А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Именно пронизывающий все ужас и заставил колонистов требовать эвакуации.
— Теперь — что же это за страх? Он прост и примитивен. Это боязнь темноты. Это страх, который мы унаследовали от предков, живших примерно так же, как эти люди. Этот же невыносимый страх захлестывает эту планету, он вырвал этих людей из их времени и перенес в наше…
— Который мог бы, — медленно сказал я, — объяснить их исчезновение. Они исчезли не в пространстве, но во времени…
— Тогда почему же капитан Спенс их не заметил, а нашел только влажную краску? — спросил Риццио, радуясь, что может отвлечься от того, что его драгоценное оружие лапают эти чужие, грязные руки.
— Я думаю, что смогу это объяснить, — сказал я. — Он приземлился здесь, как вы помните, чтобы перекалибровать управление приводом Манншена. Темпоральные поля, сгенерированные его приводом, должно быть, отбросили аборигенов обратно в их время.
— Все очень интересно, — пробормотал он, — с академической точки зрения. Но, как вы напомнили нам, Сара, вы — телепат. Что они готовят? — он попытался невесело пошутить. — Может быть, это будем мы?
— Боюсь, что так, — ответила она. — Если только…
— Если только что? — резко спросил я.
— Может быть способ… — медленно проговорила она. — В конце концов, я специалист широкого профиля — и это часть проблемы. Я могу чувствовать то, что чувствуют те люди. Эти их рисунки, разумеется, обладают определенным магическим значением. Художник изображает охотников, убивающих животных — и таким образом заговаривает охоту на удачу. Кто-то — мы знаем, что это был капитан Спенс со своей командой — повредил рисунки и разрушил чары. По следам пещерные люди определили, что виновны в этом человеческие существа — поэтому художник сотворил новые магические изображения, чтобы привести виновных к расплате. По всем законам абсолютной этики они — пострадавшая сторона.
— Абсолютное шутовство! — рявкнул Риццио.
Он говорил слишком громко.
Один из пещерных людей оставил группу у костра, прошел к нам и сильно ударил его по губам. Риццио выплюнул кровь и сломанный зуб. Если бы взглядом можно было убить, то его глаза были бы гораздо более смертоносным оружием, чем даже пистолеты.
Мы все некоторое время молчали, прислушиваясь к бессмысленной для нас болтовне первобытных людей. Мы смотрели, как один из них втиснул свои огромные конечности в блузу и шорты Риццио, слушали смех, когда одежда лопнула по швам. Я подумал, что произойдет, когда они проявят чрезмерное любопытство к оружию. Вполне возможно, что в этом могло заключаться наше спасение. Но, похоже, они каким-то образом поняли, что это оружие, и обращались с ним с соответствующим уважением.
Я прошептал:
— Я понимаю твою мысль, Сара, хотя и не согласен с тобой. Несомненно, должен быть какой-то способ…
— Способ есть, — пробормотала она. — Ты увидишь. Будьте готовы ко всему, вы оба.
Запястья у меня онемели, и только через некоторое время я ощутил что-то странное. Будто бы небольшая змейка скользила у меня по коже. Руки были связаны за спиной, и я не мог видеть, что происходит. Я испугался и решил, что это змея. Я и шевельнуться не смел, чтобы не рассердить эту маленькую тварь и не спровоцировать ее на укус.
Затем то же самое ощущение возникло у лодыжек. В этом случае я мог видеть, что происходит. Грубые узлы из полосок шкуры медленно развязывались. Я взглянул на Сару и по ее выражению понял, что она предельно сосредоточена, затем вспомнил, что талант телекинеза является одним из ее достоинств.
Постепенно в ступнях и кистях восстановилось кровообращение. Это было крайне болезненно. Но все равно я видел, что и Луиджи теперь свободен, и начинают развязываться узлы у Сары. Я чувствовал, что стрелок напрягается для прыжка к куче наших вещей у костра в надежде схватить пистолеты и уничтожить врагов.
— Не надо! — буркнул я ему. — Не делай этого!
Он слегка расслабился:
— Почему? — потребовал он.
— Пусть Сара играет по своему сценарию.
— Да, — сказала она. — Оставьте это мне.
И снова мы слишком расшумелись. И снова тот же зверь, что утихомирил нас ранее, оставил свое место у костра и нетвердой походкой двинулся к нам.
Внезапно у стены пещеры, где сгрудились женщины, раздался вопль. Языки огня появились среди сухого папоротника, являвшегося их общей постелью. От группы отбежал ребенок; его волосы горели.
— Проклятье! — пробормотала Сара. — Я не имела в виду…
Снова вспыхнул огонь — на куче нашей одежды, на передниках из шкур, которые носили мужчины. Зверь, присвоивший себе функции нашего охранника, завопил и сорвал с себя одежду.
— Сейчас! — взвизгнула Сара.
Мы с Риццио мгновенно оказались на ногах. Я рывком поднял на ноги Сару. Риццио бросился к костру, расталкивая пораженных и перепуганных дикарей. Не обращая внимания на ожоги, он схватил два своих пистолета калибра 0, 5.
— Луиджи! — завопила Сара. — Нет. Нет! Я обещала…
Оружие загрохотало, прыгая в руках Риццио. Я слышал его ругань приглушенную громом выстрелов. Даже несмотря на возбуждение и страх, в тот момент я мог заметить, что ни один из его выстрелов не попадает в цель.
Грубые руки схватили меня за плечо. Я отпустил Сару, повернулся, чтобы встретить противника. Это был художник. Он увернулся от моего удара, схватил Сару за запястье и потащил к выходу из пещеры. Шатаясь, я побежал за ними, затем осознал, что Луиджи движется рядом со мной. Позади нас огонь быстро разгорался, и, по крайней мере, на данный момент барьер пламени удерживал наших преследователей и давал нам достаточно света, чтобы мы видели путь и различали светлую фигуру девушки и более темную ее похитителя.
Они остановились. Пещерный человек присел на корточки и начал делать руками странные, подметающие движения. Сара стояла рядом.
— У меня еще остался один патрон! — задыхаясь, заявил Риццио, поднимая правую руку.
— Луиджи! — голос Сары звучал безапелляционно. — Опусти эту штуку. Сейчас же!
— Но…
— Лучше делай, как она говорит, — сказал я ему.
— И смотри, куда ступаешь! — приказала она.
Мы осторожно приблизились к паре. Пещерный человек, как я понял, быстро рисовал на песке, уверенными движениями обрисовывая контуры. С виртуозным мастерством он выразил голод, терзавший животное, которое он рисовал, голод и злобу. Мне не хотелось бы встретить такого зверя темной ночью. Мне не хотелось бы его встретить и среди белого дня.
Перпендикулярно к нашему проходил еще один тоннель. Из него донесся зловещий шорох, царапанье острых когтей по камню. Я взглянул на примитивный, но все же выразительный рисунок и слишком ясно себе представил колючую, длинномордую и острозубую тварь, которая к нам приближалась.
Художник сорвал свою набедренную повязку и швырнул ее в ту сторону, откуда мы прибежали. Затем, схватив Сару за руку, он побежал. Мы последовали за ними. Последнюю часть путешествия мы двигались вслепую, и я пожалел, что у Луиджи не хватило соображения схватить фонарь вместо пистолетов. Такое ощущение достаточно неприятно, даже если вы полностью одеты и обуты. Мы с Луиджи были изодраны и истекали кровью, когда, наконец, выбрались наружу. Сара с художником даже почти не поцарапались. Вертолет стоял на месте. Каким-то образом — хотя нам пришлось выбросить часть припасов — нам удалось поместиться в кабину вчетвером. Взлетая, мы слышали нарастающий рев из пещеры и поняли, что пещерные люди, имея опыт общения с тварью, которая осталась прикрывать наш побег, несомненно, победят ее.
Приятно было сознавать, что они не смогут достать нас в шлюпке на орбите.
Казалось, прошло долгое время, когда «Леди Фарэуэй», в ответ на призывы, посылаемые Сарой, появилась и подобрала нас. Это и было долгое время — субъективно, имеется в виду, для Луиджи и меня. Луиджи печалился о том, что потерял веру в свое оружие, и, насколько я знаю, он так и не простил Сару за то, что она не позволила ему стрелять.
— Но я обещала художнику, Раулю, — объяснила она. — Я обещала, что если он поможет нам бежать, то ты не станешь применять свое оружие против его народа…
Луиджи печалился, что потерял уверенность в своей твердой руке и верном глазе — а я о том, что потерял Сару.
— Я все еще люблю тебя, — говорила она, — в какой-то степени. Но ты не телепат, и у тебя нет таланта, который можно было бы развить и отточить. А Рауль — телепат, и еще многое другое. Посмотри на это таким образом — мог бы ты жить с женщиной, с которой у тебя нет общего языка? С Раулем я могу говорить так, как никогда не смогла бы говорить с тобой.
— И ты можешь полюбить его так, как никогда не любила меня, — горько заметил я.
— Ну конечно. Я могу любить его так, как никогда не любила никого из моих коллег-телепатов в институте. Меня привлекло к тебе то, что ты человек действия. Рауль тоже человек действия — и к тому же, один из нас.
Так что «Леди Фарэуэй» подобрала нас и отвезла обратно на Туле. Рауль необычайно быстро адаптировался, как во время путешествия, так и после — но он практически жил в сознании Сары, так что, в конце концов, может быть, это было не так уж удивительно. Он, должно быть, еще больше адаптировался во время долгого путешествия к Земле, но у меня нет информации из первых рук. Я позаботился о том, чтобы не путешествовать на тех же кораблях.
Сейчас с ним носятся в институте Райна — его коллектив много времени уделяет изучению симпатической магии, которой, должно быть, пользовались земные пещерные люди отдаленного прошлого. Они еще не знают, как изображение животного может воздействовать на самого животного, но надеются это узнать. Также они пытаются узнать, действительно ли последний рисунок Рауля на Кинсолвинге — где люди нападают на людей — воздействовал на Сару, Луиджи и меня и протащил нас через всю Галактику в Приграничье.
Человек, который не мог остановиться
В мирах Приграничья к переселенцам относятся без особой щепетильности.
Местные жители могут себе это позволить. Ночное небо, в те сезоны года, когда солнце совпадает с огромной чечевицей Галактики, выглядит пугающе, даже для тех, кто родился и вырос на планетах этой последней, окончательной границы мира. Гнетущее впечатление создает именно пустота небесного свода, пустота, которую усугубляют далекие пятна галактик, других островков вселенной. Многие прибывали на Туле, или Фарэуэй, или Ультимо, чтобы начать новую жизнь, но, пробыв несколько месяцев, они садились на корабль к какой-нибудь планете поближе к центру Галактики, к какому-нибудь миру, где небо ночью усыпано звездами, зовущими, дружелюбными огнями разбросанных в космосе колоний и королевств.
Из миров Приграничья происходит постоянный отток населения. Они импортируют буквально все, а экспортируют молодых мужчин и женщин. Без помощи Федерации колонии пришлось бы покинуть; но это аванпосты на границе бесконечной тьмы, и как таковые их нужно содержать в порядке.
Эти миры таковы, что человек, убегающий от чего-нибудь, уже не может бежать дальше.
Клаверинг бежал, и бегство привело его на Фарэуэй. Первоначально он попал в розыск на Земле, но за время побега он добился того, что его персоной заинтересовались полицейские силы по меньшей мере дюжины других планет. Первоначальным преступлением был грабеж с применением насилия — и, что усугубляло ситуацию, с точки зрения земных властей, жертвами его преступления были негуманоиды, причем негуманоиды весьма высокопоставленные. Конечно, и представить себе было невозможно, что Империя Шаара объявит Федерации войну в связи с кражей императорских регалий; но все равно Высокая королева резко прервала свой визит в Вашингтон, и ее прощание с земными сановниками было далеко не теплым.
Клаверинг бежал. Он подкупал, прятался, подделывал билеты, прокрадывался без них, каким-то образом оставался на свободе и каким-то образом перемещался. Пластические хирурги на четырех планетах помогли ему изменить внешность. Где-то по маршруту своего путешествия к своим преступлениям он добавил убийство — хотя на самом деле это была самозащита. Клаверинг обладал духом беспокойным, мятущимся — но все же его нельзя было назвать злым человеком. Были и другие кражи — преимущественно денег. От крупных предметов, например, регалий Высокой королевы, не так-то просто избавиться, даже если разломать их на части.
Клаверингу уже давно было известно, как это известно всем, кто живет по ту сторону закона, что миры Приграничья преступников не выдают. Решение он принял на планете Ван Димена. Дружелюбно настроенный офицер полиции подкинул ему информацию к размышлению: земные агенты прибудут на следующем лайнере, а свободный фрайтер «Веселый Бродяга», принадлежащий линиям Фарэуэя, направляется домой и уже почти готов взлететь из порта Тасман. Его капитан был не против пополнить свою зарплату, за очень короткий срок организовав пропуск на корабль.
От планеты Ван Димена до Фарэуэя полет долгий, целых двенадцать недель субъективного времени. Поэтому у странных, искажающих измерения полей привода есть время для того, чтобы последняя половина полета совершилась в абсолютно нереальном континууме. Через широкие иллюминаторы видны не обычные завихрения света, а звезда за звездой; миллиарды звезд, уходящие в бесконечность. Некоторые капитаны, летающие в Приграничье, предупреждают пассажиров о том, чего можно ожидать, когда межзвездный привод отключен. Другие не предупреждают, и капитан «Веселого Бродяги» относился к их числу.
Это был шок, подобный физическому удару — внезапная пустота там, где долю секунды назад сияли небесные рои. И даже хуже, чем полная тьма, было увидеть единственное одинокое солнце и несколько далеких тусклых туманностей.
Клаверинг посмотрел, глотнул и решил, что ему на Фарэуэе не понравится.
Он не изменил своего мнения, когда два дня спустя предстал перед инспекторами по иммиграции в порту Ремот. Перед тем как пройти в комнату отдыха корабля, он посмотрелся в зеркало в своей каюте и решил, что мистер Джонс с заурядной внешностью — лицо как лицо, волосы цвета волос, глаза цвета глаз — совсем не похож на привлекающего внимание Джеймса Клаверинга, который сбежал с Земли. Он проверил свои бумаги. Это были хорошие бумаги: недаром он хорошо заплатил за них.
Старший иммиграционный офицер сидел за столом в комнате отдыха, и рядом с ним — старший стюард. Когда Клаверинг приблизился, он поднял глаза — унылые серые глаза на почти детском розовощеком лице.
— Это мистер Джонс, — сообщил стюард.
Инспектор его проигнорировал.
— Ваше имя, — заявил он, — Клаверинг. Вы в розыске за грабеж с насилием на Земле, убийство на Каррибии, подлог на Новой Каледонии…
— Меня зовут, — сказал Клаверинг, — Джонс. У меня есть бумаги…
— Конечно, у вас есть бумаги. У кого вы их раздобыли, кстати? У Лазаруса на Новой Каледонии или у Макдональда на планете Ван Димена?
— Меня зовут, — повторил Клаверинг, — Джонс.
— Мистер Джонс, — сказал инспектор, — я уверен, что вам известно, что мы здесь не выдаем преступников. Но — имейте это в виду — мы можем, в крайних случаях, их депортировать. Более того, у нас здесь действенные силы полиции, и наши тюрьмы — это не роскошные отели, как везде, в других частях Галактики. Как мне кажется, вы это еще узнаете. Надеюсь, что ошибаюсь — но ошибаюсь я редко.
И он отвел свои унылые глаза.
Когда паспорт проштамповали, Клаверинг попрощался с несколькими знакомыми на борту корабля, затем взял такси от космопорта до Фарэуэй-Сити. Город был именно таким, как он и ожидал — чрезмерно разросшееся село. Над ним возвышались покрытые снегом вершины Гряды Ласта — названной, как Клаверинг узнал из судовой библиотеки, по имени Командора Ласта, который первым приземлился на Фарэуэе.
Он устроился в отеле «Римрок Хаус», который порекомендовал ему стюард. Когда принесли багаж, он запер дверь и убедился, что оставшиеся у него драгоценности Шаары в полном порядке. Затем осел на кровать, чтобы обдумать свое положение.
У Клаверинга было много времени для чтения на пути из порта Тасман. Он узнал, что законы миров Приграничья защищают преступников от последствий преступлений, совершенных в других местах Галактики, но в то же время они составлены так, чтобы лишить их плодов этих преступлений. Например, он мог бы отнести украшенный бриллиантами пояс Высокой королевы Шаара любому из городских ювелиров без малейшей опасности ареста. Но — ювелир мог забрать его себе, вернуть владельцу и получить наградные.
— Все они кучка надувал, — буркнул Клаверинг.
«На Фарэуэе должны быть скупщики краденого», — подумал он. Проблема, как их найти. Другая возможная проблема: могла просочиться информация, что человек, укравший имперские регалии Шаары, находится на Фарэуэе. В этом случае Клаверинг мог ожидать визита от местного криминального мира.
Клаверинг исследовал содержимое бумажника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13