А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Джон подумал о термоядерном проекте Мобилиуса. Успех этого проекта обратил бы близкие к поверхности подводные шельфы вроде этого в превосходные места для заселения их изобильной жизнью, подобной колониям кораллов на подводных шельфах Земли.
И если это случится, смогут ли аборигенные формы жизни соперничать? Даже учитывая минимальное тепло и свет, земные формы жизни были энергичными, агрессивными, бескомпромиссными. Европейская жизнь могла сохраниться только под защитой недоступности, изолированная пятьюдесятью километрами океана.
Глубина: девятнадцать километров. Давление: двести шестьдесят атмосфер.
От термоядерного проекта мысли Джона перешли к Камилле. Ее прибытие на Европу с благословения Мобилиуса, ее странное исчезновение и новое появление привлекли на спутник всех остальных. Теперь они удалились на Ганимед, оставляя у Джона неловкое чувство, будто он упустил из вида что-то важное.
Это напомнило ему другой его опыт, двумя годами раньше. Работая на склонах Тихоантарктического гребня в «Капле», он следовал за светящимися желто-зелеными огнями огромной колонии спирул, особого вида каракатиц, курсируя от километровой глубины до всего лишь пары сотен метров от поверхности океана. Из-за того, что Джон двое суток находился без связи с поверхностью, он ничего не слышал о солитоне. Гигантская изолированная волна, более пятидесяти метров в вышину и тысячу километров в длину, проносилась тогда по всей южной части Тихого океана, и курс ее не прервался массивами суши. Пока Джон наблюдал за спирулами, главный гребень солитона прошел как раз над ним.
Хотя одинокая волна несла в себе неисчислимые гигаватты энергии, Джон и «Капля» находились в полной безопасности. Солитон был настолько широк, что даже плавучие базы на открытой поверхности с легкостью поднимались все выше и выше, а затем с такой же легкостью опускались.
И только встроенное в Джона чувство абсолютной ориентации уловило необъяснимый подъем и опускание «Капли». Еще раньше, чем приборы подтвердили перемещение и изменение давления, волоски у него на спине встали дыбом. Было что-то чудовищно тревожное в присутствии незримой силы, которая могла прибыть без предупреждения, сделать свою титаническую работу и так же безмолвно и загадочно исчезнуть.
Но почему он подумал об этом сейчас, причем не в связи с Европейским океаном, а с событиями на базе «Гора Арарат»? Потому что Джона на какой-то миг переполнило ощущение присутствия тех же самых великих сил, направленных на производство колоссальных эффектов. Однако, подобно солитону, эти силы двигались дальше, их энергии рассеивались, не оставляя за собой ни следа. Не оставляя совсем ничего, кроме этого чувства неловкости, чудовищной мощи, вышедшей из-под контроля...
Глубина: сорок пять километров. Давление: пятьсот семьдесят атмосфер.
Острые зазубренные скалы уже закончились, сменившись гладкой, рассыпчатой поверхностью – снежным полем бледной голубизны, что простиралось так далеко, насколько огни «Капли» могли уследить. Ни один человек еще не проникал так глубоко в чистый жидкий шар Европейского океана. Жаровня предположительно располагалась двумя километрами глубже, и, согласно поступающим к Джону данным, отдушина находилась менее чем в одном километре впереди. Однако голубая равнина перед ним была абсолютно гладкой.
Что-то должно было измениться. Джон переключился на ультразвуковое получение изображений и заметил первые признаки перемены. Впереди, не так далеко от погружаемого аппарата, в равнине показалась трещина, узкая, ровная и прямая, как будто проведенная по линейке черта. Джон снизил скорость и осторожно двинул «Каплю» вперед.
Две минуты спустя он уже парил над кромкой расщелины с острыми краями, менее трехсот метров в ширину. Температура наружной воды составляла экстраординарные для Европы двадцать градусов Цельсия. Комнатная температура. Это был верх Жаровни, самой теплой из известных отдушин Европы. На дне должно было быть еще горячей.
Джон выслал вперед плывунов, настроив их на пульсирующую работу лазеров, и перешел в режим получения изображений высокого разрешения. Краткие вспышки света вырывали из темноты голые вертикальные стены, что ныряли к незримому океанскому ложу. Джон установил «Каплю» на сохранение постоянной дистанции в пятнадцать метров от стены и принялся курсировать взад-вперед километров на пять, медленно опускаясь.
Очень долго Джон ничего такого не замечал. После первого часа ему стало казаться, что весь этот поиск просто нелеп. Он пытался выполнить невозможное. Надеяться найти изолированную точечку жизни на двадцати пяти квадратных километрах дна Европейского океана...
Если не считать того, что «Капля» следовала по курсу, проложенному незримой указкой теплового потока. Погружаемый аппарат шел по температурному градиенту, вдоль и вниз по расщелине. Наружные показания непрерывно росли. До тридцати градусов Цельсия. До сорока. По европейским понятиям тепло внутри этой скалистой расщелины было просто невероятным, выше нормальной температуры тела. И приборы Джона показывали, что состав окружающей воды и подводного утеса идеален для развития жизни: карбонаты, сера, фосфаты, магний. Все ингредиенты имелись здесь в изобилии.
Хотя, конечно, жизнь требовала нечто гораздо большего, чем просто нужные ингредиенты. Быть может, Шелли Солбурн просто нашла эти элементы и по их наличию в определенной пропорции ошибочно заключила, что все это автоматически определяет присутствие в Европейском океане живых организмов?
Джон двигался дальше, моргая через определенные промежутки времени, чтобы избежать пропуска регулярных вспышек освещения.
И совершенно внезапно, в конце третьего часа, искомое доказательство появилось.
Джон остановил погружаемый аппарат. В одном из световых импульсов от плывунов он заметил несколько липнущих к стене зернистых наростов, бледно-голубых и округлых. Тонкие, как волоски, усики, тянувшиеся из центров наростов, шевелились в теплой воде, нежно покачиваясь, пока они просеивали идущие вверх потоки.
Шелли Солбурн не ошиблась.
Жизнь!
Наросты были совсем крошечные – самый большой составлял не более половины сантиметра в поперечнике. Но Джона это не беспокоило. Размер ничего не значил. Людям на Земле случилось быть гигантами, однако почти все остальные формы жизни на планете оставались на миллиметровом уровне или еще мельче.
Джон воспользовался манипуляторами с дистанционным управлением «Капли», чтобы отцепить от скалы и пристроить на хранение с полдюжины маленьких округлых ракушек. Этого было более чем достаточно, чтобы обеспечить те данные, за которыми он сюда явился, и Джон не хотел нарушать предположительно хрупкое местное равновесие.
Он продолжал опускаться, пока муть апвеллинга не превратила всю воду вокруг «Капли» в густой суп, сквозь который огни плывунов пробивались всего лишь на метр-другой. Ультразвуковые датчики показывали, что расщелина сужается до такой точки, где погружаемый аппарат уже не способен был пройти. Температура воды стабилизировалась около сорока трех градусов Цельсия. А сама вода была богата минералами.
Джон подвел «Каплю» на расстояние в несколько метров от другой стены и слегка увеличил плавучесть. Погружаемый аппарат начал дрейфовать вверх. Но полпути к краю бледно-голубой равнины Джон снова помедлил. Гладкая поверхность утеса уступила место множеству изломанных пластов, чьи неровные края образовывали ряд горизонтальных трещин. Каждая из сформированных таким образом полок была покрыта массой жирных червей, самые крупные из которых были толще руки Джона. Эти существа были яркими, в желто-голубую полоску, подобные гигантским цветным пиявкам, и они пульсировали в ленивом ритме расширения и сокращения, таком медленном, что требовалось несколько минут наблюдать, чтобы заметить движение.
Так что имелись у Европы и собственные гиганты. Джон еще раз воспользовался манипуляторами, чтобы аккуратно разделить корчащиеся связки и поместить с полдюжины чудовищных кольчатых червей на хранение в герметичные, поддерживающие нужное давление контейнеры «Капли». Там они будут в безопасности, даже когда он вернется на поверхность и примется их анализировать.
Быть может, именно с этой проблемой столкнулась Шелли Солбурн, когда обнаружила на Европе аборигенные формы жизни? Без герметичного хранения под давлением находки могли распадаться и терять всякую ценность, когда их поднимали. Тогда почему она не попыталась снова, изготовив свои собственные герметичные контейнеры? Сам Джон определенно бы это проделал.
Наконец Джон перестал строить догадки о мотивах Шелли. Ему было прекрасно известно, насколько эта дамочка испорчена. Так или иначе, он уже переходил к собственному ликованию. Жизнь на Европе! Здесь могла быть сотня, даже тысяча гидротермальных отдушин, и каждая со своими собственными формами жизни.
А если брать шире, вполне могла существовать далекая, потаенная жизнь, прячущаяся внутри ледяных шаров облака Оорта или на подобных Земле мирах, кружащих на орбите эты Кассиопеи. Могли даже существовать формы жизни открытого космоса, не привязанные ни к одному из материнских миров.
Однако Джон был первым человеком, которому предстояло доказать, что существует аборигенная жизнь на другой планете, и пронаблюдать за ней в непосредственной близости. Он станет первым, кто добудет эти формы для научного исследования, первым, кто их назовет, установит их таксономию и тщательно их изучит.
И внезапно проводимое им в глубоком океане время перестало казаться удовольствием. Джону захотелось поскорее начать исследование. «Капля» была чудесным судном, однако возможности для анализа, которыми она располагала, были весьма ограниченны. Они не позволяли Джону установить клеточную структуру или исследовать химию клеток. Он не мог запротоколировать главные органические функции – от пищеварения до размножения. Не мог взглянуть на темпы роста или на механизмы получения энергии. Для этого ему нужны были микроскопы, геномеры, низкоэнергетичные лазеры, рестриктаза. Джону требовалась «Гора Арарат», а также четко определенная и контролируемая окружающая среда герметичной лаборатории.
Но прежде чем он мог начать этот детальный анализ, следовало сделать объявление об открытии. Джон установил «Каплю» на максимальную скорость автоматического маршрута обратно к Вентилю, а сам тем временем, чувствуя приток адреналина, устроился поудобнее, чтобы составить сообщение, которое он пошлет, когда окажется на станции и доберется до открытого коммуникационного канала.
Это должно было быть что-то интригующее, что-то впечатляющее. Причем с таким заголовком, который захватил бы даже людей, которые обычно не интересовались научными результатами.
«Открытие: мы не одни». Нет – недостаточно конкретно.
«Открытие: существование инопланетных форм жизни подтверждено в Европейском океане». Именно что-то в таком роде, согласно Нелл, заставляло миллионы людей выключать свои телевизоры, не дожидаясь подробностей. «Пойми, Джон, людям нужны ужас, секс и насилие. И если они не могут получить всего этого в собственной жизни, лучше видео им ничего не найти».
Ладно. А как насчет такого: «Ужасные гигантские полосатые пиявки с Европы. Фотографии прилагаются»?
Джон ухмыльнулся, представив себе, как такое сообщение буквально прожигает себе дорогу по всем информационным каналам Солнечной системы. Затем он припомнил кое-что еще, сказанное ему Нелл, и ухмылка мигом исчезла. Во время просмотра записи его шоу еще там, на Земле, Нелл в одном месте кивнула на экран и сказала: «В основном все у тебя в порядке. Ты предстаешь трезвым, серьезным ученым, причем того сорта, которому люди доверяют. Но я то и дело вижу в тебе громадный шмат окорока, силящийся выбраться наружу. Ни в коем случае этого не допускай». Так Нелл в своем неподражаемом стиле указывала на толику дешевого актерства, сидящую в Джоне.
Он мог придумать дюжину причудливых или шокирующих способов объявить о существовании на Европе аборигенных форм жизни. Но Нелл была права – они никуда не годились. Сегодня никакого окорока. Сделанное им открытие было слишком важным для игривого тона, слишком фундаментальным для банальностей.
Сообщение, которое Джон в конце концов послал на «Гору Арарат», было адресовано не всей Солнечной системе, а одной Хильде Брандт. И говорилось там только следующее: «Существование аборигенных форм жизни на Европе подтверждено. Приступаю к детальному анализу. Джон Перри».

19
МЕТОДЫ ТОРКВЕМАДЫ

Порой самая прекрасная теория может униженно склониться перед уродливым фактом. Свами Савачарья почти готов был признать, что эта точка достигнута.
Почти.
Он хмуро взглянул на экран.
– Есть у вас физическое доказательство?
– Понятное дело, нет у меня физического доказательства. – Морд хмуро взглянул на него в ответ. – У меня вообще нет ничего физического. Я бестелесная сущность, помните? Призрак машины. Я не могу носить с собой чемодан с документами, фотографиями и дневниками, как вы таскаете с собой во-от такой вот пакет с пончиками. Но я уверен в своей правоте – уверен точно так же, как в том, что вы там сидите и еще пуще свою жирную ряху откармливаете.
– И это было верно для всего периода войны?
– Не считая, быть может, недели-другой, когда ему пришлось отправиться на Цереру. Я почти каждый день видел его в столовой. Ему тогда, наверное, всего лет двадцать стукнуло, но котелок у него уже был полон всяких идей на предмет термоядерной энергии. Стоило только ему позволить, и он бы все уши вам прожужжал.
– Никаких полетов на Мандрагору?
– Черт, да не знаю я. А что с того, если они были? Разработка биологического оружия у Мобилиуса и в мыслях не ночевала – это точно. Мы все были так дьявольски заняты, что даже вовремя отлить не успевали. Так или иначе, в биологии он не больше моего смыслил. И могу сказать вам как факт, что он был с нами на Палладе в конце войны. Отлично помню, как я с ним разговаривал. Мы тогда прикидывали, взорвут нас там на хрен или все как-нибудь обойдется.
Камеры, которые служили Морду глазами, сделали наезд и взяли крупный план лица Савачарьи. Затем Морд фыркнул.
– И вообще я этого не понимаю. Вы сказали, что Мобилиус – один из немногих, кому позволено приходить сюда без серьезных заморочек. Я подумал, он ваш приятель.
– У нас с ним во многом родственные души. И с той же определенностью он мой очень давний противник. Ибо он Торквемада, и в качестве такового сотворил очень многое... – Сова вздохнул. – Так что необходимо будет снова с ним встретиться. Лично. Вы хотите остаться?
– Я? Остаться? Вы, Мега-чипс, совсем из вашего крошечного умишки выжили. Опять сидеть и слушать, как вы двое сидите тут и друг другу свои слабоумные головоломки загадываете? Да я бы лучше умер. Если бы я уже не умер. – Морд протянул имитированную руку к пульту и отключился.
– Слышали последние новости о Европе? – Обычно разговор начинался далеко от главных забот и по спирали шел вокруг своей оси, проходя бесконечные витки отступлений. Но сегодня Свами Савачарья, судя по всему, не желал проявлять смутную черточку Мегахиропса.
Сайрус Мобилиус пожал плечами. Как всегда на совещаниях с Совой, он не демонстрировал ни малейших признаков своей публичной цветистости.
– Я просмотрел их. Они предсказуемы. Я мог бы сам написать об их реакции.
– Но не стали бы. Они уверены, что получили те голоса в Генеральной Ассамблее, которые отменят ваш Европейский термоядерный проект. Предполагаемое подтверждение существования на Европе аборигенных форм жизни склонило чашу весов в их сторону.
– Так они говорят. Посмотрим, – Мобилиус заерзал на сиденье, словно бы зараженный прямотой Совы и его стремлением двигаться дальше. – Не думаю, что они победят.
– В самом деле? Работа доктора Перри дала им в руки крупные карты, а они давно были вашими заклятыми врагами. Так и тянет идентифицировать их как того тайного врага, чье присутствие вы зафиксировали в системе Юпитера, – Сова спрятал глаза под черным капюшоном, и Мобилиус их не видел. Голос его был равнодушным, почти сонным. – Но, разумеется, я не могу позволить себе подобной идентификации – по двум причинам, хорошо вам известным. Во-первых, члены движения «Наружу» едва ли ваши тайные враги. Они не делают никаких попыток скрыть свои чувства в отношении вас.
– А вторая причина? – После двадцати лет общения в Сети Головоломок Мобилиус хорошо знал повадки Мегахиропса. Дебютный гамбит уже развивался, но вовсе не он был главной целью этой партии. Сторонний наблюдатель смог бы увидеть просто двух мужчин, ведущих цивилизованную беседу. Другой уровень коммуникации – или поединка, – четырьмя-пятью уровнями глубже, оставался скрытым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43