Нам надо было просто спешить к границе. Такая вот задача. Без затей.
Через полчаса объявились, наконец, пограничники. Судя по показаниям радара, это было ракетоносное звено степных охотников – кораблей-экранопланов, мало уступающих винд-шипам по возможности нести боевую нагрузку. Кроме антигравитационных приводов, их держала над землей подъемная сила огромных крыловидных корпусов, а орудийные батареи и ракетные комплексы, установленные на них, были специально приспособлены для поражения целей снизу вверх. Высоко они подниматься не могли, их эффективность во многом зависела от того, что между ними и грунтом возникала тонкая, но упругая, экранированная крылом прослойка воздуха. Кроме всего прочего, они были очень тяжело бронированы – лазером не прошибешь.
– Включать невидимость? – крикнул с мостика Антон.
– Не спешить! – ответил я. – Пока не покажутся в зоне видимости, поле не включать!
Мне не хотелось зря палить энергию генераторов невидимости. От того, что пограничники нас засекли, нам ничего еще ровным счетом не угрожало. По неопознанной цели, идущей над российской территорией курсом из тыла, они стрелять не будут. По крайней мере, не сразу. Им придется разобраться, с кем они имеют дело. А потому капитаны экранопланов и командир звена думают сейчас взять нас под прицел, проверить ходовые документы и все такое. Не более. А потому пусть пока рвутся вперед.
Я перебрался на мостик, Дан устроился рядом. Все мы, кроме Антона, стоявшего за штурвалом, неотрывно наблюдали за приближением семи ярких точек на мониторе.
– Хорошо идут, – с уважением произнес Игорь.
Никто не ответил.
– Генераторы проверяли? – на всякий случай спросил я.
Институтские – тоже сухопутные. Так что могли отчебучить номер.
– Проверяли, – ответил Дан с легкой обидой в голосе.
Ага, вот и мне удалось поддеть его. Не ахти какая победа, но, может, он сам теперь поумерит пыл по отношению ко мне.
На самом деле ожидать можно было чего угодно. Существует множество типов локаторов, и совершенно не факт, что вакуум-поле невидимости искривляет излучение на всех используемых частотах. Не говоря уж о том, что для ультразвуковых сонаров такое поле вообще не преграда. Никто из нас не был уверен в успехе избранной нами тактики. И напряжение нарастало по мере того, как звено экранопланов приближалось.
– Они войдут в зону видимости через минуту, – прикинул Игорь.
– Включай поле, – кивнул я. – Выключать только по моей команде.
Игорь совершил над пультом несколько магических пассов, задействовав, как я понял, бесконтактный сенсор управления. И тут же мир пропал – мы погрузились в непроницаемую тьму. Ощущение не из приятных. В лесу, на земле, ночью, когда на глазах очки с мониторами ультразвукового локатора, впечатление не было таким сильным. А тут вдруг раз – и всё. Словно провалились в космос, были только воздух и ветер, а вот звезд никаких не было. Хоть глаз выколи. Но через секунду палуба осветилась несколькими прожекторами. Мы увидели друг друга, и яхту, и серебристые паруса, но психологически все равно было сложно – невозможно отделаться от ощущения, что «Борей» завис в черной бездне без конца, края и каких-либо ориентиров. Ни один из квантов света не достигал яхты – поле невидимости искривляло их траектории, заставляя огибать защищенное пространство. За пределами яхты свет прожекторов тоже полностью поглощался, не оставляя ни единого отсвета.
Я невольно вперился взглядом в монитор локатора, но и на нем не было ни единой отметки – радиоволны также не достигали цели под действием поля невидимости. При этом, совершенно ослепленные собственной маскировкой, мы двигались прежним курсом на скорости более чем в двадцать узлов. Поневоле волосы на голове дыбом встанут.
– У нас остались какие-нибудь средства навигации? – чуть севшим голосом спросил я и невольно закашлялся.
– Мы постарались защититься на всех электромагнитных частотах, – ответил Игорь, продолжая водить руками над пультом. – Поэтому остается только ультразвуковой сонар. Всем хорош, но дальность действия у него всего около трех километров. К тому же, из-за относительной медлительности звука, в сравнении с радиоволнами, мы будем получать картинку с запаздыванием секунд на шесть. Пока туда фронт волны долетит, пока отразится…
Я начинал успокаиваться, но это стоило мне некоторых усилий.
– Почему не включаете? – таким же приглушенным, как мой, голосом, спросил Дан.
Ага, тоже нервы не железные.
– Опасно, – ответил Антон. – Если на экранопланах задействованы хоть какие-то ультразвуковые детекторы, они сразу нас засекут.
– Весело, – хмуро произнес я. – Неужели нельзя было предусмотреть какое-нибудь пассивное средство? Так и будем шпарить вслепую?
– Какое может быть пассивное средство, когда нас огибает все, кроме звука? – пожал плечами Антон.
Конечно, на высоте километра нам в данный момент ничего не грозило. Столкнуться с экранопланами мы не могли, им так не подняться, до гор еще далеко, до винд-шипов, стерегущих кордон, тоже. Но все же лететь вслепую мне претило. И не только по психологическим, но и по тактическим соображениям – мне нужно было как-то узнать, когда экранопланы уйдут обратно в Ейск, не обнаружив над степью ровным счетом ничего. Иначе выключать поле невидимости было в высшей степени рискованно.
И тут меня осенило.
– У нас есть стандартные институтские очки? – спросил я у Дана.
– Конечно, – ответил он с явным непониманием, зачем они мне могут понадобиться в сложившейся ситуации.
– Насколько я понимаю, – с улыбкой продолжил я, существует протокол, с помощью которого изображение со встроенной в очки камеры можно передать на любой монитор. Иначе как бы вы записали то, что я видел ночью в лесу?
– Ну да… – Дан начал постепенно улавливать мою мысль. – Ты хочешь передать изображение с видеокамеры на ходовой монитор?
– Есть сложности?
– Никаких.
– Тогда живо тащи очки. А ты, Антон, снабди меня, будь любезен, металлическим шестом примерно сорокасантиметровой длины и куском веревки.
Антона сдуло с мостика, а через минуту он вернулся с леерным прутом и карбоэластовым шнуром. Всем было любопытно, что выйдет из моей идеи.
Дан принес очки и настроил камеру в них таким образом, чтобы изображение с нее транслировалось на монитор ходового планшета. Я привязал очки к концу прута и сказал:
– Дан, проделай конвертером дыру в днище. Мне нужен доступ к швертовому соленоиду.
Это не заняло много времени. Спустившись через прорезанную Даном пробоину, я закрепил шест с очками на соленоиде так, что получился антипод перископа – конец прута уходил за пределы кокона, образованного вакуум-полем, и очки оказались снаружи. Меня это полностью удовлетворило. Когда я поднялся на мостик, все уже пялились на планшет. Получилось действительно эффектно – изображение с камеры было четким, видно далеко по ходу движения. При этом, если глянуть со стороны, в воздухе, на высоте километра над землей, сами собой, ни на что не опираясь, висели стильные солнцезащитные очки. Эта цель была слишком мелкой и малозаметной, чтобы привлечь чье-то визуальное внимание. А уж локатором ее и вовсе не взять.
Моя идея, особенно ее исполнение, показались мне гениальными, но аплодисментов, как и в прошлый раз, я так и не дождался. Зато видно было отлично.
Звено экранопланов, значительно снизив скорость, приближалось к нам прежним курсом. Но спешить им было уже некуда – они потеряли нас и визуально, и на экранах радаров. Фактически, с их точки зрения, цель просто исчезла. А раз исчезнуть она не могла, то единственным здравым решением, от которого рассудок не тронется, было бы посчитать, что ее никогда не было. Нас то есть.
– Дай звук с радиосканера на мониторы планшета, – попросил я Игоря.
Какое-то время виброкристаллы шипели, выискивая самый близкий источник радиосигнала, потом несколько раз проскользнули неясные голоса, затем музыка с ейской радиостанции, но наконец раздался молодой, но по-капитански жесткий голос:
– Правый ведущий первому! Визуального контакта с целью нет. Радарный контакт восстановить не удается.
Затем другой голос, постарше.
– База командиру шестого звена.
– Здесь база.
– Это уже Ейск.
– Контакт с целью утерян шесть минут назад.
– Что значит, утерян? – удивленно спросили с базы. – Вы достигли квадрата двадцать четыре-девяносто семь?
– Так точно, прочесываем пространство.
– Ну и что видите?
– Ничего, – ответил командир звена. – Ровным счетом.
– Понятно. У нас диспетчеры тоже доложили о потере контакта. Объявляю вариант «Гусиная стая», возвращайтесь на базу.
Я прекрасно знал, что такое «Гусиная стая». Это протокол действий всех частей и соединений воздушных сил и винд-флота в случае столкновения с неопознанными летающими объектами. Протокол был длинным и достаточно бестолковым, но одно в нем радовало – при утере контакта с НЛО, он предписывал вернуться на базу и составить подробный рапорт о случившемся.
На экране ходового планшета мы увидели, как звено экранопланов разделилось, совершило синхронный поворот, вновь слилось и, набрав скорость, двинулось курсом на Ейск.
– Выключай маскировку через две минуты после того, как машины выйдут из зоны видимости, – с улыбкой сказал я.
Я зафиксировал радиосканер на рабочей частоте шестого звена и стал ждать, когда мир вокруг нас снова займет привычное место в зрительном поле моего мозга.
– Расчехляй главное носовое орудие, – попросил я Дана.
– Для чего? – напрягся он. – Я же говорил…
– В боевой обстановке я клал с дальномером на все твои ограничения. – Пришлось напустить в голос пару килограммов отточенной стали. – Живо! Мне скоро понадобится носовое орудие!
– Зачем?
– Моя тирада ничуть не сбила с него спесь.
– Чтобы выжить! – прошипел я сквозь зубы.
Подействовало. Пусть и с неохотой, но Дан подхватил лептонный конвертер и направился на бак, материализовывать носовое орудие. Причем он обиделся, и это меня особо порадовало. Ничего, на обиженных воду возят. Нечего было меня задирать, как пацана-новобранца.
Игорь отключил вакумм-поле, и по глазам ударил такой тугой поток солнечного света, что я не только зажмурился, но и невольно присел.
– База командиру шестого! – почти сразу отозвался эфир. – Примите радарную метку. Контакт с целью восстановлен. Возвращайтесь в квадрат двадцать четыре-девяносто семь возьмите судно под конвой и этапируйте в Ейск.
– Даже если все документы в норме?
– Да. Странная что-то цель.
– Есть, принял, – ответил командир звена.
Экранопланы на мониторе ходового планшета снова совершили боевой разворот и двинулись в нашу сторону. Грех так издеваться над своими, но другого выхода не было – я приказал включить вакуум-поле.
– База командиру шестого звена, – тут же отозвался эфир.
– Здесь база. Вижу, контакт утерян. Визуального контакта нет?
– Небо чистое, в степи никаких объектов.
– Принял. Доберетесь до места, сядьте на грунт и прочешите небо с использованием всей имеющейся оптики. Цель была потеряна на высоте около тысячи метров.
– Есть, принял, – отрапортовал командир звена.
Не теряя времени, я кубарем скатился в каюту и отвязал свой перевернутый перископ от килевого соленоида. Я за них волновался, за командиров, ведь у некоторых, наверное, уже и дети есть. А начнут всерьез изучать небо, увидят парящие на высоте километра солнечные очки… Недолго умом тронуться. И начнется – кто в психлечебницу, кто в монастырь, а кто в президенты общественных организаций, в зависимости от формы протекания болезни. Результат же один – дети-сироты.
– Может, турбины включить? – спросил Антон, когда я снова поднялся на мостик. – Они у нас мощные. Быстрее оторвемся.
– И на парусах оторвемся, – покачал я головой. – От турбин инверсионные следы могут остаться. И начнут ребята с перепугу палить по невидимой цели.
– Да, не надо, – поддержал меня Дан. – Препятствий впереди никаких не ожидается, оторвемся потихоньку.
Примерно через полчаса в эфире прозвучал доклад командира звена об отсутствии каких бы то ни было визуальных проявлений вероятного противника. База позволила им вернуться.
Еще через десять минут я осторожно приладил свой перископ, и мы убедились, что доблестное шестое погранзвено экранопланов благополучно возвращается в Ейск. Мы к тому времени порядком отклонились от их курса в сторону моря.
– Отключай поле, – приказал я.
Когда, как в акте великого творения, проявилось небо и твердь земная, сразу стало полегче. Угнетала меня черная бездна, да и не меня одного, судя по заметному облегчению на лицах соратников.
Вскоре ожили виброкристаллы радиосканера.
– База командиру шестого звена, – раздался напряженный голос в эфире.
– На связи шестое звено.
– У нас та же цель на радаре.
Молчание в ответ. Долгая пауза. Потом снова:
– База вызывает командира шестого звена.
– На связи.
– Снова проявилась цель по «Гусиной стае».
– Информацию принял, – спокойным голосом отозвался командир.
Снова пауза.
Я понимал, что главный диспетчер базы находится в крайне неловком состоянии, совершенно не представляя, как поступить. Снова отдать приказ на возвращение в злополучный квадрат? Глупо. Да и командир звена может сослаться на нехватку топлива и послать всех к чертям. Я бы на его месте именно так и поступил. И замучаются инкриминировать невыполнение приказа.
Думал диспетчер почти минуту.
– Следуйте прежним курсом, – произнес он. – Постарайтесь как можно быстрее освободить сектор «дельта».
– Вот и начинается, – вздохнул я.
– Что начинается? – настороженно спросил Игорь.
Дан вопросов не задавал. Как бывший ракетчик он прекрасно знал, для чего диспетчер приказал шестому звену убираться из нашего сектора.
– Орудие готово?
– Да, – ответил Дан.
– Тогда всем слушать боевое расписание! Дан остается на мостике. Будешь неусыпно следить за радаром. Как только появятся характерные метки, корректируй мой огонь, используя полярные направления по часам и удаление в километрах. Игорь остается за пультом и ведет яхту, выполняя все курсовые эволюции с докладом по каждой. Антон спускается в трюм и контролирует работу основного силового агрегата и конденсаторов. Радиосвязью для внутренних переговоров не пользоваться, а то засекут частоты и будет совсем худо. Всё понятно?
– Да, – ответили все бойцы моей бравой команды.
– Антону особо, – добавил я. – По возможности обесточь всё, что только можно, что не влияет на парусный ход и простейшую навигацию. Режим конденсатора задай на полное наполнение, потому что энергии мне надо будет много для каждого выстрела, но стрелять я буду редко. Пусть генератор спокойно работает между выстрелами в режиме наполнения. Если есть возможность запитываться от ходовых турбин, врубай их сразу после моего выстрела. Ты будешь внизу, команды я тебе подавать не смогу, поэтому сразу мотай на ус и задавай вопросы, если что не понятно.
– Ракеты? – спросил он.
– Да, ожидаются, – кивнул я. – Дан, свистни мне, как только звено выйдет из сектора между нами и Ейском. И обязательно зафиксируй все места пусков, мне это может понадобиться.
– Понял, – ответил напарник.
Сказать по чести, при всей мощности главного носового орудия, оно не было специально предназначено для противоракетной обороны. Поэтому вся надежда была именно на мощность. Сам я тоже не был канониром по специальности. Дело знал, но на уровне специалиста третьего класса. Тоже не ахти. Однако другого способа отразить ракетный натиск у нас не было. А он будет, я его давно ожидал, почему и велел Дану материализовать носовую пушку.
– Всем занять места согласно боевому расписанию! – распорядился я.
А сам спустился с мостика и перешел на бак. Орудие было новеньким. Одному богу известно, наверное, каким образом Дворжеку удалось заполучить это чудо инженерной мысли. Ну и самому Дворжеку, разумеется. Понятно было одно – свинтили его не со списанного винд-крейсера.
Усевшись в кресло, я запустил систему контроля и прицел дальнего огня. Вблизи с ракетами точно не справиться, так что придется использовать всю дальнобойность орудия. Опробовав педали горизонтального и вертикального наведения, я убедился, что орудие весьма резво и точно реагирует на мои команды.
Ждать пришлось недолго – с мостика раздался голос Дана:
– Есть ракетный пуск. Удаление тридцать, направление одиннадцать.
Я тут же развернул стволы орудия на одиннадцать часов по воображаемому циферблату, где двенадцать часов приходились строго по нашему курсу. Эта система корректировки огня сохранилась с древнейших времен, когда часы еще были механическими, но оказалась настолько удобной, что с успехом сохранилась до наших времен. Прицел ловил цели, начиная с двадцатичетырехкилометрового удаления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Через полчаса объявились, наконец, пограничники. Судя по показаниям радара, это было ракетоносное звено степных охотников – кораблей-экранопланов, мало уступающих винд-шипам по возможности нести боевую нагрузку. Кроме антигравитационных приводов, их держала над землей подъемная сила огромных крыловидных корпусов, а орудийные батареи и ракетные комплексы, установленные на них, были специально приспособлены для поражения целей снизу вверх. Высоко они подниматься не могли, их эффективность во многом зависела от того, что между ними и грунтом возникала тонкая, но упругая, экранированная крылом прослойка воздуха. Кроме всего прочего, они были очень тяжело бронированы – лазером не прошибешь.
– Включать невидимость? – крикнул с мостика Антон.
– Не спешить! – ответил я. – Пока не покажутся в зоне видимости, поле не включать!
Мне не хотелось зря палить энергию генераторов невидимости. От того, что пограничники нас засекли, нам ничего еще ровным счетом не угрожало. По неопознанной цели, идущей над российской территорией курсом из тыла, они стрелять не будут. По крайней мере, не сразу. Им придется разобраться, с кем они имеют дело. А потому капитаны экранопланов и командир звена думают сейчас взять нас под прицел, проверить ходовые документы и все такое. Не более. А потому пусть пока рвутся вперед.
Я перебрался на мостик, Дан устроился рядом. Все мы, кроме Антона, стоявшего за штурвалом, неотрывно наблюдали за приближением семи ярких точек на мониторе.
– Хорошо идут, – с уважением произнес Игорь.
Никто не ответил.
– Генераторы проверяли? – на всякий случай спросил я.
Институтские – тоже сухопутные. Так что могли отчебучить номер.
– Проверяли, – ответил Дан с легкой обидой в голосе.
Ага, вот и мне удалось поддеть его. Не ахти какая победа, но, может, он сам теперь поумерит пыл по отношению ко мне.
На самом деле ожидать можно было чего угодно. Существует множество типов локаторов, и совершенно не факт, что вакуум-поле невидимости искривляет излучение на всех используемых частотах. Не говоря уж о том, что для ультразвуковых сонаров такое поле вообще не преграда. Никто из нас не был уверен в успехе избранной нами тактики. И напряжение нарастало по мере того, как звено экранопланов приближалось.
– Они войдут в зону видимости через минуту, – прикинул Игорь.
– Включай поле, – кивнул я. – Выключать только по моей команде.
Игорь совершил над пультом несколько магических пассов, задействовав, как я понял, бесконтактный сенсор управления. И тут же мир пропал – мы погрузились в непроницаемую тьму. Ощущение не из приятных. В лесу, на земле, ночью, когда на глазах очки с мониторами ультразвукового локатора, впечатление не было таким сильным. А тут вдруг раз – и всё. Словно провалились в космос, были только воздух и ветер, а вот звезд никаких не было. Хоть глаз выколи. Но через секунду палуба осветилась несколькими прожекторами. Мы увидели друг друга, и яхту, и серебристые паруса, но психологически все равно было сложно – невозможно отделаться от ощущения, что «Борей» завис в черной бездне без конца, края и каких-либо ориентиров. Ни один из квантов света не достигал яхты – поле невидимости искривляло их траектории, заставляя огибать защищенное пространство. За пределами яхты свет прожекторов тоже полностью поглощался, не оставляя ни единого отсвета.
Я невольно вперился взглядом в монитор локатора, но и на нем не было ни единой отметки – радиоволны также не достигали цели под действием поля невидимости. При этом, совершенно ослепленные собственной маскировкой, мы двигались прежним курсом на скорости более чем в двадцать узлов. Поневоле волосы на голове дыбом встанут.
– У нас остались какие-нибудь средства навигации? – чуть севшим голосом спросил я и невольно закашлялся.
– Мы постарались защититься на всех электромагнитных частотах, – ответил Игорь, продолжая водить руками над пультом. – Поэтому остается только ультразвуковой сонар. Всем хорош, но дальность действия у него всего около трех километров. К тому же, из-за относительной медлительности звука, в сравнении с радиоволнами, мы будем получать картинку с запаздыванием секунд на шесть. Пока туда фронт волны долетит, пока отразится…
Я начинал успокаиваться, но это стоило мне некоторых усилий.
– Почему не включаете? – таким же приглушенным, как мой, голосом, спросил Дан.
Ага, тоже нервы не железные.
– Опасно, – ответил Антон. – Если на экранопланах задействованы хоть какие-то ультразвуковые детекторы, они сразу нас засекут.
– Весело, – хмуро произнес я. – Неужели нельзя было предусмотреть какое-нибудь пассивное средство? Так и будем шпарить вслепую?
– Какое может быть пассивное средство, когда нас огибает все, кроме звука? – пожал плечами Антон.
Конечно, на высоте километра нам в данный момент ничего не грозило. Столкнуться с экранопланами мы не могли, им так не подняться, до гор еще далеко, до винд-шипов, стерегущих кордон, тоже. Но все же лететь вслепую мне претило. И не только по психологическим, но и по тактическим соображениям – мне нужно было как-то узнать, когда экранопланы уйдут обратно в Ейск, не обнаружив над степью ровным счетом ничего. Иначе выключать поле невидимости было в высшей степени рискованно.
И тут меня осенило.
– У нас есть стандартные институтские очки? – спросил я у Дана.
– Конечно, – ответил он с явным непониманием, зачем они мне могут понадобиться в сложившейся ситуации.
– Насколько я понимаю, – с улыбкой продолжил я, существует протокол, с помощью которого изображение со встроенной в очки камеры можно передать на любой монитор. Иначе как бы вы записали то, что я видел ночью в лесу?
– Ну да… – Дан начал постепенно улавливать мою мысль. – Ты хочешь передать изображение с видеокамеры на ходовой монитор?
– Есть сложности?
– Никаких.
– Тогда живо тащи очки. А ты, Антон, снабди меня, будь любезен, металлическим шестом примерно сорокасантиметровой длины и куском веревки.
Антона сдуло с мостика, а через минуту он вернулся с леерным прутом и карбоэластовым шнуром. Всем было любопытно, что выйдет из моей идеи.
Дан принес очки и настроил камеру в них таким образом, чтобы изображение с нее транслировалось на монитор ходового планшета. Я привязал очки к концу прута и сказал:
– Дан, проделай конвертером дыру в днище. Мне нужен доступ к швертовому соленоиду.
Это не заняло много времени. Спустившись через прорезанную Даном пробоину, я закрепил шест с очками на соленоиде так, что получился антипод перископа – конец прута уходил за пределы кокона, образованного вакуум-полем, и очки оказались снаружи. Меня это полностью удовлетворило. Когда я поднялся на мостик, все уже пялились на планшет. Получилось действительно эффектно – изображение с камеры было четким, видно далеко по ходу движения. При этом, если глянуть со стороны, в воздухе, на высоте километра над землей, сами собой, ни на что не опираясь, висели стильные солнцезащитные очки. Эта цель была слишком мелкой и малозаметной, чтобы привлечь чье-то визуальное внимание. А уж локатором ее и вовсе не взять.
Моя идея, особенно ее исполнение, показались мне гениальными, но аплодисментов, как и в прошлый раз, я так и не дождался. Зато видно было отлично.
Звено экранопланов, значительно снизив скорость, приближалось к нам прежним курсом. Но спешить им было уже некуда – они потеряли нас и визуально, и на экранах радаров. Фактически, с их точки зрения, цель просто исчезла. А раз исчезнуть она не могла, то единственным здравым решением, от которого рассудок не тронется, было бы посчитать, что ее никогда не было. Нас то есть.
– Дай звук с радиосканера на мониторы планшета, – попросил я Игоря.
Какое-то время виброкристаллы шипели, выискивая самый близкий источник радиосигнала, потом несколько раз проскользнули неясные голоса, затем музыка с ейской радиостанции, но наконец раздался молодой, но по-капитански жесткий голос:
– Правый ведущий первому! Визуального контакта с целью нет. Радарный контакт восстановить не удается.
Затем другой голос, постарше.
– База командиру шестого звена.
– Здесь база.
– Это уже Ейск.
– Контакт с целью утерян шесть минут назад.
– Что значит, утерян? – удивленно спросили с базы. – Вы достигли квадрата двадцать четыре-девяносто семь?
– Так точно, прочесываем пространство.
– Ну и что видите?
– Ничего, – ответил командир звена. – Ровным счетом.
– Понятно. У нас диспетчеры тоже доложили о потере контакта. Объявляю вариант «Гусиная стая», возвращайтесь на базу.
Я прекрасно знал, что такое «Гусиная стая». Это протокол действий всех частей и соединений воздушных сил и винд-флота в случае столкновения с неопознанными летающими объектами. Протокол был длинным и достаточно бестолковым, но одно в нем радовало – при утере контакта с НЛО, он предписывал вернуться на базу и составить подробный рапорт о случившемся.
На экране ходового планшета мы увидели, как звено экранопланов разделилось, совершило синхронный поворот, вновь слилось и, набрав скорость, двинулось курсом на Ейск.
– Выключай маскировку через две минуты после того, как машины выйдут из зоны видимости, – с улыбкой сказал я.
Я зафиксировал радиосканер на рабочей частоте шестого звена и стал ждать, когда мир вокруг нас снова займет привычное место в зрительном поле моего мозга.
– Расчехляй главное носовое орудие, – попросил я Дана.
– Для чего? – напрягся он. – Я же говорил…
– В боевой обстановке я клал с дальномером на все твои ограничения. – Пришлось напустить в голос пару килограммов отточенной стали. – Живо! Мне скоро понадобится носовое орудие!
– Зачем?
– Моя тирада ничуть не сбила с него спесь.
– Чтобы выжить! – прошипел я сквозь зубы.
Подействовало. Пусть и с неохотой, но Дан подхватил лептонный конвертер и направился на бак, материализовывать носовое орудие. Причем он обиделся, и это меня особо порадовало. Ничего, на обиженных воду возят. Нечего было меня задирать, как пацана-новобранца.
Игорь отключил вакумм-поле, и по глазам ударил такой тугой поток солнечного света, что я не только зажмурился, но и невольно присел.
– База командиру шестого! – почти сразу отозвался эфир. – Примите радарную метку. Контакт с целью восстановлен. Возвращайтесь в квадрат двадцать четыре-девяносто семь возьмите судно под конвой и этапируйте в Ейск.
– Даже если все документы в норме?
– Да. Странная что-то цель.
– Есть, принял, – ответил командир звена.
Экранопланы на мониторе ходового планшета снова совершили боевой разворот и двинулись в нашу сторону. Грех так издеваться над своими, но другого выхода не было – я приказал включить вакуум-поле.
– База командиру шестого звена, – тут же отозвался эфир.
– Здесь база. Вижу, контакт утерян. Визуального контакта нет?
– Небо чистое, в степи никаких объектов.
– Принял. Доберетесь до места, сядьте на грунт и прочешите небо с использованием всей имеющейся оптики. Цель была потеряна на высоте около тысячи метров.
– Есть, принял, – отрапортовал командир звена.
Не теряя времени, я кубарем скатился в каюту и отвязал свой перевернутый перископ от килевого соленоида. Я за них волновался, за командиров, ведь у некоторых, наверное, уже и дети есть. А начнут всерьез изучать небо, увидят парящие на высоте километра солнечные очки… Недолго умом тронуться. И начнется – кто в психлечебницу, кто в монастырь, а кто в президенты общественных организаций, в зависимости от формы протекания болезни. Результат же один – дети-сироты.
– Может, турбины включить? – спросил Антон, когда я снова поднялся на мостик. – Они у нас мощные. Быстрее оторвемся.
– И на парусах оторвемся, – покачал я головой. – От турбин инверсионные следы могут остаться. И начнут ребята с перепугу палить по невидимой цели.
– Да, не надо, – поддержал меня Дан. – Препятствий впереди никаких не ожидается, оторвемся потихоньку.
Примерно через полчаса в эфире прозвучал доклад командира звена об отсутствии каких бы то ни было визуальных проявлений вероятного противника. База позволила им вернуться.
Еще через десять минут я осторожно приладил свой перископ, и мы убедились, что доблестное шестое погранзвено экранопланов благополучно возвращается в Ейск. Мы к тому времени порядком отклонились от их курса в сторону моря.
– Отключай поле, – приказал я.
Когда, как в акте великого творения, проявилось небо и твердь земная, сразу стало полегче. Угнетала меня черная бездна, да и не меня одного, судя по заметному облегчению на лицах соратников.
Вскоре ожили виброкристаллы радиосканера.
– База командиру шестого звена, – раздался напряженный голос в эфире.
– На связи шестое звено.
– У нас та же цель на радаре.
Молчание в ответ. Долгая пауза. Потом снова:
– База вызывает командира шестого звена.
– На связи.
– Снова проявилась цель по «Гусиной стае».
– Информацию принял, – спокойным голосом отозвался командир.
Снова пауза.
Я понимал, что главный диспетчер базы находится в крайне неловком состоянии, совершенно не представляя, как поступить. Снова отдать приказ на возвращение в злополучный квадрат? Глупо. Да и командир звена может сослаться на нехватку топлива и послать всех к чертям. Я бы на его месте именно так и поступил. И замучаются инкриминировать невыполнение приказа.
Думал диспетчер почти минуту.
– Следуйте прежним курсом, – произнес он. – Постарайтесь как можно быстрее освободить сектор «дельта».
– Вот и начинается, – вздохнул я.
– Что начинается? – настороженно спросил Игорь.
Дан вопросов не задавал. Как бывший ракетчик он прекрасно знал, для чего диспетчер приказал шестому звену убираться из нашего сектора.
– Орудие готово?
– Да, – ответил Дан.
– Тогда всем слушать боевое расписание! Дан остается на мостике. Будешь неусыпно следить за радаром. Как только появятся характерные метки, корректируй мой огонь, используя полярные направления по часам и удаление в километрах. Игорь остается за пультом и ведет яхту, выполняя все курсовые эволюции с докладом по каждой. Антон спускается в трюм и контролирует работу основного силового агрегата и конденсаторов. Радиосвязью для внутренних переговоров не пользоваться, а то засекут частоты и будет совсем худо. Всё понятно?
– Да, – ответили все бойцы моей бравой команды.
– Антону особо, – добавил я. – По возможности обесточь всё, что только можно, что не влияет на парусный ход и простейшую навигацию. Режим конденсатора задай на полное наполнение, потому что энергии мне надо будет много для каждого выстрела, но стрелять я буду редко. Пусть генератор спокойно работает между выстрелами в режиме наполнения. Если есть возможность запитываться от ходовых турбин, врубай их сразу после моего выстрела. Ты будешь внизу, команды я тебе подавать не смогу, поэтому сразу мотай на ус и задавай вопросы, если что не понятно.
– Ракеты? – спросил он.
– Да, ожидаются, – кивнул я. – Дан, свистни мне, как только звено выйдет из сектора между нами и Ейском. И обязательно зафиксируй все места пусков, мне это может понадобиться.
– Понял, – ответил напарник.
Сказать по чести, при всей мощности главного носового орудия, оно не было специально предназначено для противоракетной обороны. Поэтому вся надежда была именно на мощность. Сам я тоже не был канониром по специальности. Дело знал, но на уровне специалиста третьего класса. Тоже не ахти. Однако другого способа отразить ракетный натиск у нас не было. А он будет, я его давно ожидал, почему и велел Дану материализовать носовую пушку.
– Всем занять места согласно боевому расписанию! – распорядился я.
А сам спустился с мостика и перешел на бак. Орудие было новеньким. Одному богу известно, наверное, каким образом Дворжеку удалось заполучить это чудо инженерной мысли. Ну и самому Дворжеку, разумеется. Понятно было одно – свинтили его не со списанного винд-крейсера.
Усевшись в кресло, я запустил систему контроля и прицел дальнего огня. Вблизи с ракетами точно не справиться, так что придется использовать всю дальнобойность орудия. Опробовав педали горизонтального и вертикального наведения, я убедился, что орудие весьма резво и точно реагирует на мои команды.
Ждать пришлось недолго – с мостика раздался голос Дана:
– Есть ракетный пуск. Удаление тридцать, направление одиннадцать.
Я тут же развернул стволы орудия на одиннадцать часов по воображаемому циферблату, где двенадцать часов приходились строго по нашему курсу. Эта система корректировки огня сохранилась с древнейших времен, когда часы еще были механическими, но оказалась настолько удобной, что с успехом сохранилась до наших времен. Прицел ловил цели, начиная с двадцатичетырехкилометрового удаления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37