Чертова машина, казалось, только при таком обращении действовала безотказно. Обычно, заглотнув двадцатипенсовик, автомат беззастенчиво принимал его как должное, ничего не предлагая взамен. Бесконечные жалобы привели Рэндола к решению связаться с производителями и заменить автомат на новый. Однако в данный момент, когда он сидел за своим столом и постукивал карандашом по журналу регистрации приводов, проблемы, занимавшие Рэндола, не имели ничего общего с этими автоматами.
Мысли в голове инспектора сменяли одна другую с головокружительной быстротой, не давая возможности сосредоточиться на какой-нибудь одной.
Убийство Яна Логана. Поиск Пола Харви. Смерть жены и дочери... Когда это случилось, Рэндол не был уверен, что сможет все пережить. Он чувствовал себя так, словно что-то вырвали у него из груди, словно какая-то часть его "я" перестала существовать, лишенная их общества, их любви. Последние несколько лет он замечал в себе перемены. У него осталась только работа, и это было кое-что, но жену и дочь работа не могли заменить. Против собственной воли он превратился в циника, в ожесточившегося человека. В какой-то мере цинизм всегда был присущ ему, являясь неотъемлемым атрибутом его профессии, как кто-то однажды подметил. Одиночество и горечь, которые нередко перерастали в злость, поселились в нем недавно, и он уже научился мириться с ними, а в худшие моменты даже в какой-то степени и наслаждаться. А случалось, он позволял семенам негодования перерасти даже в ненависть и ярость... Рэндол прикрыл глаза, как никогда ощущая себя теперь потерянным и одиноким.
Стук в дверь кабинета возвратил его к реальности.
Появился констебль Стюарт Рид, высокий, нескладный детина с изрытым оспой лицом. Ему было тридцать с небольшим, на несколько лет меньше, чем Рэндолу. На лице констебля блуждала улыбка.
- Рапорт следователя по делу Логана, шеф, - объявил он, помахивая папкой.
- Спасибо, - сказал Рэндол, протягивая за ней руку.
Констебль повернулся, чтобы уйти, но инспектор остановил его:
- Узнайте, Рид, может, у Нормана найдется для меня чашка кофе или чая. Бурда из этого дрянного автомата, как кошачья моча.
Стюарт с улыбкой кивнул и оставил шефа в одиночестве. Рэндол открыл папку и обнаружил в ней всего лишь три листка бумаги. Рапорт следователя, еще один рапорт о предполагаемых орудиях убийства и копия под заголовком:
ФЭЙРВЕЙЛСКАЯ БОЛЬНИЦА (Результаты вскрытия)
Под всеми тремя документами стояла одна и та же размашистая подпись: Рональд Поттер.
Поттер являлся главным патологоанатомом Фэйрвейла, что было засвидетельствовано печатными буквами под его факсимиле.
Рэндол по очереди тщательно просмотрел каждый документ, останавливаясь и вновь возвращаясь к прочитанному. Нащупав в кармане пачку сигарет, он вытащил ее и, обнаружив, что она пуста, раздраженно выругался. Вместо сигареты взял шариковую ручку и принялся грызть ее кончик. Основной рапорт состоял из текста, большая часть которого изобиловала медицинскими терминами. Когда Рэндол отложил отчет, то, по крайней мере, понял, как, если не почему, умер Ян Логан.
- "Восемь смертельных ран на плечах и шее, - читал он вслух. - Голова отсечена режущим предметом с односторонним лезвием. Глубина ран от четверти до двух с половиной дюймов. Других внешних повреждений не обнаружено".
Рэндол бросил рапорт на стол и, взяв другой листок, откинулся на стуле. В листке содержалось предположительное описание орудия убийства. Он снова прочел вслух:
- "Следы ржавчины обнаружены во всех ранах, кроме одной".
Инспектор забарабанил пальцами по столу.
- Ржавчина, - пробормотал он и, положив перед собой блокнот, записал:
"1. Ржавый нож?
2. Сильный мужчина (глубина порезов)?
3. Нет мотива?"
Он приподнял бровь, размышляя над тем, что написал. Необходимо обладать сверхъестественной силой и жестокостью, чтобы отрезать голову, не имея при себе пилы или какого-то другого, похожего инструмента. А кто сказал, что убийца использовал орудие с гладким лезвием?.. Рэндол вновь вернулся к первому рапорту. В нем ни разу не упоминалось гладкое лезвие. Заточенное с одной стороны - да. Он вычеркнул слово «нож» и поставил рядом три вопросительных знака. Топор? Но тут же он исключил его. При использовании топора раны были бы намного глубже. Тем не менее порезы достигали двух с половиной дюймов глубины. Рэндол решил, что оружием ударяли, а не кололи. Голова Яна Логана была отрублена, а не отрезана. Еще раз просмотрев рапорт, инспектор отметил, что патологоанатомом обнаружены частицы стесанного спинного мозга, так что голову отделили от туловища несколькими мощными ударами.
Рэндол глубоко вздохнул и, нервно барабаня пальцами по столу, думал теперь об одном: удалось ли его людям найти Харви. Это сделал Харви, и никто другой! Все говорит об этом. А ублюдок еще в окрестностях Игзэма. Инспектор в буквальном смысле слова заскрежетал зубами. Его необходимо найти, даже если придется разбирать каждый дом по кирпичику. В последний раз глянув на результаты вскрытия, он ощутил, как волосы на затылке у него встают дыбом: инспектором вдруг овладела непоколебимая уверенность, что он читает не последний такой рапорт.
Глава 24
Столовая для сотрудников Фэйрвейла казалась в этот день многолюдной, как никогда, и Гарольду Пирсу было нелегко продвигаться с подносом. Кружка с чаем опасно кренилась, и жидкость грозила расплескаться. Дважды тарелка с бобами на тостах съезжала к краю пластикового подноса. Наконец Гарольду посчастливилось найти одно свободное место, и он благополучно приземлился со своей едой, возблагодарив небо за удачу. Сел, тяжело отдуваясь. В желудке урчало - чувство голода давало о себе знать, но в то же время вид лежащего на тарелках вызывал тошноту. Взяв нож и вилку, Гарольд держал их перед собой и смотрел на исходящую паром еду. Через минуту-другую он отложил приборы в сторону и решил довольствоваться лишь чаем.
Болела голова, и гул переполнявших столовую голосов усугублял его плохое самочувствие.
Медсестры, врачи, санитары и прочий больничный персонал - все вокруг за обедом болтали, смеялись, жаловались и ругались. Гарольд же был один в нескончаемом потоке льющихся звуков. С утра сначала все сливалось в сплошное громкое жужжание, но с течением времени, стихая, превращалось в слова. Правда, они оставались неясными, неразборчивыми, но все же это были слова. Гарольд никак не мог понять, что говорили голоса, но они на чем-то настаивали. Он закрыл глаза и прижал ладонь к уху, как будто мог таким образом заглушить эти, навсегда поселившиеся в его голове звуки. Но они продолжали и теперь взывать к нему, откуда-то из глубины его существа, смешиваясь с какофонией в столовой.
Гарольд потягивал чай, морщась всякий раз, когда нужно было оторвать кружку от стола. С заметным усилием он подносил ее к губам, будто кружка была не фарфоровой, а свинцовой. Но коричневый напиток благотворно действовал на его обложенный, еле поворачивающийся во рту язык.
Кто-то попросил его подвинуться. Гарольд, сначала ничего не поняв, поднял глаза и увидел привлекательную женщину, остановившуюся рядом. На ней был расстегнутый белый халат, не скрывавший высокую грудь под нарядной блузкой, тонкую талию и стройные бедра, плотно обтянутые юбкой. Гарольд посмотрел ей в лицо и оказался во власти самых ярких синих глаз, какие ему когда-либо приходилось видеть. Тонкое лицо обрамляли короткие каштановые волосы. Женщина улыбалась.
Довольно долго Гарольд разглядывал ее, догадавшись в конце концов по цвету халата, что перед ним врач. До него дошло, что он оказался на ходу, и поспешил отодвинуть свой стул, освобождая дорогу. Женщина снова улыбнулась и поблагодарила его, а он смотрел ей вслед, наблюдая за тем, как она пробирается к стойке с едой, выбирает блюда и оживленно переговаривается с другими женщинами. Гарольд прикоснулся к изувеченной щеке, его рука дрожала, а единственный глаз все еще был не в силах оторваться от женщины в белом. Казалось, исчез куда-то гвалт столовой, все внимание Гарольда сосредоточилось на докторе. Она понесла свой поднос к столику, где уже сидели несколько других врачей, и Гарольд видел, как она смеется, обмениваясь с ними шутками. Он опустил голову, снова испытывая ноющую боль в затылке. Голоса в голове продолжали что-то мямлить и бормотать на неразборчивом языке, и Гарольд так стиснул зубы, что у него свело челюсти.
Наконец он решился встать, но тут же колени подкосились, и он выбросил в сторону руку, чтобы сохранить равновесие. Рука задела край тарелки, и, прежде чем он что-либо успел предпринять, та слетела со стола и, ударившись об пол, разлетелась вдребезги. Сидевшие поблизости обернулись, чтобы узнать, в чем дело, и Гарольд покраснел под их любопытствующими взглядами. Он взглянул на смесь битого фарфора с запеченными бобами и, как бы извиняясь, пожал плечами, заметив крупную женщину в зеленом халате, направлявшуюся через всю столовую к нему с ведром и тряпкой.
- Прошу прощения, - пробормотал Гарольд.
- Ничего страшного, дорогуша, - успокоила женщина. - Это случается сплошь и рядом, но если вам не нравится наша стряпня, вы так и скажите. Вовсе не обязательно вываливать ее на пол. - Громко смеясь, она посмотрела на Гарольда.
Тот судорожно сглотнул, дрожа всем телом.
- Извините, - повторил Пирс, не уловив шутки. Секунду помедлив, он круто повернулся и двинулся к выходу. Ему казалось, будто вся столовая смотрит ему вслед.
- Кто этот человек? - поинтересовалась доктор Мэгги Форд у коллег, проведя рукой по своим коротким каштановым волосам. Она сочувственно наблюдала за тем, как Гарольд поспешно покидает столовую. - Что-то раньше я его не видела. Фредерик Паркин допил остатки кофе и промокнул носовым платком уголки рта, уделив особое внимание своим густым белокурым усам над верхней губой.
- Насколько мне известно, его зовут Пирс, - сообщил он Мэгги. - До недавнего времени являлся пациентом старой психиатрической лечебницы.
Мэгги понимающе кивнула:
- Интересно, как он заполучил это страшное увечье? Бедняга...
- Похоже, никто о нем ничего не знает, - ответил Паркин. - Судя по всему, ожог. - Он оживился и широко улыбнулся Мэгги. - Что за внезапный интерес, доктор?
- Вы же знаете меня, Фред. Любопытной Варваре... - Она показала на свой нос и подмигнула. Оба засмеялись. - Просто мне стало его жаль, - добавила она. - Должно быть, это тяжелая травма - перенести такое и жить с этим. Ему еще хватило мужества пойти на работу, в его-то положении.
- Ваша способность сопереживать поразительна, Мэгги, - добродушно промолвил Паркин. - Иногда я думаю, что вы не тем занимаетесь. Вам следовало бы, наверное, стать работником социальной службы.
- Разве плохо, когда проявляется интерес к людям? - стала защищаться она. - В конце концов, нам всем за это платят, не так ли?
Паркин улыбнулся:
- Склоняюсь перед вашей железной логикой. - С этими словами он встал, перекинулся парой слов с коллегой на дальнем конце стола и направился к выходу. Мэгги еще потягивала свой кофе, и мысли ее, как ни странно, все еще были заняты Пирсом.
Тридцати двух лет от роду, она вот уже четыре года работала в Фэйрвейле консультантом-гинекологом и за это время завоевала завидную репутацию. Вопреки ожиданиям, она не встретила и тени злопыхательства со стороны коллег-мужчин, когда пришла сюда, скорее, даже наоборот. Они охотно приняли Мэгги в свой круг, покоренные ее профессиональными способностями. Но, думала про себя с улыбкой Мэгги, не менее покоренные и ее женскими достоинствами. В манере поведения доктора удивительно сочетались чувственность и какая-то детская невинность, хотя, естественно, такая привлекательная женщина имела на своем счету нескольких любовников и никак не могла претендовать на невинность в буквальном смысле слова. Она была натурой целеустремленной и до самозабвения преданной своей работе, что нередко приводило к конфликтам даже с близкими людьми. Но что касалось ее работы, тут она твердо стояла на своем и не шла ни на какие компромиссы. Ее мать не уставала повторять, что ей следует поскорее выйти замуж, но для Мэгги главным в жизни было ее дело. Мужчины, когда она находила для них время, являлись для нее лишь коротким, проходным эпизодом. В настоящее время молодая женщина жила одна в маленькой квартирке в двадцати минутах езды от больницы, и каждый вечер ее ждал пустой неуютный дом. Но она утверждала, что такое положение совсем не беспокоит ее, и это было похоже на правду. Между тем где-то в глубине души жила потребность в чем-то большем, нежели случайные короткие связи. В душе поселился молчаливый страх одиночества. Бывало, ночами, лежа в постели, Мэгги мечтала о мужчине, которого бы в первую очередь волновала она сама, а потом уже все остальное. Но такие мысли всегда заканчивались безнадежным опасением, что из этого ничего не выйдет, как бы ей ни хотелось. Дело в том, что Мэгги Форд относилась к той категории людей, которые считали, что главное - это полюбить самой, вопреки утверждению многих о том, что важнее всего все-таки быть любимой. Однако, похоже, судьба решила, что такую роскошь она не сможет себе позволить.
Довольно долго просидев в столовой перед опустевшей чашкой кофе, она наконец встала из-за стола, взглянула на часы и вспомнила, что через десять минут у нее назначен прием.
Было без пяти два.
* * *
Гарольд вытолкнул каталку из лифта в зловещие сумерки подвала и направил по гладкому полу к котельной. Его голова, казалось, распухала от боли и сжималась в такт биению пульса. Голоса непрерывно шелестели, однако теперь они стали пугающе ясными. Гарольд прислушивался к собственным шагам, гулко отдающимся в пустынном коридоре, а подойдя к котельной, с удивлением обнаружил, что дверь в нее открыта.
Он помедлил и с внезапной дрожью в руках так крепко сжал поручни каталки, что побелели костяшки пальцев. Шум в голове достиг предела, и возникло ощущение, будто кто-то приложил к ушам две гигантские морские раковины - настолько невыносимым стал этот шум, превращавшийся периодами в рев.
Через приоткрытую дверь виднелась топка с разверзнутой пастью, в которой плясали языки пламени, будто старавшиеся заглушить вечно гудящий генератор. Мир Гарольда состоял теперь из сплошной какофонии звуков, и, перед тем как войти в котельную, он на секунду закрыл глаза, уже заранее ощущая жар пламени. Каталкой он толкнул дверь, и она открылась настежь.
На звук обернулся Брайан Кэйтон и улыбнулся при виде входившего.
- Привет, Гарольд! - Кэйтон потянулся за щипцами, лежащими на каталке, возле которой он стоял.
Гарольд увидел, как тот ухватил щипцами мягкое тельце зародыша. Крошечная голова запрокинулась назад, будто ему перерезали горло, изо рта вытекла кровь.
- Что вы делаете? - требовательно спросил Гарольд, шагнув к Кэйтону, который держал зародыша в вытянутой руке, воротя нос от неприятного запаха.
- Вы знаете, что я делаю, - несколько раздраженно ответил он. - Я только что из патологии.
Он поднес эмбрион к печи.
- Вы собираетесь сжечь ребенка? - ужаснулся Гарольд. Улыбка сползла с лица Кэйтона.
- Да, конечно, я его сожгу. - Он помедлил, всматриваясь в лицо Гарольда. - И это вовсе не ребенок.
Изводившие Гарольда голоса ослепительным взрывом рассеяли туман нерешительности.
- Прекратите! - потребовал он, подходя ближе.
Кэйтон предупреждающе поднял руку.
- Послушайте, Гарольд, знаю, что эта процедура не из приятных, но она должна быть доведена до конца, - произнес он с нажимом. - Господи, да вы ведь сами все это делали! Какая муха вас укусила?
Голова Гарольда словно горела в огне, и его качнуло к Кэйтону, который в замешательстве отступил, потом решительно повернулся и бросил зародыша в топку.
Гарольд страшно закричал. Из его горла вырвался пронзительный жалобный вопль, похожий на дикий вой раненого животного. В тот же миг он тяжело рухнул на пол, уронив на себя каталку. В последние мгновения перед тем, как потерять сознание, он думал о зародыше, пожираемом пламенем. Перекатившись на спину, Гарольд еще успел заметить, как Кэйтон ринулся к двери.
«Я хотел остановить его...»
Слова бились в его голове: низкие, гортанные, скрежещущие звуки, исполненные власти.
«Я пытался...»
Боль. Мучительная, жгучая боль, казалось, навсегда поселилась в его голове, но, к счастью, Гарольд Пирс потерял сознание.
* * *
Мэгги Форд зевнула и принялась растирать шею, упираясь затылком в стенку лифта. Поскольку в лифте она была одна, то сбросила с ноги одну туфлю и пошевелила освободившимися пальцами. Ноги порой просто убивали ее: усталость к концу дня становилась такой невыносимой!.. Когда она даже только думала об этом, ей становилось дурно.
- Принять дома горячую ванну! - произнесла она вслух и слегка смутилась, так как не заметила, что лифт уже остановился.
Мэгги увидела перед собой Брайана Кэйтона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Мысли в голове инспектора сменяли одна другую с головокружительной быстротой, не давая возможности сосредоточиться на какой-нибудь одной.
Убийство Яна Логана. Поиск Пола Харви. Смерть жены и дочери... Когда это случилось, Рэндол не был уверен, что сможет все пережить. Он чувствовал себя так, словно что-то вырвали у него из груди, словно какая-то часть его "я" перестала существовать, лишенная их общества, их любви. Последние несколько лет он замечал в себе перемены. У него осталась только работа, и это было кое-что, но жену и дочь работа не могли заменить. Против собственной воли он превратился в циника, в ожесточившегося человека. В какой-то мере цинизм всегда был присущ ему, являясь неотъемлемым атрибутом его профессии, как кто-то однажды подметил. Одиночество и горечь, которые нередко перерастали в злость, поселились в нем недавно, и он уже научился мириться с ними, а в худшие моменты даже в какой-то степени и наслаждаться. А случалось, он позволял семенам негодования перерасти даже в ненависть и ярость... Рэндол прикрыл глаза, как никогда ощущая себя теперь потерянным и одиноким.
Стук в дверь кабинета возвратил его к реальности.
Появился констебль Стюарт Рид, высокий, нескладный детина с изрытым оспой лицом. Ему было тридцать с небольшим, на несколько лет меньше, чем Рэндолу. На лице констебля блуждала улыбка.
- Рапорт следователя по делу Логана, шеф, - объявил он, помахивая папкой.
- Спасибо, - сказал Рэндол, протягивая за ней руку.
Констебль повернулся, чтобы уйти, но инспектор остановил его:
- Узнайте, Рид, может, у Нормана найдется для меня чашка кофе или чая. Бурда из этого дрянного автомата, как кошачья моча.
Стюарт с улыбкой кивнул и оставил шефа в одиночестве. Рэндол открыл папку и обнаружил в ней всего лишь три листка бумаги. Рапорт следователя, еще один рапорт о предполагаемых орудиях убийства и копия под заголовком:
ФЭЙРВЕЙЛСКАЯ БОЛЬНИЦА (Результаты вскрытия)
Под всеми тремя документами стояла одна и та же размашистая подпись: Рональд Поттер.
Поттер являлся главным патологоанатомом Фэйрвейла, что было засвидетельствовано печатными буквами под его факсимиле.
Рэндол по очереди тщательно просмотрел каждый документ, останавливаясь и вновь возвращаясь к прочитанному. Нащупав в кармане пачку сигарет, он вытащил ее и, обнаружив, что она пуста, раздраженно выругался. Вместо сигареты взял шариковую ручку и принялся грызть ее кончик. Основной рапорт состоял из текста, большая часть которого изобиловала медицинскими терминами. Когда Рэндол отложил отчет, то, по крайней мере, понял, как, если не почему, умер Ян Логан.
- "Восемь смертельных ран на плечах и шее, - читал он вслух. - Голова отсечена режущим предметом с односторонним лезвием. Глубина ран от четверти до двух с половиной дюймов. Других внешних повреждений не обнаружено".
Рэндол бросил рапорт на стол и, взяв другой листок, откинулся на стуле. В листке содержалось предположительное описание орудия убийства. Он снова прочел вслух:
- "Следы ржавчины обнаружены во всех ранах, кроме одной".
Инспектор забарабанил пальцами по столу.
- Ржавчина, - пробормотал он и, положив перед собой блокнот, записал:
"1. Ржавый нож?
2. Сильный мужчина (глубина порезов)?
3. Нет мотива?"
Он приподнял бровь, размышляя над тем, что написал. Необходимо обладать сверхъестественной силой и жестокостью, чтобы отрезать голову, не имея при себе пилы или какого-то другого, похожего инструмента. А кто сказал, что убийца использовал орудие с гладким лезвием?.. Рэндол вновь вернулся к первому рапорту. В нем ни разу не упоминалось гладкое лезвие. Заточенное с одной стороны - да. Он вычеркнул слово «нож» и поставил рядом три вопросительных знака. Топор? Но тут же он исключил его. При использовании топора раны были бы намного глубже. Тем не менее порезы достигали двух с половиной дюймов глубины. Рэндол решил, что оружием ударяли, а не кололи. Голова Яна Логана была отрублена, а не отрезана. Еще раз просмотрев рапорт, инспектор отметил, что патологоанатомом обнаружены частицы стесанного спинного мозга, так что голову отделили от туловища несколькими мощными ударами.
Рэндол глубоко вздохнул и, нервно барабаня пальцами по столу, думал теперь об одном: удалось ли его людям найти Харви. Это сделал Харви, и никто другой! Все говорит об этом. А ублюдок еще в окрестностях Игзэма. Инспектор в буквальном смысле слова заскрежетал зубами. Его необходимо найти, даже если придется разбирать каждый дом по кирпичику. В последний раз глянув на результаты вскрытия, он ощутил, как волосы на затылке у него встают дыбом: инспектором вдруг овладела непоколебимая уверенность, что он читает не последний такой рапорт.
Глава 24
Столовая для сотрудников Фэйрвейла казалась в этот день многолюдной, как никогда, и Гарольду Пирсу было нелегко продвигаться с подносом. Кружка с чаем опасно кренилась, и жидкость грозила расплескаться. Дважды тарелка с бобами на тостах съезжала к краю пластикового подноса. Наконец Гарольду посчастливилось найти одно свободное место, и он благополучно приземлился со своей едой, возблагодарив небо за удачу. Сел, тяжело отдуваясь. В желудке урчало - чувство голода давало о себе знать, но в то же время вид лежащего на тарелках вызывал тошноту. Взяв нож и вилку, Гарольд держал их перед собой и смотрел на исходящую паром еду. Через минуту-другую он отложил приборы в сторону и решил довольствоваться лишь чаем.
Болела голова, и гул переполнявших столовую голосов усугублял его плохое самочувствие.
Медсестры, врачи, санитары и прочий больничный персонал - все вокруг за обедом болтали, смеялись, жаловались и ругались. Гарольд же был один в нескончаемом потоке льющихся звуков. С утра сначала все сливалось в сплошное громкое жужжание, но с течением времени, стихая, превращалось в слова. Правда, они оставались неясными, неразборчивыми, но все же это были слова. Гарольд никак не мог понять, что говорили голоса, но они на чем-то настаивали. Он закрыл глаза и прижал ладонь к уху, как будто мог таким образом заглушить эти, навсегда поселившиеся в его голове звуки. Но они продолжали и теперь взывать к нему, откуда-то из глубины его существа, смешиваясь с какофонией в столовой.
Гарольд потягивал чай, морщась всякий раз, когда нужно было оторвать кружку от стола. С заметным усилием он подносил ее к губам, будто кружка была не фарфоровой, а свинцовой. Но коричневый напиток благотворно действовал на его обложенный, еле поворачивающийся во рту язык.
Кто-то попросил его подвинуться. Гарольд, сначала ничего не поняв, поднял глаза и увидел привлекательную женщину, остановившуюся рядом. На ней был расстегнутый белый халат, не скрывавший высокую грудь под нарядной блузкой, тонкую талию и стройные бедра, плотно обтянутые юбкой. Гарольд посмотрел ей в лицо и оказался во власти самых ярких синих глаз, какие ему когда-либо приходилось видеть. Тонкое лицо обрамляли короткие каштановые волосы. Женщина улыбалась.
Довольно долго Гарольд разглядывал ее, догадавшись в конце концов по цвету халата, что перед ним врач. До него дошло, что он оказался на ходу, и поспешил отодвинуть свой стул, освобождая дорогу. Женщина снова улыбнулась и поблагодарила его, а он смотрел ей вслед, наблюдая за тем, как она пробирается к стойке с едой, выбирает блюда и оживленно переговаривается с другими женщинами. Гарольд прикоснулся к изувеченной щеке, его рука дрожала, а единственный глаз все еще был не в силах оторваться от женщины в белом. Казалось, исчез куда-то гвалт столовой, все внимание Гарольда сосредоточилось на докторе. Она понесла свой поднос к столику, где уже сидели несколько других врачей, и Гарольд видел, как она смеется, обмениваясь с ними шутками. Он опустил голову, снова испытывая ноющую боль в затылке. Голоса в голове продолжали что-то мямлить и бормотать на неразборчивом языке, и Гарольд так стиснул зубы, что у него свело челюсти.
Наконец он решился встать, но тут же колени подкосились, и он выбросил в сторону руку, чтобы сохранить равновесие. Рука задела край тарелки, и, прежде чем он что-либо успел предпринять, та слетела со стола и, ударившись об пол, разлетелась вдребезги. Сидевшие поблизости обернулись, чтобы узнать, в чем дело, и Гарольд покраснел под их любопытствующими взглядами. Он взглянул на смесь битого фарфора с запеченными бобами и, как бы извиняясь, пожал плечами, заметив крупную женщину в зеленом халате, направлявшуюся через всю столовую к нему с ведром и тряпкой.
- Прошу прощения, - пробормотал Гарольд.
- Ничего страшного, дорогуша, - успокоила женщина. - Это случается сплошь и рядом, но если вам не нравится наша стряпня, вы так и скажите. Вовсе не обязательно вываливать ее на пол. - Громко смеясь, она посмотрела на Гарольда.
Тот судорожно сглотнул, дрожа всем телом.
- Извините, - повторил Пирс, не уловив шутки. Секунду помедлив, он круто повернулся и двинулся к выходу. Ему казалось, будто вся столовая смотрит ему вслед.
- Кто этот человек? - поинтересовалась доктор Мэгги Форд у коллег, проведя рукой по своим коротким каштановым волосам. Она сочувственно наблюдала за тем, как Гарольд поспешно покидает столовую. - Что-то раньше я его не видела. Фредерик Паркин допил остатки кофе и промокнул носовым платком уголки рта, уделив особое внимание своим густым белокурым усам над верхней губой.
- Насколько мне известно, его зовут Пирс, - сообщил он Мэгги. - До недавнего времени являлся пациентом старой психиатрической лечебницы.
Мэгги понимающе кивнула:
- Интересно, как он заполучил это страшное увечье? Бедняга...
- Похоже, никто о нем ничего не знает, - ответил Паркин. - Судя по всему, ожог. - Он оживился и широко улыбнулся Мэгги. - Что за внезапный интерес, доктор?
- Вы же знаете меня, Фред. Любопытной Варваре... - Она показала на свой нос и подмигнула. Оба засмеялись. - Просто мне стало его жаль, - добавила она. - Должно быть, это тяжелая травма - перенести такое и жить с этим. Ему еще хватило мужества пойти на работу, в его-то положении.
- Ваша способность сопереживать поразительна, Мэгги, - добродушно промолвил Паркин. - Иногда я думаю, что вы не тем занимаетесь. Вам следовало бы, наверное, стать работником социальной службы.
- Разве плохо, когда проявляется интерес к людям? - стала защищаться она. - В конце концов, нам всем за это платят, не так ли?
Паркин улыбнулся:
- Склоняюсь перед вашей железной логикой. - С этими словами он встал, перекинулся парой слов с коллегой на дальнем конце стола и направился к выходу. Мэгги еще потягивала свой кофе, и мысли ее, как ни странно, все еще были заняты Пирсом.
Тридцати двух лет от роду, она вот уже четыре года работала в Фэйрвейле консультантом-гинекологом и за это время завоевала завидную репутацию. Вопреки ожиданиям, она не встретила и тени злопыхательства со стороны коллег-мужчин, когда пришла сюда, скорее, даже наоборот. Они охотно приняли Мэгги в свой круг, покоренные ее профессиональными способностями. Но, думала про себя с улыбкой Мэгги, не менее покоренные и ее женскими достоинствами. В манере поведения доктора удивительно сочетались чувственность и какая-то детская невинность, хотя, естественно, такая привлекательная женщина имела на своем счету нескольких любовников и никак не могла претендовать на невинность в буквальном смысле слова. Она была натурой целеустремленной и до самозабвения преданной своей работе, что нередко приводило к конфликтам даже с близкими людьми. Но что касалось ее работы, тут она твердо стояла на своем и не шла ни на какие компромиссы. Ее мать не уставала повторять, что ей следует поскорее выйти замуж, но для Мэгги главным в жизни было ее дело. Мужчины, когда она находила для них время, являлись для нее лишь коротким, проходным эпизодом. В настоящее время молодая женщина жила одна в маленькой квартирке в двадцати минутах езды от больницы, и каждый вечер ее ждал пустой неуютный дом. Но она утверждала, что такое положение совсем не беспокоит ее, и это было похоже на правду. Между тем где-то в глубине души жила потребность в чем-то большем, нежели случайные короткие связи. В душе поселился молчаливый страх одиночества. Бывало, ночами, лежа в постели, Мэгги мечтала о мужчине, которого бы в первую очередь волновала она сама, а потом уже все остальное. Но такие мысли всегда заканчивались безнадежным опасением, что из этого ничего не выйдет, как бы ей ни хотелось. Дело в том, что Мэгги Форд относилась к той категории людей, которые считали, что главное - это полюбить самой, вопреки утверждению многих о том, что важнее всего все-таки быть любимой. Однако, похоже, судьба решила, что такую роскошь она не сможет себе позволить.
Довольно долго просидев в столовой перед опустевшей чашкой кофе, она наконец встала из-за стола, взглянула на часы и вспомнила, что через десять минут у нее назначен прием.
Было без пяти два.
* * *
Гарольд вытолкнул каталку из лифта в зловещие сумерки подвала и направил по гладкому полу к котельной. Его голова, казалось, распухала от боли и сжималась в такт биению пульса. Голоса непрерывно шелестели, однако теперь они стали пугающе ясными. Гарольд прислушивался к собственным шагам, гулко отдающимся в пустынном коридоре, а подойдя к котельной, с удивлением обнаружил, что дверь в нее открыта.
Он помедлил и с внезапной дрожью в руках так крепко сжал поручни каталки, что побелели костяшки пальцев. Шум в голове достиг предела, и возникло ощущение, будто кто-то приложил к ушам две гигантские морские раковины - настолько невыносимым стал этот шум, превращавшийся периодами в рев.
Через приоткрытую дверь виднелась топка с разверзнутой пастью, в которой плясали языки пламени, будто старавшиеся заглушить вечно гудящий генератор. Мир Гарольда состоял теперь из сплошной какофонии звуков, и, перед тем как войти в котельную, он на секунду закрыл глаза, уже заранее ощущая жар пламени. Каталкой он толкнул дверь, и она открылась настежь.
На звук обернулся Брайан Кэйтон и улыбнулся при виде входившего.
- Привет, Гарольд! - Кэйтон потянулся за щипцами, лежащими на каталке, возле которой он стоял.
Гарольд увидел, как тот ухватил щипцами мягкое тельце зародыша. Крошечная голова запрокинулась назад, будто ему перерезали горло, изо рта вытекла кровь.
- Что вы делаете? - требовательно спросил Гарольд, шагнув к Кэйтону, который держал зародыша в вытянутой руке, воротя нос от неприятного запаха.
- Вы знаете, что я делаю, - несколько раздраженно ответил он. - Я только что из патологии.
Он поднес эмбрион к печи.
- Вы собираетесь сжечь ребенка? - ужаснулся Гарольд. Улыбка сползла с лица Кэйтона.
- Да, конечно, я его сожгу. - Он помедлил, всматриваясь в лицо Гарольда. - И это вовсе не ребенок.
Изводившие Гарольда голоса ослепительным взрывом рассеяли туман нерешительности.
- Прекратите! - потребовал он, подходя ближе.
Кэйтон предупреждающе поднял руку.
- Послушайте, Гарольд, знаю, что эта процедура не из приятных, но она должна быть доведена до конца, - произнес он с нажимом. - Господи, да вы ведь сами все это делали! Какая муха вас укусила?
Голова Гарольда словно горела в огне, и его качнуло к Кэйтону, который в замешательстве отступил, потом решительно повернулся и бросил зародыша в топку.
Гарольд страшно закричал. Из его горла вырвался пронзительный жалобный вопль, похожий на дикий вой раненого животного. В тот же миг он тяжело рухнул на пол, уронив на себя каталку. В последние мгновения перед тем, как потерять сознание, он думал о зародыше, пожираемом пламенем. Перекатившись на спину, Гарольд еще успел заметить, как Кэйтон ринулся к двери.
«Я хотел остановить его...»
Слова бились в его голове: низкие, гортанные, скрежещущие звуки, исполненные власти.
«Я пытался...»
Боль. Мучительная, жгучая боль, казалось, навсегда поселилась в его голове, но, к счастью, Гарольд Пирс потерял сознание.
* * *
Мэгги Форд зевнула и принялась растирать шею, упираясь затылком в стенку лифта. Поскольку в лифте она была одна, то сбросила с ноги одну туфлю и пошевелила освободившимися пальцами. Ноги порой просто убивали ее: усталость к концу дня становилась такой невыносимой!.. Когда она даже только думала об этом, ей становилось дурно.
- Принять дома горячую ванну! - произнесла она вслух и слегка смутилась, так как не заметила, что лифт уже остановился.
Мэгги увидела перед собой Брайана Кэйтона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27