А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 



на то, чтобы Франция сравнялась в славе с самим Римом.
– Луи Четырнадцатый был великий монарх! – заявила баронесса, подозрительно глядя на графа.
– Без сомнения, – кротко согласился Сен-Жермен и обратился к Мадлен: – А вы что думаете по этому поводу, моя дорогая? Или вы по-прежнему обожаете покойного короля?
Вместо девушки ответила баронесса:
– Естественно, любой человек обладает достойными осуждения недостатками, но нам следует помнить, что второй его брак немало способствовал возрождению при дворе добрых нравов.
– Какое счастье для Франции! – пробормотал Сен-Жермен.
Баронесса промолчала и через какое-то время, случайно или нет, приотстала. Мадлен и граф ехали теперь бок о бок в заговорщическом молчании. Впереди затевала скачки шумливая молодежь, сзади неспешно двигались более взрослые и степенные участники конной прогулки. Дорога, утекающая под копыта коней, кипела от непрестанной игры света и тени.
– Мне нравится ваш жеребец, – прервала молчание Мадлен. – Я никогда в жизни таких не встречала.
– Его подарили мне в Персии, – сказал Сен-Жермен, поглаживая широкую шею красавца. – Подобных ему в Европе пожалуй что нет. Их называют иногда берберскими скакунами.
Мадлен кивнула и игриво заметила:
– Сегодня вы одеты не в черное, граф. И это тоже мне непривычно. Что за материал у вашего верхового костюма?
– Лосиная кожа венгерской выделки. Тиснение, если внимательно к нему приглядеться, поведает вам о встрече святого Губерта с диким оленем.
Сен-Жермен провел пальцем по темно-бордовой складке.
– Довольно старомодное одеяние – манжеты по нынешним меркам непозволительно узкие, – но я не могу с ним расстаться. Привык.
Граф помолчал, слегка поднял брови и, понизив голос, спросил:
– Что беспокоит вас, моя дорогая? Вы ведь не для того меня подозвали, чтобы обсуждать обычаи римлян или стать лошадей? Вам до смерти надоеда болтовня баронессы?
– Ах нет! – отмахнулась Мадлен.
– В таком случае вам не нравятся ухаживания де Ла Сеньи?
Девушка едва заметно скривилась. Граф заметил ее гримаску и понял, что угадал.
– Тетушка Клодия говорит, что я не должна витать в облаках. Что девушкам вроде меня следует быть попрактичнее и не ожидать от замужества особого счастья. Де Ла Сеньи богат, он ищет невесту. Его мать намекнула тетушке, что он рассчитывает на мою благосклонность.
– О ужас! – рассмеялся Сен-Жермен. – А вам не хочется ее проявлять?
– Вам, может быть, и смешно все это, граф, но я нахожу подобное положение дел унизительным! – Мадлен резко отвернулась, скрывая слезы, невольно набежавшие на глаза. – Я ощущаю себя дорогой рабыней, выставленной на аукцион.
– Мадлен, – очень тихо произнес Сен-Жермен. Девушка, натянув поводья, повернулась и взглянула на графа. – Ваша тетушка желает вам только добра. С ее точки зрения, другого отношения к браку и быть не может.
Мадлен кивнула, чувствуя, как вновь сжимается ее горло.
– Она только и делает, что пытается мне втолковать, на что женщина может рассчитывать, а на что – нет. Но, Сен-Жермен, мне хочется большего!
Он улыбнулся.
– Я знаю.
Девушка посмотрела на него с вызовом.
– Вы ведь мужчина. Что вы можете знать? Вы повидали весь мир, вы многое испытали… Но почему же все это заказано мне? Я тоже хотела бы быть вольной как ветер!
В глазах Сен-Жермена вспыхнули огоньки.
– Такая жизнь ведет к одиночеству, дорогая.
Лицо Мадлен порозовело, и она, понизив голос, яростно возразила:
– Вы думаете, брак с де Ла Сеньи упасет женщину от одиночества? Вы полагаете, что я обрету свое счастие в замужестве с кем-то из них? – Она указала на резвящихся впереди всадников и скривилась от отвращения. – Пускай вы одиноки, но ваша жизнь – интересна!
Секунду подумав, граф осторожно кивнул.
– Да, полагаю, в моей жизни имеется кое-что занимательное.
– Вот, например, прошлым вечером, – поменяла тему беседы Мадлен, чтобы чуточку успокоиться, – вы рассказывали об использовании пара для того, чтобы приводить в движение корабли. Но вы вели себя не как Боврэ, который, если и стал бы говорить о подобных вещах, то вовсе не потому, что он ими интересуется, а чтобы привлечь внимание окружающих к своей собственной невероятно скучной персоне. А вы хотели привлечь внимание публики к паровым механизмам. И очень доходчиво все объяснили. Раз вода может крутить мельничное колесо, то это может делать и пар. Не понимаю, почему все твердят, что это невероятно. Я думаю – они не правы.
Сен-Жермен сморщил нос, сверкнув белозубой улыбкой.
– Причина проста, вы упрямы и своенравны. И все общепринятое вам не по вкусу.
Лицо девушки потемнело.
– Вы ошибаетесь, граф.
– Все это вздор, Мадлен.
Граф подъехал ближе, его стремя коснулось стремени спутницы.
– Неужели вы так несчастливы, моя дорогая?
– Да… нет… Не знаю.
Мадлен низко опустила голову, опасаясь расплакаться, если заглянет в сочувственные глаза.
– Хочется мне того или нет, я выйду когда-нибудь замуж. Рано или поздно мне все надоест, и я поддамся на уговоры.
Она оглянулась через плечо.
– Граф, посмотрите, там едут женщины, и молодые, и те, что в летах. Но на деле они все – старухи. – Девушка повернулась к графу. – Со временем я стану такой, как они, и даже о вас буду вспоминать с холодным недоумением.
– Мадлен…
– Не говорите со мной так ласково, граф. Это невыносимо. Вы бередите надежды, а выхода нет.
Мадлен дала шпоры лошадке и, грациозно качнувшись в седле, поскакала вперед. Сен-Жермен последовал за ней, держась достаточно близко, чтобы ее подхватить, если кобыла взбрыкнет, и в то же время достаточно далеко, чтобы его присутствие могли счесть докучным.

* * *

Отрывок из письма врача Андре Шенбрюнна графу Сен-Жермену.

«12 октября 1743 года.
Лечащий врач удостоверяет досточтимого графа, что в отношении пострадавшего были приняты всевозможные меры, долженствующие способствовать восстановлению подвижности в поврежденных коленях. К сожалению, означенный пострадавший вряд ли когда-либо сможет передвигаться без костылей. Врач выражает глубокое удовлетворение тем, что раны по разумному повелению графа не бинтовали, а лишь промывали, именно это распоряжение и помогло оберечь от смещения обломки костей.
До тех пор пока ноги упомянутого Эркюля не окажутся в состоянии удерживать вес его тела, ему не следует покидать постель. Лихорадка уже прекратилась, так что довольно скоро выздоравливающий получит возможность исполнять ручную работу, которая не требует перемещении в пространстве.
…Маковым, отваром поить пациента следует лишь для снятия боли, буде она сделается совсем нестерпимой, однако не часто, чтобы выздоравливающий к нему не привык.
Граф может в любое удобное для себя время навестить упомянутого Эркюля, дабы лично удостовериться, что заражения не случилось и опасности для жизни пострадавшего нет. В случае необходимости пациенту могут делаться кровопускания.
Выражая готовность служить досточтимому графу и любому из его домочадцев во всякое время дня и ночи, нахожусь всецело в вашем распоряжении,
Андре Шенбрюнн, врач.
Рю де Экуле-Ромэн».

ГЛАВА 6

Люсьен де Кресси окинула затуманенным взглядом полутемную спальню. Хотя она засыпала здесь каждый вечер, с тех пор как вышла замуж за Эшила, комната выглядела чужой. Начиная с тяжелого балдахина над ложем и заканчивая высоким золоченым комодом у дальней стены, все тут было безрадостным, не греющим душу. Иногда ей казалось, что даже в покоях китайского императора она освоилась бы скорей.
Недавно в комнате находился муж, потом он ушел. Люсьен не могла определить, давно ли. Верно одно: в вино, которое он приносил, подмешали наркотик. Женщина шевельнулась и почувствовала, как неестественная слабость расползается по всему ее телу. Она вцепилась в простыни, как утопающая, страшась того, что с ней происходит. Каждый день Люсьен внушала себе, что сможет еще потерпеть, но по ночам ложность собственного положения представлялась ей во всей отвратительной наготе. Не помогали даже молитвы, и это пугало.
Глаза Люсьен наполнились слезами. О, как холоден, как безразличен, как бессердечен ее муж! Особенно в последние дни. Зачем он держит ее под замком? Что он задумал? Сегодня вечером она умоляла Эшила отпустить ее в монастырь. Или позволить уехать. Куда-нибудь далеко, в Новый Свет, чтобы никогда больше с ним не встречаться. Но он только презрительно рассмеялся в ответ. Если уж дорогая супруга испытывает готовность идти на какие-то жертвы, что ж, вскоре ей предоставится такая возможность. Потом, как и накануне, он запер ее на ключ.
Люсьен села, спустив ноги с ложа, и потянулась к виолончели, но игра не принесла ей утешения. Ее сознанием, отравленным зельем, вновь овладевали видения. Молодая женщина усмехнулась и откинулась на подушки. Она устала сопротивляться. Эшил что-то замышляет, и пусть. Прошлой ночью он со своими дружками-приятелями возился в библиотеке чуть ли не до утра. Сначала они разговаривали, потом пели, потом по всему дому разнеслись вопли и стоны. Соратники, сподвижники, заговорщики, или как там еще их можно назвать, приступили к «афинским забавам». Люсьен устало закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на молитве.
Борясь с дремотой, она снова открыла глаза в тщетной надежде, что слабость отступит. Голова ее невыносимо болела, в ушах стоял звон.
В комнате стало совсем темно… «Или я уже сплю?» – подумалось вдруг Люсьен. Молодая женщина попыталась сфокусировать взгляд на кистях балдахина, но ей это не удалось, и она перевела взгляд ниже. Вдруг тяжелые занавеси балдахина взметнулись и опустились, словно вскинутые внезапным порывом ветра. Люсьен попыталась отвернуться, но не смогла. Там, в темноте словно бы кто-то стоял и смотрел.
Взгляд был пристальным, очень пристальным и… голодным.
Он вновь пришел – этот сладкий кошмар, этот сон, и на сей раз Люсьен потянулась ему навстречу с бесстыдной радостью в сердце.
Осознавая греховность происходящего, она тем не менее не противилась горячим, настойчивым поцелуям, губы ее стали податливыми, соски напряглись. Прикосновения незримых ладоней были легчайшими, но обжигали кожу и горячили ей кровь. Она подалась под тяжестью приникшего к ней тела и ахнула, задыхаясь от слез. Ощущение было настолько реальным, что где-то в глубине ее гаснущего сознания промелькнуло подозрение, что все это всего лишь очередной изуверский розыгрыш Эшила… Но вряд ли, где ему, усмехнулась Люсьен. Ее бросало то в жар, то в холод, и она все резче двигала бедрами, вся выворачиваясь навстречу тому, кто безраздельно властвовал ею. Внезапная боль, через мгновение сменившаяся серией сильных экстатических спазмов, была столь сладостной, что она закричала, а потом обмякла и провалилась в гудящую мглу. Она растворилась в ней – свободная, бестелесная, подобная музыке, уже затухающей, но продолжавшей звучать и звучать. Вибрации виолончели, зажатой между колен, были ничем в сравнении с этим сладким, упоительным, окрыляющим сердце восторгом. Ее тело медленно колыхалось, погружаясь в дремоту и тишину.
Люсьен очнулась от холода – смятые простыни не согревали, а одеяло валялось, наверное, на полу. Действие наркотика ослабевало. Голая, окоченевшая, она ощущала себя совершенно разбитой, вдобавок к тому ее начинало мучить чувство вины. Она понимала, что в глазах церкви подобный сон не меньший грех, чем сам адюльтер. Согрешивший в помыслах становится прелюбодеем. Так, во всяком случае, говорил ее духовник. Измена есть плод похотливости, а похоть входит в семь смертных грехов. Сгорая от стыда, Люсьен перекрестилась и, отыскав одеяло, завернулась в него. Она опять попробовала помолиться – и опять не сумела. Воспоминания, которые она пыталась выбросить из головы, отзывались сладкой истомой, вновь пробуждая в ней чувственность. Тело сопротивлялось, и исполненные суровой чистоты примеры из жизнеописаний святых мучеников преодолеть этот барьер не могли.
Мысли Люсьен все еще путались, когда дверь распахнулась, и, к ее изумлению, в спальню вошел Эшил де Кресси.
– Добрый вечер, сударыня. Надеюсь, я вас не потревожил? – спросил он, окидывая жену насмешливым взглядом.
– Эшил? – пробормотала Люсьен, покрываясь испариной. Она поплотней закуталась в одеяло и затихла, не понимая, что мог означать этот странный визит.
Де Кресси подошел к кровати.
– Вставайте, мадам, подъем! Внизу ожидают гости. Их следует встретить как подобает.
В интонациях его голоса крылся какой-то подтекст. Де Кресси повелительно вытянул руку. На пьяные шуточки это не походило. Да он и не был особенно пьян.
– Вставайте, мадам, – повторил Эшил.
Люсьен страдальчески сморщилась.
– Эшил, я не одета. Вы что, хотите покуражиться надо мной?
– Мадам, к нам пришли гости. Они в нашем доме. Будет чрезвычайно невежливо, если вы к ним не выйдете. Вставайте и не упрямьтесь, все ждут только вас!
Он сдернул со спинки стула халат и швырнул его женщине.
– Этого будет довольно. Накиньте его, сударыня, и пошли.
Люсьен протянула руку к халату, лихорадочно соображая, как поступить. Внутренний голос подсказывал ей, что внизу замышляется нечто ужасное, и что Эшил ее от этого ужаса не защитит.
– Поторопитесь! – рявкнул Эшил, и лицо его исказила гримаса. – Час близится. Время не ждет.
– Нет! – отшатнувшись, воскликнула женщина.
Она понятия не имела, какого часа ждет ее муж, но могла поклясться, что ничего хорошего он ей не сулит. – Уходите, я нездорова. Извинитесь там за меня.
– Это наши гости! – Эшил попытался взять себя в руки и снизошел до уговоров. – Они хотят познакомиться с вами. Особенно Сен-Себастьян. – Он ткнул пальцем в халат. – Одевайтесь, мадам. Мое терпение иссякает.
– Нет, – покачала головой Люсьен.
Эшил, сжав кулаки, затрясся от ярости.
– Ты моя жена и должна мне повиноваться, – зашипел он, как дикий рассерженный кот. – Ты сделаешь все, что я прикажу. Ну же!
Люсьен была и так уже порядком напугана, но после этих слов страх молодой женщины перешел в ужас, и все у нее внутри словно оборвалось. Она швырнула в мужа подушку, затем другую, хорошо понимая, что это не остановит его, а лишь разозлит еще больше. Тут ей под руку подвернулся тяжелый флакон с духами, стоящий на тумбочке у изголовья кровати, она ухватила его и метнула в оскаленное лицо. Флакон разбил Эшилу бровь. Он покачнулся, скривившись от боли, но через миг опомнился и кинулся к ней.
Люсьен увернулась, вскочила с кровати и без колебаний распахнула окно, выходящее в сад. Спальня находилась на втором этаже, однако это ее не смутило. Эшил был уже рядом, она бросилась вниз. В лицо ей ударил холодный ночной воздух.
Голоса. Они доносилась, как сквозь туман Люсьен поняла, что не разбилась насмерть, а только оглушена. Она пошевелилась и почувствовала острый приступ боли в плече – то ли перелом, то ли вывих. «О виолончели теперь придется забыть», – пришла ей в голову нелепая мысль. Второй мыслью было, что надо бы послать за врачом.
Голоса зазвучали громче, из мрака сада выдвинулось размытое пятно света. Заметив приближающихся мужчин, Люсьен пожалела, что падение ее не убило. Она знала, что церковь считает самоубийство одним из самых тяжких грехов, она понимала, что ей следует благодарить Господа за спасение и за предоставленную возможность муками искупить греховность ночных нечистых видений. Но шаги приближались, и она жаждала лишь одного – немедленно умереть.
– Вот она! – воскликнул торжествующий голос.
Люсьен подняла веки и увидела высокого пожилого мужчину с серыми выпуклыми глазами и немигающим взглядом змеи. Из-за спины незнакомца высовывался Боврэ.
– Жива, кажется. Черт побери, Сен-Себастьян, вам везет! Значит, обряд все-таки состоится?
Тот, кого назвали Сен-Себастьяном, коротко усмехнулся. У Люсьен пересохло во рту.
– Мы еще должны убедиться, девственна ли она. Поднеси-ка фонарь поближе.
Он опустился на колени рядом с Люсьен и бесцеременно раздвинул ей бедра.
– Нет, нет, нет, – зашептала она, сжимая колени. Это было невозможно, чудовищно. Это, конечно же, сон, а не явь!
– Мадам, – ледяным тоном произнес Сен-Себастьян, – не испытывайте мое терпение. Предупреждаю, я этого не выношу.
Люсьен молча сопротивлялась. Сен-Себастьян просунул руку поглубже и резко сжал пальцы, причинив ей острую боль. У женщины потемнело в глазах, и она опять судорожно сомкнула колени. Новый прилив боли заставил ее забыть о вывихнутом плече.
Сен-Себастьян встал.
– Отлично, она еще девственна. Круг будет доволен.
На нагое женское тело, распростертое у его ног, он словно бы не обращал никакого внимания. Зато глаза Боврэ алчно мерцали.
– Какая красотка, черт побери! Жаль, что она досталась Эшилу.
– Вовсе не жаль, – возразил Сен-Себастьян. – Наоборот, мы должны быть этому рады. Хорошо, что Эшил предпочитает мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32