"Почему именно ты? Помогал ей избавиться от ребенка? Значит,
по-твоему, женщина сошла с ума, если она не хочет, чтобы в дом занесли
грязную болезнь?.." Господи!.. Взгляд Дэвида, полный слез... "Вы с мамой
собираетесь разводиться, пап? Не уходи... Я обойдусь без карманных денег.
И больше не буду мочить штаны...")
Хачмен с трудом оторвался от картин прошлого. Зайдя в прохладную
кухню, он постоял немного, потом решил, что есть еще не хочет. Направился
в спальню, сменил деловой костюм на джинсы и рубашку и достал из шкафа
свой лук, отполированный до блеска прикосновениями рук. Вынес из сарая
тяжелую мишень из уложенного спиралью каната и пристроил ее на треножнике
за домом. Раньше сад был недостаточно велик для стрельбы в цель, но Хачмен
купил соседний участок и убрал часть старого забора. Установив мишень, он
начал привычный неторопливый ритуал подготовки: маленькими колышками
обозначил на земле положение ног, несколько раз натянул и отпустил тетиву,
проверил каждую стрелу и уложил их в колчан. Первая стрела плавно
поднялась, кратко сверкнула на солнце, и через секунду он услышал твердый
характерный удар, означающий попадание близко к центру. Взглянув в
бинокль, Хачмен увидел стрелу в голубом круге около цифры "7".
Довольный тем, что он так точно оценил влияние влажности на гибкость
лука, Хачмен выпустил еще две стрелы, подправил прицел, затем сходил за
стрелами и принялся стрелять на счет, аккуратно вписывая результаты в свою
записную книжку. И в то время как руки сами выполняли нужные движения,
одна часть разума направляла борьбу за совершенство в стрельбе, вторая
билась над вопросом, имеет ли Лукас Хачмен право брать на себя роль
"высшего судьи".
С технической стороны все было просто и предельно ясно. У него хватит
способностей воплотить неровные цифры на обгорелом клочке бумаги в
реальность. На это потребуется от силы несколько недель работы и на тысячу
фунтов электрооборудования и электронных приборов, а результатом явится
небольшая и довольно невпечатляющая на вид машина.
Но это будет машина, которая, будучи один раз включенной, практически
мгновенно сдетонирует все ядерные запасы на Земле.
Антиядерная машина...
Машина против войны...
Средство, способное превратить мегасмерть в мегажизнь...
Осознание того, что нейтронный резонатор может быть построен, пришло
к Хачмену однажды спокойным воскресным утром почти год назад. Он проверял
кое-какие свои идеи относительно решения уравнения Шредингера для
нескольких независимых от времени частиц, и вдруг случайно ему удалось на
долю секунды заглянуть в глубь математических дебрей, скрывающих
реальность от разума. Словно расступились заросли полиномов, тензоров,
функций Лежандра, и вдали на мгновение призрачно мелькнула машина, которая
может уничтожить бомбу. Просека тут же исчезла, но бегущий по бумаге
карандаш Хачмена успел зафиксировать достаточно примет, чтобы позже
отыскать дорогу к цели.
И вместе со вспышкой вдохновения возникло полумистическое ощущение,
что он избран, что он - носитель огромной важной идеи. Ему приходилось
читать о подобном явлении психики, часто сопровождающем всплески новых
идей, но со временем ощущение прошло, затертое социальными и
профессиональными соображениями. Как неизвестный поэт, создавший
одно-единственное неповторимое произведение, как забытый художник,
написавший одно-единственное бессмертное полотно, так и Лукас Хачмен,
почти никому не известный математик, мог теперь оставить незабываемую веху
в истории. Если только он осмелится...
Прошедший год не был годом ровных успехов. Одно время ему казалось,
что уровень энергии, необходимый для инициирования незатухающего
нейтронного резонанса, в несколько раз превзойдет энергетические ресурсы
всей планеты, но вскоре сомнения рассеялись. Машина вполне надежно может
работать от переносного аккумулятора, и ее сигнал будет передаваться от
нейтрона к нейтрону, незаметно и безопасно, до тех пор, пока на его пути
не встретится радиоактивный материал с массой, близкой к критической.
Последние сомнения рассеялись. Математические расчеты были закончены,
и Хачмен только сейчас осознают, что не желает иметь со своим творением
ничего общего.
Мысли путались, перебивая друг друга... "Шесть дюжин стрел со ста
ярдов - общий счет 402... Нейтронный резонатор является абсолютным
средством обороны... Это твой самый высокий счет для ста ярдов... Но в
ядерной войне абсолютное средство обороны может стать абсолютным
оружием... Продолжай в том же духе и ты доберешься до тысячи... Если я
хотя бы заикнусь об этом в министерстве обороны, никто никогда меня больше
не увидит, меня поместят в одно из тех тайных заведений в самой глубине
страны... Ты уже давно мечтал о таком результате, четыре года или даже
больше... А Викки? Что будет с ней?. Она же с ума сойдет. И Дэвид?..
Теперь надо взять колчан, перейти на отметку восемьдесят ярдов, сохраняя
полное спокойствие, и... В конце концов, существует баланс в ядерном
вооружении. Кто имеет право нарушать его? Может, войны не будет? Сколько
лет прошло после второй мировой войны, и ничего. От напалма японцев
погибло не меньше, чем в Хиросиме и Нагасаки... Надо перевести прицел на
восемьдесят ярдов, взять стрелу, левый локоть в сторону, легко натянуть
тетиву, коснуться ее губами, прицел на желтый круг, держать, держать..."
- Ты почему не на работе, Лукас? - голос Викки раздался совсем рядом.
Хачмен проводил взглядом уходящую в сторону стрелу. Стрела воткнулась
в мишень почти у самого края.
- Я не слышал, как ты подошла, - как можно спокойнее произнес он,
оборачиваясь к жене, и, взглянув на нее, сразу понял, что она напугала его
нарочно. Светло-карие глаза мгновенно ответили на его взгляд. Враждебно.
"О господи!.."
- Зачем ты подкрадывалась? Ты испортила мне выстрел.
Она пожала плечами, при этом ясно, как на картинах да Винчи,
проступили под золотистой кожей широкие ключицы.
- Ты можешь играть в лучника хоть целый вечер.
- Сколько раз тебе говорить, это не игра.
Старый трюк... Хачмен одернул себя и продолжал уже спокойнее:
- Чего ты хочешь, Викки?
- Я хочу знать, почему ты не на работе вторую половину дня? - Викки
скользнула критическим взглядом по своим загорелым рукам. Летний загар уже
начал сходить, но и сейчас еще был темнее, чем янтарного цвета платье с
короткими рукавами. В лице - скрытая тревога, которую иногда можно
заметить у красивых женщин при виде своего отражения в зеркале. - Я
полагаю, мне можно это знать?
- Не хотелось работать. А что? - И тут же в голове пронеслось: "Я
могу заставить нейтроны танцевать под новую музыку..." - Такой ответ тебя
устраивает?
- Очень мило, - словно дым, пролетевший на фоне солнца, на гладком
лице Викки мелькнуло неодобрение. - Хотела бы я, чтобы можно было бросать
работу, когда захочется!
- По-моему, ты в лучшем положении: ты даже не начинаешь работать,
пока не захочется.
- Хм! Ты ел?
- Я не голоден. Если ты не возражаешь, я закончу стрельбу.
Хачмену отчаянно хотелось, чтобы Викки оставила его в покое. Несмотря
на пущенную мимо стрелу, он еще мог набрать за тысячу очков, если только
отключиться от всего мира и к каждой стреле относиться так, словно она
последняя. Воздух стоял неподвижно, солнце ровно освещало раскрашенную
кругами мишень. Хачмен чувствовал, что следующая стрела попадет точно в
центр. Если только его оставят в покое...
- Ну-ну. Опять в транс впадаешь? С кем это, интересно, ты себя
воображаешь? С Тришей Гарланд?
- Триша Гарланд? - Красная змейка раздражения уже разворачивала свои
кольца в его мозгу. - Черт! Это еще кто такая?
- Как будто ты не знаешь!
- Не имею чести знать эту даму...
- Даму! Надо же такое сказать!.. Назвать дамой эту... Эту постельную
грелку, которая ни одной ноты спеть правильно не может, а уж настоящую
даму не узнает, даже если ее перед собой увидит.
Хачмен замер с полураскрытым ртом: жена явно имела в виду вчерашнюю
телевизионную певичку. Затем его на мгновение захлестнула ярость.
"Ненормальная, - мысленно произнес он. - Ты настолько ненормальна, что
даже стоять рядом с тобой..."
- Последнее, чего бы я хотел, - сказал он вслух, изо всех сил
сохраняя спокойствие, - это чтобы кто-нибудь пел, пока я стреляю.
- Ага, значит, ты знаешь, о ком я говорю! - восторжествовала Викки. -
Почему ты тогда делаешь вид, что ее не знаешь?
- Викки! - Хачмен повернулся к ней спиной. - Будь добра, прикрой,
пожалуйста, крышкой эту помойку, которую ты называешь своей головой, и
выпусти пар где-нибудь в другом месте, пока я...
Он взял стрелу, натянул тетиву и прицелился. Дрожащие в нагретом
воздухе концентрические круги казались теперь очень далеко. Он выстрелил,
и еще до того, как лук зазвенел недовольно и негармонично, понял, что
дернул тетиву слишком резко вместо того, чтобы плавно ее отпустить. Стрела
прошла высоко и пролетела над мишенью. Хачмен выругался, но это не помогло
разрядить напряжение, и он стал снимать снаряжение, нервно выдергивая
ремешки застежек.
- Извини, дорогой, - Викки произнесла это извиняющимся тоном, как
маленький ребенок, подошла со спины и обняла его. - Я не виновата, что так
тебя ревную.
- Ревнуешь! - Хачмен истерически хохотнул, чувствуя, что на самом
деле близок к слезам. - Если бы ты застала меня целующим другую женщину и
тебе это не понравилось, тогда это называлось бы ревностью. А то, что ты
выдумываешь про людей, которых показывают по ящику, мучаешь себя и
вымещаешь это на мне - это... это черт знает что!
- Я тебя так люблю, что не хочу, чтобы ты даже замечал других женщин.
- Рука Викки скользнула от пояса ниже, и в то же мгновение Хачмен
почувствовал, как она прижалась грудями к его пояснице и ткнулась головой
ему между лопатками. - Дэвид еще не пришел из школы...
"Я буду последним дураком, если поддамся так быстро..." - сказал себе
Хачмен, но уже не мог прогнать мысль о доме, где никого нет - редкий
случай - и где можно, не таясь, не сдерживаясь, заняться любовью, что,
собственно, Викки и предлагала. Она так любит его, что не хочет, чтобы он
даже замечал других женщин - в таком свете ее слова и поступки выглядят
почти логично. Викки настойчиво прижималась упругим животом к его
ягодицам, и он уже готов был поверить, что сам во всем виноват, потому что
вызывает в ней эту неукротимую страсть. Хачмен повернулся и позволил себя
поцеловать, рассчитывая обмануть ее, отдать тело и сохранить за собой
разум, но по дороге к дому понял, что его снова переиграли. После восьми
лет супружеской жизни ее притягательность настолько возросла, что он даже
не мог представить себя в постели с другой женщиной.
- Из-за своей врожденной моногамности я постоянно попадаю в
невыгодное положение, - пробормотал он, складывая лук и колчан снаружи у
двери. - Меня бессовестно используют.
- Бедненький. - Викки прошла на кухню впереди него и принялась
раздеваться, едва он захлопнул дверь.
Сбрасывая на ходу одежду, Хачмен двинулся за ней в спальню. Когда они
легли, он сунул руки за спину Викки и крепко обнял за плечи, затем подпер
ее пятки своими ступнями - получилось что-то вроде тисков, сжимающих тело
Викки, удерживающих его в неподвижности, своего рода замена узды, которую
ему ни разу не удавалось накинуть на ее мысли.
После, когда он лежал рядом с ней в состоянии
полусна-полумечтательности, полузабыв о своей грусти и заботах, мир за
окном казался тем спокойным миром, который он знал когда-то мальчишкой.
Солнце, заглядывающее поздним утром в спальню, едва слышный разговор в
саду, тележка молочника с позвякивающими бутылками за оградой, мерный звук
ручной газонокосилки где-то вдали... И сейчас он чувствовал себя в такой
же безопасности. Бомба, вся концепция ядерной катастрофы, казались
далекими и такими же устаревшими, как Джон Фостер Даллес, телевизоры с
двадцатисантиметровыми экранами и сенатор Маккарти... Мы прошли важный
рубеж уже в июле шестьдесят шестого - в этом месяце срок от окончания
второй мировой войны сравнялся с интервалом между первой и второй. И
ничего не случилось. Трудно даже представить, что кто-то всерьез планирует
сбросить бомбу...
Кто-то забарабанил во входную дверь. Хачмен очнулся и понял, что
вернулся из школы сын. Он открыл замок, и мимо него вместе с пахнущим
октябрем холодным воздухом молча промчался взъерошенный сын, запустил
портфелем в угол и скрылся в туалете. Портфель шмякнулся с тяжелым шлепком
и звяканьем. Хачмен подобрал его и, улыбнувшись, положил на место в шкаф.
Существует множество уровней реальности, и, возможно, Викки права.
Возможно, самая большая ошибка, которую может совершить житель нашей
большой всепланетной деревни, - это забивать себе голову ответственностью
и беспокойством за то, что творят его соседи за десять тысяч миль от него.
Кто же выдержит на своих плечах такой груз?
- Пап? - Дэвид улыбнулся, показывая неровные растущие зубы. - Мы
сегодня поедем на автогонки?
- Не знаю, сынок. Вечером будет холодно стоять вдоль трассы.
- А мы тепло оденемся и купим горячих сосисок!
- Знаешь, что? Пожалуй, это идея. Это то, что надо! - подумав,
ответил Хачмен и заметил, как лицо Дэвида расцветает счастливой
мальчишеской улыбкой. "Обдумано и решено. Нейтроны подождут..." Он прошел
в спальню и разбудил Викки.
- Вставай, женщина! Мы с Дэвидом хотим есть, а потом собираемся на
автогонки!
Викки потянулась, натянула на себя простыню и замерла, изображая
египетскую мумию.
- Я не двинусь с места, пока ты не скажешь, что любишь меня.
- Конечно, я люблю тебя.
- И ты никогда-никогда не взглянешь ни на кого другого?
- Никогда!
Викки томно улыбнулась.
- Ложись-ка ты снова.
Хачмен покачал головой.
- Дэвид вернулся.
- Рано или поздно ему придется узнать об этой стороне жизни.
- Согласен. Но я не хочу, чтобы он написал про нас в очередном
сочинении. Месяц назад он одно такое написал - теперь меня считают
пьяницей, а если кто-то решит, что я вдобавок еще и сексуальный маньяк,
меня точно выгонят из родительского комитета.
- Ну ладно, тогда я думаю, я тоже поеду с вами на гонки.
- Но ты же не любишь.
- Сегодня я все люблю!
Подозревая, что Викки пытается загладить вину за сцену в саду, но тем
не менее довольный, Хачмен вышел из комнаты. Час он провел в кабинете,
разбирая почту, и, когда решил, что обед должен быть уже готов, вышел в
гостиную и приготовил себе сильно разбавленное содовой виски. Дэвид сидел
у телевизора и забавлялся ручкой переключения каналов. Хачмен сел в кресло
и сделал глоток, задумчиво глядя на темные силуэты тополей за окном. Небо
за деревьями, все заполненное слой за слоем пухлыми, спутанными облаками,
как розовое коралловое царство, тянулось в бесконечность.
- Черт! - пробормотал Дэвид, ударяя кулаком по селектору.
- Спокойней, - мягко произнес Хачмен. - Так ты сломаешь телевизор.
Что случилось?
- Я включил детскую программу, а тут вот... - Мальчуган состроил
презрительную гримасу и показал на пустой, мигающий экран.
- Ну и что, это, наверное, настройка. Может ты рано включил?
- Нет, они всегда в это время уже показывают.
Хачмен отставил стакан, подошел к телевизору и уже было взялся за
ручку частоты строк, когда на экране появилось лицо диктора. Глядя на
единственный листок перед собой, он строгим голосом зачитал сообщение:
- Сегодня, примерно в семнадцать часов, над Дамаском было взорвано
ядерное устройство. По предварительным оценкам мощность устройства
составляет шесть мегатонн. Как сообщают с места события, весь город
охвачен пламенем. Предполагается, что большинство из пятисот пятидесяти
тысяч жителей города погибли.
До сих пор не поступали данные, свидетельствующие о том, вызван ли
взрыв ненамеренной катастрофой, или он является актом агрессии. Тем
временем в Вестминстере собрано экстренное совещание кабинета министров. В
ближайшее время состоится заседание Совета Безопасности ООН.
Регулярные передачи по нашему каналу временно прекращаются. Но не
выключайте свои приемники - по мере поступления мы будем немедленно
сообщать дальнейшие новости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17