Их прибытие вселяло уверенность, что Одесса не оторвана, не забыта, что она связана со всей Родиной.
Для улучшения руководства в Восточном секторе командование Одесского оборонительного района решило все части объединить, создав новую дивизию и пополнив ее только что прибывшими войсками. Встал вопрос и о назначении командира дивизии. Комбриг Монахов, возглавлявший до этого сектор, руководил боем неплохо. Но был в распоряжении командования более опытный человек, полковник Г. М. Коченов. Он в Одессе исполнял обязанности начальника гарнизона, раньше он был комендантом Тираспольского укрепленного района. Как и при назначении Ивана Ефимовича Петрова, Коченова вызвали ночью к командарму Софронову, разговор был очень короткий.
- Сможете командовать дивизией в Восточном секторе? - спросил без обиняков Софронов.
- Пока там не дивизия, а некоторые наметки...
- Командовать нормальной дивизией всякий сумеет, - пошутил член Военного совета Воронин. - Ты вот покомандуй такой, какая есть. - И, перестав улыбаться, Воронин уже серьезно добавил: - Нужно создать нечто похожее на укрепрайон. Ну, не по сооружениям, а по стойкости, чтобы не допустить противника к городу. Уже совсем близко до Пересыпи.
В новую дивизию, получившую название 421-я Одесская, вошли 26-й пограничный полк, 1-й морской полк и 54-й Разинский из состава Чапаевской дивизии. Надежды Петрова вернуть Разинский полк в свою дивизию тем самым теперь уже совсем откладывались на неопределенное время. Но Иван Ефимович в такой обстановке даже и не заикался о возвращении полка в состав дивизии. Он понимал, как сейчас было трудно в Восточном секторе.
Противник, неся большие потери, тем не менее все настойчивее стремился взять Одессу. Он не только наращивал силы, но искал новые формы боя. В начале сентября, стараясь избежать прицельного обстрела нашей артиллерией, противник тоже стал применять ночные атаки. И добился этими атаками некоторых успехов. Он приблизился к городу еще на несколько километров. Дивизия Петрова пыталась с помощью соседей контратаковать вклинившегося врага. Но подразделения были уже совсем малочисленны, и контратаки успеха не имели.
Создалась реальная угроза городу. И отвратить ее было нечем. Сил у защитников Одессы не оставалось. О тяжелом положении командование Одесского оборонительного района доложило в Ставку и Военному совету фронта.
Сентябрь 1941 года
На рассвете 7 сентября в Одессу на лидере "Харьков" в сопровождении эсминца "Дзержинский" прибыл командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский. Как только "Харьков" приблизился к порту, батареи противника тут же открыли по нему огонь. Предвидя это, командование Одесского оборонительного района выслало торпедные катера, которые поставили дымовую завесу и помогли "Харькову" подойти к причалу. На палубе лидера лежали ящики с боеприпасами и оружием. Пройдя между ними, вице-адмирал Октябрьский поздоровался со встретившим его контр-адмиралом Жуковым и сказал:
- Да, жарким салютом встречаете. Ну, как дела?
- Как видите, - сдержанно ответил Жуков.
В тот же день состоялось заседание Военного совета Одесского оборонительного района, на котором было тщательно обсуждено и взвешено все, что можно предпринять для удержания Одессы. Адмирал Октябрьский рассказал о тяжелой обстановке на юге, о том, что гитлеровцам удалось форсировать Днепр в районе Берислава и Каховки, направить удар на Перекопский перешеек. На повестку дня встала судьба Крыма. В этой обстановке значение Одессы очень велико. Она оттягивала на себя большое количество войск противника и закрывала для него побережье Черного моря. Ведя здесь бои, Приморская армия защищала не только Одессу, но и весь Крым и весь юг страны.
Ночью командующий флотом Ф. С. Октябрьский и вице-адмирал Г. И. Левченко ушли из Одессы на лидере "Харьков". Они увидели обстановку своими глазами и обещали всяческую поддержку Одесскому оборонительному району. А положение в секторах все ухудшалось, и не было уже сил сдерживать напор противника. Командование ООР вынуждено было дать еще одну телеграмму в Ставку:
"Батареи противника интенсивно обстреливают Одессу. За
последние 10 дней ООР имел только ранеными, размещенными в
госпиталях, 12 тысяч... Местные людские ресурсы исчерпаны.
Прибывшие маршевые батальоны пополняют только убыль. Имеем
большие потери людей, особенно в командном составе. В связи с
этим снижается боеспособность. Имеем потери в боевой технике.
Имеющимися силами ООР не в состоянии отбросить противника от
Одессы. Для решения этой задачи - оттеснить врага и держать
город и порт вне артиллерийского обстрела - срочно нужна хорошо
вооруженная дивизия".
Эта телеграмма полностью отражает и состояние дивизии генерала Петрова. 12 сентября противник, наступая в направлении Ленинталя, пытался расширить прорыв и выйти в район Сухого лимана. В батальоне стрелковых полков Чапаевской дивизии по 50 человек. Все, кто был до этого в тылу, вышли в первые траншеи, в том числе и штабы частей. Генерал Петров, установив на "пикап" два пулемета, то и дело сам вынужден был кидаться на участки намечающегося прорыва. Положение уже казалось безвыходным.
На исходе 13 сентября Петров доложил командарму о том, что его левофланговый 31-й полк под угрозой окружения. Командарм долго молчал и потом спросил:
- Что вы предлагаете?
- Надо чем-то поступиться. Прошу вашего разрешения отвести левый фланг на рубеж Сухого лимана. Сократится ширина фронта, и я его смогу еще некоторое время удерживать. Будет более эффективным огонь не только поддерживающей меня артиллерии, но и береговых батарей.
Софронов, не возражая, а как бы размышляя вслух, сказал:
- Но это значит, что противник будет постоянно держать под огнем город и с южной стороны. Это значит, что днем корабли не смогут входить в Одесский порт, потому что он будет и в сфере наблюдения, и в сфере досягаемости артиллерии противника. И вообще враг окажется еще ближе к городу...
Но все же генерал Софронов согласился с предложением Ивана Ефимовича, и 14 сентября, сокращая фронт и извлекая из этого еще какую-то возможность удерживать врага, Петров отвел левый фланг на рубеж Сухого лимана.
На следующий день из Москвы поступила телеграмма, которая имела очень большое значение для защитников Одессы. В ней говорилось:
"Передайте просьбу Ставки Верховного Командования бойцам и
командирам, защищающим Одессу, продержаться 6-7 дней, в течение
которых они получат подмогу в виде авиации и вооруженного
пополнения. И. Сталин".
Иван Ефимович и комиссар дивизии бригадный комиссар А. С. Степанов довели содержание этой телеграммы до всех командиров и бойцов. Они обращали их внимание, что Ставка высоко оценивает стойкость защитников города и, понимая, что у них уже нет сил сдерживать натиск во много раз превосходящего врага, не приказывает, а просит! Просит защитников города сделать невозможное - продержаться еще хотя бы неделю. Помощь идет. Ставка обещала, значит, эта помощь будет!
Именно эта форма - просьба, а не приказ - оказала на людей огромное воздействие. Она прибавила сил. Людям хотелось оправдать веру Верховного Главнокомандования. И они совершили невозможное. Они выстояли эту неделю на тех же рубежах и удержали врага, как просила Ставка!
Как было трудно и как, несмотря ни на что, был высок боевой дух защитников Одессы, хочется проиллюстрировать еще одним отрывком из воспоминаний Ф. С. Блинова:
"- Соскучился по своему комдиву? - Голос капитана
Харлашкина вроде бы веселый.
Я насторожился: почему представитель штаба армии заговорил
о генерале Петрове? С Иваном Ефимовичем мы расстались дней
десять назад, он командовал уже не нашей дивизией, а 25-й
Чапаевской. Но одновременно ему были подчинены все войска
Южного сектора, в том числе и кавдивизия. А командиром нашей
дивизии назначили полковника Новикова - командира одного из
полков 95-й Молдавской дивизии.
- Скоро увидишься с генералом Петровым! - подтверждая мою
догадку, продолжал Харлашкин. - Я видел у полковника Крылова
приказ - Пятому кавполку идти на помощь 25-й Чапаевской
дивизии.
Вскоре действительно пришел приказ.
Совхоз Ульяновка, куда нам приказали прибыть, расположен
между Большим Фонтаном и Люстдорфом (ныне - Черноморск). Часто
бывал я здесь до войны с женой и дочками, мы выбирали красивое,
живописное местечко и с наслаждением "пляжились", как говорят в
Одессе. Но сейчас я оцениваю эти места с точки зрения
пригодности к действиям кавалерии. Плохо, очень плохо.
Причерноморская степь ровная, открытая. Где укрыть лошадей?
Даже лесопосадок тут нет, в которых можно спрятаться, как в
Лузановке.
На баштанах, во фруктовых садах полно сочных, сладких
кавунов, яблок, груш, винограда. Но нас это не радует - среди
яблок и арбузов конницу не спрячешь.
Я волнуюсь. Втайне надеюсь, что нас встретит Иван Ефимович
Петров. Кадровый кавалерист, он очень любил наш полк. Я
чувствовал: если будет хоть малейшая возможность, генерал
встретит нас. Для полка это будет большой радостью
кавалеристы тоже любили генерала Петрова.
Так и есть - возле совхоза, поставив ногу на подножку
своего знаменитого "пикапа", стоял наш бывший комдив. Иван
Ефимович был сдержан, но с каким удовольствием смотрел он на
кавалеристов!
- Товарищ генерал! 5-й кавалерийский полк прибыл для
выполнения боевого задания.
- Полк, говоришь?
Генерал помрачнел. Назвать полком отряд, который стоял
перед генералом, можно было с большой долей воображения:
жестокие бои вывели из строя большинство командиров взводов и
эскадронов, больше половины бойцов.
- Тяжело. Но будет еще тяжелее. Вот, видишь? Прямая дорога
на Одессу! - генерал взмахнул рукой. - Семь километров от
Татарки и Дальника. На днях две новые пехотные дивизии
появились против нас - 5-я и 21-я. От наших 1-го и 3-го полков
почти ничего не осталось - остатки влились в 25-ю Чапаевскую.
Противник нацелился на Дальних и Татарку, с юга - на Сухой
лиман, чтобы обстреливать отсюда город. Пленных захватили
Антонеску рвет и мечет: взять Одессу к 3 сентября! - На суровом
лице генерала появилось подобие улыбки: - Это он уже десятый
срок назначает. Вот смотри... - Иван Ефимович развернул
карту. - Здесь, справа, у тебя 287-й полк чапаевцев. Они
дерутся за Дальник на дороге Беляевка - Одесса, на хуторах
Фрейденталъ и Красный Переселенец. Отряды 3-го и 7-го кавполков
отступили от Ленинталя и теперь стоят перед самым Дальником.
Фашисты уже стреляют из района Сухого лимана по Одессе из
пушек. Ты видел, что делается в городе?
Да, я видел. При свете пожаров (проезжали мы Одессу, как
обычно, ночью) больно было смотреть на истерзанный бомбами и
снарядами город. Пожары, пожары - в городе светло, как днем,
никакая светомаскировка не нужна. И если раньше одесситы
страдали от бомб, то теперь фашисты с близкого расстояния
методически разрушают дома из орудий.
Я внимательно слушал генерала. Его осунувшееся лицо
подергивалось чаще, чем обычно. Если даже генерал Петров,
который, по-моему, мог 24 часа в сутки не спать и быть свежим,
так выглядел - дела наши тут не блестящи.
- И пополнения почти нет, - поморщился генерал. - Все, кто
мог держать оружие, ушли из города на фронт. А морем с Большой
земли кораблям очень трудно прорваться... - Иван Ефимович на
мгновение задумался. - Новая дивизия появилась. В деле она еще,
правда, не была, но авиаторы засекли ее в районе Беляевки.
Пленные говорят: два полка 1-й румынской кавдивизии.
На следующий день я, конечно, сообщил своим товарищам эту
новость. Кавалеристы приводили в порядок свои клинки - чистили,
точили. Ох, как хотелось нам встретиться в открытом бою с
румынской конницей!.."
Затем несколько дней шли тяжелые бои, доходившие до рукопашных схваток. Пришел день, когда конники показали себя и в конном строю. Продолжим рассказ Блинова:
"Мы отбили у фашистов потерянные 800 метров. Не успели
отдышаться - зовет к телефону генерал Петров:
- Ну как?
- Все в порядке, товарищ генерал! Положение восстановлено.
- А Ленинталь?
Хутор Ленинталь нас измучил. Он клинком врезался в наши
позиции. Что мы только не делали, чтобы забрать его обратно. Но
силенок не хватало. А начальство все время нажимало. И сейчас
генерал Петров вспомнил об этом клине - и, может быть, сам того
не желая, уколол меня своим напоминанием. А нам не до жиру, как
говорится, быть бы живу. Хорошо хоть эти 800 метров вернули.
Людей в полку все меньше и меньше. Но я не докладываю генералу
о положении - бесполезно. Ведь он сам все хорошо знает.
И все-таки генерал требует взять Ленинталь - слишком
опасные позиции здесь у фашистов.
Чуть помолчав, Петров говорит:
- Хорошо, сам приеду.
Назавтра к скирде соломы, возле которой был мой КП,
подъехал "пикап". Из машины вылез Иван Ефимович. Вид у него был
очень утомленный. Отрывисто и коротко он сказал:
- Принимай пополнение. Последние остатки наскребли.
Подозвав старшину Ячунского, генерал что-то написал на
листке из блокнота и, отдавая ему, сказал:
- Люди в-о-о-он в той посадке!
Через час я уже распределял бойцов по эскадронам. Правда,
многие признались, что даже не держали в руках винтовку. Но
были и кадровые солдаты, такие, кто уже нюхал порох.
Перед отъездом генерал отозвал меня в сторону. Помолчав,
он сказал негромко:
- Очень трудно. Понимаю все. - И добавил: - Но отступать
нельзя. Верховный Главнокомандующий просит держаться.
Петров показал мне телеграмму за подписью Сталина: "Ставка
просит!" Меня до глубины души тронули эти слова. Иван Ефимович
понимал мое состояние. Без лишних слов сказал:
- Доведите содержание этой телеграммы до каждого бойца!
...Петров приехал к ночи 18 сентября. Из "пикапа" не
вылез, позвал меня в машину.
- Вот и твоим клинкам работа нашлась. Дождался,
кавалерист! Румыны кавалерию пустили.
- Знаю, Иван Ефимович.
- Разведка?
- Да.
Два часа назад Махмудов с разведчиками обнаружили
румынскую конницу. Разведчики насчитали около 500 сабель.
Фашисты все-таки использовали ленинтальский клин между нашими
стыками, недаром так тревожился из-за него Петров. Именно с
этого клина в сумерках, маскируясь в высокой кукурузе,
румынская кавалерия южнее Дольника просочилась к Татарке.
Когда Махмудов доложил мне об этом, в первое мгновение я
хотел сразу поднять людей в седла - и вдогонку. Но удержался и
позвонил генералу Петрову. Мне ответили, что он где-то на
передовой. Промедление в этой обстановке грозило катастрофой. Я
уже решил отдавать команду, но тут приехал Петров.
- Правильно сделал, что не полез ночью, они ловушку
устроили. Во всяком случае сейчас, - Петров посмотрел на
часы, - они в Татарке, остановились на ночевку, дальше идти
побоялись. Что будем делать?
Таков был Иван Ефимович. Горячий, порывистый, он тем не
менее в самые отчаянные минуты сохранял ясную голову и, хотя
наверняка уже имел собственное мнение, всегда советовался с
подчиненными.
- Думаю так, товарищ генерал. Атакуем их в Татарке перед
самым рассветом в конном строю. Впереди - 3-й эскадрон, за
ним - 2-й и 1-й...
- Согласен. Ворвешься в Татарку отсюда, с юга, и со
стороны Одессы. А с запада дорогу из Татарки на Дольник
оседлают 31-й Чапаевский полк и пешие кавалеристы 7-го
кавполка...
И вот я должен дать команду: "Шашки к бою!" Последнее
мгновение перед атакой. Нет, мы не всех, конечно, посадили в
седло. Из пополнения мало кто имел дело с лошадьми. Настоящих
кавалеристов в полку очень мало осталось - около 150 сабель.
Они все передо мной, сидят в седлах. Я понимаю их. Через
минуту-другую начнется жаркий бой, и не вернутся назад многие
из нас, и лошади прибегут без всадников и будут тоскливо ржать,
но это будет чуть позже, а пока мы все вдыхаем предутренний
прохладный туман.
- Шашки к бо-о-о-о-ю!
Не узнаю свой голос. Команду подхватывают по эскадронам. С
места срываемся галопом. Время, которое только что в
предутренней вязкой тишине, казалось, совсем остановилось,
теперь летит с бешеной быстротой. Мчусь, и все мне видится:
справа от меня скачет Ваня Котенков, слева - Иван Бабенко,
дальше - Ваня Петренко. Но нет их уже с нами...
С юга в Татарку ведут неглубокие овраги. По ним мы
врываемся в село. В Татарке - одна широкая улица, вдоль которой
стоят хаты. Это - дорога, на Одессу. У плетней во дворах
неоседланные кони, их много. Третий эскадрон (впереди
Гнатовский и Осипов с перевязанной рукой) первым врывается в
село.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Для улучшения руководства в Восточном секторе командование Одесского оборонительного района решило все части объединить, создав новую дивизию и пополнив ее только что прибывшими войсками. Встал вопрос и о назначении командира дивизии. Комбриг Монахов, возглавлявший до этого сектор, руководил боем неплохо. Но был в распоряжении командования более опытный человек, полковник Г. М. Коченов. Он в Одессе исполнял обязанности начальника гарнизона, раньше он был комендантом Тираспольского укрепленного района. Как и при назначении Ивана Ефимовича Петрова, Коченова вызвали ночью к командарму Софронову, разговор был очень короткий.
- Сможете командовать дивизией в Восточном секторе? - спросил без обиняков Софронов.
- Пока там не дивизия, а некоторые наметки...
- Командовать нормальной дивизией всякий сумеет, - пошутил член Военного совета Воронин. - Ты вот покомандуй такой, какая есть. - И, перестав улыбаться, Воронин уже серьезно добавил: - Нужно создать нечто похожее на укрепрайон. Ну, не по сооружениям, а по стойкости, чтобы не допустить противника к городу. Уже совсем близко до Пересыпи.
В новую дивизию, получившую название 421-я Одесская, вошли 26-й пограничный полк, 1-й морской полк и 54-й Разинский из состава Чапаевской дивизии. Надежды Петрова вернуть Разинский полк в свою дивизию тем самым теперь уже совсем откладывались на неопределенное время. Но Иван Ефимович в такой обстановке даже и не заикался о возвращении полка в состав дивизии. Он понимал, как сейчас было трудно в Восточном секторе.
Противник, неся большие потери, тем не менее все настойчивее стремился взять Одессу. Он не только наращивал силы, но искал новые формы боя. В начале сентября, стараясь избежать прицельного обстрела нашей артиллерией, противник тоже стал применять ночные атаки. И добился этими атаками некоторых успехов. Он приблизился к городу еще на несколько километров. Дивизия Петрова пыталась с помощью соседей контратаковать вклинившегося врага. Но подразделения были уже совсем малочисленны, и контратаки успеха не имели.
Создалась реальная угроза городу. И отвратить ее было нечем. Сил у защитников Одессы не оставалось. О тяжелом положении командование Одесского оборонительного района доложило в Ставку и Военному совету фронта.
Сентябрь 1941 года
На рассвете 7 сентября в Одессу на лидере "Харьков" в сопровождении эсминца "Дзержинский" прибыл командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский. Как только "Харьков" приблизился к порту, батареи противника тут же открыли по нему огонь. Предвидя это, командование Одесского оборонительного района выслало торпедные катера, которые поставили дымовую завесу и помогли "Харькову" подойти к причалу. На палубе лидера лежали ящики с боеприпасами и оружием. Пройдя между ними, вице-адмирал Октябрьский поздоровался со встретившим его контр-адмиралом Жуковым и сказал:
- Да, жарким салютом встречаете. Ну, как дела?
- Как видите, - сдержанно ответил Жуков.
В тот же день состоялось заседание Военного совета Одесского оборонительного района, на котором было тщательно обсуждено и взвешено все, что можно предпринять для удержания Одессы. Адмирал Октябрьский рассказал о тяжелой обстановке на юге, о том, что гитлеровцам удалось форсировать Днепр в районе Берислава и Каховки, направить удар на Перекопский перешеек. На повестку дня встала судьба Крыма. В этой обстановке значение Одессы очень велико. Она оттягивала на себя большое количество войск противника и закрывала для него побережье Черного моря. Ведя здесь бои, Приморская армия защищала не только Одессу, но и весь Крым и весь юг страны.
Ночью командующий флотом Ф. С. Октябрьский и вице-адмирал Г. И. Левченко ушли из Одессы на лидере "Харьков". Они увидели обстановку своими глазами и обещали всяческую поддержку Одесскому оборонительному району. А положение в секторах все ухудшалось, и не было уже сил сдерживать напор противника. Командование ООР вынуждено было дать еще одну телеграмму в Ставку:
"Батареи противника интенсивно обстреливают Одессу. За
последние 10 дней ООР имел только ранеными, размещенными в
госпиталях, 12 тысяч... Местные людские ресурсы исчерпаны.
Прибывшие маршевые батальоны пополняют только убыль. Имеем
большие потери людей, особенно в командном составе. В связи с
этим снижается боеспособность. Имеем потери в боевой технике.
Имеющимися силами ООР не в состоянии отбросить противника от
Одессы. Для решения этой задачи - оттеснить врага и держать
город и порт вне артиллерийского обстрела - срочно нужна хорошо
вооруженная дивизия".
Эта телеграмма полностью отражает и состояние дивизии генерала Петрова. 12 сентября противник, наступая в направлении Ленинталя, пытался расширить прорыв и выйти в район Сухого лимана. В батальоне стрелковых полков Чапаевской дивизии по 50 человек. Все, кто был до этого в тылу, вышли в первые траншеи, в том числе и штабы частей. Генерал Петров, установив на "пикап" два пулемета, то и дело сам вынужден был кидаться на участки намечающегося прорыва. Положение уже казалось безвыходным.
На исходе 13 сентября Петров доложил командарму о том, что его левофланговый 31-й полк под угрозой окружения. Командарм долго молчал и потом спросил:
- Что вы предлагаете?
- Надо чем-то поступиться. Прошу вашего разрешения отвести левый фланг на рубеж Сухого лимана. Сократится ширина фронта, и я его смогу еще некоторое время удерживать. Будет более эффективным огонь не только поддерживающей меня артиллерии, но и береговых батарей.
Софронов, не возражая, а как бы размышляя вслух, сказал:
- Но это значит, что противник будет постоянно держать под огнем город и с южной стороны. Это значит, что днем корабли не смогут входить в Одесский порт, потому что он будет и в сфере наблюдения, и в сфере досягаемости артиллерии противника. И вообще враг окажется еще ближе к городу...
Но все же генерал Софронов согласился с предложением Ивана Ефимовича, и 14 сентября, сокращая фронт и извлекая из этого еще какую-то возможность удерживать врага, Петров отвел левый фланг на рубеж Сухого лимана.
На следующий день из Москвы поступила телеграмма, которая имела очень большое значение для защитников Одессы. В ней говорилось:
"Передайте просьбу Ставки Верховного Командования бойцам и
командирам, защищающим Одессу, продержаться 6-7 дней, в течение
которых они получат подмогу в виде авиации и вооруженного
пополнения. И. Сталин".
Иван Ефимович и комиссар дивизии бригадный комиссар А. С. Степанов довели содержание этой телеграммы до всех командиров и бойцов. Они обращали их внимание, что Ставка высоко оценивает стойкость защитников города и, понимая, что у них уже нет сил сдерживать натиск во много раз превосходящего врага, не приказывает, а просит! Просит защитников города сделать невозможное - продержаться еще хотя бы неделю. Помощь идет. Ставка обещала, значит, эта помощь будет!
Именно эта форма - просьба, а не приказ - оказала на людей огромное воздействие. Она прибавила сил. Людям хотелось оправдать веру Верховного Главнокомандования. И они совершили невозможное. Они выстояли эту неделю на тех же рубежах и удержали врага, как просила Ставка!
Как было трудно и как, несмотря ни на что, был высок боевой дух защитников Одессы, хочется проиллюстрировать еще одним отрывком из воспоминаний Ф. С. Блинова:
"- Соскучился по своему комдиву? - Голос капитана
Харлашкина вроде бы веселый.
Я насторожился: почему представитель штаба армии заговорил
о генерале Петрове? С Иваном Ефимовичем мы расстались дней
десять назад, он командовал уже не нашей дивизией, а 25-й
Чапаевской. Но одновременно ему были подчинены все войска
Южного сектора, в том числе и кавдивизия. А командиром нашей
дивизии назначили полковника Новикова - командира одного из
полков 95-й Молдавской дивизии.
- Скоро увидишься с генералом Петровым! - подтверждая мою
догадку, продолжал Харлашкин. - Я видел у полковника Крылова
приказ - Пятому кавполку идти на помощь 25-й Чапаевской
дивизии.
Вскоре действительно пришел приказ.
Совхоз Ульяновка, куда нам приказали прибыть, расположен
между Большим Фонтаном и Люстдорфом (ныне - Черноморск). Часто
бывал я здесь до войны с женой и дочками, мы выбирали красивое,
живописное местечко и с наслаждением "пляжились", как говорят в
Одессе. Но сейчас я оцениваю эти места с точки зрения
пригодности к действиям кавалерии. Плохо, очень плохо.
Причерноморская степь ровная, открытая. Где укрыть лошадей?
Даже лесопосадок тут нет, в которых можно спрятаться, как в
Лузановке.
На баштанах, во фруктовых садах полно сочных, сладких
кавунов, яблок, груш, винограда. Но нас это не радует - среди
яблок и арбузов конницу не спрячешь.
Я волнуюсь. Втайне надеюсь, что нас встретит Иван Ефимович
Петров. Кадровый кавалерист, он очень любил наш полк. Я
чувствовал: если будет хоть малейшая возможность, генерал
встретит нас. Для полка это будет большой радостью
кавалеристы тоже любили генерала Петрова.
Так и есть - возле совхоза, поставив ногу на подножку
своего знаменитого "пикапа", стоял наш бывший комдив. Иван
Ефимович был сдержан, но с каким удовольствием смотрел он на
кавалеристов!
- Товарищ генерал! 5-й кавалерийский полк прибыл для
выполнения боевого задания.
- Полк, говоришь?
Генерал помрачнел. Назвать полком отряд, который стоял
перед генералом, можно было с большой долей воображения:
жестокие бои вывели из строя большинство командиров взводов и
эскадронов, больше половины бойцов.
- Тяжело. Но будет еще тяжелее. Вот, видишь? Прямая дорога
на Одессу! - генерал взмахнул рукой. - Семь километров от
Татарки и Дальника. На днях две новые пехотные дивизии
появились против нас - 5-я и 21-я. От наших 1-го и 3-го полков
почти ничего не осталось - остатки влились в 25-ю Чапаевскую.
Противник нацелился на Дальних и Татарку, с юга - на Сухой
лиман, чтобы обстреливать отсюда город. Пленных захватили
Антонеску рвет и мечет: взять Одессу к 3 сентября! - На суровом
лице генерала появилось подобие улыбки: - Это он уже десятый
срок назначает. Вот смотри... - Иван Ефимович развернул
карту. - Здесь, справа, у тебя 287-й полк чапаевцев. Они
дерутся за Дальник на дороге Беляевка - Одесса, на хуторах
Фрейденталъ и Красный Переселенец. Отряды 3-го и 7-го кавполков
отступили от Ленинталя и теперь стоят перед самым Дальником.
Фашисты уже стреляют из района Сухого лимана по Одессе из
пушек. Ты видел, что делается в городе?
Да, я видел. При свете пожаров (проезжали мы Одессу, как
обычно, ночью) больно было смотреть на истерзанный бомбами и
снарядами город. Пожары, пожары - в городе светло, как днем,
никакая светомаскировка не нужна. И если раньше одесситы
страдали от бомб, то теперь фашисты с близкого расстояния
методически разрушают дома из орудий.
Я внимательно слушал генерала. Его осунувшееся лицо
подергивалось чаще, чем обычно. Если даже генерал Петров,
который, по-моему, мог 24 часа в сутки не спать и быть свежим,
так выглядел - дела наши тут не блестящи.
- И пополнения почти нет, - поморщился генерал. - Все, кто
мог держать оружие, ушли из города на фронт. А морем с Большой
земли кораблям очень трудно прорваться... - Иван Ефимович на
мгновение задумался. - Новая дивизия появилась. В деле она еще,
правда, не была, но авиаторы засекли ее в районе Беляевки.
Пленные говорят: два полка 1-й румынской кавдивизии.
На следующий день я, конечно, сообщил своим товарищам эту
новость. Кавалеристы приводили в порядок свои клинки - чистили,
точили. Ох, как хотелось нам встретиться в открытом бою с
румынской конницей!.."
Затем несколько дней шли тяжелые бои, доходившие до рукопашных схваток. Пришел день, когда конники показали себя и в конном строю. Продолжим рассказ Блинова:
"Мы отбили у фашистов потерянные 800 метров. Не успели
отдышаться - зовет к телефону генерал Петров:
- Ну как?
- Все в порядке, товарищ генерал! Положение восстановлено.
- А Ленинталь?
Хутор Ленинталь нас измучил. Он клинком врезался в наши
позиции. Что мы только не делали, чтобы забрать его обратно. Но
силенок не хватало. А начальство все время нажимало. И сейчас
генерал Петров вспомнил об этом клине - и, может быть, сам того
не желая, уколол меня своим напоминанием. А нам не до жиру, как
говорится, быть бы живу. Хорошо хоть эти 800 метров вернули.
Людей в полку все меньше и меньше. Но я не докладываю генералу
о положении - бесполезно. Ведь он сам все хорошо знает.
И все-таки генерал требует взять Ленинталь - слишком
опасные позиции здесь у фашистов.
Чуть помолчав, Петров говорит:
- Хорошо, сам приеду.
Назавтра к скирде соломы, возле которой был мой КП,
подъехал "пикап". Из машины вылез Иван Ефимович. Вид у него был
очень утомленный. Отрывисто и коротко он сказал:
- Принимай пополнение. Последние остатки наскребли.
Подозвав старшину Ячунского, генерал что-то написал на
листке из блокнота и, отдавая ему, сказал:
- Люди в-о-о-он в той посадке!
Через час я уже распределял бойцов по эскадронам. Правда,
многие признались, что даже не держали в руках винтовку. Но
были и кадровые солдаты, такие, кто уже нюхал порох.
Перед отъездом генерал отозвал меня в сторону. Помолчав,
он сказал негромко:
- Очень трудно. Понимаю все. - И добавил: - Но отступать
нельзя. Верховный Главнокомандующий просит держаться.
Петров показал мне телеграмму за подписью Сталина: "Ставка
просит!" Меня до глубины души тронули эти слова. Иван Ефимович
понимал мое состояние. Без лишних слов сказал:
- Доведите содержание этой телеграммы до каждого бойца!
...Петров приехал к ночи 18 сентября. Из "пикапа" не
вылез, позвал меня в машину.
- Вот и твоим клинкам работа нашлась. Дождался,
кавалерист! Румыны кавалерию пустили.
- Знаю, Иван Ефимович.
- Разведка?
- Да.
Два часа назад Махмудов с разведчиками обнаружили
румынскую конницу. Разведчики насчитали около 500 сабель.
Фашисты все-таки использовали ленинтальский клин между нашими
стыками, недаром так тревожился из-за него Петров. Именно с
этого клина в сумерках, маскируясь в высокой кукурузе,
румынская кавалерия южнее Дольника просочилась к Татарке.
Когда Махмудов доложил мне об этом, в первое мгновение я
хотел сразу поднять людей в седла - и вдогонку. Но удержался и
позвонил генералу Петрову. Мне ответили, что он где-то на
передовой. Промедление в этой обстановке грозило катастрофой. Я
уже решил отдавать команду, но тут приехал Петров.
- Правильно сделал, что не полез ночью, они ловушку
устроили. Во всяком случае сейчас, - Петров посмотрел на
часы, - они в Татарке, остановились на ночевку, дальше идти
побоялись. Что будем делать?
Таков был Иван Ефимович. Горячий, порывистый, он тем не
менее в самые отчаянные минуты сохранял ясную голову и, хотя
наверняка уже имел собственное мнение, всегда советовался с
подчиненными.
- Думаю так, товарищ генерал. Атакуем их в Татарке перед
самым рассветом в конном строю. Впереди - 3-й эскадрон, за
ним - 2-й и 1-й...
- Согласен. Ворвешься в Татарку отсюда, с юга, и со
стороны Одессы. А с запада дорогу из Татарки на Дольник
оседлают 31-й Чапаевский полк и пешие кавалеристы 7-го
кавполка...
И вот я должен дать команду: "Шашки к бою!" Последнее
мгновение перед атакой. Нет, мы не всех, конечно, посадили в
седло. Из пополнения мало кто имел дело с лошадьми. Настоящих
кавалеристов в полку очень мало осталось - около 150 сабель.
Они все передо мной, сидят в седлах. Я понимаю их. Через
минуту-другую начнется жаркий бой, и не вернутся назад многие
из нас, и лошади прибегут без всадников и будут тоскливо ржать,
но это будет чуть позже, а пока мы все вдыхаем предутренний
прохладный туман.
- Шашки к бо-о-о-о-ю!
Не узнаю свой голос. Команду подхватывают по эскадронам. С
места срываемся галопом. Время, которое только что в
предутренней вязкой тишине, казалось, совсем остановилось,
теперь летит с бешеной быстротой. Мчусь, и все мне видится:
справа от меня скачет Ваня Котенков, слева - Иван Бабенко,
дальше - Ваня Петренко. Но нет их уже с нами...
С юга в Татарку ведут неглубокие овраги. По ним мы
врываемся в село. В Татарке - одна широкая улица, вдоль которой
стоят хаты. Это - дорога, на Одессу. У плетней во дворах
неоседланные кони, их много. Третий эскадрон (впереди
Гнатовский и Осипов с перевязанной рукой) первым врывается в
село.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15