А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Они накапливали электричество, генерированное панелями солнечных батарей, и обеспечивали энергией оборудование самолета во время долгих холодных ночных часов. Но вдруг они дадут сбой, когда температура упадет до ста пятидесяти градусов ниже нуля?
До него дошло, что Родригес издает какие-то странные звуки, похожие на стоны. Резко обернувшись, чтобы посмотреть на сидящего рядом астронавта, Футида увидел только внутреннюю поверхность своего собственного шлема. Чтобы разглядеть немелодично мурлыкавшего пилота, ему пришлось развернуться всем корпусом.
- С тобой все в порядке? - спросил Футида нервно.
- Конечно.
- Это была мексиканская песня, да?
- Не-а. «Битлз». «Люси и небо в алмазах».
- А.
Родригес счастливо вздохнул и произнес:
- Вот она.
- Что?
- Гора Олимп. - Он указал вперед.
Футида не видел горы - перед ним простирался лишь горизонт. Казалось, он закруглялся, и японец вгляделся внимательнее: это был огромный пологий бугор.
По мере того как они приближались, бугор рос. И рос. И рос. Гора Олимп была немыслимо гигантским островом, континентом, вздымающимся над плоской красной равниной, словно туша могучего мифического животного. Над отвесными утесами, окружавшими основание, возвышались отлогие склоны. «На такую гору нетрудно взобраться», - подумал
Футида. Затем он понял: гора так велика, что на подъем пешком от основания к вершине потребуются недели.
Родригес снова замурлыкал, он был спокоен и расслаблен, словно сидел у себя дома в любимом кресле.
- Тебе нравится летать, верно? - заметил Футида.
- Говорят, - ответил Родригес с безмятежной улыбкой, - что полет на самолете - второе самое возбуждающее занятие на свете.
Футида кивнул внутри шлема.
- А первое, должно быть, секс, да?
- Нет. Самая возбуждающая вещь на свете - сажать самолет.
Как старшая из двух астронавтов экспедиции, Анастасия Дежурова была техническим заместителем Джейми Уотер-мана. Она постаралась устроить так, что ее основной обязанностью стало заведование центром связи, откуда она могла наблюдать за всем и за всеми. Дежурова чувствовала, что, пока она контролирует обстановку, с ее товарищами не случится ничего плохого.
В куполе было тихо, каждый занимался своим делом. Дежурова видела, как снаружи Уотерман упрямо откалывает новые образцы породы. Труди Холл в своей лаборатории работала с лишайниками, привезенными из Большого Каньона; третья женщина в их команде, Виджай Шектар, сидела в лазарете, просматривая на компьютере показания медицинских приборов.
- Родригес Вызывает базу, - неожиданно прохрипел в динамике голос астронавта.- Выполняю предварительный полет над районом приземления. Посылаю изображение с камеры.
- База - Родригесу, - отрывисто, деловым тоном произнесла Дежурова. - Копирую ваш файл. - Ее пальцы забегали по клавишам, и вдруг на главном мониторе возникла фотография изрытого ямами, усеянного валунами каменистого участка. - Мы получили изображение.
Дежурова почувствовала, что у нее пересохло в горле. Лучше позвать Джейми. Если они собираются здесь садиться, то ничего хорошего из этого не выйдет.
Родригес немного наклонил самолет, чтобы лучше разглядеть местность. Футиде показалось, что самолет стоит на кончике левого крыла, а твердая голая скала внизу медленно описывает круг.
- Ну что же, - заключил Родригес, - у нас есть выбор: камни или кратеры.
- Но ведь самолеты-разведчики засекли здесь ровные участки? - спросил Футида.
- Ровный - понятие относительное, - пробормотал Родригес.
Футида сглотнул желчь, которая жгла ему глотку.
- Родригес вызывает базу. Я сейчас сделаю еще круг над местом приземления. Скажите, видите ли вы что-то еще, может быть, я что-нибудь упустил.
- Вас поняли, повторяйте круг. - Голос Стэси Дежуро-вой звучал с профессиональной четкостью.
Родригес пристально вгляделся в камни, мелькающие внизу. Заходящее солнце порождало длинные тени, которые подчеркивали каждый камешек. Между кратером, явно возникшим относительно недавно, и россыпью скал виднелась довольно чистая полоса длиной около километра. Достаточно места для приземления, если тормозные двигатели сработают как надо.
- Мне кажется, нормально, - произнес он в микрофон, встроенный в шлем.
- Едва ли, - послышался голос Дежуровой.
- Колеса проедут по небольшим камням.
- Амортизаторы не смогут смягчить удар о скалы, Томас.
Родригес рассмеялся. Они с Дежуровой спорили об этом десятки раз с того дня, когда получили первые фотографии с беспилотных самолетов-разведчиков.
- Разворачиваюсь в последний раз, - сообщил он. Дежурова не ответила. Как диспетчер она обладала полномочиями запретить ему садиться.
- Захожу на посадку.
- Ваше изображение немного ухудшилось.
- Быстро темнеет.
- Да.
Футида смотрел, как поверхность планеты несется ему навстречу. Она была покрыта огромными камнями и кратерами и выглядела твердой, словно бетон, даже еще тверже. «Мы снижаемся слишком быстро», - подумал он. Ему захотелось схватить контрольный рычаг и потянуть на себя, включить ракетные двигатели и убраться отсюда к чертовой матери, пока еще есть такая возможность. Но вместо этого он крепко зажмурился.
Самолет с силой ударился обо что-то, и Футида решил, что его сейчас выбросит через крышу. Однако ремни безопасности выдержали, и через мгновение он услышал вой и скрежет тормозных ракетных двигателей. Казалось, нос самолета загорелся. Они подпрыгивали, тряслись и с грохотом летели по полю, усыпанному булыжниками.
И вот самолет в последний раз содрогнулся, шум стих, и они остановились.
- Мы сели, - пропел Родригес. - Все очень просто.
- Отлично, - произнесла Дежурова бесстрастно. Футиде срочно захотелось помочиться.
- О'кей,- обратился Родригес к своему спутнику.- А теперь просто будем сидеть тихо и ждать рассвета.
- Как парочка сардин в консервной банке, - отозвался Футида.
Родригес засмеялся.
- Эй, приятель, у нас есть все удобства, какие только можно пожелать, - почти все. Как в ночном рейсе туристическим классом.
Футида кивнул. Он не ощущал восторга при мысли о ночи в кабине самолета, внутри скафандра. Но такова была цена за честь стать первым из людей, ступившим на самую высокую гору в Солнечной системе.
Он едва не улыбнулся. «Я тоже попаду в Книгу рекордов Гиннесса», - подумал он.
- С тобой все в порядке? - спросил Родригес.
- Да, разумеется.
- Какой-то ты тихий, Мицуо.
- Любуюсь пейзажем, - пояснил Футида.
Вокруг, куда ни глянь, тянулась лишь голая каменистая равнина. Небо быстро темнело. Футида заметил несколько звездочек.
- Ну-ну, давай веселее, - пошутил Родригес. - Сейчас будем испытывать СЛФ.
Система ликвидации фекалий. Футида с содроганием ждал минуты, когда ему придется воспользоваться ею.
Родригес весело хихикал, словно во всем мире у него не было никаких забот. В двух мирах.
«Никогда не показывай страха». Томас Родригес научился этому, будучи костлявым астматическим ребенком. Он вырос среди преступности и насилия в мексиканском квартале Сан-Диего.
- Никогда не позволяй им заметить, что ты боишься, - учил его старший брат Луис. - Никогда не уклоняйся от драки.
Томас не отличался физической силой, но у него был старший брат, который защищал его. Большую часть времени. Затем он нашел убежище в полуразрушенном спортзале по соседству, где за уборку ему позволяли пользоваться тренажерами. Набрав мышечную массу, он научился у Луиса основам уличной борьбы. В начальной школе Томаса заметил пожилой кореец, который преподавал боевые искусства на добровольных началах, и взял к себе.
В средней школе Родригес обнаружил, что он хорошо соображает и умен достаточно, чтобы не только понимать алгебру, но и хотеть понять ее и другие загадки математики и естественных наук. Он заводил друзей и среди «ботаников», и среди «качков», часто защищая первых от издевательств и жестокости последних.
Он вырос, стал плотным, широкоплечим юношей с быстрой реакцией и острым умом, позволявшими ему выходить без драки из большинства стычек. Он не искал столкновений, но, когда схватка становилась неизбежной, держал себя уверенно. Он работал, учился, и ему были присущи веселое расположение духа и физическая храбрость, которая заставила даже самых грязных школьных панков оставить его в покое. Он никогда не выступал за школьные команды и не принимал наркотики. Он даже не курил. Он не мог позволить себе подобную роскошь.
Ему удалось также избежать ловушки, в которую попалось большинство его приятелей: отцовства. Женатые или нет, парни быстро оказывались связанными с какой-нибудь женщиной. У Томаса было множество подруг, и еще в средней школе он познал радости секса. Но он никогда не заводил длительных отношений. Он не нуждался в этом. Да, девушки из его квартала были привлекательными, но лишь до той минуты, пока не открывали рот. Томас не мог даже представить себе, как он будет слушать подобную болтовню часами. Им нечего было сказать. Их жизни были пусты. А он жаждал чего-то большего.
Школьные учителя в основном ничего собой не представляли, но один - усталый старик, преподаватель математики - посоветовал ему попытаться получить стипендию для обучения в колледже. К своему невероятному удивлению, Томас добился права на курс обучения в Калифорнийском университете. Но даже при этом он не мог позволить себе стать студентом, так что снова послушался совета своего наставника и вступил в военно-воздушные силы. Дядя Сэм оплатил его обучение, и он стал пилотом реактивного самолета. «Это забавнее секса, - говорил он, всегда добавляя: - Почти».
«Никогда не показывай страха». Это значило, что он всегда принимал вызов. Всегда. В кабине самолета или у стойки бара, приземистый молодой латиноамериканец с широкой улыбкой всегда принимал бой. Это стало его отличительной чертой.
Страх не покидал его, он присутствовал постоянно, но Родригес не позволял себе поддаваться ему. И никогда его не покидали эти внутренние сомнения. Чувство, что он почему-то не принадлежит к этому миру. Именно оно позволило мексиканскому мальчишке делать вид, что он не глупее белых, помогло ему закончить колледж на крошечную стипендию, надеть форму летчика и забавляться могучими реактивными самолетами.
Но на самом деле Родригес знал, что он чужак. Это ему каждый день ясно давали понять тысячами едва заметных способов. Он был латиносом, его терпели лишь до тех пор, пока он оставался на том месте, которое ему отвели. Нельзя было пытаться достичь слишком многого; нельзя высовываться; и прежде всего, нельзя встречаться с белыми девушками.
Но в воздухе все было по-другому. В кабине самолета, на высоте семи-восьми миль над землей, оставались только он и Бог, а прочий мир уходил куда-то далеко, исчезал из виду и из мыслей.
Затем появился шанс получить нашивки астронавта. Он не мог отступить. И снова ему недвусмысленно дали понять, что его участие в конкурсе не приветствуется. Но Томас не отступил и добился места в команде подготовки астронавтов. «Преимущества напора», - насмехался один из старших пилотов.
Чего бы он ни достиг, они всегда пытались высмеять его. Внешне Томас, как всегда, не обращал на это внимания; он скрывал свои раны и истекал кровью незаметно для других.
Спустя два года после того, как он получил «крылышки» астронавта, стало известно о подготовке Второй Марсианской экспедиции. Улыбаясь шире обычного, Томас подал заявление. Никакого страха. Он скрывал от всех неимоверное напряжение и был принят.
«Чертовски выгодное дельце, - говорили его приятели. - Ты будешь второй скрипкой при какой-то русской шлюхе».
Томас пожал плечами и кивнул. «Да, - согласился он. - Думаю, мне придется выполнять приказы всех вокруг».
И про себя добавил: «Зато я полечу на Марс, придурки, а вы останетесь здесь».
Вслед за своим спутником-астронавтом Мицуо Футида неловко вылез из кабины, спустился по лестнице и ступил на вершину самой высокой горы в Солнечной системе.
В тусклом свете восходящего солнца это место не показалось ему похожим на вершину горы. Он много занимался скалолазанием в Японии и Канаде, и эта гора ничем не напоминала остроконечные, покрытые снегом гранитные глыбы, среди которых, словно брошенный нож, свистел ветер, а облака неслись где-то внизу, под тобой.
Здесь на первый взгляд не было ничего опасного - лишь широкая, довольно плоская равнина из голого базальта. Там и сям валялись булыжники и камни побольше, но не так густо, как у базы. Кратеры, которые они заметили с воздуха, были отсюда не видны; по крайней мере, Футида не видел ничего, напоминающего кратер.
Но, подняв голову, он понял, как высоко они забрались. Вместо обычного нежно-розового небо здесь было темно-синим. Частички пыли, придающие марсианскому небу красный цвет, остались далеко внизу. На Земле такая гора достигла бы стратосферы.
Футиде стало любопытно, сможет ли он увидеть сквозь щиток шлема звезды, может быть, даже найти Землю.
Он обернулся, пытаясь сориентироваться по восходящему солнцу.
- Смотри, куда идешь, - раздался в наушниках предупреждающий голос Родригеса. - Здесь…
Ботинок поехал вперед, и Футида с глухим стуком упал на землю, больно ударившись задней частью тела.
- …скользко, - запнувшись, закончил Родригес. Астронавт, подволакивая ноги, осторожно приблизился
к Футиде, двигаясь как человек, пересекающий каток в туфлях. Протянув руку, он помог биологу встать.
Футида, все тело которого онемело и болело после ночи, проведенной в кабине, теперь еще чувствовал пульсирующую боль ниже спины. «Там будет здоровенный синяк, - сказал он себе. - Мне повезло, что я не упал на рюкзак и не сломал систему жизнеобеспечения».
- Под ногами как будто лед, - заметил Родригес.
- Это не может быть лед, мы слишком высоко, здесь нет воды.
- Сухой лед.
- Ах да, - кивнул Футида. - Сухой лед. Углекислый газ из атмосферы конденсируется на холодных камнях.
- Да.
- Но сухой лед не скользкий…
- А эта штука скользкая. Футида быстро соображал.
- Возможно, под нашим весом тонкий верхний слой сухого льда испаряется.
- Значит, у нас под ногами слой углекислого газа,- сразу же понял Родригес.
- Точно. Мы скользим по газовой пленке, как газовые подшипники.
- Значит, нам будет чертовски трудно передвигаться. Футиде хотелось потереть больное место, хотя он понимал, что в жестком скафандре это бесполезно.
- Взойдет солнце, и лед растает.
- Не думаю, что его тепла хватит на то, чтобы все это испарилось.
- Сухой лед возгоняется при семидесяти восьми и пяти десятых градуса ниже нуля. По Цельсию, - вспомнил Футида.
- При нормальном давлении, - возразил Родригес.
Футида взглянул на термометр на правом запястье.
- Уже выше минус сорока двух градусов, - сказал он, в первый раз за все путешествие почувствовав себя довольным.- К тому же чем ниже давление, тем ниже точка кипения.
- Да, точно. Ты прав.
- Должно быть, этот участок находился в тени крыла самолета, - указал Футида. - Дальше, мне кажется, земля чистая.
- Тогда пошли на пляж, позагораем, - предложил Родригес без смеха.
- Нет, пойдем к кальдере, как собирались.
- Ты думаешь, здесь безопасно расхаживать? Кивнув сам себе, Футида сделал пробный шаг. Камень был
гладким, но не скользким. Он шагнул еще раз, затем другой.
- Может быть, нам следовало взять футбольные бутсы.
- Не обязательно. Теперь можно нормально идти. Родригес проворчал что-то.
- Тем не менее будь осторожен.
- Хорошо, буду.
Пока Родригес сообщал на базу утренние новости, пользуясь мощным передатчиком в кабине, Футида открыл люк грузового отсека, и их оборудование съехало на землю. И снова он удивился, как эта хрупкая пластиковая машийа смогла нести их и все имущество. Это казалось совершенно невозможным, но это была правда.
- Ты готов? - спросил он Родригеса, горя желанием отправиться в путь.
- Ага. Только дай мне проверить по компасу…
Футида не стал ждать, пока астронавт сверится с компасом. Он знал дорогу к кальдере так хорошо, словно координаты были выжжены у него в сердце.
Глядя в отверстие кальдеры, Родригес ощутил холодок неприятного предчувствия. Словно они стояли на краю гигантской дыры в мироздании, дыры, которая вела прямо в ад.
- Ницше был прав, - сказал Футида, и Родригесу послышалось в его голосе благоговение, почти ужас.
Родригесу пришлось развернуться почти целиком, чтобы увидеть японца, стоящего рядом, безликого в громоздком скафандре, отмеченном лишь голубыми полосами на рукавах.
- Ты имеешь в виду то место, где говорится, что когда заглядываешь в бездну, то бездна глядит на тебя?
- Ты читал Ницше?
- По-испански, - фыркнул Родригес.
- Это, должно быть, интересно. Я читал его в японском переводе.
Хихикнув, Родригес заметил:
- Значит, ни ты, ни я не можем читать по-немецки, а?
Этот разговор разрядил напряжение. Кальдера была огромной, необъятной дырой, протянувшейся от одного края горизонта до другого.
1 2 3 4 5 6