Однако через некоторое время Мартелс почувствовал удивительное сопротивление дальнейшему движению - удивительное не только потому, что он полагал, что Тлам, как и он сам, будет рад убраться подальше от Птицы, но и из-за его неожиданной силы. С некоторым интересом он почти полностью ослабил контроль; если для такого сильного сопротивления имелась причина, Мартелсу необходимо было ее узнать.
Тлам, медленно пятясь, забрался в чащу и привалился спиной к большому дереву, хорошо укрытому со всех сторон, но так, что спереди и сверху оставалось свободное пространство. Движения его были осторожнее, чем когда-либо, как будто он подозревал, что не вполне свободен, и ожидал, что им вновь овладеют в любой момент. Однако, Мартелс, не вмешиваясь, дал ему расположиться по своему вкусу.
Некоторое время туземец просто отдыхал; но наконец, он произнес почти беззвучным шепотом:
- Бессмертный Квант, или дух, посланный Квантом, услышь меня.
Мартелс промолчал, хотя у него было глубокое неловкое чувство, что ему следует ответить, хотя бы для того, чтобы туземец продолжал говорить. Но очевидно, Тлам ничего иного, кроме молчания, и не ожидал. Повторив призыв, он продолжал:
- Я не имею ни малейшего понятия, почему ты прогнал меня от себя и сделал так, что меня изгнали из моего племени. Еще меньше я знаю, почему ты загнал меня, как жертву, глубоко в страну Птиц. Я не сделал ничего, чтобы заслужить твою ненависть; само мое безумие в твоем храме могло быть вызвано только тобой, о бессмертный, поскольку мои предки явно такого не одобрили бы. Скажи мне, чего ты хочешь? Что я сделал такого, за что должен умереть? Что за судьбу ты мне уготовил? Как мне исполнить твои желания? Ответь, бессмертный Квант, ответь, ответь!
Речь эта была не лишена достоинства, но Мартелс не мог дать ему ни ответа, ни надежды на справедливость. В свете собственных целей Мартелса Тлам находился еще ближе к положению жертвенного животного, чем он сам полагал. Ни у одного из них не было будущего, но ничто из возможных объяснений Мартелса не сделало бы это будущее светлее для Тлама. Мартелсу оставалось только хранить молчание.
- Бессмертный Квант, ответь мне, ответь! Что мне сделать, чтобы ты смягчился? Скоро Птицы услышат мои мысли, и возможно твои - или твоего создания. Тогда их Король схватит меня и будет пытать до смерти. Что мне ему отвечать? С какой целью мной овладели? Должен ли я умереть в неведении? Я не сделал, не сделал ничего, за что карают смертью!
Этот крик был уже стар, когда грабили Сиракузы. Ответом было - _Т_ы р_о_д_и_л_с_я_ - но давать его сейчас не стоило. В нем звучало слишком много обреченности, чтобы продвинуть предприятие Мартелса на шаг вперед, не говоря уже о том, чтобы удовлетворить Тлама; в данный момент лучше даже не подтверждать ни единым словом небезосновательное подозрение Тлама, что им овладели.
Однако, некоторые традиции не меняются. Тлам выкрикнул почти во весь голос положенный третий раз:
- Бессмертный Квант или дух, посланный Квантом, снизойди до меня! Ответь мне, твоему просителю!
Мартелс продолжал безмолвствовать... но в глубине его сознания что-то медленно заворочалось, будто ощущение постепенного пробуждения от повторяющегося сна; а затем его губы шевельнулись, грудь поднялась, а сердце опустилось, когда он услышал, как сам говорит слишком хорошо знакомым голосом:
- Я с тобой, туземец... и твой демон послан не мной. Тем не менее, выполняй его требования и не бойся Птиц. Наш час еще придет.
Человек с тремя сознаниями поднялся и как лунатик вновь двинулся на юг.
8
Мартелсу не было необходимости быть орнитологом, чтобы знать, что полеты стай, миграции и инстинкты, направляющие птиц к дому, всегда являлись тайной. Его отец, как многие англичане низшего класса в его время, гонял голубей и временами пополнял свой бюджет помимо футбольных пари, игры в дартс или монетку, тотализатора и (когда иначе не удавалось) Биржи Труда, еще и продажей одной из любимых птиц другому любителю. В то время существовало множество причудливых теорий для объяснения поведения перелетных птиц, одной из самых странных была теория, что у этих существ во внутреннем ухе - или его полых костях - имеются железные опилки, позволяющие им ориентироваться непосредственно по магнитным силовым линиям Земли.
То что птицы обладают телепатическими способностями, естественно, было одной из самых первых гипотез - и теперь, в противоречие со своей первоначальной точкой зрения, Мартелс был готов поверить, что это, действительно, самое логичное объяснение. Вынужденность такого объяснения не делала его лучше.
Квант больше не говорил. Тлам постепенно продвигался на юг, без дальнейших понуканий Мартелса, и, как и раньше, сам заботясь о мелочах. Отстранившись от дела, Мартелс продолжал размышлять.
Конечно, для начала нужно отбросить все соображения двадцатого века по поводу телепатии, как основанные исключительно на утверждениях отдельных людей; каждый раз, когда какой-нибудь Рейн или Соул пытался исследовать ее в лабораторных условиях, она растворялась в тумане из-за стремления исследователей назвать нежелательные результаты каким-то другим именем. Непосредственное знакомство с телепатией здесь, указывало, что она подчиняется обратной квадратичной зависимости или, другими словами, ослабевает с расстоянием; и если птицы - даже птицы с птичьим мозгом времен Мартелса - всегда могли ей пользоваться, она сначала, видимо, была всего лишь какого-то рода маяком, по которому можно было распознать схожие сознания и схожие намерения.
Такая способность, естественно, должна была угаснуть у разумных существ в результате естественного отбора, поскольку разум выполнял те же функции намного лучше. В результате, оставались лишь те непонятные рудименты - нечто вроде аппендикса в сознании - которые так упорно сбивали с толку наиболее четных оккультистов, начиная с Ньютона. Возможно, психология толпы являлась еще одним подобным рудиментом; если так, она явно была направлена _п_р_о_т_и_в_ выживания и должна была исчезнуть в результате отбора еще быстрее. Даже у Птиц этого века она не имела перспектив на будущее - но Мартелсу предстояло иметь с ними дело сейчас.
Другой вопрос: как Квант был связан с Тламом и Мартелсом? Находился ли он в черепе Тлама, как Мартелс, или он по-прежнему размещался в оболочке в музее, лишь протянув слабое духовное щупальце, связывающее его с туземцем, может быть через посредство Мартелса? Мартелс считал, что такое невозможно, но люди Третьего Возрождения запросто могли вновь развить телепатию в человеке, как в его время были возрождены зубры, тем более, что Квант был сделан носителем гипнотической и проецирующей силы. Квант упоминал какую-то всеобщую взаимность, "в которой Птицы от природы сильны". На _к_а_к_и_х_ законах основывается это явление? Квант, несомненно, их знал, но вывести их с нуля невозможно, по крайней мере, такому скептику, каким был Мартелс до того, как попал в эту эпоху, минус веков двадцать промежуточных обдумываний этой проблемы.
Каковы бы ни были эти законы, они, похоже, сбивали Птиц с толку. В то время как все более и более изнуренное тело человека, в котором жили три сознания, продиралось сквозь колючки, лианы и папоротники, Птицы кружили поблизости, щелкая клювами, пикируя, бранясь, хлопая крыльями, но не приступая к последней смертельной атаке, которую Мартелс - и конечно, Тлам - ожидал ежеминутно. Он чувствовал себя бычком, которого тащат по коридору бойни, неспособным понять, что происходит, уверенным лишь в том, что существа, которых он ранее считал просто причиняющими мелкие неудобства, вдруг почему-то стали злыми.
Квант не помогал, даже не проявлял себя, но слабое самодовольное гудение, как бы пробное вращение механизмов, где-то возле мозжечка Тлама или глубже в стволе мозга говорил Мартелсу, что Квант все еще тут. Конечно, хорошо, с одной стороны, что он не мешал навязанному Мартелсом "Дранг нах зюден"; но в то же время, Мартелс не сомневался, что неистовая ярость, с которой Птицы метались вокруг них, как буря из перьев, каким-то образом связана с присутствием Кванта. В конце концов, ведь Квант сам сказал, что является символом всего, что Птицы ненавидят и боятся. Теперь Мартелс был уверен, что один человек, имеющий только свое собственное сознание, был бы разорван на куски задолго до того, как увидел бы первое, похожее на ворона, существо; тройственное существо уцелело отчасти потому, что Птицы ощущали в нем какую-то странность, вызывавшую одновременно ненависть и желание ее узнать - но не могли этого сделать только с помощью телепатии.
Таким образом он, наконец, добрался до Башни на Человеческих Ногах.
Он не знал размеров музея, в котором очнулся, очутившись в этом мире, но какая-то утечка информации из сознания Кванта, говорила ему, что Башня намного больше. Она была воздвигнута на естественной поляне, такой большой, что ее можно было назвать лугом, занимая ее почти всю своим основанием и полностью покрывая тенью.
Наибольшее впечатление, конечно, производили поддерживающие ее три колонны. Это были очень древние деревья, каждое из которых могло бы само служить внушительной средневековой башней с винтовой лестницей, вырезанной внутри дерева, наподобие виденных Мартелсом в Париже. Но они образовывали вершины почти равностороннего треугольника, а часть их толстых корней выступала над землей. Возможно, именно эти корни, в свое время, и навели на мысль придать опорам форму человеческих ног и ступней, носками наружу, над которыми собственно Башня смотрелась, как чрезмерно длинная прямая юбка. А возможно, Птицы первоначально лишь кольцевали деревья, чтобы остановить их рост, а содрав кору, случайно обнаружили ранее скрытое сходство, усиленное белизной древесины цвета слоновой кости. Сама работа, по-видимому, выполнялась чем-то вроде струга, так как Мартелс заметил длинные плоские следы - метод, хитроумно использованный, чтобы подчеркнуть ровность человеческой кожи.
Сама Башня состояла из закрепленных вокруг деревьев нескольких барабанов одинакового размера, бока которых были сделаны из звериных шкур, тщательно сшитых вместе тончайшим кожаным шнуром. На первый взгляд казалось, что сами шкуры подобраны произвольно, но с расстояния было заметно, что они поднимаются вверх длинными извилистыми линиями, сходившимися наверху сооружения, напоминая стилизованное пламя свечи. Верхушка, однако, не была видна с того места, где стоял Мартелс; эффект в целом, наверняка, лучше всего смотрелся с воздуха.
Даже корпус Башни нелегко было разглядеть сквозь тучи Птиц, постоянно ее окружавших, однако Мартелсу и не дали возможности рассмотреть ее в деталях. Его загнали под колоссальную треногу, прямо в центр, где оказался тонкий центральный столб, из которого торчали спиралью поднимающиеся вверх колышки. Неприятные поклевывания в зад Тлама указывали, что ему следует по ним взобраться.
Колышки не были рассчитаны на человека, а так как по мере подъема становилось все темнее, внимание Мартелса на некоторое время было полностью сосредоточено на том, чтобы не упасть. Вскоре он запыхался и был вынужден присесть на следующий колышек, казавшийся достаточно толстым, чтобы выдержать его вес, опершись руками и ногами на два соседних. Тяжело дыша, он прижался к столбу и колышкам и взглянул вверх.
Над ним находилось что-то вроде бочкообразной вселенной, уходящей в бесконечность, усеянной по краям очень яркими звездочками, почему-то становящимися более яркими при удалении. Их иногда закрывали странные туманности, и все это мерцало. Пространство пересекали расположенные под разными углами полосы света, некоторые из которых исходили от более ярких звезд, другие казались более плотными, будто эту вселенную покрывала видимая размерная рамка. Пронзительные крики, щебет и хлопание крыльев оставшихся снаружи Птиц сливались тут в приглушенный шум, слышимую музыку сфер, сквозь которую иногда прорывался отдельный громкий выкрик или хлопок огромных крыльев.
Через некоторое время его глаза привыкли к полумраку и он начал различать, что находится внутри башни. Увиденное не уступало первому впечатлению, казалось, все вдруг резко поменялось местами, будто оптическая иллюзия. Звезды оказались стыками углов шкур; лучи частью действительно были солнечными лучами, прямыми и сильными, как лазерные, а иногда, радиальными ребрами барабанов. Эти ребра вместе с удлинявшимися колышками центрального столба, к которому он приник, образовывали поднимавшийся вверх ряд насестов, на которых виднелись громадные темные силуэты дремлющих хищных Птиц, лишь изредка раскрывавших клюв, или шевеливших крыльями и хвостом. Изредка на него бросали взгляд похожие на полумесяцы глаза, затем затягивались пленкой и закрывались, чтобы потом открыться вновь. В этой башне была представлена вся птичья иерархия, и Мартелс знал, кто находится наверху. Эта вселенная принадлежала им, до последней пылинки, до последнего лучика. Его почетный эскорт удалился, и не считая редких взглядов, никто, казалось не обращал на него внимания. Он взглянул вниз. Сероватый диск земли под башней казался в этой искусственной перспективе далеким концом туннеля, но уникальный опыт падения в трубу телескопа давал ему основания верить, что он может выжить и при падении отсюда, особенно если будет цепляться за колышки, как обезьяна. А достигнув земли, он наверняка смог бы пронестись по лугу обратно в джунгли быстрее, чем Птицы сообразят, что происходит. Казалось крайне маловероятным, что кто-то из людей проникал так далеко в эту вселенную Лобачевского, принадлежащую Птицам, во всяком случае, в последние десятилетия, а кроме того, они наверняка не представляли, как быстро в человеке пробуждаются инстинкты его четвероногих предков, когда возникает нужда. Их собственными предками, в еще более далеком прошлом, были двуногие динозавры.
Но ему придется действовать быстро. Его уже разглядывали все больше и больше полумесяцев, и он ощутил навязчивое давление, исходящее из центра его сознания, как будто эти глаза пытались проникнуть в суть его личности. Подтянувшись вперед и перенеся свой вес на ноги, он повернулся и приготовился к долгому полету вниз сквозь черный континуум....
На полпути вертикальный мерцающий туннель и диск земли внизу пропали из виду, и Мартелс понял, что второй раз ведет смертельный бой с Квантом. Эта безмолвная битва давала Кванту то преимущество, что Мартелс не мог уделять внимания реальной окружающей обстановке. Приливы сильнейшей ненависти накатывались из бесформенного внепространственного хаоса, в котором реальностью были лишь участники сражения. Схватка длилась целую вечность, в которую растянулись секунды, и лишь отдаленный крик, должно быть Тлама, служил ей фоном.
Они еще боролись, когда тело туземца ударилось о землю.
9
Резкая мучительная боль вырвала Мартелса из сна, в котором он предпочел бы оставаться вечно. Он застонал и осторожно потянулся. Очевидно, он упал на дно телескопа, но почему оно сделано из натянутой, как барабан, кожи, а не из синтетического кварца? Впрочем, у радиотелескопов не бывает кварцевых зеркал; почему бы тогда не быть и коже? Как бы то ни было, он чувствовал, как она пружинит при его движениях, издавая низкий рокот, будто гепард урчащий по-французски. Откуда-то снизу откликалось далекое эхо.
Сквозь веки проникал свет, но он не стал открывать глаза, а прислушался к своему сознанию, ища неизвестного врага. Квант? Это имя вернуло все на свои места, и он мгновенно напрягся.
В данный момент он не чувствовал никаких признаков Автарха. Легкое ощущение тревоги говорило, что Тлам тоже бодрствует, и возможно уже давно. Что ж, это понятно; первой _п_е_р_с_о_н_о_й_, очнувшейся от сотрясения после долгого падения следовало быть туземцу, а Квант, несколько веков лишенный тела, очнется последним. Это следовало запомнить: физическая боль была союзником в борьбе с Квантом.
Мартелс приподнялся на локте и огляделся вокруг. Похоже, он сейчас находился в самом верхнем барабане башни, который был меньше всех остальных и потому не был виден с земли. В нем отсутствовал центральный столб, имелись лишь радиальные ребра и дуговые элементы конструкции самого барабана. Кроме того, он был открыт в трех местах, просто ничем не затянут. В высоком помещении стоял неприятный холод, напомнивший Мартелсу, что с тех пор, как он, находясь в мозговой оболочке, не испытывал никаких ощущений вообще, он чувствовал только неприятную жару. Неужели этому веку свойственны одни крайности?
Он с трудом сел и взглянул вверх. Он уже понял, что это направление, которому в обычной жизни уделяется мало внимания, имело самое важное значение в стране Птиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10