БУРГОМИСТР: Я, как представитель гражданской власти, избранной всеми горожанами, требую, чтобы они находились под нашей охраной.
КНИППЕРДОЛИНК: Верные твои слова - ты представитель гражданской власти. Но здесь речь идет о религиозных различиях, и потому ты - ни при чем. Отойди в сторону, оставь нас наедине с нашей войной.
БУРГОМИСТР: Накликал - вон приближается тот, кто устроит вам настоящую войну.
(Входит епископ ВАЛЬДЕК в сопровождении прихожан-католиков и вооруженных солдат. Сам епископ тоже вооружен. В эту минуту становится очевидным разделение жителей Мюнстера на два лагеря - если католики оказывают епископу знаки внимания и почтения, то протестанты не скрывают своей враждебности.)
ВАЛЬДЕК: Кто осмелился с оружием ворваться в священные пределы моего собора? Кто дерзнул заковать в цепи моих богословов и лишить их свободы?
КНИППЕРДОЛИНК: Это было сделано по моему приказу.
ВАЛЬДЕК: Освободи их.
КНИППЕРДОЛИНК: Убери заставы с дорог, ведущих в Мюнстер, сними арест с товаров.
ВАЛЬДЕК: Этого не будет, покуда римской церкви не вернут отнятые у неё приходы.
КНИППЕРДОЛИНК: Повторяю тебе - убери заставы с дорог, сними арест с товаров. Не сделаешь этого - вместо живых приходов вернутся к тебе мертвые богословы, ибо с этой минуты не получат они ни крошки хлеба, ни капли воды.
РОТМАНН: И не вздумай приказать своим солдатам напасть на нас. Ибо те, кто погибнет, станут мечом и щитом в руках живых, и против тебя ополчимся мы все вместе, и мертвые, и живые.
БУРГОМИСТР: Давайте сообща и мирно разрешим этот спор. Вложите меч в ножны.
КНИППЕРДОЛИНК: Пусть сперва это сделают солдаты.
(ВАЛЬДЕК подает знак своим спутникам, и те опускают оружие. Жители Мюнстера следуют их примеру.)
БУРГОМИСТР: Вам известно, что большая часть советников магистрата душою, телом и верой принадлежит римо-католической Церкви. Однако долг наш и святая наша обязанность - сделать все для того, чтобы избавить город от распри, подобной этой. Тем паче, что император Карл объявил в Нюрнберге о том, что до тех пор, пока не состоится собор, о котором уже возвещено, никто не может быть ущемлен в своем праве исповедовать любую религию. И потому, ты Франц фон Вальдек, наш епископ и государь, и вы, протестанты города Мюнстера, проникнитесь духом Аугсбургского мира и решите спор полюбовно. Проявим же по отношению друг к другу добрую волю и терпимость. Дождемся повеления императора Карла.
КНИППЕРДОЛИНК: Подойди ко мне, Ротманн. (КНИППЕРДОЛИНК и РОТМАНН о чем-то переговариваются вполголоса) Вот наши условия. Епископ снимает заставы с дорог, возвращает нам товары, а мы отпускаем на волю его богословов. Что же до приходских церквей, то сделанное - сделано и изменению не подлежит. Под властью епископа и в его ведении остаются кафедральный собор и монастыри.
ВАЛЬДЕК: Усматриваю в вашем предложении дьявольскую дерзость, злой умысел и нежелание идти на уступки. Но во исполнение высочайшей воли нашего императора и в силу сложившихся обстоятельств принужден принять его. Римская церковь дождется своего дня, ибо вы должны знать - время принадлежит ей. И трижды тридцать раз заплатите вы мне за это оскорбление. Ваш епископ его не забудет, и государь - не простит.
(ВАЛЬДЕК уходит, уводя своих солдат. Богословов освобождают, и они убегают в собор, с грохотом затворяя за собой двери. Советники магистрата, понурив головы, входят в ратушу. Протестанты торжествуют.)
СЦЕНА ПЯТАЯ
(На площади происходит избрание нового магистрата. Горожане явно разделены на два лагеря - католиков и протестантов. Но при этом уже должны чувствоваться отличия между протестантами - ортодоксальными приверженцами Лютера, и теми, кто настроен непримиримо.)
БУРГОМИСТР: Граждане Мюнстера, кто из вас ещё не подал свой голос?
(Несколько человек выступают вперед и опускают бюллетени в урну, стоящую перед зданием ратуши.)
Больше никого? Все изъявили свою волю так, как хотели и смогли? Смотрите - пусть потом никто не жалуется и не сетует, что в должное время не сделал это, ибо те, кто не принял участия в голосовании, несут такую же ответственность за его исход, как и те, кто отдал свой голос за одного из кандидатов. Приступим к подсчету голосов.
(Бюллетени высыпают на стол и подсчитывают. Они образуют две кучи неравной высоты. По тому, как ведет себя БУРГОМИСТР, можно понять, что он разочарован итогами. Окончив подсчет, БУРГОМИСТР объявляет результат.)
Граждане Мюнстера, отныне в магистрате нашего города большинство мест будет принадлежать протестантам. Вы так хотели. Вы это получили. Верю, что для вас настанет час прозрения и раскаяния, и молю Бога, чтобы он не настал слишком поздно.
(Протестанты ликующими криками приветствуют новый магистрат. Католики робко рукоплещут своим немногочисленным представителям. Члены прежнего совета растворяются в толпе, новоизбранные - входят в ратушу. На сцене остаются КНИППЕРДОЛИНК и РОТМАНН.)
КНИППЕРДОЛИНК: Благословим этот день. Уже не в семи мюнстерских приходах будет звучать отныне истинное слово Божие, реформой очищенное от скверны. С сегодняшнего дня и на заседаниях магистрата ему будут внимать и повиноваться. Тернистая тропа, которой движется реформа, станет в Мюнстере ровной и гладкой дорогой. Вера выпрямит её, мощь цехов и гильдий укрепит, власть, обретенная нами, упрочит.
РОТМАНН: Будь благословен этот день, Книппердолинк. Однако поверь мне - мы все ещё в самом начале пути, ибо безмерно большего по сравнению с достигнутым потребует от нас Господь. Ему не нужны магистраты на небе - он хочет, чтобы вся земля сделалась зеркалом царства Божия.
КНИППЕРДОЛИНК: Но для исполнения этой цели нужны будут Господу силы человека, а мы с тобой знаем, сколь скудны они.
РОТМАНН: Господь, сотворив всякую тварь земную, каждой дал осознание дарованных ей сил. Но сотворенный последним - человек, не зверь и не птица - не ведает своих сил. Ибо сила человека приходит к нему от Господа, и только Господь знает, когда, как и для чего наделять его силой, о которой тот даже не подозревал и не мечтал.
КНИППЕРДОЛИНК: Что ты задумал?
РОТМАНН: Мы покажем Господу, что, быть может, прежней силы - той, которой были наделены доныне, нам уже мало. Мы заслуживаем большей.
КНИППЕРДОЛИНК: И как же мы это покажем?
РОТМАНН: Всеми путями, какие только возможны. Господь рассудит и сам возьмет на себя труд выбрать наилучшие. Прежде всего перестанем крестить новорожденных, будем причащаться хлебом и вином, сделаем так, чтобы мораль, религия, общественное устройство нашего Мюнстера строилась по строгим правилам, предписанным церковью. Мы реформируем Реформу, и тем самым скажем свое слово. А Господь потом скажет свое.
(Уходят.)
СЦЕНА ШЕСТАЯ
(Множество людей на площади перед церковью Св. Ламберта. Атмосфера напряженного ожидания. На столе - несколько ковриг хлеба и кувшин с вином. Ропот среди католиков. Протестанты-консерваторы, среди которых находится и новый бургомистр ФОН ДЕР ВИК, также выказывают недовольство.)
ФОН ДЕР ВИК: Берегитесь, граждане Мюнстера. Перед всяким человеком лежит не один путь, но многие пути, и разные судьбы могут быть уготованы ему. Первый шаг, сделанный нами, привел нас к цели, но следующий - может увести нас в сторону, увлечь на другую стезю. Жизнь - это кривая и ломаная линия, и Бог выпрямляет её, делая внятной нашему разумению, лишь в смертный наш час. Последнее мгновение жизни - оно одно - проявляет и объясняет смысл всего бытия. И потому, граждане Мюнстера, проживайте каждое мгновение своей жизни так, словно оно - последнее, ибо лучше избежать ошибки, чем исправлять её.
КНИППЕРДОЛИНК: А ещё лучше, чем избегать ошибки, иметь смелость совершить её, если такова цена за постижение истины. Я слушал тебя, фон дер Вик, и не мог отделаться от ощущения, что такие речи пристали скорее католику, чем нашему единоверцу.
ФОН ДЕР ВИК: Я боюсь всякой чрезмерности. Зачем здесь этот хлеб и это вино? Кто принес их?
РОТМАНН: Этот стол - для тайной вечери Господа, хлеб и вино - его плоть и его кровь.
ФОН ДЕР ВИК: Ты слишком далеко зашел, Ротманн, дерзость твоя чрезмерна.
ХОР КАТОЛИКОВ: Ересь, ересь.
РОТМАНН: Приблизьтесь, братья, причастимся хлебом и вином.
ХОР КАТОЛИКОВ: Только в священной гостии заключена плоть Христова.
РОТМАНН: Господь преломил хлеб и сказал: "Ешьте, то плоть моя". Потом взял чашу и сказал: "Пейте, то кровь моя, что будет пролита за многих." А я говорю - вот хлеб, вот вино, и, стало быть, здесь плоть и кровь Христовы.
ХОР КАТОЛИКОВ: Ересь, ересь.
(Из собора выходят католические священники в сопровождении верующих. Они несут святые дары.)
ХОР СВЯЩЕННИКОВ: Вот хлеб причастия, замешенный и испеченный на земле, чтобы стать вместилищем небес. Подойдите, католики, вкусите плоть Христову, ощутите её на языке, пусть растает она у вас во рту, и пройдет по крови и, проникнув в душу, смешается с нею.
РОТМАНН: Этот хлеб, преломленный мною, есть плоть Христова, это вино, которым я окропил его, есть кровь Христова. И потому это - единственное и истинное причастие, которое Господь разделил на тайной вечере со своими учениками. Подойдите, протестанты, вкусите плоти Христовой, испейте крови Христовой, станьте его учениками.
(Католики и протестанты-радикалы причащаются - каждая группа по-своему. Протестанты-консерваторы колеблются и, хотя не причащаются, приближаются к католикам.)
КНИППЕРДОЛИНК (обращаясь к ФОН ДЕР ВИКУ): Называете себя протестантами, именуете себя лютеранами, но теперь я вижу, что вам милее католики, к ним вы склоняетесь, к ним тяготеете. Вы уже предали нас в помыслах своих - берегитесь же Божьей кары, если измените и деяниями.
ХОР РАДИКАЛОВ: Мы - ученики Господа, и отныне в наши руки вверена власть взвешивать, сосчитывать и разделять. А потому запомните - гнев Господень станет нашим гневом, и во имя Его судить станем мы.
ХОР КОНСЕРВАТОРОВ: Такая самонадеянность вас погубит, от такой гордыни обретете вы вторую и вечную смерть.
ХОР КАТОЛИКОВ: Присоединяйтесь к нам, вместе противостанем тем, кто тщится разрушить Церковь Христову. Изгоним из города дерзновенных и наглых нарушителей долга, извратителей учения, лжетолкователей слова Божия.
ХОР КАТОЛИКОВ И КОНСЕРВАТОРОВ: Вон! Вон!
РОТМАНН: Если хотите войны, то считайте, что вы её получили.
(В руках людей из обеих противоборствующих групп появляется оружие. Кровопролитие кажется неизбежным, но в последнюю минуту из толпы появляется ЖЕНЩИНА с ребенком на руках.)
ЖЕНЩИНА: Вы все - вложите мечи в ножны! Я пришла сюда окрестить мое новорожденное дитя. И не кровью, но водой должно окропить его голову, где косточки ещё так хрупки и податливы. Для него ещё так нескоро придет время хлеба и вина, его уста знают пока лишь вкус молока из моей груди, и запах его не отличен ещё от запаха моего тела. (Обращаясь к РОТМАННУ) Окрести его - и это будет так, словно я свершила таинство вторично.
РОТМАНН: Тебя я готов был бы окрестить, если бы твоя вера заслуживала этого. Но сына твоего - нет!
ЖЕНЩИНА: Почему?
РОТМАНН: Потому что у новорожденного младенца нет ещё ни разума, ни веры.
ЖЕНЩИНА: На моей памяти, на памяти моих дедов и прадедов - всегда обряд крещения совершали над новорожденными.
РОТМАНН: С моего отказа начнется иная память. Забудется все, что зналось, и дух наш станет чистой страницей, на которой рука Господа начертает Его имя - то, которое мы никогда не сможем прочесть, но пронесем в себе, как Его живое присутствие.
ЖЕНЩИНА: Окрести моего сына, чтобы он не умер.
РОТМАНН: Нет.
ЖЕНЩИНА: Почему?
РОТМАНН: Крещение - это омовение, которое человек желает и получает как верный знак, как самое истинное свидетельство того, что он умер для греха. Как самое истинное свидетельство того, что он был погребен с Христом и ныне воскресает к новой жизни. С этой минуты он будет жить не для того, чтобы ублажать свою плоть, но чтобы покорно следовать воле Божией. (Другим тоном) И ты считаешь, что мы вправе ожидать - вот этот сосунок, прильнувший к твоей груди, способен выказать эти или подобные намерения?
ЖЕНЩИНА: Нет, не вправе.
ХОР КАТОЛИКОВ: Иди сюда, женщина, встань в наши ряды. Мы окрестим твое дитя, как окрестили когда-то тебя. Нам довольно и того, что веруешь ты. Точно так же, как нашим предшественникам довольно было веры твоих родителей, когда спустя несколько дней после твоего рождения они принесли тебя к купели. Встань в наши ряды, и твой сын не умрет.
ЖЕНЩИНА: Что я должна делать? Родители мои были католиками, но я - не католичка. Кому вверить мне сына моего, чтобы он не умер?
ХОР ЛЮТЕРАН: Иди к нам, женщина. Мы исповедуем ту же веру, которую ты избрала и которой должна следовать. Мы окрестим твоего сына, и он насладится жизнью вечной.
ЖЕНЩИНА (РОТМАННУ): Окрестишь моего сына?
РОТМАНН: Мы не на рынке, где сбивают цены, и не на аукционе, где их взвинчивают. Один Господь знает, какую судьбу уготовил он твоему сыну, чего Он хочет от него. Нам он не нужен будет до той поры, пока ему не нужен станет Господь.
(Все радикалы - и среди них КНИППЕРДОЛИНК с РОТМАННОМ - уходят. Остаются "умеренные" католики и лютеране-консерваторы)
ХОР КАТОЛИКОВ: Иди сюда, женщина, неси к нам своего сына.
ЖЕНЩИНА: Если моему сыну суждено прийти к вам, пусть он когда-нибудь свершит этот путь сам, без меня. Ибо я исповедую другую веру. Как же я могу своими руками отнести его к вам?
(Католики с досадой покидают сцену.)
ХОР ЛЮТЕРАН: Мы здесь, мы готовы совершить обряд над твоим сыном.
ЖЕНЩИНА: Не хочу.
ХОР ЛЮТЕРАН: Отчего же?
ЖЕНЩИНА: Оттого, что произнося слова, каких не ведали прежде мои уста, поняла то, что раньше было скрыто.
ХОР ЛЮТЕРАН: Что именно?
ЖЕНЩИНА: Поняла, что если и должен будет к вам прийти мой сын, пусть придет он сам - своими ногами, а не у меня на руках.
ХОР ЛЮТЕРАН: Если сын твой умрет некрещеным, он никогда не увидит Господа.
ЖЕНЩИНА: Не беда. Господь видит его. Хороши же вы, богословы, если и вправду полагаете, что Бог смог бы существовать, не быв увиденным хотя бы одним из творений своих.
(Лютеране в негодовании покидают сцену. ЖЕНЩИНА с ребенком на руках остается одна. Медленно разворачивает пеленки, словно желая, чтобы новорожденный увидел что-то.)
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
(Толпа на площади. Между католиками, лютеранами и анабаптистами ощущается враждебность. Царит возбуждение.)
ХОР АНАБАПТИСТОВ: Подобно остервенившемуся хищному зверю, что щерит ядовитые клыки и завывает с угрозой, так приближается к городским воротам, кружит у стен Мюнстера епископ Вальдек, намеренный жестоко отплатить за свое унижение и принудить нас к повиновению своей церкви. Горе, горе ему, неразумному, мнящему, будто в Мюнстере некому противостоять ему, кроме жителей города, силы же их - силы человеческие. Господь обратит наши руки в орудие своего божественного правосудия, и на острие наших мечей понесем мы Его гнев. Приди, епископ Вальдек, торопись навстречу своей ужасной смерти, ожидающей тебя под стенами Мюнстера.
ХОР КАТОЛИКОВ: Подобно неумолимому архангелу-мстителю, что спешит исполнить Божью волю и уже уставил копье против приспешников сатаны, наступает на зараженный чумой ереси Мюнстер наш государь и епископ Вальдек, дабы исполнить свой обет. А нас освободить от извращенной ереси лютеранства, смрадом которой принуждены мы дышать, от дважды извращенного и дважды еретического анабаптизма. Господь обратит наши руки в орудие своего божественного правосудия, и на острие наших мечей понесем мы Его гнев. Приди, епископ Вальдек, приди же поскорей, предай тех, кто угнетает нас, казни заслуженной и лютой.
ХОР ЛЮТЕРАН: Подобно грозовой туче, что надвигается с горизонта, неся в черном ветре зачаток всех бурь небесных, так приближается к пределам Мюнстера епископ Вальдек, дабы жестоко отплатить за свое унижение и принудить нас к повиновению своей церкви. Гнев его страшит нас, но как туча, разразясь грозами, проливается на землю благодатным дождем, так по воле Господа через врата войны придет в Мюнстер мир. И мы своими руками, укрепленными оружием, исполним Его волю. Приди же, епископ Вальдек, приди, чтобы волей и велением Господа предать тех, кто заслуживает этого, лютой казни.
ХОР ГОРОЖАН: Приди же, епископ Вальдек, приди же... Оружие... Оружие... Лютые казни.
(Противостоящие друг другу группы горожан произносят одни и те же слова, но должны ясно чувствоваться различные чувства, которые в них вкладываются: ненависть - у анабаптистов, надежда - у католиков, двусмысленная уклончивость - у лютеран.)
ФОН ДЕР ВИК: Горе тебе, Мюнстер, несчастный город, ибо завтрашний день обрушит на твоих разделившихся сынов многие бедствия.
(Площадь пересекает группа горожан, несущих на спине свои пожитки.)
И потянутся скорбные вереницы твоих жителей, покинувших в страхе перед грядущим дом свой, и будут они неисчислимы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9