птиц-жалобщиков“. Он испуганно воскликнул в ответ: „Ах, я совсем забыл, что мы с вами не одни, что нас держат «на крючке“.
Через несколько дней, помнится в начале мая, меня пригласил на обед Гейдрих. Сначала он говорил со мной об обычных служебных делах, затем перешел к предстоящей русской кампании, намекнув при этом на изменившуюся точку зрения Гитлера на англичан как военных противников. Теперь, сказал Гейдрих, Гитлер — после провала авиационной стратегии Геринга в небе над Британскими островами — склоняется к предположению, что при существующих обстоятельствах Англия все же сможет с помощью Америки ускорить процесс своего вооружения. Поэтому он всеми средствами форсировал строительство подводного флота; он намеревается, по словам Гейдриха, сделать его настолько мощным, чтобы отпугнуть США от активного вступления в войну. Даже в случае участия в войне Соединенных Штатов нет оснований ожидать вторжения на европейский материк раньше, чем через полтора года Гитлер опирался при этом на сообщения человека, «который прислушивался к живому развитию событий» — это был генерал фон Беттихер, тогда военный атташе при немецком посольстве в Вашингтоне. Он не только неверно оценивал общую ситуацию в США — и в политическом, и в военном, и в экономическом отношениях — он сообщил Гитлеру свою оценку производственных возможностей Америки, полностью не соответствующую действительности. Даже союз между США и Канадой, заключенный в 1940 году, он сумел представить в безобидных тонах. Гитлер, придававший огромное значение сообщениям Беттихера, возможно, потому, что они полностью совпадали с его собственной концепцией, уже не мог прислушаться к другому мнению. Ни Гейдриху, ни Канарису не удалось заставить Гитлера отказаться от односторонней информации Беттихера.
. Этого времени казалось Гитлеру достаточно для нападения на Россию, не подвергаясь опасности войны на два фронта. Если это время не использовать, считал Гитлер, Германия окажется зажатой между двух врагов — союзников, угрожающих вторжением, и Россией, усилившейся настолько, что вряд ли мы сможем отразить удар с Востока. Военные приготовления в России, он считает, приняли настолько угрожающий характер, что следует ожидать нападения Советов. Сталин может в любой момент превентивно использовать наши затруднения и на Западе, и в Африке. Пока еще мощь нашего вермахта достаточна, чтобы нанести поражение России во время этой передышки. Столкновение с Советским Союзом, по мнению Гитлера, рано или поздно неизбежно, так как этого требует безопасность Европы. Поэтому было бы лучше предотвратить эту опасность, пока мы чувствуем себя вправе полагаться на собственные силы. Генеральный штаб уверяет, что благодаря фактору внезапности кампания сможет быть победоносно завершена к рождеству 1941 года. Однако Гитлер, по словам Гейдриха, полностью осознает всю тяжесть и далеко идущие последствия своего решения, поэтому он хочет использовать любые средства для достижения успеха. Ввиду этого он не только разрешает, но и приказывает использовать подразделения полиции безопасности и порядка в этой решающей кампании. Эти подразделения следует использовать («в зоне действия сухопутных войск») прежде всего в тыловых, но частично и в прифронтовых районах и в районах боевых действий — впервые в нашей практике. Используя эти части в боевой обстановке, Гитлер думает одновременно снять с них обвинение в том, что они якобы сплошь состоят из шкурников, радующихся возможности ограничиться поддержанием порядка лишь в тылу. Эту мысль Гитлера следует приветствовать, так как она означает усиление позиций полиции по отношению к вермахту и влечет за собой всевозможные преимущества как в области личного состава, так и организации. В тыловом районе в задачи полицейских подразделений должна входить защита войск от диверсантов и шпионов, а также охрана важных лиц и документов. Кроме того, необходимо подумать о том, чтобы привлечь полицию к поддержке деятельности всей интендантской службы, к охране железных дорог, аэродромов, помещений для войск и складов с боеприпасами. Новые формы ведения «молниеносной войны» вызывают необходимость сделать эти подразделения моторизованными, чтобы они не отставали от подвижных частей сухопутных войск. Все это в принципе уже обсуждено с фюрером, сказал Гейдрих, а все подробности, особенно в техническом отношении, необходимо урегулировать с генерал-квартирмейстером сухопутных войск.
Гейдрих на минуту задумчиво поглядел перед собой и продолжал: «Мюллер уже с марта проводил ряд совещаний с генерал-квартирмейстером генералом Вагнером и его ближайшим сотрудником, обер-лейтенантом фон Альтенштедтом, относительно принципиальной договоренности о форме директивы, которую надлежит совместно издать, но проявил себя при этом крайне неловким. Он не может подыскать надлежащих формулировок и, кроме того, с типично баварским упрямством цепляется за второстепенные вопросы, касающиеся его престижа, и относится к своим собеседникам чуть ли не как к „свиньям-пруссакам“. Вагнер не без оснований жаловался мне на Мюллера; я уже распорядился отстранить Мюллера от решения этого вопроса и передать все документы, связанные с ним, вам. Вагнер также согласен завтра же встретиться с вами, чтобы продолжить переговоры только с вами — без участия Альтенштедта».
Я прервал Гейдриха и спросил, как он себе представляет систему субординации и снабжения наших подразделений. Он ответил, что, разумеется, вермахт будет оказывать нам на обширных территориях России полную поддержку как в области снабжения горючим и провиантом, так и при использовании автомобильного парка и технических средств связи. Другая проблема состоит в том, чтобы правильно координировать субординационные отношения при сохранении самостоятельности в практической деятельности. Это представляется ему самой трудной задачей. На этом месте переговоры между Вагнером и Мюллером зашли в тупик. Вагнер считает, что в районе боевых действий право командования должно принадлежать только одной инстанции. Здесь он прав, так как нельзя допускать, чтобы на фронте действовали «дикие части». В районе боевых действий тактическое и организационное подчинение неизбежно. Действия наших подразделений должны органически быть составной частью общих операций вермахта, однако в оперативных районах и в тылах сухопутных войск можно будет, несмотря на практически подчиненное положение, пользоваться самостоятельностью в профессиональной области. В заключение Гейдрих добавил: «Какую форму получит эта профессиональная самостоятельность, в значительной мере будет зависеть от вашего умения составлять формулировки». На этом наш разговор закончился.
В тот же день я изучил соответствующие материалы и сделал для себя наброски основных пунктов будущего документа. С этим я на следующий день отправился к Вагнеру. Сначала меня принял обер-лейтенант фон Альтенштедт, с которым я обговорил лишь вопросы общего характера. Мне стало понятно, что его несколько подчеркнутая офицерская манера держаться была для Мюллера бельмом на глазу.
Сам генерал-квартирмейстер был человеком лет пятидесяти пяти, спокойным и деловитым, хотя и не лишенным темперамента. Сначала он задал мне несколько вопросов о моем происхождении, профессии и затем спросил: «Как, собственно говоря, вы попали в аппарат (он имел в виду мою службу)?» Я рассказал ему о целой цепи случайностей, с которыми жизнь сталкивает любого человека. Затем мы перешли к делу. Я изложил ему свою точку зрения, подчеркнув то, что считал основным, исходя из имевшихся в моем распоряжении документов. Я добавил, что в данный момент спор вокруг вопросов престижа означал бы ненужную трату времени. По моему мнению, сказал я, необходимо как можно быстрее найти удовлетворительное для обеих сторон решение вопроса. В ходе беседы, однако, мы вновь запнулись на проблеме профессиональной самостоятельности, праве отдавать самостоятельные приказы и вопросе о тактической подчиненности в различных территориальных районах В первом варианте своей рукописи Шелленберг говорит: «Камнем преткновения оставался следующий пункт — кому должны подчиниться спецчасти тактически и организационно в различных районах? — то есть на фронте и в тылу сухопутных войск».
. Я считал, что районы, управление которыми намечено отдать в руки гражданских властей, ни с какой стороны не будут представлять для нас проблемы, так как там будут существовать такие же субординационные отношения, как в оккупированных областях. Что же касается фронтовых районов, говорил я, нет, видимо, никакого сомнения в том, что здесь решающую роль будет играть точка зрения оперативного военного руководства и полная субординационная подчиненность подвижных подразделений полиции безопасности и СД фронтовым командирам сухопутных войск. В тыловых районах сухопутных войск полная подчиненность не представлялась мне более необходимой и казалась несоответствующей целям использования этих подвижных подразделений, так как планируемые специальные отряды должны были выполнять в профессиональном отношении совершенно иные задачи и их самостоятельность была необходимой потому, что они не должны были действовать в соответствии с тактическими приказами сухопутных войск.
Генерал Вагнер в конце концов в основном согласился с моими предложениями. Затем мы перешли к техническим деталям. Я предложил, придерживаясь намеченной цели, подготовить проект приказа, который я представил бы ему без предварительного обсуждения с Гейдрихом, чтобы он, Вагнер, мог бы внести необходимые, по его мнению, изменения. Генерал-квартирмейстер был полностью удовлетворен таким итогом.
Проекту я предпослал своего рода преамбулу. В ней приводились выдержки из приказа фюрера об «Использовании мобильных подразделений полиции безопасности и СД в составе сухопутных частей вермахта для обеспечения безопасности войсковых тылов». Выступая, таким образом, в роли исполнителя воли фюрера, я использовал эту преамбулу в качестве юридического обоснования всего проекта.
Через два дня я представил генералу результаты своей работы. Он вместе с Альтенштедтом тщательно изучил проект. «Согласен, — сказал он, — все в точности, как мы договорились. Надеюсь, что вашему шефу теперь не к чему будет придраться».
Когда я докладывал об этом Гейдриху, ни один мускул на его лице не дрогнул; на нем не отразилось ни недовольства, ни удовлетворения. Сказав, что он хочет еще раз обдумать этот вопрос наедине, он простился со мной. На следующий день он вызвал меня и заявил: «В общих чертах я согласен с вашим проектом. Но прежде чем я и Вагнер подпишем его, мне бы хотелось уяснить некоторые пункты. Местами ваши формулировки, в особенности касающиеся доставки взрывчатых веществ и возможности использования технических средств связи, слишком туманны и расплывчаты. Пожалуй, лучше всего было бы, если бы вы вместе со мной поехали к Вагнеру на Бендлерштрассе, чтобы на месте внести необходимые поправки».
Вагнер и Гейдрих, хотя и поздоровались друг с другом довольно официально и натянуто, в ходе беседы, первоначально носившей чисто личный характер, все же наладили взаимные контакты. Но по мере того, как они фразу за фразой обсуждали проект приказа, Гейдрих все чаще выдвигал свои возражения. В ответ на его предложение внести какую-то поправку в текст, Вагнер энергично протестовал. Гейдрих, в свою очередь, когда Вагнер предлагал свой вариант формулировки, отвечал отказом. Я, со своей стороны, неукоснительно придерживался первоначального текста и был против любых поправок и изменений. Правда, временами я внутренне соглашался с возражениями собеседников, предлагавших более точные формулировки. И все же я полагал, что стоит пойти на исправление хотя бы одного пункта, конца этому не будет. Наконец, Гейдрих и Вагнер встряхнули свои авторучки и подписали проект, не изменив в нем ни одного слова. На словах договорились о том, чтобы оригинал с грифом «Главнокомандующий сухопутными войсками» был издан для сухопутных войск, причем Гейдрих оставил открытым вопрос, не следует ли снабдить экземпляры этого издания еще и грифом «Рейхсфюрер СС». И Гейдрих, и Вагнер, видимо, были довольны результатом встречи.
К изумлению моему и Вагнера Гейдрих попросил генерала переговорить с ним наедине. В ответ на удивленный взгляд Вагнера Гейдрих сказал: «Речь идет о приказе фюрера». Вагнер кивнул и сказал: «Ах, вот как» В первой редакции своей рукописи Шелленберг пишет: «Гейдрих дал понять, что хотел бы побеседовать с Вагнером наедине относительно приказа фюрера, о котором, наверняка, ему уже известно. Вагнер подтвердил, что знает о приказе, однако мне самому было неясно, о каком приказе фюрера идет речь. Я тут же вышел из комнаты».
. Я однако видел, как изменилось его лицо. Взгляд его стал холодным и серьезным, он непроизвольно выпрямился в тяжелом кожаном кресле. Гейдрих ждал, пока я покину комнату.
Довольно долго я ходил по коридору взад и вперед. Сквозь массивные, сделанные из дуба, двойные двери кабинета Вагнера я несколько раз слышал, проходя мимо, — как голоса внутри поднимались чуть ли не до крика. Через полчаса они вышли — Гейдрих, как всегда, с невозмутимым лицом и размашистыми движениями, Вагнер шел сдержанным шагом, лицо его покраснело. Простились они коротко и по-военному.
В автомобиле, на обратном пути к Вильгельмштрассе, мы на первых порах не обменялись с Гейдрихом ни словом. Наконец он обронил: «Вагнер держался очень умело. Более подходящего человека для такой должности вермахту не найти. Я рад, что вы так быстро закончили с ним переговоры».
Перед тем, как расстаться, он попросил меня срочно передать ему все документы, связанные с переговорами с Вагнером. «Они нужны мне для доклада у Гиммлера. Вы можете считать себя свободным. Дальнейшие детали я обговорю с Мюллером» На Нюрнбергском процессе представитель обвинения вменил в вину Шеллеибергу тот факт, что он, по его утверждению, был единственным составителем текста соглашения между германским вермахтом и СС, которое дало «айнзацгруппам» разрешение сопровождать германскую армию в походе на Восток и уничтожать всех евреев, находившихся на оккупированных территориях Советского Союза. Шелленберг на это обвинение возразил следующее: «Оглядываясь на прошлое, я пришел к убеждению, что и Гейдрих, и Вагнер, а также командующие группами армий знали о задачах специальных частей, которые выходили далеко за рамки задач, перечисленных в тексте соглашения. Из материалов дела Олендорфа известно, что приказ [об „урегулировании“ еврейского вопроса. — Прим. издателя
был отдан Гитлером только в устной форме и передан руководителям специальных групп тоже только устно, с указанием о необходимости соблюдать его в строгой тайне. Я ничего не знал ни об этом приказе Гитлера, ни о содержании последующих донесений специальных частей».].
Теперь нам нужно было не отставать от стремительного темпа запущенной на всю мощь военной машины. Час большого генерального наступления ощутимо становился все ближе. «Невидимые фронты» уже пришли в движение. Много усилий потребовала маскировка нашего выступления против России. Следовало обезопасить от шпионов особо угрожаемые места — сортировочные станции и переходы через границу. Кроме того, необходимо было перекрыть информационные каналы противника; мы пользовались ими только для того, чтобы сообщать дезинформирующие сведения, например, о переброске войск и грузов на Запад для подготовки возобновляемой операции «Морской лев». О том, насколько Советы верили в эту дезинформацию, можно было судить по тому, что еще 21 июня русские пехотные батальоны, стоявшие в брест-литовской цитадели, занимались строевой подготовкой под музыку, готовясь к параду.
В тех районах генерал-губернаторства бывшей Польши. — Прим. перев.
, где сосредоточивались наши войска, возникали все новые трудности, обострившиеся еще из-за столкновений с ведомством Канариса. Военная разведка с успехом использовала руководителей украинских националистов Мельника, Бандеру. Мюллер же был убежден в том, что они преследуют только собственные политические цели и поддержка, оказываемая им, может только вызвать беспокойство поляков.
Гитлер постоянно требовал от Канариса и Гейдриха новых сведений о мерах, предпринимаемых русскими по организации отпора. Не только у нас, но и во всех других руководящих органах постепенно создалась тяжелая, будто наэлектризованная атмосфера. Позже я очень часто встречал людей этого круга, которые под водопадом обрушившихся на них приказов Гитлера были не в состоянии разглядеть в этом хаосе действительно важные вещи и сосредоточиться на них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Через несколько дней, помнится в начале мая, меня пригласил на обед Гейдрих. Сначала он говорил со мной об обычных служебных делах, затем перешел к предстоящей русской кампании, намекнув при этом на изменившуюся точку зрения Гитлера на англичан как военных противников. Теперь, сказал Гейдрих, Гитлер — после провала авиационной стратегии Геринга в небе над Британскими островами — склоняется к предположению, что при существующих обстоятельствах Англия все же сможет с помощью Америки ускорить процесс своего вооружения. Поэтому он всеми средствами форсировал строительство подводного флота; он намеревается, по словам Гейдриха, сделать его настолько мощным, чтобы отпугнуть США от активного вступления в войну. Даже в случае участия в войне Соединенных Штатов нет оснований ожидать вторжения на европейский материк раньше, чем через полтора года Гитлер опирался при этом на сообщения человека, «который прислушивался к живому развитию событий» — это был генерал фон Беттихер, тогда военный атташе при немецком посольстве в Вашингтоне. Он не только неверно оценивал общую ситуацию в США — и в политическом, и в военном, и в экономическом отношениях — он сообщил Гитлеру свою оценку производственных возможностей Америки, полностью не соответствующую действительности. Даже союз между США и Канадой, заключенный в 1940 году, он сумел представить в безобидных тонах. Гитлер, придававший огромное значение сообщениям Беттихера, возможно, потому, что они полностью совпадали с его собственной концепцией, уже не мог прислушаться к другому мнению. Ни Гейдриху, ни Канарису не удалось заставить Гитлера отказаться от односторонней информации Беттихера.
. Этого времени казалось Гитлеру достаточно для нападения на Россию, не подвергаясь опасности войны на два фронта. Если это время не использовать, считал Гитлер, Германия окажется зажатой между двух врагов — союзников, угрожающих вторжением, и Россией, усилившейся настолько, что вряд ли мы сможем отразить удар с Востока. Военные приготовления в России, он считает, приняли настолько угрожающий характер, что следует ожидать нападения Советов. Сталин может в любой момент превентивно использовать наши затруднения и на Западе, и в Африке. Пока еще мощь нашего вермахта достаточна, чтобы нанести поражение России во время этой передышки. Столкновение с Советским Союзом, по мнению Гитлера, рано или поздно неизбежно, так как этого требует безопасность Европы. Поэтому было бы лучше предотвратить эту опасность, пока мы чувствуем себя вправе полагаться на собственные силы. Генеральный штаб уверяет, что благодаря фактору внезапности кампания сможет быть победоносно завершена к рождеству 1941 года. Однако Гитлер, по словам Гейдриха, полностью осознает всю тяжесть и далеко идущие последствия своего решения, поэтому он хочет использовать любые средства для достижения успеха. Ввиду этого он не только разрешает, но и приказывает использовать подразделения полиции безопасности и порядка в этой решающей кампании. Эти подразделения следует использовать («в зоне действия сухопутных войск») прежде всего в тыловых, но частично и в прифронтовых районах и в районах боевых действий — впервые в нашей практике. Используя эти части в боевой обстановке, Гитлер думает одновременно снять с них обвинение в том, что они якобы сплошь состоят из шкурников, радующихся возможности ограничиться поддержанием порядка лишь в тылу. Эту мысль Гитлера следует приветствовать, так как она означает усиление позиций полиции по отношению к вермахту и влечет за собой всевозможные преимущества как в области личного состава, так и организации. В тыловом районе в задачи полицейских подразделений должна входить защита войск от диверсантов и шпионов, а также охрана важных лиц и документов. Кроме того, необходимо подумать о том, чтобы привлечь полицию к поддержке деятельности всей интендантской службы, к охране железных дорог, аэродромов, помещений для войск и складов с боеприпасами. Новые формы ведения «молниеносной войны» вызывают необходимость сделать эти подразделения моторизованными, чтобы они не отставали от подвижных частей сухопутных войск. Все это в принципе уже обсуждено с фюрером, сказал Гейдрих, а все подробности, особенно в техническом отношении, необходимо урегулировать с генерал-квартирмейстером сухопутных войск.
Гейдрих на минуту задумчиво поглядел перед собой и продолжал: «Мюллер уже с марта проводил ряд совещаний с генерал-квартирмейстером генералом Вагнером и его ближайшим сотрудником, обер-лейтенантом фон Альтенштедтом, относительно принципиальной договоренности о форме директивы, которую надлежит совместно издать, но проявил себя при этом крайне неловким. Он не может подыскать надлежащих формулировок и, кроме того, с типично баварским упрямством цепляется за второстепенные вопросы, касающиеся его престижа, и относится к своим собеседникам чуть ли не как к „свиньям-пруссакам“. Вагнер не без оснований жаловался мне на Мюллера; я уже распорядился отстранить Мюллера от решения этого вопроса и передать все документы, связанные с ним, вам. Вагнер также согласен завтра же встретиться с вами, чтобы продолжить переговоры только с вами — без участия Альтенштедта».
Я прервал Гейдриха и спросил, как он себе представляет систему субординации и снабжения наших подразделений. Он ответил, что, разумеется, вермахт будет оказывать нам на обширных территориях России полную поддержку как в области снабжения горючим и провиантом, так и при использовании автомобильного парка и технических средств связи. Другая проблема состоит в том, чтобы правильно координировать субординационные отношения при сохранении самостоятельности в практической деятельности. Это представляется ему самой трудной задачей. На этом месте переговоры между Вагнером и Мюллером зашли в тупик. Вагнер считает, что в районе боевых действий право командования должно принадлежать только одной инстанции. Здесь он прав, так как нельзя допускать, чтобы на фронте действовали «дикие части». В районе боевых действий тактическое и организационное подчинение неизбежно. Действия наших подразделений должны органически быть составной частью общих операций вермахта, однако в оперативных районах и в тылах сухопутных войск можно будет, несмотря на практически подчиненное положение, пользоваться самостоятельностью в профессиональной области. В заключение Гейдрих добавил: «Какую форму получит эта профессиональная самостоятельность, в значительной мере будет зависеть от вашего умения составлять формулировки». На этом наш разговор закончился.
В тот же день я изучил соответствующие материалы и сделал для себя наброски основных пунктов будущего документа. С этим я на следующий день отправился к Вагнеру. Сначала меня принял обер-лейтенант фон Альтенштедт, с которым я обговорил лишь вопросы общего характера. Мне стало понятно, что его несколько подчеркнутая офицерская манера держаться была для Мюллера бельмом на глазу.
Сам генерал-квартирмейстер был человеком лет пятидесяти пяти, спокойным и деловитым, хотя и не лишенным темперамента. Сначала он задал мне несколько вопросов о моем происхождении, профессии и затем спросил: «Как, собственно говоря, вы попали в аппарат (он имел в виду мою службу)?» Я рассказал ему о целой цепи случайностей, с которыми жизнь сталкивает любого человека. Затем мы перешли к делу. Я изложил ему свою точку зрения, подчеркнув то, что считал основным, исходя из имевшихся в моем распоряжении документов. Я добавил, что в данный момент спор вокруг вопросов престижа означал бы ненужную трату времени. По моему мнению, сказал я, необходимо как можно быстрее найти удовлетворительное для обеих сторон решение вопроса. В ходе беседы, однако, мы вновь запнулись на проблеме профессиональной самостоятельности, праве отдавать самостоятельные приказы и вопросе о тактической подчиненности в различных территориальных районах В первом варианте своей рукописи Шелленберг говорит: «Камнем преткновения оставался следующий пункт — кому должны подчиниться спецчасти тактически и организационно в различных районах? — то есть на фронте и в тылу сухопутных войск».
. Я считал, что районы, управление которыми намечено отдать в руки гражданских властей, ни с какой стороны не будут представлять для нас проблемы, так как там будут существовать такие же субординационные отношения, как в оккупированных областях. Что же касается фронтовых районов, говорил я, нет, видимо, никакого сомнения в том, что здесь решающую роль будет играть точка зрения оперативного военного руководства и полная субординационная подчиненность подвижных подразделений полиции безопасности и СД фронтовым командирам сухопутных войск. В тыловых районах сухопутных войск полная подчиненность не представлялась мне более необходимой и казалась несоответствующей целям использования этих подвижных подразделений, так как планируемые специальные отряды должны были выполнять в профессиональном отношении совершенно иные задачи и их самостоятельность была необходимой потому, что они не должны были действовать в соответствии с тактическими приказами сухопутных войск.
Генерал Вагнер в конце концов в основном согласился с моими предложениями. Затем мы перешли к техническим деталям. Я предложил, придерживаясь намеченной цели, подготовить проект приказа, который я представил бы ему без предварительного обсуждения с Гейдрихом, чтобы он, Вагнер, мог бы внести необходимые, по его мнению, изменения. Генерал-квартирмейстер был полностью удовлетворен таким итогом.
Проекту я предпослал своего рода преамбулу. В ней приводились выдержки из приказа фюрера об «Использовании мобильных подразделений полиции безопасности и СД в составе сухопутных частей вермахта для обеспечения безопасности войсковых тылов». Выступая, таким образом, в роли исполнителя воли фюрера, я использовал эту преамбулу в качестве юридического обоснования всего проекта.
Через два дня я представил генералу результаты своей работы. Он вместе с Альтенштедтом тщательно изучил проект. «Согласен, — сказал он, — все в точности, как мы договорились. Надеюсь, что вашему шефу теперь не к чему будет придраться».
Когда я докладывал об этом Гейдриху, ни один мускул на его лице не дрогнул; на нем не отразилось ни недовольства, ни удовлетворения. Сказав, что он хочет еще раз обдумать этот вопрос наедине, он простился со мной. На следующий день он вызвал меня и заявил: «В общих чертах я согласен с вашим проектом. Но прежде чем я и Вагнер подпишем его, мне бы хотелось уяснить некоторые пункты. Местами ваши формулировки, в особенности касающиеся доставки взрывчатых веществ и возможности использования технических средств связи, слишком туманны и расплывчаты. Пожалуй, лучше всего было бы, если бы вы вместе со мной поехали к Вагнеру на Бендлерштрассе, чтобы на месте внести необходимые поправки».
Вагнер и Гейдрих, хотя и поздоровались друг с другом довольно официально и натянуто, в ходе беседы, первоначально носившей чисто личный характер, все же наладили взаимные контакты. Но по мере того, как они фразу за фразой обсуждали проект приказа, Гейдрих все чаще выдвигал свои возражения. В ответ на его предложение внести какую-то поправку в текст, Вагнер энергично протестовал. Гейдрих, в свою очередь, когда Вагнер предлагал свой вариант формулировки, отвечал отказом. Я, со своей стороны, неукоснительно придерживался первоначального текста и был против любых поправок и изменений. Правда, временами я внутренне соглашался с возражениями собеседников, предлагавших более точные формулировки. И все же я полагал, что стоит пойти на исправление хотя бы одного пункта, конца этому не будет. Наконец, Гейдрих и Вагнер встряхнули свои авторучки и подписали проект, не изменив в нем ни одного слова. На словах договорились о том, чтобы оригинал с грифом «Главнокомандующий сухопутными войсками» был издан для сухопутных войск, причем Гейдрих оставил открытым вопрос, не следует ли снабдить экземпляры этого издания еще и грифом «Рейхсфюрер СС». И Гейдрих, и Вагнер, видимо, были довольны результатом встречи.
К изумлению моему и Вагнера Гейдрих попросил генерала переговорить с ним наедине. В ответ на удивленный взгляд Вагнера Гейдрих сказал: «Речь идет о приказе фюрера». Вагнер кивнул и сказал: «Ах, вот как» В первой редакции своей рукописи Шелленберг пишет: «Гейдрих дал понять, что хотел бы побеседовать с Вагнером наедине относительно приказа фюрера, о котором, наверняка, ему уже известно. Вагнер подтвердил, что знает о приказе, однако мне самому было неясно, о каком приказе фюрера идет речь. Я тут же вышел из комнаты».
. Я однако видел, как изменилось его лицо. Взгляд его стал холодным и серьезным, он непроизвольно выпрямился в тяжелом кожаном кресле. Гейдрих ждал, пока я покину комнату.
Довольно долго я ходил по коридору взад и вперед. Сквозь массивные, сделанные из дуба, двойные двери кабинета Вагнера я несколько раз слышал, проходя мимо, — как голоса внутри поднимались чуть ли не до крика. Через полчаса они вышли — Гейдрих, как всегда, с невозмутимым лицом и размашистыми движениями, Вагнер шел сдержанным шагом, лицо его покраснело. Простились они коротко и по-военному.
В автомобиле, на обратном пути к Вильгельмштрассе, мы на первых порах не обменялись с Гейдрихом ни словом. Наконец он обронил: «Вагнер держался очень умело. Более подходящего человека для такой должности вермахту не найти. Я рад, что вы так быстро закончили с ним переговоры».
Перед тем, как расстаться, он попросил меня срочно передать ему все документы, связанные с переговорами с Вагнером. «Они нужны мне для доклада у Гиммлера. Вы можете считать себя свободным. Дальнейшие детали я обговорю с Мюллером» На Нюрнбергском процессе представитель обвинения вменил в вину Шеллеибергу тот факт, что он, по его утверждению, был единственным составителем текста соглашения между германским вермахтом и СС, которое дало «айнзацгруппам» разрешение сопровождать германскую армию в походе на Восток и уничтожать всех евреев, находившихся на оккупированных территориях Советского Союза. Шелленберг на это обвинение возразил следующее: «Оглядываясь на прошлое, я пришел к убеждению, что и Гейдрих, и Вагнер, а также командующие группами армий знали о задачах специальных частей, которые выходили далеко за рамки задач, перечисленных в тексте соглашения. Из материалов дела Олендорфа известно, что приказ [об „урегулировании“ еврейского вопроса. — Прим. издателя
был отдан Гитлером только в устной форме и передан руководителям специальных групп тоже только устно, с указанием о необходимости соблюдать его в строгой тайне. Я ничего не знал ни об этом приказе Гитлера, ни о содержании последующих донесений специальных частей».].
Теперь нам нужно было не отставать от стремительного темпа запущенной на всю мощь военной машины. Час большого генерального наступления ощутимо становился все ближе. «Невидимые фронты» уже пришли в движение. Много усилий потребовала маскировка нашего выступления против России. Следовало обезопасить от шпионов особо угрожаемые места — сортировочные станции и переходы через границу. Кроме того, необходимо было перекрыть информационные каналы противника; мы пользовались ими только для того, чтобы сообщать дезинформирующие сведения, например, о переброске войск и грузов на Запад для подготовки возобновляемой операции «Морской лев». О том, насколько Советы верили в эту дезинформацию, можно было судить по тому, что еще 21 июня русские пехотные батальоны, стоявшие в брест-литовской цитадели, занимались строевой подготовкой под музыку, готовясь к параду.
В тех районах генерал-губернаторства бывшей Польши. — Прим. перев.
, где сосредоточивались наши войска, возникали все новые трудности, обострившиеся еще из-за столкновений с ведомством Канариса. Военная разведка с успехом использовала руководителей украинских националистов Мельника, Бандеру. Мюллер же был убежден в том, что они преследуют только собственные политические цели и поддержка, оказываемая им, может только вызвать беспокойство поляков.
Гитлер постоянно требовал от Канариса и Гейдриха новых сведений о мерах, предпринимаемых русскими по организации отпора. Не только у нас, но и во всех других руководящих органах постепенно создалась тяжелая, будто наэлектризованная атмосфера. Позже я очень часто встречал людей этого круга, которые под водопадом обрушившихся на них приказов Гитлера были не в состоянии разглядеть в этом хаосе действительно важные вещи и сосредоточиться на них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58