— А вот это — точно не ты.— Ты ее знаешь?Он отрицательно покачал головой и поинтересовался:— Кто она?— Девушка, которую я пытаюсь найти.— А почему бы тебе не найти сразу парочку? От одной я тебя тут же избавил бы. Так вот чем ты занимаешься?— Точно.— Симпатичная девушка! Молоденькая. Во всяком случае, была такой, когда позировала для этого снимка. Сколько ей? Около двадцати одного?— Сейчас двадцать четыре. Фотографию делали год или два назад.— В двадцать четыре она тоже еще ничего.Он снова перевернул снимок.— Мэттью Скаддер. Забавно: можно знать о человеке что-то очень личное и не иметь понятия о том, как его зовут. Я говорю о фамилии. Моя фамилия — Данфи, но, может, ты это уже знаешь?— Нет.— Дал бы тебе свой номер, будь у меня телефон. Его отключили за неуплату полтора года назад. Надо бы в ближайшие дни этим заняться... Приятно было поболтать с тобой, Мэтт. Может, завтра вечером увидимся в Соборе Святого Павла.— Думаю, я туда загляну.— Я тоже постараюсь заскочить. А пока — будь поосторожнее.— Ты тоже, Эдди.Когда загорелся зеленый свет, он перебежал улицу. Неожиданно Эдди обернулся и улыбнулся мне.— Надеюсь, ты найдешь эту девушку, — сказал он. * * * Той ночью, однако, я ее не нашел. Надо сказать, что по пути в гостиницу я вообще не встретил ни одной девушки, с которой мне захотелось бы провести время. Добравшись до Пятьдесят девятой улицы, где находилась гостиница, я остановился у дежурного администратора. Джейкоб сообщил, что мне недавно звонили: три раза, через каждые полчаса.— Похоже, это был один и тот же человек, — сказал он. — Передать ничего не просили.Я поднялся в номер. Спать не хотелось, я открыл книгу. Зазвонил телефон.Я снял трубку и услышал мужской голос:— Скаддер?Услышав утвердительный ответ, незнакомец спросил:— Сколько ты готов выложить?— О чем вы?— Разве не ты разыскиваешь девушку?Мне стоило бы бросить трубку, но я задал еще один вопрос:— О какой девушке вы говорите?— О той, чью фотографию ты носишь с собой. Разве не ее ты ищешь.— Вы знаете, кто она?— Сначала скажи, сколько заплатишь? — потребовал он.— Может, кое-что ты и получишь.— И сколько же?— Ну, разбогатеть тебе не удастся.— Назови сумму.— Пожалуй, несколько сотен.— Пять сотен долларов?В сущности, сумма не имела значения. Я уже понял, что ему нечего было продать.— Хорошо, — согласился я. — Пять сотен — так пять сотен.— Дерьмо. Этого мало.— Знаю.Он помолчал, затем произнес решительно:— Хорошо! Знаешь здание на углу Бродвея и Пятьдесят третьей, на стороне, противоположной центру, если стоять лицом к Восьмой авеню? Жди меня там через полчаса. Возьми с собой баксы. Если у тебя их нет, не трудись приезжать.— Так поздно я не смогу достать деньги.— Неужели у тебя нет банковской карточки? Дерьмо! Сколько ты можешь выложить прямо сейчас? Остальное отдашь завтра. Да не вздумай тянуть — цыпочка может скоро оказаться в другом месте. Тебе понятно?— Даже больше, чем ты думаешь.— Что ты сказал?— Как ее зовут?— Так это же ты ее разыскиваешь. Неужели ты не знаешь ее имени.— Но ведь и ты не знаешь, верно?Он задумался, помолчал несколько секунд, а потом нашелся:— Мне известно имя, под которым она живет сейчас, — сказал он. Самые глупые из них оказываются обычно самыми хитрыми. — А ты, наверное, знаешь ее настоящее имя.— И как же ее зовут теперь?— Ха-ха!.. Это часть того, что ты приобретешь за свои пятьсот долларов.Я понял, что приобрел бы лишь удовольствие почувствовать, как чьи-то пальцы сдавят мою шею, а может, и укол ножа меж ребер. Тот, кто хочет что-нибудь вам продать, никогда не начнет с вопроса о вознаграждении. Подобные люди не любят встречаться на уличных перекрестках. Меня внезапно охватила такая усталость, что захотелось просто бросить трубку, но он наверняка позвонил бы еще раз.Я сказал:— Заткнись-ка на минуту. Мой клиент не разрешит выплачивать вознаграждение, пока девушку не обнаружат, У тебя на продажу ничего нет, и тебе не удастся выудить у меня даже доллар. Я не намерен встречаться с тобой на перекрестке, но если бы и собрался это сделать, то денег с собой не взял бы. Я захватил бы с собой пушку и наручники и обеспечил бы себе подстраховку. Затащив в местечко поглуше, я поработал бы над тобой, пока твердо не убедился бы, что ты ничего не знаешь. А под конец, возможно, тебя всего бы обмочил. Ведь по твоей вине я понапрасну потерял бы время. Этого ты добиваешься? Все еще хочешь увидеться на углу?— Мать твою...— Ну, нет, — сказал я. — Ты неправильно меня понял. Это твою мать...И, оборвав разговор, бросил трубку.— Скотина! — громко произнес я, как будто кто-то мог меня услышать. Потом принял душ и отправился спать. Глава 2 Паула Хольдтке — так звали девушку. Честно говоря, я не надеялся ее разыскать. Но как объяснить это ее отцу? Очень трудно порой заставить человека поверить в то, что он считает невозможным.У Уоррена Хольдтке был массивный, квадратный подбородок и открытое лицо. Масса жестких седеющих волос морковного оттенка делала еще более крупной его голову. В Манси, штат Индиана, он был дилером автомобильной фирмы «Субару». Я живо представлял, как в рекламных роликах собственной компании он демонстрирует машины и, глядя прямо в камеру, сообщает телезрителям, что самую выгодную сделку они смогут заключить только в «Хольдтке Субару».Паула была четвертой из шести детей Хольдтке. Она училась в Манси, колледже Боллстейт.— Его посещал Дэвид Леттермен, конечно, задолго до Паулы, — сообщил мне Хольдтке. — Вероятно, вы об этом знаете.После окончания колледжа по классу театрального искусства она сразу же отправилась в Нью-Йорк.— В Манси невозможно сделать артистическую карьеру, — объяснил он. — Как, впрочем, и вообще в нашем штате. Для этого надо перебраться в Нью-Йорк или Калифорнию. Но, думаю, даже если бы и не мечтала стать актрисой, Паула все равно бы уехала. Она всегда стремилась к самостоятельности. Ее старшие сестры вышли замуж за парней из пригорода, но со временем их семьи перебрались в Манси. Ее старший брат занят автомобильным бизнесом, как и я. У нас еще есть мальчик и девочка.Они пока учатся в школе, не знаю, какими они станут, когда вырастут; но я почти уверен, что они останутся рядом с нами. А вот у Паулы всегда была неодолимая жажда странствий. Я был просто счастлив, что она не уехала раньше, еще до окончания колледжа. В Нью-Йорке она брала уроки актерского мастерства, подрабатывала в ресторанах. Жила Паула в районе западных пятидесятых улиц. Я знаю, что она участвовала в презентации «Другой части города» в театре на Второй авеню и ей досталась роль в «Очень добрых друзьях» в Вест-Виллидже.У Хольдтке сохранилось несколько экземпляров программок, и он показал мне имя дочери и ее крошечную биографию под шапкой «Те, кто занят в спектакле».— Ей не платили, — продолжал рассказывать он. — Знаете, начинающим обычно не платят. Просто дают возможность выступить, чтобы они могли показать себя театральным агентам, постановщикам и тем, кто подыскивает актеров для какого-либо спектакля. Вы, конечно, слышали об актерских заработках: мол, такой-то сорвал пять миллионов долларов за фильм. Но большинство годами не получают совсем ничего или работают за чисто символическую плату.— Да, я знаю.— И мать, и я хотели побывать на ее спектакле. Не на читке, когда актеры просто стоят и читают тексты с листа, — это не казалось заманчивым. Конечно, если бы Паула позвала, мы бы приехали, но ей не хотелось видеть, нас даже на спектакле. Она сказала, что пьеса не очень удачная, да и вообще у нее маленькая роль. Просила нас подождать, пока ей перепадет что-нибудь поприличнее.В последний раз они разговаривали в конце июня. В ее голосе он не заметил ничего необычного. Она упомянула, что лето, возможно, проведет за городом, но в подробности не вдавалась. Больше она не звонила. Через пару недель они сами попытались связаться с ней, но безуспешно — им всякий раз отвечал автоответчик.— Она и прежде редко бывала дома. Паула говорила, что маленькая, темная комнатушка действует на нее угнетающе. Оставаться там долго казалось ей невыносимым. И, заглянув туда недавно, я ее понял. В комнату я не заходил, видел лишь дом и вестибюль, и этого оказалось достаточно. В Нью-Йорке платят огромные деньги за жилье в зданиях, которые в любом другом городе давно бы снесли.Дочь трудно было застать дома, поэтому родители обычно ей не звонили. Паула же поступала так: она сама звонила им каждое второе или третье воскресенье месяца, заказывая разговор с Паулой Хольдтке. Родители отвечали телефонистке, что ее нет дома, и через пару минут по междугородной связывались с Нью-Йорком, понимая, что дочь хочет с ними поговорить.— Никакого обмана тут не было, — объяснил Хольдтке, — потому что разговор стоил столько же, как если бы это она звонила нам. Только счет присылали нам, а не ей. Дочь же в результате, не торопясь, могла рассказать о своих новостях, так что компания даже выгадывала.Но на этот раз молчание Паулы затянулось. Не реагировала она и на просьбы, записанные автоответчиком. В конце июля сам Хольдтке, его жена и младшая дочь, залив бензин в одну из «субару», отправились в путешествие по Северной и Южной Дакоте, где покатались на лошадях, затем посетили Дурные земли и гору Рашмор. Домой вернулись только в середине августа. Снова попытались созвониться с Паулой, но на этот раз вместо автоответчика прослушали запись телефонной станции, сообщившую, что номер временно отключен.— Если она выбралась из города на все лето, — предположил Хольдтке, — то, конечно, могла ради экономии отключить телефон. Но почему она уехала, никого не предупредив? На нее это не похоже. Конечно, иногда она принимает импульсивные решения, но у нее всегда было чувство ответственности, и она непременно связалась бы с нами, чтобы сообщить о своих планах.С этим можно было бы и поспорить, я не осмелился бы проверять по ее действиям часы. За три года, что прошли после окончания Боллстейтского колледжа, Паула иногда пропускала куда больше двух-трех недель, не удосуживаясь позвонить родителям. Вполне возможно, что и на этот раз она куда-то уехала на лето и была слишком занята, чтобы связаться с ними. Кроме того, она могла позвонить как раз в то время, когда ее отец и мать скакали на лошадях или шагали по тропам Национального парка Ветряной пещеры.— Десять дней назад мы отмечали день рождения маты, — сказал Уоррен Хольдтке, — а она не позвонила.— Вы думаете, она не могла забыть об этой дате?— Никогда! Она бы позвонила обязательно. Ну, если не в тот же день, так на следующий.Он не знал, что и думать. Обратился в нью-йоркскую полицию. Как и следовало ожидать, ничего там не добился. Побывал в мансийском отделении общенационального детективного агентства. Служащий из нью-йоркского офиса заглянул в дом, где жила Паула, и установил, что она оттуда съехала. Если он соблаговолит внести — существенный! — задаток, детективы будут рады продолжить поиски.— Я проверил, что они проделали, получив мои деньги. Побывали там, где она жила, и убедились, что ее там нет. Но я и сам мог бы это сделать! Поэтому сел в самолет и отправился в Нью-Йорк.Он зашел в дом, где раньше жила Паула. Выяснил, что она съехала в начале июля, не оставив нового адреса. Телефонная компания отказалась сообщить ему что-либо, кроме того, что ее телефон отключен. А это он уже знал. Посетил он и ресторан, где его дочь работала. Там ему сказали, что она уволилась еще в апреле.— Возможно, она нам даже об этом рассказывала, — говорил он. — После переезда в Нью-Йорк она сменила шесть или семь мест. Она могла уйти из-за того, что ее не устраивали чаевые, или потому, что с кем-то не сошлась характерами; ей могло не понравиться и то, что ее не отпустили на прослушивание. Конечно, Паула могла расстаться с последней должностью и устроиться где-то еще, ничего не сказав нам, но, возможно, мы сами не обратили внимания на эту новость.Он не знал, что еще предпринять, поэтому снова пошел в полицию. Там ему сказали, что прежде всего это дело не для них; по всей видимости, девушка просто переехала, не известив об этом родителей. Поскольку она совершеннолетняя, то у нее есть полное право так поступить. Ему также заметили, что он слишком долго ждал, прежде чем к ним обратиться: прошло более трех месяцев после исчезновения Паулы, и ее следы уже почти невозможно отыскать.Офицер полиции посоветовал нанять частного детектива, если он все-таки надумает разобраться в том, что произошло. Правила запрещают им рекомендовать кого-либо конкретно. Тем не менее, заметил полицейский, ему представляется, что он вправе рассказать, как бы поступил сам, оказавшись в положении господина Хольдтке. Есть парень по фамилии Скаддер, к слову сказать, бывший полицейский. Он и живет в том же районе, где раньше проживала Паула Хольдтке, и...— Что же это за полицейский?— Его фамилия Деркин.— Значит, Джо Деркин, — сказал я. — Очень любезно с его стороны.— Мне он понравился.— Да, парень что надо, — заметил я.Мы расположились в кафе на Пятьдесят седьмой улице, совсем недалеко от моей гостиницы. Обеденное время закончилось до того, как мы там появились, поэтому нам дали спокойно посидеть за кофе. Я попросил еще чашечку. Кофе Хольдтке остывал, но он не замечал этого.— Господин Хольдтке, не уверен, что я именно тот человек, который вам нужен.— Деркин говорил...— Знаю, что он мог сказать. Думаю, что вы добьетесь большего от людей, которым платили прежде. Тем, у которых контора в Манси. Они могли бы поручить ваше дело сразу нескольким оперативникам, им удалось бы охватить его шире, чем это смогу сделать я.— Вы утверждаете, что они способны поработать лучше, чем вы?Я подумал над его словами:— Нет. Но они смогут лучше преподнести свою работу. Они будут снабжать вас подробными отчетами, сообщая, что именно ими сделано, с кем они разговаривали и что выяснили. Они тщательно, статья за статьей, подсчитают расходы и учтут каждый час, отданный вашему делу.Отпив кофе, я поставил чашечку и, наклонившись вперед, сказал:— Господин Хольдтке, я вполне приличный детектив, но у меня нет никакого официального положения. Чтобы заниматься сыскной работой в этом штате, нужна лицензия, а у меня ее нет. Никогда не чувствовал, что смогу выдержать волокиту, чтобы ее получить. Я не составляю постатейных перечней расходов, не обращаю внимания на время, не представляю отчетов. У меня даже нет офиса. Вот почему, кстати, мы пьем кофе здесь. У меня, конечно, есть приобретенные с годами нюх и опыт, но я не уверен, что именно для этих качеств вы нашли бы применение.— Деркин не упоминал, что у вас нет лицензии.— Ну, так мог бы. Секрета в этом нет.— Как вы думаете, почему он посоветовал обратиться именно к вам.Наверное, у меня был приступ совестливости. А может, просто не хотелось браться за эту работу.— Отчасти потому, что он надеялся получить вознаграждение за свою рекомендацию, — ответил я.Лицо Хольдтке помрачнело:— Об этом он тоже ничего не сказал.— Меня это не удивляет.— Не слишком-то этично, — заметил он. — Ведь так?— Вы правы. Впрочем, с его стороны было вообще не очень-то этично кого-то рекомендовать. Но отдам ему должное: он не направил бы вас ко мне, если бы не думал, что я самый подходящий детектив. Вероятно, он считает, что вы не прогадаете, вложив в меня деньги, а я вас не подведу.— Вы с этим согласны?Я кивнул.— Прежде всего должен вас предупредить, что скорее всего вы понапрасну потратите свои деньги.— Потому что...— Потому что она объявится сама или не объявится никогда.Задумавшись над моими словами, он помолчал. Никто из нас не говорил о том, что его дочь, возможно, мертва, но избавиться от этой мысли мы оба не могли.Затем он спросил:— И сколько же я выброшу на ветер?— Предположим, вы мне выдадите тысячу долларов.— Это будет предоплата, задаток или что-то другое?— Не знаю, как вы это назовете. Поденной таксы у меня нет, и я не хронометрирую свое время. Просто иду, куда надо, предпринимаю то, что мне представляется разумным. В нашей работе, правда, всегда надо сделать и несколько обязательных шагов. Для начала я займусь тем, что полагается в таких случаях, хотя, честно признаюсь, не верю, что это окажется полезным. Да, и вот еще что!.. Возможно, мне придется кое-куда съездить, а это, как вы понимаете, тоже стоит денег. Когда, на мой взгляд, от вашей тысячи ничего не останется, я попрошу вас опять субсидировать меня, а вы уж решите, намерены ли это сделать.Он принужденно рассмеялся:— Не очень-то деловой подход.— Знаю. Боюсь, я вообще не деловой человек.— И все же вы внушаете мне доверие. Тысяча долларов... Полагаю, ваши личные расходы не войдут в эту сумму?Я отрицательно покачал головой.— Не думаю, что мне предстоят большие траты. И обычно я предпочитаю покрывать их сам, чтобы потом не приходилось отчитываться.— Может быть, стоило бы поместить объявления в газетах, в колонках частных извещений? Или подать их в виде рекламы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24