Плюс бронекомплект — каска, жилет, защитные накладки. Общий вес груза — под сорок килограммов. Конечно, на поле боя с таким грузом бегать никто не будет, но солдаты должны уметь перемещаться с максимальной нагрузкой.
Капитан даже с такого расстояния различал мокрые от пота лица, выпученные глаза и широко раскрытые рты. Видимо, до этого у них было занятие по физподготовке, а то с чего бы это они так вспотели?
«Кому пришла в голову мысль оправить их на бойню? — размышлял капитан, продолжая наблюдение. — Не доведенных до нормы наемников, половина которых поляжет в первом же бою. Подразделение перестанет существовать как таковое. Неразумное расходование ценного материала. Лучшее из того, что можно завербовать на этой планете. Их и так немного, беречь надо...»
Ядлинг недовольно вздохнул и вернулся в кресло. Отыскал файл с данными последнего набора и пробежал глазами по строчкам. Сто сорок два человека прибыли в лагерь двадцать три дня назад. А за неделю до этого — еще полторы сотни. Этих через два дня зачислят в отряд наемников, поставят на полное довольствие, и с того момента они будут считаться военнослужащими наемного корпуса равитанской армии.
Впереди их ждет еще двадцать дней насыщенной подготовки, после чего наемник считается готовым к войне.
«Но даже их нельзя выпускать на поле боя. Не говоря уж об остальных. Какие они вояки?! Гонору много, сила есть, а умения ни на грамм. Кто же все-таки решил прервать курс обучения? Неужели префект? Но он-то понимает, какую глупость делает? Или действительно прижало — все планы и расчеты забыты?..»
Равитанская армия имела давно отлаженную и упорядоченную систему отбора и подготовки кадров. Расписанные до последней запятой инструкции и уставы. Выверенные многолетней практикой методики и наставления. Впрочем, это было не только у Равитана, но и Датлая и Анкивара. Да и у любой державы, которая находится в состоянии войны больше двух лет. А эти три государства воевали не первое десятилетие.
Каждый военнослужащий независимо от образования и статуса проходил начальную четырехмесячную подготовку по программе рядового состава. Те, кто шел в армию на определенные специальности — инженера, оператора тяжелых систем, техника и прочие, где требовались особые знания, проводили в лагерях на месяц больше.
И только пилоты самолетов, ударных и несущих платформ, космических кораблей и офицеры морского флота сразу поступали в специализированные заведения и учились на протяжении двух-трех лет.
После чего все отправлялись на войну. Если солдат успешно воевал, не получал тяжелых ранений и травм и если имел желание продолжить службу в других чинах, его отправляли на специальные курсы. Для младших командиров сержантского уровня — четырехмесячные, для офицеров звена взвод-рота — девятимесячные. После чего он заключал новый контракт и воевал дальше.
Офицер после этих курсов мог командовать взводом и ротой. После нового годичного курса — батальоном и бригадой. После еще одного — полуторагодичного — дивизией и корпусом. После окончания высшей военной академии — армией и группой сил.
Таким образом, даже гофмаршал (командующий фронтом) начинал службу рядовым и проходил все ступени — от самой низшей до высшей.
Такая система сама отбирала среди огромной массы солдат самых способных, талантливых, умелых. Проходимцы, подхалимы, карьеристы, лизоблюды отсеивались на начальном этапе. Им светило получить высокие должности и почести только в армии мирного времени.
Для наемников из числа аборигенов колониальных миров, которых Равитан использовал, как и другие воюющие стороны, была разработана своя система подготовки. Как и система награждения, поощрения и отличия.
Под ружье вставали волонтеры из миров второй и третьей категории, то есть где царили времена феодального, а то и рабовладельческого строя. Особенно ценились бойцы эпохи позднего средневековья — XIV—XVIIвеков. Те самые кондотьеры, ландскнехты, конкистадоры. Люди, провоевавшие большую часть своей жизни. Сделавшие кровавую игру своим ремеслом. Спокойно смотрящие в глаза смерти, без раздумий отнимающие жизнь и не пасующие перед лицом врага. Их, искателей приключений и богатств, ловцов удачи и звонкой монеты, вербовщики равитанцев отыскивали в самых разных концах света.
Такие парни уже были знакомы с огнестрельным оружием, не шарахались от выстрела пушки, не поминали черта при виде самолетов и подводных лодок и почти не робели при перелете с планеты на планету. За полновесное золото высокой пробы они были готовы пойти куда угодно и перерезать глотку тому, на кого укажут новые хозяева.
Специальная комиссия при кадровом управлении равитанской армии разработала особые методики для быстрой подготовки наемников с учетом их былого опыта и их средневековой психологии.
В результате вышла более короткая программа, чем у обычных солдат Равитана. Меньше общефизической подготовки, меньше медицинской, меньше технических дисциплин. Упор на стрелковую тактику, знакомство с новыми видами вооружений, привыкание к новой амуниции и снаряжению.
Специальные разделы тоже упростили. Надо ли учить фехтованию того, кто с десяти лет держит в руках меч (саблю, шпагу, кинжал, пику)? Преподавать ли умение бить рукой или ногой тому, кто пробивал себе дорогу наверх с помощью кулаков?
Так, общие сведения о новых методиках, небольшой тренинг для адаптации. Да и не нужны особо ловкие наемники Равитану. Стрелять умеют? На поле боя не теряются? Свою технику от вражеской отличают? Тогда вперед! За процветание анклава и полновесное золото!
Впрочем, пренебрежительно к наемникам никто не относился. Это был довольно ценный материал, отлично воевавший на поле боя. Для них были разработаны поощрения и бонусы, в основном в виде дополнительных премий. Самых опытных и умных из наемников со временем даже производили в младшие командиры. Они становились капралами, сержантами и даже ротными сержантами. Правда, до офицерского чина доходили единицы. Это были поистине рожденные для войны люди, прослужившие не менее пяти лет. Таких ценили особо. Хотя и они не получали званий выше капитанского, то есть никогда не командовали подразделениями выше роты или батальонной группы.
Минимальный срок службы наемника — десять лет. После чего тот имел право вернуться домой, на свою планету, или выбрать любой мир по своему усмотрению.
Таких ветеранов было немного и мало кто из них действительно стремился попасть домой. Что делать человеку, успевшему побывать в нескольких разных мирах, видевшему настоящие чудеса техники и цивилизации, дома? Где еще нет ни электричества, ни самолетов, ни телевидения, ничего вообще нет! Вот и возвращались ветераны после короткого отпуска обратно. Либо продлевали контракт, либо оседали в колониях. И становились обычными подданными анклава.
От размышлений Ядлинга отвлек звонок коммутатора.
– Связь, — произнес он, и активированный звуком голоса динамик, вставленный в ухо, заговорил:
– Господин капитан. Это сержант Терри. Мы нашли всех шестерых беглецов.
– Уже? Отлично, сержант. Где они?
– Троих везут в лагерь. Еще двое добрались до окраины Мессидины и устроили пальбу. Мы вынуждены были открыть огонь на поражение. Шестой сорвался с обрыва и нанизал себя на сук. Это было на берегу реки, так что его успели слегка обглодать речные обитатели.
Капитан нахмурился. Стрельба — это плохо. Это даже отвратительно. Новички сыграли не по правилам и получили свое. Куда умнее поступила та троица, что подняла руки.
– Сержант, как вели себя беглецы?
– Спокойно. Только...
– Что только?
– Какие-то напряженные, — подбирал слова сержант. — Сидят молча, зыркают по сторонам и смотрят на моих парней, словно хотят вцепиться в глотку.
– Глаз с них не спускайте и постарайтесь довезти живыми. Им скоро на дело, пусть поберегут злость для других.
– Есть, господин капитан.
Ядлинг отключил коммутатор и хмыкнул. Ну вот, очередная партия беглецов доставлена обратно в лагерь. Традиция соблюдена. Правда, на этот раз с большой потерей. Но и такое бывает...
Одна необъяснимая и довольно странная черта выходцев с колониальных миров — их склонность к побегам из тренировочных лагерей. Что заставляет людей, добровольно пришедших на службу, рисковать здоровьем и жизнью, совершая побег? Позднее отрезвление? Страх перед неведомыми противниками и межпространственными и межпланетными перелетами? Или что-то еще?.. Как бы там ни было, но такая проблема была. И ее пришлось решать на месте.
Вместо того чтобы намертво перекрыть лагерь, Ядлинг, внимательно изучив опыт других центров, сделал хитрый ход. Он оставил несколько лазеек для потенциальных беглецов и взял их под контроль.
Волонтеры, решившие уйти в побег, рано или поздно начинали искать пути ухода. И неизменно натыкались на эти места. Искать что-то другое или изобретать более замысловатый путь им и в голову не приходило. Да и времени не было. Выбрав момент, аборигены «незамеченными» покидали лагерь и бежали. Недалеко. От силы километров на пять — семь. После чего поисковые группы, своевременно оповещенные и подготовленные, ловили незадачливых беглецов.
Позволяя совершать побеги, Ядлинг достигал сразу нескольких целей. Во-первых, выявлял людей, склонных к бунту, подстрекательству, плохо дисциплинированных, способных на открытый мятеж. Во-вторых, отбирал наиболее смелых, решительных, даже безрассудных, чтобы комплектовать ими передовые части подразделений или разведгруппы. В-третьих, снимал напряжение личного состава, давая выход агрессии.
Пойманных беглецов чисто символически наказывали (в основном штрафовали), но тут же возвращали деньги под любым предлогом и неофициально хвалили. За храбрость и находчивость. Этот простенький психологический трюк срабатывал всегда, что объяснялось спецификой психологии средневековых жителей.
До сегодняшнего дня все эти «побеги» были частью игры, в которую с удовольствием играла та и другая стороны. Но сегодня беглецы пустили в ход прихваченное с собой оружие, что само по себе — нонсенс. А значит, ими двигало нечто большее, чем желание просто покинуть лагерь. Что? Надо попробовать выяснить у остальных. И пресечь вредную и опасную привычку в зародыше.
– Кухтер, — вызвал капитан помощника. — Пригласите ко мне лейтенанта Гравило.
– Есть, господин капитан, — тотчас отозвался невидимый собеседник.
Между прочим, тоже наемник-абориген. Полгода назад во время стычки на Кафти он получил столь тяжелые травмы, что даже современная медицина не смогла полностью вернуть ему здоровье. Кухтер выслужил чин капрала и занял место помощника Ядлинга в лагере. Неплохая награда за увечье — пожизненная пенсия, зарплата и льготы ветерана. Большинство наемников получают пулю или осколок, а в конце — либо почетную кремацию, либо менее почетное гниение где-нибудь в лесу, на болоте или в степи.
Капитан вновь открыл файл со списком последнего набора наемников, проставил напротив каждой фамилии галочку и внизу написал «зачислить в штат». Это значит, что наемник, до этого числившийся в кандидатах, приносил присягу Равитану и попадал в единый информационный бюллетень вооруженных сил. С него снимали личные показатели — снимок сетчатки глаза, отпечатки указательных пальцев рук и рентгеновский снимок черепа.
Только после этого он считался полноценным солдатом. До того целый месяц он — кандидат. Это время давалось, чтобы понять, годен человек для армии или нет. Редко, но бывало, что волонтер не подходил для службы. Тогда его направляли рабочим в промышленный сектор.
Кстати, подавляющая часть аборигенов материков Солтар, Прева и Гемвил по своим совокупным характеристикам не подходили для армии. Хотя физические данные у них были превосходные. И только один из ста, а то и из двухсот вставал в строй.
Ядлинг встал из-за стола, поправил ремень с кобурой на поясе и пошел к выходу. Он хотел лично сообщить зачисляемым на службу наемникам о прохождении отбора и о том, что им скоро предстоит на деле доказать, что они стоят обещанных денег.


3

Наручники на руках, кандалы на ногах, стволы автоматов смотрят в лицо. Приятная обстановка полета. Сидим на обитой чем-то мягким скамейке, зажатые в угол, и смотрим на тех, к кому угодили в плен.
Напротив четыре бравых вояки в униформе равитанской армии. Темно-зеленый с черными, коричневыми и бурыми разводами камуфляж, бронежилеты такой же расцветки, ботинки с высоким берцем и толстой подошвой, на локтях и коленях защитные накладки, на головах комбинированные шлемы с встроенным увеличителем изображения и системой связи. В руках уже знакомые стволы — штурмовые карабины «талем», копия анкиварского «скина» — самая распространенная «игрушка» в пехоте колониальных частей. Оружие пороховое, гильзовое. Простое, как палка, и надежное, как колесо. Под стволом на цевье двухзарядный гранатомет. Второй выстрел досылается передергиванием ствола гранатомета.
Рожи у вояк веселые, довольные. Охота прошла успешно, дичь поймана, чего не порадоваться? И злости к нам нет, шутки, подначки, дружеские тычки в плечо. Для них мы — беглые наемники с тренировочного лагеря. По сути дела, будущие коллеги. А «наш» побег вроде как общей шутки.
Хороши шутки! От смеха аж скулы сводит! Я кошу глаза на Марка и Антона. Они, как и я, сидят, ссутулив плечи и опустив головы вниз. Руки едва заметно подрагивают. От распирающей злости и желания вышибить из «ловцов» мозги глаза застит красной пеленой. Эх, если бы!..
Проклятое железо на руках и ногах! Умело сделанные оковы, нечего сказать. Чуть сильнее шевельнешься — больно. Рванешь как следует — конечность перетянет как струной, хоть вой от боли. Так что сидеть нам и скрипеть зубами от злости. На себя. Сами, мудаки, лопухнулись, сами в руки врага попали! Одно хорошо — враг пока не знает, кто к нему угодил. Так что кривая, может быть, еще вывезет.
С этой надеждой мы и летели в логово противника, слушая треп солдат и мотая их болтовню на ус. Авось пригодится...
Судя по словам равитанцев, мы угодили в облаву, устроенную на нескольких беглецов. Новички-наемники решили навострить лыжи по домам, что в тренировочном лагере категорически не приветствуется.
Вроде как такие побеги — норма для лагеря. За все время сумели уйти с концами только двое или трое. Остальных, как разбежавшихся гусей, ловят специальные группы. И возвращают. Причем без особых последствий для беглецов. Странные забавы у местных вояк...
– Ничего, парни, — утешал нас командир группы, некий сержант (две поперечные полосы на узком погоне). — Недолго погуляли — ерунда! Зато теперь в разведку или в диверсанты гарантированно попадете! Туда многие стремятся, оклад повыше и премиальные хорошие. Так что, считай, не зря махнули в самоход. С меня пиво, как и обещал. А с вас, раз уж попадете в разведку, — первый трофей. Идет?
Я вяло кивнул, глядя на довольную харю сержанта, и вдруг почти наяву представил, как мой кулак вминается ему в горло, ломая хрупкие хрящи трахеи и перекрывая доступ воздуха в легкие. И как сержант пучит глаза и разевает рот, пытаясь вздохнуть. Как синеет его рожа, и язык выпадает из-за зубов...
Картинка была настолько яркой, что я даже вздрогнул. Видимо, мое лицо отразило внутренние переживания, сержант вдруг оборвал смех и сжал губы.
– Не смотри на меня так, парень. Я добрый-добрый, но могу и прикладом по лбу въехать! Заруби на носу: будешь выпендриваться — накостыляю за милую душу. И все твои выкрутасы со шпагой не помогут. Усек?
Я даже не сразу понял, к чему он приплел шпагу. И только потом сообразил — настоящие беглецы, видимо, неплохо владели холодным оружием, и солдаты это знали. Ладно, хоть шпага, хоть топор, лишь бы не раскрыли нас.
Улучив момент, когда солдаты немного потеряли к нам интерес, шепнул Антону:
– Косим под местных.
– Угу, — недовольно буркнул тот, не поднимая на меня глаз. «Что сейчас Серега с Толиком делают? — мелькала в голове мысль. — Наверняка видели машины и сообразили, что мы влипли. Только бы не натворили глупостей... А то с них станется пойти на приступ лагеря...»
Через десять минут полета цуфагеры пошли на посадку. Мягко, практически бесшумно коснулись бетона и замерли. Сержант встал первым, открыл люк и выпрыгнул наружу. Его сосед повел стволом карабина:
– Выходите.
Неловко переступая скованными ногами, я доковылял до люка и встал, не зная, как спускаться по трапу. Видя мою нерешительность, сержант достал небольшой пульт и нажал кнопку. Замки наручников и кандалов тоненько звякнули и отпали.
1 2 3 4 5 6 7 8