас Гена, который тоже уже был поклонником группы «Кино» да и просто нашим другом. У Гали намечался этакий большой светский раут, и каждый приглашённый должен был принести с собой или бутылку шампанского, или водки, или коньяку. Но Гена, приглашая гостей, иногда упускал слово «или», и поэтому ряд приглашённых принесли по полному комплекту, так что празднество затянулось аж на три дня. У Гали была потрясающая коллекция пластинок – оказывается, все её друзья детства давно жили за океаном, и без конца слали ей огромные посылки, и мы три дня наслаждались редкими для Ленинграда записями группы «Фри», ранними песнями Боуи, а также шампанским, коньяком и всем остальным.
Но праздник – праздником, и как это всегда бывает, он закончился, и жизнь вернулась на круги своя.
В феврале планировалось провести очередной концерт в рок-клубе, на этот раз должны были играть только две группы – в первом отделении «Кино», во втором – «Аквариум», как бы группы-побратимы.
Неотвратимо уже встала перед нами необходимость расширения состава группы – музыка, которую теперь писал Витька, могла звучать только в электричестве, с полным составом. Во всяком случае, на рок-клубовский концерт музыканты нам были нужны в обязательном порядке – прибегать опять к помощи «Аквариума» мы не хотели – в глазах публики мы бы утратили своё лицо, тем более, что «Аквариум» работал в том же концерте.
Перед тем, как уйти в армию, Олег – наш Гиперболоид – работал в одной командочке параллельно с нами, играл с ней на разных свадьбах, вечеринках – подхалтуривал, одним словом. Командочка, впрочем, была некоммерческой направленности – вокалист обожал Джона Леннона, гитарист торчал от «Криденс» – со вкусом у ребят было всё в порадке. Я тогда познакомился с этой группой и теперь решил попытать счастья и созвонился с басистом – Максом. Выслушав мои предложения и условия, Макс согласился поиграть с «Кино» в качестве сессионного музыканта. Я начал ездить к нему, он тоже жил в Купчино, недалеко от меня, и репетировать с ним Витькин материал.
Сам Витька теперь сидел дома с Марьяшей – они снимали квартиру где-то на Гражданке – и особенно не утруждал себя поездками к новому басисту и репетициями с ним. Он сказал, чтобы я подготовил его, а потом, чтобы мы вместе приехали, и Витька «примет работу». И я готовил Макса к этому экзамену и успел подружиться с ним. Мы встречались с его приятелем – гитаристом Юркой Каспаряном, играли рок-н-роллы и Витькины песни, беседовали о роке, пили чай, слушали музыку – рок-н-роллы «Криденс» и «Битлз», которые обожал Юрка.
Однажды я ехал к Витьке на Гражданку, вышел из метро «Площадь Ленина» и ждал троллейбуса, на котором нужно было проехать ещё с полчаса, чтобы добраться до Витькиного нового дома.
– Привет, – услышал я знакомый голос, повернул голову и увидел Макса с бас-гитарой в чехле, а рядом с ним – Юрку. Юрка тоже был с гитарой в руках – они, как выяснилось, ехали домой с какой-то очередной то ли халтуры, то ли репетиции, то ли ещё чего-то.
– Вы сейчас свободны? – спросил я Макса и Юрку.
– Свободны.
– Поехали к Витьке. Я сейчас как раз к нему на репетицию. Макс, ты уже можешь показать, что ты там напридумывал, может быть. Юра, и ты что-нибудь поиграешь – хотите? Можно попробовать.
– С удовольствием, – ответили продрогшие уже музыканты.
Когда мы приехали к Витьке и я представил ему кандидатов в концертный состав «Кино», Витька увёл меня на кухню и неожиданно устроил мне небольшой нагоняй – впервые за всё время нашей дружбы и совместной работы. Он был страшно недоволен тем, что я привёл к нему в дом незнакомого ему человека – Каспаряна.
– Что ты водишь сюда, кого тебе в голову взбредёт? – говорил он, хотя я впервые привёл к нему незнакомого ему человека, да и то по делу.
– Послушай его, – говорил я, – он неплохой, вроде, гитарист, может быть, пригодится на концерте…
– Ничего я не хочу слушать. С Максом сейчас будем репетировать. И без меня не решай вопрос – кто у нас будет играть!
– Я ничего и не решаю. Я тебе привёл человека, чтобы ты сам посмотрел и решил. И вообще, я со своими обязанностями справляюсь, по-моему, и ещё ни разу ничего не обломил – что ты ругаешься-то?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– В принципе, можно, – отвечали мне обычно на вопрос «Можете ли вы нас записать?»
– А когда?
– Ну, позвоните на следующей недельке…
Знаю я эти следующие недельки. Сам иногда так говорю, когда хочу вежливо отделаться от кого-нибудь. Ничего нет безнадёжней для меня, чем слышать про эти недельки…
Но я продолжал звонить, уже почти не рассчитывая на приглашение в студию и прокручивая в уме все иные, возможные варианты.
– Группа «Кино»? – переспросили меня однажды по телефону на мой вопрос о записи.
– Да.
– Можете сейчас приехать. Часов до двенадцати ночи я могу вами заняться.
– Мы будем через полтора часа. Спасибо большое, – сказал я, повесил трубку и в ужасе стал думать, как реализовать моё обещание. С Андреем – звукорежиссёром из Малого драматического театра – я до этого уже несколько раз созванивался, знал его условия и возможности. Его студия нас устраивала – там можно было писать всё, включая живые барабаны. Но сейчас было семь часов вечера и я не знал, во-первых, дома ли Витька, во-вторых, захочет ли и сможет ли он сейчас поехать на запись, в-третьих, ни барабанов, ни барабанщика у нас до сих пор не было. Я позвонил Витьке, который, на счастье, оказался дома.
– Витька, привет. Есть возможность сейчас поехать в студию.
– Сейчас? Я чай пью. Я сейчас не могу. Что за гонка?
Я чай пью. Я сейчас не могу… О, благодарная лёгкая и приятная работа администратора!
– Так что? Решай – отменять мне всё, или поедем всё-таки?
– Ну, я не знаю… А барабаны что?
– Я постараюсь сейчас найти.
– Ну, если найдёшь, то поедем. Перезвони мне, когда всё выяснишь.
– Хорошо.
Барабаны, барабаны… Я листал свою записную книжку и звонил всем подряд, спрашивая, нет ли случайно сегодня на вечерок барабанов или барабанщика? Многие удивлялись такому необычному вопросу, но легче мне от этого не делалось. Когда я дошёл до буквы «И» и позвонил Жене Иванову – лидеру группы «Пепел», какая-то надежда появилась.
– Запиши телефон, – сказал Женя. – Зовут его Валера Кириллов. Это классный барабанщик, если он захочет, то поможет вам. Но я не знаю, захочет ли…
Я и сам не знаю, захочет ли Валера Кириллов тащиться на ночь глядя, неведомо с кем, неизвестно куда…
– Алло, Валера?
– Да.
– Привет. С тобой говорит Лёша Рыбин из группы «Кино».
– «Кино»? Не знаю, не слышал.
– Ну, если хочешь, то у тебя есть возможность услышать. Не мог бы ты сегодня вечером нам помочь?
– Поиграть, что ли?
– Да, у нас запись в студии.
– Мог бы.
– Очень хорошо. Спасибо большое. Только знаешь, тут есть маленькая проблема…
– Барабанов что ли нет?
– Нет. А у тебя нет, случайно?
– Есть.
– А не мог бы ты привезти их в студию?
Наглость – первое дело для администратора.
– Ну, в принципе, мог бы…
– Мы тебе поможем, заедем на тачке, погрузим-разгрузим…
– Заезжайте, – Валерка сказал мне адрес и повесил трубку.
Я лихорадочно подсчитывал затраты времени на дорогу. На такси мы успевали к назначенному сроку – Валерка жил на Суворовском – полчаса туда, погрузить барабаны, до театра – ещё пятнадцать минут. Но что за диковинный барабанщик нам подвернулся? Какой-то альтруист…
Я полетел к Витьке, который, слава Богу, уже допил свой чай и перестал играть в игру «директор – художественный руководитель». Стоянка такси находилась прямо рядом с его домом, и мы помчались на Суворовский – тут, наконец, я услышал благодарность от «художественного руководителя» за свою оперативность. Репетировать нам ничего не требовалось: всё давно было готово, инструменты в порядке, оставалось только объяснить барабанщику что к чему, но, по словам Жени Иванова, Валерка был профессионалом и объяснять особенно ему ничего было не нужно.
Валерка встретил нас на лестнице своего дома – он уже спускал барабаны вниз. Мы быстро поздоровались, ещё раз поблагодарили его, подхватили кто что мог и в одно мгновение погрузили установку в такси, втиснулись сами и рванули к Малому драматическому.
– Что вы играете-то? – улыбаясь, спросил у Витьки Кириллов.
– Биг-бит.
– А-а, ясно. Нет проблем.
Да, биг-бит. Мы планировали для первого раза записать четыре-пять песен – «Весну», «Лето», «Я из тех…», «Последний герой», а там видно будет, как дело пойдёт. Последние Витькины песни были более жёсткими и холодными, чем материал «Сорока пяти», но были и чисто биг-битовые вещи а-ля Нил Седака – «Весна», например:
«Весна – постоянный насморк,
Весна – солнце светит опять.
Я промочил ноги,
Весна – я опять иду гулять.
Весна – я не могу сидеть дома,
Весна – я люблю весну,
О чём поют в моём дворе кошки?..
Нет, нет, нет, нет, я не усну.
Весна – я уже не грею пиво,
Весна – скоро вырастет трава.
Весна – вы посмотрите, как красиво,
Весна – где моя голова?..»
Мы прошли через вахту театра, сказав бабушке, сидевшей в стеклянной будочке, что мы к Андрею. Звукооператор Андрей встретил нас приветливо, провёл в студию, сказал, чтобы мы с Витькой настраивались, а сам пошёл с Кирилловым устанавливать барабаны. Всё происходило в этот день удивительно быстро и складно – часа за три мы записали болванки четырех песен, и получилось это очень неплохо. Кириллов действительно оказался классным барабанщиком – он всё схватывал на лету, и проблем с барабанами не было никаких. Время близилось уже к закрытию метро, когда мы закончили запись и договорились с Андреем о следующей сессии. Загрузив барабаны Кириллова в такси, мы ещё раз поблагодарили его и расстались с этим удивительным бескорыстным музыкантом.
К сожалению, эту запись мы так и не довели до конца – Витьке вдруг разонравилась эта студия, звук записанных барабанов, хотя, на мой взгляд, он был вполне достойным. Мы собрались в Малом драматическом ещё раз, записали голос, и Витька, забрав ленту себе, сказал, что пока на этом остановимся. У него не было настроения писать дальше – это было заметно. Отношения наши продолжали оставаться превосходными, он сказал, что просто устал и ему нужно сосредоточиться, чтобы записать полноценный альбом. А пара песен из записи в Малом драматическом потом так никуда и не вошла…
«Я из тех, кто каждый день выходит прочь из дома
Около семи утра.
Да, из тех, кто каждый день уходит прочь из дома
Около семи утра.
И что бы ни было внизу – холод или жара,
Я знаю точно, завтра будет то же, что и вчера,
Я из тех, кто каждый день уходит прочь из дома
Около семи утра.
В это утреннее время там внизу всё так похоже
На кино.
Да, в это утреннее время там внизу всё так похоже
На кино.
Я беру зубную щётку, открываю окно,
Я ко всему уже привык, всё началось уже давно,
Да, в это утреннее время там внизу всё так похоже на кино.
Я сажусь в какой-то транспорт и смотрю,
Куда он привезёт меня.
Я снова сел в какой-то транспорт и смотрю,
Куда он привезёт меня.
Со мною рядом кто-то едет из гостей домой,
Зачем я еду, я ведь так хотел остаться с тобой,
И сажусь в какой-то транспорт и смотрю,
Куда он привезёт меня…
Я из тех, кто каждый день уходит прочь из дома
Около семи утра.
Да, я из тех, кто каждый день уходит прочь из дома
Около семи утра.
И в моей комнате, наверное, дуют злые ветра,
И в этой песне нету смысла, эта песня стара,
Я из тех, кто каждый день уходит прочь из дома
Около семи утра…»
Глава 11
«Зелёный змий – что еростат,– сказал однажды Артём Троицкий, – голову отрубишь, две вырастет…» Мне кажется, что эти стихотворные строки применимы не только к собственно зелёному змию, а и к внутренней политике нашей страны. После смерти любимого Леонида Ильича, портреты которого в той или иной форме имелись едва ли не в каждой из битнических квартир, высокий пост главы государства занял крепенький гриб-боровик Юрий Владимирович, и только мы начали привыкать к его причудам, как его сменил совсем уже старичок-лесовичок Константин Устинович. В моей памяти два этих лидера слились воедино, и я вспоминаю те годы, как время правления двух господ одновременно. Собственно, со сменой одного на другого ничего особенно не менялось, разве что при Андропове появился новой сорт дешёвой водки – андроповки, если кто помнит, да и хватать людей на улицах начали уже просто средь бела дня.
– Почему не на работе? – грозно спрашивали дружинники болтающихся по улицам битников. Обычно я отвечал, что работаю во вторую смену, и, хотя я к тому времени нигде не работал, дружинники оставляли меня в покое – они довольно халатно относились к своих обязанностям, как и все работающие на государство советские люди, и не проверяли полученную от меня информацию. Вообще, время было чрезвычайно мрачное, и я думаю, что публицисты, ныне кормящиеся на описаниях сталинских репрессий, могут быть спокойны: когда эта тема себя исчерпает, то их ждёт ещё непаханное поле восьмидесятых – время тихого террора Андропова – Черненко. И на фоне всеобщей тупости и беспредельного маразма, в который окончательно и бесповоротно, решительно и, как всегда, очертя голову, погрузилась наша великая держава, отдельные выродки, как сказал какой-то милиционер, беседуя с очередным задержанным битником, не шли вместе со всеми по широкой ровной дороге, а искали узкие кривые тропинки, ведущие в сторону…
Заходили иногда вялые и беспочвенные разговоры об эмиграции – реально нам эмигрировать было практически невозможно, хотя многие и хотели, и всё кончалось в результате уверениями друг друга в том, что: «Я вот сейчас, в домашних тапочках и футболке готов рвануть в Америку…» Но это, повторяю, были по тем временам несбыточные проекты. Можно, конечно, было жениться на ком-нибудь из враждебного капиталистического лагеря, но как-то с кандидатурами невест дело было довольно туго.
И мы жили в своём, отдельном мире, в другом измерении. Это не был мир иллюзий – иллюзией, скорее, было всё окружающее, весь народ, который дважды в году раскрашивал себя в красный цвет и пёр на демонстрации, а остальные 363 дня старался выглядеть как можно более неброско и неприметно. Мы же находились хоть и в маленьком, но реальном мире, читали литературу, написанную на нормальном языке, а не на советском «нью-спике» – книги Набокова, Аксёнова, Орвелла; слушали хорошую музыку; жили по простым человеческим законам, а не по законам социалистического общежития. Рок-н-ролл оставался для нас единственной областью приложения своих сил и способностей, и мы играли в игры: одни – в рок-звёзд, другие – в рок-фанов. Было совершенно очевидно, что как музыканты, большинство «рок-звёзд» абсолютно несостоятельны, но играть было интересно, и некоторые продолжают заниматься этим и по сей день.
Мы продолжали бурную концертную деятельность в Москве и не только, чаще и чаще случались концертики в родном городе. Как-то раз мы играли для иностранных друзей, не владеющих русским языком, и, как ни странно, им тоже понравилась наша программа. Этот концертик для девушек из Гамбурга, а также для всех наших друзей проходил дома у Ливерпульца, с которым как-то нас познакомил Борис. Ливерпульца прозвали так за то, что в бытность свою студентом университета он был отправлен со всей своей группой на стажировку в Англию, и один семестр обучался английскому языку на родине «Битлз». Вернулся он оттуда совершенно другим человеком и начал вести такой образ жизни, про который можно смело сказать словами одного из героев известного фильма «Асса»: «Я был нетрезв, и моё поведение недостойно советского офицера…». Дома у Алексиса-Ливерпульца было довольно миленько – он тащил к себе всё, что только возможно и что плохо лежало, – тут стояли и висели чучел а диких зверей и птиц, повсюду сверкали таблички – «Не стой под стрелой», «Пьянству – бой», к которой была сделана приписка «Пьянству – гёрл», «Не работай» и так далее. Из Англии наш приятель привёз массу пластинок и книг, и у него можно было провести время приятно и не без пользы.
Новый, 1983 год, мы встречали у подружки Гены Зайцева, Гали. Пригласил нас Гена, который тоже уже был поклонником группы «Кино» да и просто нашим другом. У Гали намечался этакий большой светский раут, и каждый приглашённый должен был принести с собой или бутылку шампанского, или водки, или коньяку. Но Гена, приглашая гостей, иногда упускал слово «или», и поэтому ряд приглашённых принесли по полному комплекту, так что празднество затянулось аж на три дня. У Гали была потрясающая коллекция пластинок – оказывается, все её друзья детства давно жили за океаном, и без конца слали ей огромные посылки, и мы три дня наслаждались редкими для Ленинграда записями группы «Фри», ранними песнями Боуи, а также шампанским, коньяком и всем остальным.
Но праздник – праздником, и как это всегда бывает, он закончился, и жизнь вернулась на круги своя.
В феврале планировалось провести очередной концерт в рок-клубе, на этот раз должны были играть только две группы – в первом отделении «Кино», во втором – «Аквариум», как бы группы-побратимы.
Неотвратимо уже встала перед нами необходимость расширения состава группы – музыка, которую теперь писал Витька, могла звучать только в электричестве, с полным составом. Во всяком случае, на рок-клубовский концерт музыканты нам были нужны в обязательном порядке – прибегать опять к помощи «Аквариума» мы не хотели – в глазах публики мы бы утратили своё лицо, тем более, что «Аквариум» работал в том же концерте.
Перед тем, как уйти в армию, Олег – наш Гиперболоид – работал в одной командочке параллельно с нами, играл с ней на разных свадьбах, вечеринках – подхалтуривал, одним словом. Командочка, впрочем, была некоммерческой направленности – вокалист обожал Джона Леннона, гитарист торчал от «Криденс» – со вкусом у ребят было всё в порадке. Я тогда познакомился с этой группой и теперь решил попытать счастья и созвонился с басистом – Максом. Выслушав мои предложения и условия, Макс согласился поиграть с «Кино» в качестве сессионного музыканта. Я начал ездить к нему, он тоже жил в Купчино, недалеко от меня, и репетировать с ним Витькин материал.
Сам Витька теперь сидел дома с Марьяшей – они снимали квартиру где-то на Гражданке – и особенно не утруждал себя поездками к новому басисту и репетициями с ним. Он сказал, чтобы я подготовил его, а потом, чтобы мы вместе приехали, и Витька «примет работу». И я готовил Макса к этому экзамену и успел подружиться с ним. Мы встречались с его приятелем – гитаристом Юркой Каспаряном, играли рок-н-роллы и Витькины песни, беседовали о роке, пили чай, слушали музыку – рок-н-роллы «Криденс» и «Битлз», которые обожал Юрка.
Однажды я ехал к Витьке на Гражданку, вышел из метро «Площадь Ленина» и ждал троллейбуса, на котором нужно было проехать ещё с полчаса, чтобы добраться до Витькиного нового дома.
– Привет, – услышал я знакомый голос, повернул голову и увидел Макса с бас-гитарой в чехле, а рядом с ним – Юрку. Юрка тоже был с гитарой в руках – они, как выяснилось, ехали домой с какой-то очередной то ли халтуры, то ли репетиции, то ли ещё чего-то.
– Вы сейчас свободны? – спросил я Макса и Юрку.
– Свободны.
– Поехали к Витьке. Я сейчас как раз к нему на репетицию. Макс, ты уже можешь показать, что ты там напридумывал, может быть. Юра, и ты что-нибудь поиграешь – хотите? Можно попробовать.
– С удовольствием, – ответили продрогшие уже музыканты.
Когда мы приехали к Витьке и я представил ему кандидатов в концертный состав «Кино», Витька увёл меня на кухню и неожиданно устроил мне небольшой нагоняй – впервые за всё время нашей дружбы и совместной работы. Он был страшно недоволен тем, что я привёл к нему в дом незнакомого ему человека – Каспаряна.
– Что ты водишь сюда, кого тебе в голову взбредёт? – говорил он, хотя я впервые привёл к нему незнакомого ему человека, да и то по делу.
– Послушай его, – говорил я, – он неплохой, вроде, гитарист, может быть, пригодится на концерте…
– Ничего я не хочу слушать. С Максом сейчас будем репетировать. И без меня не решай вопрос – кто у нас будет играть!
– Я ничего и не решаю. Я тебе привёл человека, чтобы ты сам посмотрел и решил. И вообще, я со своими обязанностями справляюсь, по-моему, и ещё ни разу ничего не обломил – что ты ругаешься-то?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21