— Так что же вызвало интерес Его Величества? У нас хорошие отношения с Хасимом, он наш друг, хоть и неверный, и, полагаю, вернувшись домой, расскажет подробности своей поездки.
— Интерес Его Величества вызвало предположекие, что господин Банум может не вернуться, — объяснил Наиф.
Пару мгновений шейх переваривал фразу, а затем покачал головой:
— Вы подсказали Его Величеству эту мысль?
Секретарь молча склонил голову.
— Я в этом не сомневался. — Аль-Темьят вздохнул. — Вы недостаточно осведомлены, господин Тукар, не знаете всех нюансов ситуации. Я не имею права раскрывать вам некоторые тайны, а потому поверьте на слово: у Хасима нет достойных соперников. Именно поэтому все предпочитают с ним дружить.
— Я отдаю себе отчет в том, что не могу соперничать в знаниях с мудрыми шейхами. — Наиф на мгновение опустил глаза, но затем его взгляд вновь уперся в собеседника. — Тем не менее, проанализировав происходящее, я взял на себя смелость высказать Его величеству свои опасения. Китайцы всерьез обеспокоены силой Чудовища, и если их страхи имеют под собой основания, случиться, может всякое.
— Гипотеза!
— Планирование — это череда гипотез. Некоторые сбываются, некоторые нет. Но следует прорабатывать как можно больше вариантов.
Шейх покосился на хозяина кабинета, но Аль-Кади благоразумно помалкивал, не желая влезать в его спор с любимцем султана.
— И вы, как я понимаю, принялись размышлять над тем, что мы станем делать, если китайские бредни о Чудовище окажутся былью? — Аль-Темьят вложил в реплику всю язвительность, отпущенную ему Аллахом.
— Я бы никогда не осмелился взять на себя обдумывание столь важных планов, — предельно серьезно ответил Тукар. — Подобные вопросы решают люди, в круг которых я не вхожу.
Шейх слегка расслабился — лесть подействовала. Выскочка в очередной раз показал, что знает свое место.
— Тогда зачем мы собрались?
— Когда я высказал Его Величеству свои опасения, он задумался, а затем припомнил одну беседу, которую имел с господином Банумом тет-а-тет, — сообщил Наиф. — Во время этой беседы была упомянута некая книга…
— Эта беседа проходила не наедине. — Аль-Темьяту не нравились выражения на мертвых языках, он предпочитал не засорять родной аммия. — Я присутствовал при том разговоре.
— Его величество не упоминал об этом, — склонил голову секретарь.
Но теперь его вежливость показалась шейху издевательской. Он корил себя за то, что сам не догадался высказать подобные опасения султану. Ведь он присутствовал при разговоре! Слышал о книге! Он, и только он, должен был намекнуть Его Величеству, что следует делать в случае неуспеха Банума! Он, и никто другой! Тем более не этот липкий ублюдок.
— Полагаю, мне будет разрешено узнать, о какой книге идет речь? — осведомился Аль-Кади.
Генерал понял, что собеседники покончили с придворными играми и совещание наконец-то входит в деловое русло.
— Не сомневаюсь, вы знаете, кто такой господин Банум. — Тукар молниеносно повернулся к шефу полиции — теперь любимец султана крепко держал в руках нити совещания.
— Разумеется, — подтвердил Аль-Кади.
Знакомы они не были, однако Европолу, личным распоряжением султана, было предписано обращаться с Банумом как с шейхом, то есть со всем возможным уважением.
— В свое время господин Банум оказал нам ряд серьезных услуг. Он друг Исламского Союза и личный друг султана. Некоторое время назад он обронил фразу, что пишет книгу. Заметки… мысли… воспоминания.
— Хасим много знает, — проворчал шейх.
Аль- Темьят решил не мешать Тукару вести совещание, но оставил за собой право на многозначительные реплики.
— Книга находится в доме господина Банума. Полагаю, он не просто так рассказал нам о ее существовании. Возможно, господин Банум ожидал встретить серьезного соперника и хотел, чтобы в этом случае именно мы стали обладателями хранящейся в книге информации.
— Выходит, речь идет о своеобразном завещании? — уточнил генерал.
— Именно.
Аль- Кади перевел взгляд на шейха.
— Наиф прав, — нехотя протянул Аль-Темьят. — Хасим много знает, и в случае его смерти нам следует изучить его мемуары. А раз он рассказал о них нам, значит, они предназначаются для нас. Мы имеем на них полное право.
— Именно поэтому, уважаемый Мохаммед, я прошу вас организовать постоянное слежение за функционированием «балалайки» господина Банума.
Шейх не изменился в лице, но зарубку в памяти сделал: с каких это пор шеф баварской полиции стал для Тукара просто «уважаемым Мохаммедом», а не «господином генералом»? Пронырлив, любимчик султана, ох, пронырлив…
— С технической точки зрения ваша просьба не вызовет никаких трудностей, — деловито ответил Аль-Кади. — Номер «балалайки» нам известен, запустим программу слежения и будем в любой момент времени знать, функционирует чип Банума или нет. — Генерал помолчал. — Взламывать «балалайку» не надо?
— Нет, — покачал головой Тукар.
— Надеюсь, вы предупредили Хасима о том, что планируете следить за ним? — осведомился шейх.
— Сегодня утром я, по просьбе султана, попросил у господина Банума разрешение на слежку и получил положительный ответ. Полагаю, господин Банум прекрасно понимает наши мотивы.
«Полагает он!» Аль-Темьяту очень хотелось отпустить в адрес секретаря какую-нибудь гадость, но в голову ничего не приходило. Проклятый Наиф действовал очень правильно, очень продуманно. Не подкопаешься.
«Ладно, выскочка, упивайся своей властью. Расположение султана переменчиво, рано или поздно ты допустишь ошибку, и тогда…» — Но как мы узнаем, что Хасим именно погиб, а не вытащил «балалайку» по каким-либо причинам?
Шейх не очень хорошо разбирался в современных технологиях.
— Программа слежения сумеет понять причину прекращения работы чипа, — объяснил Аль-Кади.
— А если во время смерти в Хасиме не будет «балалайки»?
— Надеюсь, этого не произойдет.
— Я не верю, что Хасим встретит достойного соперника, — после короткой паузы произнес Аль-Темьят.
— Но если это произойдет, наши люди должны незамедлительно отправиться в его дом и взять книгу, — закончил Тукар.
И выжидательно посмотрел на шейха.
Аль- Темьят понял, чего ждет любимчик султана. И почему его вообще позвали на это совещание — банальный вопрос слежки за Банумом Наиф мог решить с генералом один на один.
«Не можешь без меня обойтись? В том-то и дело, выскочка, в том-то и дело…» Шейх не отказал себе в удовольствии помучить собеседников. Делая вид, что обдумывает невысказанный вопрос, Аль-Темьят почти две минуты перебирал четки и лишь после этого небрежно кивнул:
— Если Хасим погибнет, мы сумеем войти в его дом.
— Отлично, — улыбнулся Тукар. — Его величество не сомневался в ваших способностях.
Уверенность полностью вернулась к Аль-Темьяту, он вновь вел совещание, и его голос звучал в полную силу:
— Мы должны будем действовать быстро. Хасим наш друг, но он пользуется уважением и у монсеньоров Католического Вуду, и у китайцев, и у индусов. Кто знает, не рассказал ли он им о своих мемуарах?
— Операцию должен возглавить надежный человек, — согласно кивнул Тукар. — Опытный и умелый.
— У меня есть подходящая кандидатура, — улыбнулся Аль-Кади. — Офицер как раз находится в приемной.
— Пригласите, — попросил шейх.
Генерал надавил на кнопку, дверь распахнулась, и в кабинет вошел среднего роста мужчина типично баварской наружности: смуглая кожа, черные курчавые волосы, пышные усы.
— Майор Хамад Аль-Гамби, — представил подчиненного шеф полиции. — Четвертый департамент Европола. — И внимательно посмотрел на протеже: — Не подведи меня, Хамад.
Аль- Гамби молча кивнул.
Четвертый департамент занимался силовыми операциями: от разгона демонстраций до штурма захваченных террористами самолетов. Полицейский спецназ. А стоящий перед секретарем султана и шейхом типичный баварец был одним из самых опытных его сотрудников, прошедшим путь от офицера спецназа до начальника оперативного отдела.
— Присаживайтесь, Хамад, — радушно улыбнулся Тукар. — Мы должны вам кое-что рассказать…

* * *
территория: Европейский Исламский Союз
Мюнхен, столица Баварского султаната
отель «Дом Бедуина»
никто не идет в одиночку
Говорят, мода на высотные гостиницы зародилась в Азии, в Китае. Одни историки рассказывают о некоем «Гранде», построенном в начале двадцать первого века и снесенном во время перестройки Большого Шанхая, другие кивают на Токио и Сингапур, третьи отдают пальму первенства Эмиратам. Историки спорят, но никто из них не отрицает тот факт, что после Большого Нефтяного Голода моду на сверхвысокие отели возродили Анклавы. Да и где еще, как не на перенаселенных корпоративных территориях, могла возникнуть необходимость в подобных сооружениях? Московский «Дядя Степа», эдинбургский «Дункан», сингапурский «Альбатрос»… Небоскребы распахивали двери для тысяч постояльцев, владеющая ими корпорация «FQS Inc.» процветала, расширяла бизнес, и постепенно сверхвысокие гостиницы появились практически в каждом крупном городе.
Правда, не везде они поднимались на привычную для Анклавов высоту.
В свое время самый первый владыка Баварского султаната повелел, чтобы ни одно здание в его столице не превосходило по высоте минареты строящейся в ту пору мечети Трех имамов. К этому моменту в Мюнхене уже стояли два небоскреба (один — четыреста тридцать, другой — пятьсот десять метров), и их владельцев новый закон не порадовал. Будучи людьми не бедными и со связями, они приложили все усилия, дабы их недвижимость осталась на прежнем месте и в прежнем виде: давали взятки, писали слезливые прошения на имя султана, проводили опросы жителей и даже предлагали считать расположенный ближе к окраине Мюнхена деловой центр совершенно другим городом. Или поселком. Или хутором. Плевать, главное, чтобы он не считался частью столицы. Все напрасно. Небоскребы укоротили до максимально возможной высоты — сто девяносто восемь метров, а следующие новостройки недотягивали и до нее. Именно поэтому отель «Дом Бедуина» оказался самым маленьким среди принадлежащих «FQS Inc.» небоскребов, но при этом — самой высокой гостиницей столицы султаната. Пятьдесят этажей первоклассного сервиса и четыре пентхауса, выходящие на четыре стороны света и отделанные соответствующим образом: «Север» поражал резной мебелью эпохи Ренессанса и классическими витражами, «Запад» отдан во власть хай-тек, «Восток» выдержан в китайском стиле, «Юг» — традиционная арабская роскошь.
Вим бывал в каждом из них, но больше всех ценил «Север», обстановка которого наилучшим образом отвечала вкусам Дорадо.
Ветер, гуляющий на стовосьмидесятиметровой высоте, подхватывал музыку и разносил ее по всему деловому центру. Опоясывал ею соседние небоскребы, окутывал проезжающие по многоуровневым дорогам мобили, поднимал вверх, к скрывающимся за облаками Луне и звездам, а наигравшись, скользил с нею к старому Мюнхену, опаляя страстным дыханием баркаролы белоснежную мечеть.
Великолепный дуэт рояля и скрипки, гармония струн и душ музыкантов, настоящих профессионалов, прекрасно дополняющих друг друга.
Вим сидел за роялем, его пальцы скользили по клавишам, но словно бы сами по себе, ибо все внимание Дорадо было приковано к скрипачке — тоненькой девушке, стоящей у балюстрады, отделяющей ее от бездны, и самозабвенно играющей для ночных облаков.
Для небоскребов, звезд и Вима.
Ветер, единственный их слушатель, жадно впитывал страстную музыку дуэта, а вместо аплодисментов игриво трепал роскошные, до самой талии, волосы девушки. Ее единственную одежду.
Жизнь Дорадо, а правильнее — его жизни напоминали шеренгу банковских сейфов. Надежно запечатанных и открываемых только по очереди. Вим делал все, чтобы ни один обрывок информации, ни одно слово, ничто не просочилось из сейфа в сейф, из настоящего в настоящее, а уж тем более — в настоящее из прошлого. Чем меньше о тебе знают, тем безопаснее. Сейфы с надписью «Молодость» не открывались практически никогда. Из сейфов с надписями «Детство» и «Юность» периодически извлекались воспоминания, но они крайне редко содержали конкретные факты. Сейфы настоящего открывались по очереди. А сейф «Личное» — кладовка, в которой Дорадо прятал свой аленький цветок, — охранялся с особой тщательностью.
Вим познакомился с Камиллой случайно: ему предложили недельные гастроли в одном из крупных венецианских ресторанов, Дорадо прибыл в город на день раньше, по делам заглянул к менеджеру заведения и увидел ее — тоненькую девушку со скрипкой.
Завораживающее мастерство Камиллы пронзило сердце Вима.
Ту ночь они провели, катаясь на гондоле по древним каналам. Иногда болтали, иногда молчали. Иногда смотрели друг на друга, иногда — на звезды и старинные дома. Расстались, ни разу не поцеловавшись. Но разве это главное?
Через две недели Камилла позвонила и сказала, что ей предложили гастроли в Дрездене.
«Может, сыграем дуэтом?»
Вим бросил все дела, примчался в Саксонию и уже на первой репетиции окончательно убедился в том, что они с Камиллой созданы друг для друга.
Рояль и скрипка.
Вим не был виртуозом, для этого у него были слишком грубые руки. Он считался хорошим, выше среднего уровня, исполнителем, обладающим к тому же феноменальной памятью — Дорадо очень редко пользовался нотами. Но и это не было главным — хороших исполнителей хватает. Вима ценили за умение едва ли не мгновенно улавливать эмоции публики, определять господствующее в зале настроение и безошибочно выбирать ту музыку, что наилучшим образом подходила в этот вечер этим людям. Шопен, Лист, Рахманинов… Дорадо имел репутацию идеального тапера. Камилла же играла для себя, восхищала мастерством, но послушно следовала за Вимом, и их дуэт пользовался успехом у хозяев дорогих ресторанов, модных курортов и элитарных клубов — «любовь» к классической европейской музыке считалась у знати признаком хорошего вкуса.
Нечастые совместные гастроли всегда заканчивались одинаково…
Последние звуки баркаролы упали на Мюнхен, Камилла замерла, прощаясь с сыгранной мелодией, и Вим почувствовал, что не может больше сдерживаться. Рывком поднялся с табурета и подошел к девушке.
Рояль и скрипка. Натянутые струны.
Инструмент Камиллы опустился на мягкий ковер, покрывающий террасу пентхауса, а следом на нем оказались любовники.
— Богиня, — прошептал Вим.
Девушка обняла его за шею и нежно укусила за ухо.
— Моя богиня…
В постели они тоже идеально подходили друг другу. Камилла не уступала Виму в напоре, он ей — в страстности. Их тела сливались с той же силой, с той же гармонией, что их музыка. Их любовь становилась продолжением дуэта.
Рояль и скрипка. Совершенство.
И всякий раз — как первый. И всякий раз чаша выпивается до последней капли. И всякий раз Вим терял голову, чего никогда не случалось с ним раньше.
Поиск женщины никогда не казался мужчинам задачей сложной, требующей особенно больших усилий. На протяжении человеческой истории женщин похищали, покупали, выбирали (экстерьер, родословная), а бывало и обменивали на что-нибудь срочно необходимое. Найти женщину в современном мире еще проще: хочешь быстрой любви — иди в соответствующий квартал, хочешь несложных отношений — к твоим услугам официально разрешенный в Исламском Союзе институт наложниц. Кандидаток во временные жены полным-полно, начиная с шестнадцатилетних крестьянок, пытающихся вырваться из нищеты, и заканчивая сходящими с ума от одиночества холеными бизнес-леди. Найти женщину несложно. Чертовски трудно отыскать Женщину. Не идеал слабого пола, а твою Женщину. Рожденную для тебя.
Камиллу трудно было назвать красавицей. Маленькая грудь, довольно широкие для ее роста бедра, тонкие губы… Любители выставочных жен прошли бы мимо и не заметили, но для Дорадо экстерьер не имел особого значения. В объятиях Камиллы он нашел не развлечение, а любовь.
— Знаешь, когда мы только познакомились, я думала, что ты какой-нибудь верхолаз, развлекающийся инкогнито. — Камилла улыбнулась. — Дорогие рестораны, дорогие отели…
— Мне нравится, как ты паришь над городами.
— Ты тратишь все гонорары. — Заработков тапера не хватило бы на их не частые, но яркие встречи. Девушка это понимала, но в ее вопросе не слышался подтекст. — Для меня не очень важно, где мы проведем ночь. Главное, что мы проведем ее вместе.
— В жизни не так уж много восхитительных моментов. Пусть они будут красивыми от первой до последней черточки.
Они остались на мягком ковре террасы, под облаками, но ветер, как ни старался, не мог унести с нее шелест разговора. Концерт, данный ночному городу, закончился, теперь Вим и Камилла говорили друг для Друга.
— А потом мы разъедемся по своим домам…
— А потом встретимся снова.
— Да, — после короткой паузы согласилась девушка.
1 2 3 4 5 6 7