- Дак тот же Гринька-пасечник мог ему рассказать. До выпивки они мирно
толковали. Парень спрашивал - почему, мол, он, Репей, на письмо не отписал.
Гринька ему в ответ: "А чего. Шуруп, писать было?.. Когда из колонии
уходил, русским языком сказал: ша!.. Забыл, что ли?".. Вот так...
По-блатному больше объяснялись. Многие слова я и не запомнил...
Судя по тому, как старик к месту употреблял запомнившиеся ему жаргонные
словечки, разговор Репьева с Шурупом он действительно слышал. Однако Антона
мучил вопрос: все ли на самом деле было так, как рассказывает умирающий
Екашев. Не сочиняет ли он чего-либо в свое оправдание?
В палату вошел Борис Медников, в этой больнице была его основная работа -
хирургом. Пощупав у Екашева пульс, он показал Антону на часы - пора,
дескать, закругляться. Екашев, заметив этот жест, встревожился:
- Обожди, доктор, обожди. Мне надо досказать Бирюкову главное. Слушай,
Бирюков, слушай... Ушел тот Шуруп от меня часов в пять утра, а в восемь я
сам за груздями подался. У поскотины поискал - нету. К пасеке - на грибное
место - потопал, По пути Торопуня обогнал на самосвале, с Андрюхой
Барабаневым ехал. Подвезти хотел - я отказался, потому как задыхаюсь от
бензинового духа в машине. Часу, наверно, не прошло, слышу, на пасеке будто
из моего обреза пальнули. Я рядом, в колочке, находился. Думаю: "Мать
родная! Этот Шуруп вполне может мой золотой крест у Гриньки заграбастать!"
Со всех ног кинулся к избушке - из нее цыганка молодая мелькнула. Думаю:
"Bce! Накрылся золотой крест!" Не помню, как докандыбал до избушки, и
обомлел - Гринька с кровавой грудью у телеги плашмя лежит... Злоба лютая
глаза мне сразу застила. Как в лихорадке затрясло: "Чего можно у пасечника
вместо креста взять?" Сгреб в охапку с телеги флягу с медом, доволок до
березничка - жила лопнула. Вернулся к избушке, новые кирзачи на Гриньке
увидал. Зачем такая роскошь мертвому? Потянул сапог - Гринька вроде рукой
махнул и голову сдвинул набок. Сдуру выхватил я из корзинки сапожный нож,
которым грузди резал... Больше Гриня не шевелился... Когда кирзачи стянул,
просветление наступило. Вспомнил, что пасечник на моих глазах прятал крест
под свою постель. Сунулся в избушку, руку - под матрас. На месте крест! От
радости совсем рассудка лишился. Каким чудом сапоги Репьева домой припер,
убей - не помню... - Екашев надсадно задышал. - Оправдай, Бирюков, меня
перед народом. Разъясни суду, мол, лютая злоба разум старика помутила...
"Такая злоба, Степан Осипович, хуже называется", - хотел было сказать
Антон, но, заметив, как лицо Екашева натужно стало синеть, промолчал.
Медников быстро принес в палатку кислородную подушку. Следом вбежала
медсестра. Чтобы не мешать им, Антон тихо вышел.
15. "ТАЙНИК В ГОСБАНКЕ"
Квартиру Ивана Екашева Голубев отыскал быстро, однако на продолжительные
звонки никто не отозвался. Слава хотел уж постучать в соседнюю дверь, но та
вдруг, как по щучьему велению, приоткрылась и невысокая полная женщина с
любопытством спросила:
- Вам кого, молодой человек?
- Екашевых.
- На работе они.
Разговорившись, Голубев узнал, что это именно тот Иван Степанович Екашев
- из Серебровки, и что действительно он трудится на кирпичнон заводе, а
Маруся - жена его - нянчится в целинстроевском детсадике. Поскольку Славу
интересовал Иван Степанович, то он, поблагодарив женщину, направился к
кирпичному заводу.
У заводских ворот стриженный наголо молодой парень любовался только что
вывешанным фанерным щитом, на котором жизнерадостный большеротый забияка в
комбинезоне, замахнувшись мастерком, похожим на саперную лопату, лаконично
призывал: "СТРОИТЕЛЯМ РАЙОНА - ПРОЧНЫЙ КИРПИЧ". Ярко-синюю пустоту на щите
заполняла парящая белокрылая птица. Слава остановился рядом с парнем,
порассматривал вместе с ним щит и улыбнулся:
- Встретим "покупателя полноценной гирей"
Парень смущенно царапнул затылок:
- Профорг придумал. Я подсказывал, что двусмысленность получается, а он
говорит: "Сойдет".
- Белый альбатрос на плакате зачем? В нашем районе такая птица не
водится.
- Это чайка. Для композиции.
- Для композиции годится, - Голубев посмотрел па парня. - Сам почему не
по моде подстрижен? Конфликт с обществом?
- В военно-морское училище хотел, но опоздал. Вернулся на завод, а
профорг заставил наглядной агитацией заняться.
- Сам рисовал?
- Сам. Что, плохо?
- Для агитации хорошо... Слушай, где Ивана Степановича Екашева найти?
Знаешь такого?
- Так это ж наш временный профорг!
- У вас до сих пор временное правительство?
Парень хмыкнул:
- Да нет... Постоянный профорг в отпуске, Иван Степанович его замещает. -
Показал на заводскую контору: - В коридоре первая дверь налево.
За первой дверью налево оказался узенький длинный кабинетик, большую
часть которого занимал покрытый зеленым сукном канцелярский стол с
взлетающим каменным орлом над чернильным прибором, чудом сохранившимся с
той поры, когда искусство переживало расцвет фундаментализма. Возле
могучего стола приютился современный столик на тонких ножках, заставленный
банками с кистями, гуашью и масляными красками. Возле стен выстроились
новенькие мягкие стулья. На одном из них, у окна, плечистый смуглый мужчина
с забинтованной левой рукой старательно оттирал смоченной, судя по запаху,
ацетоном тряпочкой бурое пятно на зеленом брезентовом плаще-накидке.
- Вы Иван Степанович Екашев? - спросил Слава.
- Да, - спокойно подтвердил мужчина, не отрываясь от своего занятия. -
Одну минуту. Ототру вот, чтобы не засохло...
- Кровь плохо оттирается, - взглянув на пятно, подсказал Слава. - Надо -
в химчистку.
- Это не кровь - художник краской мазанул. На вешалке плащ висел. Чего
этот живописец с кистью туда полез... - ворчливо ответил Екашев и, видимо,
чтобы сгладить вынужденную паузу, стал объяснять: - Качество кирпича у нас
плоховатым выходит. На днях комиссия из области была. Проверяли-проверяли и
заключение вынесли, мол, кроме технических недоработок, имеются, так
сказать, идейные упущения. Наглядная агитация, например, отсутствует. Вот
теперь приходится в срочном порядке ликвидировать пробел. Хорошо, свой
художник подвернулся... - Помолчав, вздохнул: - Агитация, понятно, дело
нужное, только далеко на ней не уедешь. Новый карьер надо открывать - в
старом добрую глину выбрали, но у нас руки не доходят. Уж очень велик спрос
на кирпич стал, про дерево строители теперь совсем забыли... - Екашев
поднес плащ к самому окну: - Вот, пожалуй, оттер кое-как...
- Профоргом здесь работаете? - стараясь издали подойти к сути, спросил
Голубев,
Екашев повесил плащ на вешалку в углу кабинета и сел рядом с Голубевым у
окна.
- Экскаваторщик я, член месткома, - показал забинтованную руку. - Поранил
вот, бюллетеню. Вчера вызывает директор, говорит, мол, надо указание
комиссии по наглядной агитации выполнять, а председатель местного комитета
вернется из отпуска только через полмесяца. Не будем же мы его столько
ждать. Потому как ты, Иван Степанович, профсоюзный деятель - берись за
агитацию. В ней не рычаги двигать - головой соображать надо. Вот и
соображаю, как могу...
- Что с рукой?
- Бытовая травма. Соседкин ухажер, крепко подгуляв, размахался столовым
ножом. Я сунулся успокаивать, да неловко за нож схватился - до самой кости
развалил ладонь. - Екашев посмотрел на погоны Голубева. - Неужели в милиции
стало об этом известно?
- Нет, Иван Степанович, я - по другому вопросу. Давно в Серебровке были?
- Перед тем, как руку поранить.
- По каким делам?
- Родители там живут. Который год уговариваю стариков ко мне перебраться
- квартира позволяет. Не хотят. Замордовались в хозяйством, словно дикари.
Отец - черт бы с ним. Мать жалко.
- Что об отце-то так?
- Да ну его... - Иван Степанович махнул забинтованной рукой, - К старости
совсем помешался. Собственно, он и в прежние годы ненормальным был. Еще
пацаном помню, после войны, все вздыхал: "Эх, Ванек, скопить бы нам
миллион. Вот бы зажили тогда!" Всю семью экономией извел, в соседских
обносках, считай, выросли. А в сорок седьмом году при денежной послевоенной
реформе его чуть паралич не разбил. В райцентр помчался, сколькото там
обменял накопленных денег, на остальные полную ботку повидла привез. Первый
день всей семьей ложками ели, потом из экономии запретил такую "роскошь".
Так почти вся бочка и пропала, испортилась... - Екашев тяжело вздохнул: -
Нас, пацанов, работой измотал. Сверстники, бывало, в колхозе копны на
лошадях возят при сенокосе, а мы от зари до зари для собственной скотины
литовками машем. Еле с сенокосом управимся - на полмесяца собственную
картошку копать. По целому гектару сажали. Пока не выкопаем, в школу не
пускал. Да и учились мы: кто до пятого класса, кто до седьмого, полностью
ни один из нас школьного образования не получил. Это я уж в армии с
техникой познакомился, специальность там приобрел. Вернулся со службы,
плюнул на отцовские порядки и вот сюда, на завод, устроился. Глядя на меня,
другие братья так же поступили. Лишь самый младший из-за судимости на
службу в армию не попал - так балбесом и остался...
- Где он теперь?
- Никто из наших не знает, где его черт носит. Уже несколько годов ни
слуху ни духу нет.
- А что о серебровском пасечнике можете сказать?
- О Григории Репьеве?.. Я мельком его несколько раз видал, когда он
квартировал у стариков. Вот с тем же Репьевым... Отец брал с него за
квартиру десять рублей в месяц, а матери говорил, что всего пятерку
квартирант платит.
- Зачем он деньги копит?
- Спроси чудака! И куда прячет накопленное, никто из нашей семьи не
знает.
- Может, в сберкассу складывает?
- Какая сберкасса!.. - Иван Степанович грустно усмехнулся:
- Старик не верит никаким сберкассам. Да что об этом говорить... Он за
всю свою жизнь в долг никому никогда копейки не дал.
- У него золотой крест был?
Невеселые глаза Ивана Степановича насторожились, но ответил он
по-прежнему спокойно:
- Помню, еще Отечественная война не кончилась, показывал металлический
желтый крест. Золотой, нет ли - не знаю, но тяжелый. Подержать его дал и
говорит: "Вот, Ванек, сколько у твоего папаши золота! Может, на целый
миллион"...
В общей сложности Голубев проговорил с Иваном Степановичем больше часа.
На все вопросы тот отвечал обстоятельно и так спокойно, что казалось, будто
говорит он не о родном отце, а о совершенно постороннем человеке, которого
ненавидит всей душой, стараясь, правда, не показать эту ненависть. О
покупке Барабановым машины и об убийстве пасечника Иван Степанович, судя по
его ответам, ничего не знал.
Одно только насторожило Голубева: Екашев-сын так ни разу и не спросил,
что это вдруг милиция заинтересовалась его отцом?.. Невольно напрашивался
вывод: или Иван Степанович настолько сдержан, что не позволяет себе
задавать вопросы сотруднику милиции, или осведомлен обо всем происшедшем
ничуть не меньше этого сотрудника...
С кирпичного завода Голубев направился на железнодорожный вокзал, чтобы
узнать - не замечали ли там дежурные в последние два-три дня каких-либо
подозрительных приезжих лиц? Ничего заслуживающего внимание он на вокзале
не узнал и на попутной машине доехал до райотдела.
Погода портилась. К шести вечера, когда в кабинет внезапно вошел Бирюков,
сумерки сгустились уже так, что Голубев сидел при включенной настольной
лампе,
- Информцентр УВД прислал справку о судимости Репьева? - спросил Антон.
- Так точно, - Слава достал из сейфа отпечатанную на машинке страницу. -
Оригинальная судимость...
Бирюков внимательно прочитал текст - официальное сообщение полностью
подтверждало то, что рассказывал Бирюкову-старшему сам Репьев.
Разговорились. Антон заинтересовался было ранением руки Ивана
Степановича, но, подумав, сказал:
- По-моему, Иван в этой истории сбоку припека. Кстати соседа-буяна за
шуточки с ножом привлекать надо. Но сейчас меня другое беспокоит... - Антон
поднялся и заходил по кабинету. - Скажи, Слава, в районе есть уголовник по
кличке "Шуруп"?
- Первый раз такую кличку слышу.
- Я тоже. Давай вместе соображать. Может, какой-нибудь Шурупов есть?
Голубев задумался:
- Нет Шурупова... Винтиков есть!
- Черный, здоровый?
- Наоборот. Беленький сморчок-карманник.
- Не тот. Еще?..
Слава по памяти перебрал все знакомые фамилии привлекавшихся в последнее
время по уголовным делам, но ни одна из них не подходила, чтобы стать
производящей для клички "Шуруп", Начали прикидывать от обратного - опять
ничего не получилась.
После получаса бесплодных догадок Бирюков сел к столу и, глядя на
Голубева, сказал:
- Ладно, Слава, давай подумаем, кто мог органиэовать провокационный
звонок в Серебровку? У Ивана Екашева есть квартирный телефон?
- Да. Я вначале обнаружил его в телефонной книжке - Екашев И. С., потом
уточнил у наших паспортистов.
Антон взял телефонный справочник. Отыскав фамилии, начинающиеся с буквы
"Т", проговорил:
- Может, и у "пани Моники" есть телефоичик..,
- У кого? - не понял Слава.
- У одной из знакомых Барабанова, - Антон быстро прочитал короткий
столбец фамилий и словно удивился: - Есть! Тузкова М. Л., улица Целинная,
двадцать четыре, квартира восемь. И номер телефона, пожалуйста...
- Майя Тузкова? - спросил Голубев.
- Она. Лаборанткой на элеваторе работает. Знаешь?
- Не только Майю, но и самого Тузкова - бывшего ее мужа, который
повесился, знал.
- Повесился?.. Как?
- Довольно оригинально. Пьяный забрался в платяной шкаф, в современных
квартирах ниши такие есть с дверками. Спрятался Туэков туда и на шелковом
галстуке... Ушел, как говорится, в мир иной.
- Причина?
- Белая горячка. И воровал.
- Как Майя к этому относилась?
- Прятала краденое. - Слава оживился. - Однажды додумалась тайник в
Госбанке устроить. Она там тогда работала. Туфли и золотой браслет в
служебный стол замкнула. Больше месяца мы их искали, пока мне в голову не
стукнуло на работу к Майе заглянуть. Только присел к ее столу, она и
обомлела. Сам Тузков по этому делу полтора года ИТК получил, а Майя столько
же схлопотала условно. Из Госбанка ее, конечно, уволили, и она устроилась
на элеватор. Между прочим, после судебного процесса в районной газете был
напечатан фельетон моего собственного сочинения под детективным заголовком
"Тайник в Госбанке".
- Ух ты, детективщик, - Антон улыбнулся. - А как теперь Тузкова?..
- По уголовным делам больше не проходила, но с друзьями бывшего мужа,
по-моему, общается. Недавно в ресторане видел с Сашкой Бабенко.
- Кто это такой?
- Похлеще карманника Винтикова. Из неполных тридцати - десять лет провел
в местах не столь отдаленных.
- Как выглядит внешне?
- Черный... Здоровый...
- Кличка?
- До судимости был "Шуровоз", в колонии могли перекрестить.
- "Шуровоз", говоришь?.. - Антон вдруг нахмурился. - Значит, Шура...
Шур... Шуруп, а?..
- Вполне возможно! - подхватил Голубев, на секунду задумался, заглянул в
раскрытый телефонный справочник и торопливо выпалил: - Смотри, Игнатьич!..
Тузкова живет в том же доме, что и Иван Екашев. У нее восьмая квартира, а у
Ивана - шестая...
19. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Антон Бирюков прекрасно понимал, что многие события и факты, кажущиеся
поначалу необъяснимыми совпадениями, на самом деле закономерны и объяснимы.
Надо только настойчиво и быстро искать ту невидимую нить, которая
впоследствии увяжет все "случайности" в единую логическую цепь.
- Не Сашку ли Бабенко успокаивал Иван Степанович, когда руку поранил? -
неуверенно произнес Голубев.
- Может быть. Еще?..
- У Тузковой и Екашева на квартирах есть телефоны. С любого из них Майя и
Иван Степанович, сговорившись, могли без свидетелей "разыграть" Барабанова
с покупкой машины.
- Сколько лет Тузковой?
- Не больше тридцати.
- Ивану, насколько знаю, далеко за сорок. Сомневаюсь в их альянсе... -
Антон придвинул к себе телефонный аппарат, задумался; - Сейчас, Слава,
проведем психологический эксперимент. Я звоню Тузковой и спрашиваю, знает
ли она Андрея Барабанова...
- Что это даст?
- Во-первых, по тому, как отреагирует Тузкова, можно узнать, насколько
близка она была с Барабановым. Во-вторых, если только Майя принимала
участие в розыгрыше, она от неожиданности должна растеряться или хотя бы
замешкаться. Согласен?
- Логично... Но как ты назовешься? Скажешь, что говорят из уголовного
розыска?
- Я ничего не скажу, я спрошу.
- А дальше?..
- Будем действовать в зависимости от того, ках отреагирует Майя.
- Дерзай, Игнатьич!
В телефонной трубке долго раадавались длинные гудки, словно - в квартире
никого не было. Бирюков совсем уж было хотел разочарованно положить трубку,
но в это время гудки смолкли, и, похоже, нетрезвый женский голос нараспев
протянул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15