Может, какие нехватки?
Бабушка засмеялась, руками замахала: какие нехватки, угостим, мол, учительницу лучше, чем у богатеев, деликатней. Ведь бабушка, она недаром в господских да поповских домах жила. Как приготовить курочку молодую повкусней - это она умеет.
А главное, у бабушки есть сюрприз, до которого никаким Алдохиным не додуматься.
Тут старушка стала на колени перед сундуком и из-под самого низу, перебрав все старинные платья, достала мешочек, от которого по всей баньке пошел удивительно приятный запах.
- Кофий у меня припасен на такой случай, Иванушка, - кофий натуральный, эфиопский.
И дала понюхать мешочек Кочеткову, потом Данилке.
Данилка был в полной уверенности, что бабушкин обед учительнице понравится. И после уроков шел впереди нее по селу гоголем, одетый в новую рубашку, в новые штаны, отглаженные бабушкой. И вихры его лоснились от деревянного масла не хуже, чем у Мотьки Алдохин а.
Правда, он вел учительницу пешком, ну да ведь тут недалеко и, главное, не пыльно. По зеленым тропинкам шел.
И учительница действительно удивилась, когда в тесной баньке, приспособленной под жилье, отведала она куриного бульона с кореньями, съела куриные котлеты, обжаренные в яйце, с грибным гарниром, а на третье - кисель ягодный. И наконец, совершенно была поражена чашечкой пахучего кофе.
- Да откуда это у вас, бабушка?
- А это все крохи-крошечки от моей бесполезно прожитой жизни, вздохнула бабушка Агаша. И, подперев щеку рукой, залюбовалась учительницей.
- В молодости-то я вроде вас бойкая да пригожая была, смелая да умненькая. И за это взяли меня в господский дом горничной. Получили за меня родители несколько рублей денег и справили свадьбу старшей сестренке моей, его родной бабушке, - указала она на Данилку, - а я ему двоюродная. И прожила я весь век у чужих людей в услужении. Только и делала, что за бездельницами ходила, бездельникам угождала, на бездельников работала. Сначала у господ Крутолобовых, а потом у попа Акакия. А как извела на них все силы, непригодной стала, так и выгнали меня, как старую собаку. Вот и сказка моя вся! А ведь могла я, девонька, вроде тебя ученой быть, малых детей уму-разуму учить. Грамота мне давалась легко. Я и теперь что письма писать, что книжки читать очень горазда. Даже в очках.
Улыбнулась учительница, а самой стало грустно. Жалко прожитую в услужении богатым Агафьину жизнь.
- Теперь вот хоть перед смертью хочу полезное дело сделать, креплюсь, не помираю, чтобы Данилушку в люди вывести. Помогу ему на ноги стать, избу поставить, коня завести, невесту в дом привести, ну тогда и умру!
Денек осенний выдался теплый, вышли хозяева и гости на вольный воздух, сели на крыльцо баньки, кофе пьют и рассуждают.
- Поможем вашей мечте, бабушка, - говорит Иван Кочетков, - возьмем вашего внука в артель, посадим его не на простого коня, а на стального. И все он себе добудет:
и хату, и жинку, и лучшую долю!
- Для себя? Ведь этого мало, - говорит учительница. - Бабушка ведь жалеет свою бесполезно прожитую жизнь! А что это значит? Это значит, что ничего хорошего не сделала она для добрых людей, для человечества!
- Понятно, Данил должен жить не только для себя, на то ваше воспитание, - говорит Кочетков. - Действуйте, воспитывайте.
- Одна я не воспитаю - школы для этого мало! Такие, как вы, помогать должны. Своим примером!
- А как это? - спрашивает Кочетков.
- Так, чтобы помочь ребятам правильно выбрать мечту. Правильно понять, как они должны изменить жизнь людей к лучшему. Мало своей хаты, мало своего коня, мало этого, мало!
Сидит Данилка, слушает и не понимает, как это хаты мало, коня мало, когда он в бане живет и вся живность у него - теленок... Эх, ему бы коня да ему бы дом свой!
А после обеда пошли все вместе прогуляться к мельницам.
Весело, шумно машет мельница крыльями, мелет хлебушек нового урожая. Весело глядеть на них Данилке.
А Иван Кочетков и Анна Ивановна ведут разговор.
Речь уже о самом Кочеткове. Об его мечте.
- Ну, хорошо, бедняков вы на ноги поставите, а дальше что? Совместно обработаете землю, разделите по справедливости урожай, каждый заберет его себе, утащит как суслик в свою норку... А дальше что, мечта, мечта какая?
- Укротим кулаков! Ограничим эксплуататоров, - говорит Иван Кочетков. Заживет беднота хорошо!
- Что значит хорошо? Своим домиком, своей коровкой, своей лошадкой, но ведь это же мелко? Это нищенская мечта!
- А что же, по-вашему, всех мужиков в пролетарии переделать? обижается Иван Кочетков.
- Зачем, давайте помечтаем, как сделать их господами.
- Господами-помещиками, ха-ха-ха! - смеется-заливается Иван.
И Данилка смеется, хотя не понимает над чем - разве господами быть плохо? Бабушка рассказывала, что господа жили ничего, подходяще.
- Ну конечно же, - вместе посмеявшись, говорит учительница, - беднякам надо стать настоящими господами над этими лугами, полями, лесами. И жить не в убогих хатках, а вот в этом дворце на холме, над рекой... Господа понимали толк в красоте, знали, где построить поместье.
Иван Кочетков, прищурившись, смотрит на барские развалины - здесь, недалеко от мельниц, когда-то стоял помещичий дом.
- Значит, зря его мужики сожгли?
- Конечно, напрасно. Надо было сохранить, улучшить, украсить, побросать свои убогие хатки да и поселиться всем селом в этом дворце! Коммуной!
- А ведь разместились бы, - улыбается Иван. - В доме-то было сорок комнат да две залы. Да во флигелях комнат двадцать... А что, вот бы отремонтировать! Но где ж такие средства?.. Ведь это уму непостижимо, сколько должно все стоить... Стекло. Железо. Цемент... Нет, Анна Ивановна, не жизненная эта мечта!
- А как бы хорошо - и детвора вся вместе... Тут бы и настоящее коллективное воспитание... И мне бы комнатка, вон там, в мезонине! Обожаю мезонины, знаете...
- А что ж, - говорит Иван, - если сильно захотеть...
все возможно!
И долго они смотрят на барские развалины. На зияющие провалами окон каменные стены. На круглые колонны, тронутые дымом пожара. На статуи с отколотыми головами. На чаши бывших фонтанов, покрытые бурьяном.
- Жили-пожили тут господа действительно как в раю.
Все имели, чего только душа желала. Получали по потребностям, веселились по способностям, вот это счастье!
- Только это было счастье бездельников. И вот чем это кончилось! указала учительница на развалины. - А вот если бы такие же условия создать трудовым людям, не было бы этому счастью конца!
- И вам мезонин? - улыбается Иван.
- Согласна! - смеется Анна Ивановна.
На обратном пути идут мимо кладбища. Красиво оно возвышается над обрывом реки, окаймленное вековыми ивами и кудрявыми липами. Среди могил рябины растут.
Тихо тут, редко кто бывает.
Грустно разглядывает Анна Ивановна кресты над покойниками и говорит:
- Жалко мне всех, кто не дожил до свободы.
- И мне тоже, - говорит Иван, - только не всех. Вот посмотрите на эту могилу, того, кто здесь зарыт, мне не жалко.
Анна Ивановна посмотрела. И прочла надпись, высеченную на тяжелой каменной плите:
Здесь спит известный егерь,
Кулюшкин Родион.
Не потревожьте, люди,
Его блаженный сон!
- Интересная надпись, - сказала она, - видимо, его любили какие-то поэтические души? Почему же вам его не жалко? Чем вам насолил этот Кулюшкин?
- Да уж насолил. И не мне одному. Бывало, пойдем мы, ребятишки, в лес по грибы, девчонки по ягоды, так он застанет да кнутом так нахлещет, все рубашки иссечет.
Зверь был. Барский прихвостень. Ненавидел его народ.
Не помри он в самом начале революции, пришибли бы его осиновым колом...
- Отчего же он умер?
- Не знаю, меня здесь не было. Я за царя-батюшку воевал, а после революции за свободу. Без меня это дело было. Говорят, помер Родион от какой-то заразной болезни. Хоронили его помещики в закрытом гробу, чуть ли не ночью. И после этого сами исчезли, бежали от революционной бури в какие-то тихие заводи. Может быть, за границу...
- О, как таинственно! Может быть, в этой могиле скрыта какая-то тайна?
- А все может быть, - пожал плечами Иван. - В народе болтали, будто выходил из гроба Родион, бродил вокруг, как медведь-шатун. И сейчас еще иные матери детей стращают: тише, не плачь, а то Кулюшкин придет!
- Да, бывает и так, - сказала Анна Ивановна. - Хорошего человека народная память веками чтит, но и злого не забывает.
Так за разговорами прошли они сельское кладбище и вышли из-под темных деревьев на солнечные поляны. И загляделись на далекие просторы.
- Ах, как прекрасна жизнь! - воскликнула Анна Ивановна. - И так коротка. И как хочется прожить ее так, чтобы оставить по себе добрую память!
- Очень хочется, - отозвался Иван. - Да вот боишься, успеешь ли? Мне иной раз кажется, будто и дни слишком короткие и ночи слишком длинны.
Анна Ивановна засмеялась:
- И мне так кажется. И это очень хорошо!
КОГДА КУЛАКУ СМЕШНО
- Ну и выдумщица эта учительница! Ну и чудачка, ха-ха-ха, - веселился Никифор Салин. - Из-за одного батрачонка всю школу мне в полон отдала! Вон, посмотрите, как у меня пионеры корм коням несут, как у меня пионеры телят пасут!
Поглядели соседи - и верно. Сережка сено коням задает. Поить ведет. На другой день Степка телят выпасает.
А на третий - Иван свиньям картошки вареной из кухни несет.
- Да что они, в честь чего? - удивляется народ.
- А в счет образования Гараськи - дохлого карася.
Пока он в школе занимается, азы-буки учит, они за него отдежуривают. Должность его батрацкую справляют, - говорит Никишка и снова: - Ха-ха-ха!
- Ну и как, стараются?
- Не нахвалюсь, удалые работнички!
Рассказали об этом учительнице. Она пожала плечами и сказала словно про себя:
- Ну и пусть, посмотрим, кто будет смеяться последним.
Ведь это не сами по себе ребята на кулака батрачат, а по решению пионерского отряда. И вот почему. Когда Гараську в пионеры принимали, о его батрачестве как-то и не подумали. Ну приняли, и ладно. Выберет батрачонок свободную минутку и прибежит. Со всеми вместе под барабан пошагает, в дудку подудит. И снова - красный галстук в карман и на кулака батрачить.
А вожатая говорит - так нельзя. Пусть Герасим всегда галстук носит, пусть кулак знает, что он пионер, и тронуть его не смеет!
Ладно, с этим согласились. И кулак не возражал, пускай на шее у батрачонка красная полоска болтается, ежели не боится, что быка раздразнит. Ему-то что, лишь бы работал, не ленился.
Но когда все пионеры в школу пошли, тут встал вопрос: а как же с Гараськой? Кулак его не пускает. "Мне, - говорит, - такой батрак не нужен. Я, что ли, за него буду его должность справлять? Или работа, или ученье, чтонибудь одно. Желаете сироту учить, пожалуйста, забирайте его совсем. Только вот кто его будет кормить?"
А не учиться Гараське тоже неправильно. Если все пионеры учатся, ни один не должен оставаться за бортом! Не годится. По-пионерски - один за всех, все за одного.
Долго обсуждали этот вопрос на сборе отряда и, наконец, догадались, что нужно сделать. Распределить батрацкие обязанности на всех пионеров. Каждому исполнять его должность по очереди, пока Гарась в школе.
Ведь если каждый пропустит в месяц один день, это не страшно, наверстает. А зато Гарась будет учиться без пропусков. Как учительница на это согласится?
Усмехнулась Анна Ивановна, выслушав такое предложение, и сказала:
- Я, как ваша вожатая, уговорю вашу учительницу.
Вот так и начали батрачить всем отрядом на кулака.
Конечно, обидно, когда он смеется. Гараське даже перед товарищами неловко.
- Стыдно мне, Анна Ивановна, я тут за партой сижу, чистое писание вывожу, а ребята за меня мучаются.
- Ничего - хорошо учись, это главное, и тогда тебе ни перед кем не будет стыдно.
И Гарась старался изо всех сил. Ведь он знал: потомуто и учится, что другие за него работают.
И ребята не обижались. А когда учительница хвалила его за успехи, они очень гордились. И сознавали, что их партия сильна - захотела батрачонка учить, и учит!
ЗИМА КАК НЕ ЗИМА
Ну и зима в этом году наступила в Метелкине! Всем зимушкам зима. Закрутила, завертела такими метелями, каких и не видывали.
Прежде, бывало, как завалит избушки сугробами, как переметет все стежки-дорожки, так и замрет вся жизнь на селе. Лишь кое-где огоньки светятся. Девки, бабы лен прядут, из кудели нитки сучат. В иных домах постукивают деревянные станки, на которых холстины ткут.
От скуки парни по посиделкам шатаются, в карты играют, самогон пьют, дурные песни поют. А ребятишкам податься некуда. Тоска-тощища. С посиделок их гонят, в карты играть не принимают. Единственное удовольствие - на салазках покататься да нырки, выструганные из палок, по санным колеям пускать. Вот и все.
А в эту зиму зажили ребята веселей всех. Чуть выпал снег, давай из него громадные шары катать, крепости строить.
А потом воевать - снежные крепости брать. И не только в пешем строю, даже в конном. Должен разогнаться богатырь и на полном скаку через спежную стенку в крепость влететь. А стража должна его не пропускать, снежками забрасывать.
Никогда не знали в Метелкине такой игры. Анна Ивановна подсказала. Она в Сибири за Байкалом такую видывала.
Тут даже взрослые парни мальчишкам позавидовали и штурмовали крепость в каждый праздник. Все село собиралось посмотреть - какой же богатырь сверзится, какой влетит? Оказалось, это не так просто. Ну кто ни нацелится - все не получается. Сережка однажды в крепость влетел, только без коня. Конь уперся, а он через гриву, через голову - вверх тормашками. Вот смеху было.
Попытался Матвей Алдохин похвалиться. Засел на жеребца, разогнался конь на дыбки и как махнет через снежную стену. А Матвей Алдохин с него да в девичью толпу - ух!
И Анна Ивановна поймала его коня, оседлала да с разбегу и послала еще раз на снежную стенку. От удивления, что девка на коне, в нее даже позабыли снежки бросать.
И всем на диво конь перелетел снежную стенку, как птица. Только вершинку задними копытами сшиб. Да шапка с учительницы прочь отлетела. А сама она на коне в крепость перенеслась и смеется, рассыпав по плечам кудри.
- Ну, чисто Иван-царевич! - восхитились бабы.
- Вот какова наша вожатая! - возгордились ребята.
И всюду за ней. Только бровью поведет, они уже знают, что делать.
К новому году оборудовали на пруду у кузницы круглый каток. Понаделали деревянные коньки с подрезами из железок и давай крутить вензеля. И вожатая с ними. У нее коньки - снегурочки. Сами фигурки на льду выделывают.
Явился на таких же Толька-попович. И ничего, не прогнала его. Даже под ручку с ним прокатилась. Только фигурять он не мог. Как шлепнется, так на льду вмятина, и мальчишки кричат:
- Смотри-ка, сало! Поповское сало отпечаталось!
- Давай сковороду - жарь блины!
Учительница ребятам погрозила, чтобы не смеялись над толстяком, пусть больше катается, похудеть ему надо.
А на масленицу вморозили в середину пруда столб, на него надели старое колесо, а к колесу привязали две длинные жерди крест-накрест. И к концу каждой жердины - салазки. Устроили бешеную карусель. Ну давай, садись, держись, кто дольше удержится!
Как впрягутся ребята в колесо, как раскрутят, так тебя словно какая колдовская сила поднимет, свернет в охапку и в сугроб закинет. На десятом круге обязательно все слетали.
А учительница смеется и объясняет:
- Это центробежная сила действует.
Однажды она с Кочетковым поспорила, кто дольше удержится. И как ни держался Иван - первым слетел.
А она на двенадцатом кругу - за ним. И в один сугроб.
Ничего. Шапка с нее прочь, валенки прочь.
Ребятишки ее валенки разыскивают. Иван на руках несет в кузницу погреться. Там пламя так и пышет, в ее глазах отсвечивает. Кузнец Агей по красному железу бьет и приговаривает:
Ох ты, пламенна душа,
Озорна, да хороша!
А парни-женихи с посиделок ушли, вокруг вьются:
- Анна Ивановна, прокатись со мной!
- Анна Ивановна, обучи на коньках фигурять!
Некогда стало в карты играть. Не к чему стало самогон пить, и без того весело.
- Ну, братцы, нынешняя зима как и не зима!
- И откуда к нам такую ласточку занесло?
- Из южных краев, говорят. Ишь черная, как цыганка.
А завистливые бабоньки свою песню поют: - Ой, погодите, она вам зимой весну сделает! Околдует, как дураков, да улетит!
КОГДА КУЛАКУ ТОШНО
И вот наступила масленица. Веселое время, когда в деревнях блины едят, брагой запивают. И солнце в небе сияет, как блин. И снега белые оседают, тают, как сметана.
И дороги темнеют, маслятся, как подмазанные масленым помазком.
Шум, гомон на улицах. Допоздна не расходится народ.
Запрягают коней, сажают детвору, баб, девок в пестрых платках и катаются вперегонки по улицам. Колокольчики звенят, бубенчики гремят. Гармошки наигрывают.
Любуется на катающихся народ, допоздна не расходится.
А закатится красное солнце за белые снега, зажигают люди костры масленицу провожать.
Жгут соломенные чучела на перекрестках дорог. Выходят со смоляными факелами за околицу - "оттаивать"
ее, соскучилась за зиму под сугробами, давно не отворялась околица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14